Давай перевернём Вселенную

В следующие четыре дня Тиралик пытался осознать, чего же от него хотят: он должен будет руководить тысячами девочек, заставлять каждую делать определённые вещи? Нет, заставлять будет друид из Древа, Аника с Доктором скажут, кому какую команду давать. Задача – связать разумы в единую систему, чтобы все действовали одновременно и слаженно. Если раньше Тиралик опасался не справиться с миссией «помочь изменить Вселенную», то теперь он уже не боялся. Он знал точно, что не справится. За кого Повелитель Времени его принимает?! Наверняка Доктор очень скоро сам поймёт, что ошибся, зря взял на корабль иллинойца. И найдёт более подходящий «переходник», вроде дракона Сама из последнего видео. Тогда будут ли дальше инопланетяне таскать за собой балласт, создающий кучу проблем? Вряд ли. Кинут на ближайшей по курсу планете, вроде Терры-57. Тиралик никогда не узнает, получилось или нет изменить Вселенную, возродились ли Небесные Палаты? А если даже получится – никогда их не увидит. Надо любой ценой остаться в ТАРДИС. Хоть на правах безмолвного подавальщика плит. Теперь он сам предлагал помощь в починке: перезаряжая лазер, собирая инструменты, чувствуешь себя при деле. И ещё хотелось узнать, кто такая Грейн; Тиралик искал любой повод, чтобы пораспрашивать её. Аника соглашалась неохотно. Но в те редкие минуты, когда удавалось пообщаться, он узнавал много интересного о Старой Земле, об отношении землян к высшим силам, о забавных обычаях, вроде празднования Рождества с хороводами вокруг хвойного дерева. Иногда девушка пела тягучие молитвы, так непохожие на современные ритмы Небесных Палат, и всё равно трогательные; чем-то они напоминали песни гондольеров, распевные и мелодичные. После очередной вылазки на обшивку Тиралик с девочкой сидели за столиком в саду, и запах розовых кустов пропитывал всё, даже пресные лепёшки: Грейн очень редко ела мясо, и Анике не позволяла, высчитывая какие-то свои «посты» – причём речь шла явно не о публикациях в блоге. Тиралик набрался храбрости и спросил: – А ты любила когда-нибудь, Грейн? Та закашлялась, подавившись лепёшкой; пришлось стучать по спине. Проморгавшись, возмутилась: – Что за вопрос?! В Древе есть Нерушимый Запрет на подобное. И я давала обет, вступая в Орден. Она помолчала. Через минуту обронила тихо-тихо: – Да, любила. С печалью рассказала о том, как несла служение Деве Марии в замке Мариенбург среди рыцарей-крестоносцев, выдавая себя за мужчину. Грейн (тогда ещё Грета фон Таупадель) не знала, что братья раскрыли её секрет, и что от поругания её оберегает молодой Бриан д’Артуа, таясь и везде следуя. Однажды крепость окружили поляки. Чтобы позвать на помощь венгерского короля Сигизмунда, комтур замка послал Грету провести отряд во главе с Брианом через заброшенное подземелье. Но в подземелье ждало древнее зло, и отряд погиб, а Бриан только перед смертью открыл свои чувства. Грета выжила благодаря Древу. Там же она соединилась с девочкой-космоинженером Тирейн из пятьдесят второго века Земли, обрела её знания о ксенотехнике, тягу к изобретательству и стала Грейн. С помощью новых возможностей она надеялась вернуться в проклятое подземелье, вытащить Бриана и остальных: теперь у неё была временная капсула, к тому же Древо могло открывать ходы в различные миры и эпохи. Однако техника будущего не проникала глубже двадцатого века, а пересекать собственную линию жизни оказалось против правил Древа. Грейн долго пыталась пробиться, только всё было напрасно. Тогда она решила найти пристанище Бриана после смерти, но не обнаружила во Вселенной ни Рая, ни Ада. Нашлось всё: миры, полные страданий; миры, созданные для наслаждений; огромные хранилища информации о когда-либо существовавших людях. Но того, про что говорило Святое Писание, нигде не было. Куда уходят души? Есть ли вообще у человека душа?.. Пребывая в грехе отчаяния, Грейн вопросила Древо о Боге. То явило образы сущностей, которые создают каждую из параллельных реальностей, поддерживают их различными и не дают слиться воедино. В нашей реальности таким существом оказался Доктор. – Но он – не Бог, – подытожила Грейн. – Просто чудак в старой полицейской будке. И ничего не знает о посмертии – я все его воспоминания облазила, поверь мне. Тиралик отодвинулся от стола, поражённо глядя на девочку с фиолетовой чёлкой. Минуту назад Грейн казалась самой простой и близкой в этом древнем безразмерном корабле Повелителей Времени. А вот же – она скачет по реальностям, ищет богов. Общается напрямую с невообразимым межмировым разумом под названием «Древо». Снова навалились страх и одиночество. Что иллиноец здесь? Зачем? Игрушка для высших сил, винтик к их супермашине? Словно в абстрактной картине находишь узнаваемые образы, а потом замечаешь чуждый штрих – и всё твоё понимание разваливается на куски. Тиралик трепал салфетку, он не мог больше выносить сдвоенный взгляд синего человеческого глаза и яркого окуляра. Спросил без надежды: – Вы вернёте мою расу? Грейн неожиданно взяла его беспокойные пальцы в свои, тёплые, твёрдые, и сказала убеждённо: – Не «вы». Мы. Мы вернём. Давно миновала полночь, мраморные часы на комоде показывали три, но спать не хотелось; среди вечной космической темноты все попытки не путать день с ночью провалились. Где переливчатый свист и пение хора Храма Отречения, которые возвещали о времени вставать и времени полдничать, идти на службу и прервать работу? На Терре-57 были побудка и отбой, здесь же словно всегда длился один мучительный миг. Тиралик старался просунуть медную проволочку в зазор на виске неоконченного бюста. Собственные пальцы, толстые, неповоротливые, дрожали; да и голова дамы получалась не по задумке. Не похоже это на Тину. Он бросил неуклюжие крошечные плоскогубцы, смахнул со стола обрезки проволоки. Прикрыл глаза. Слишком ясно представлялось, какой толщины и формы должны быть нити, какое начальное угловое натяжение придать каждой, чтобы сплелись мгновенно и точно. Жалкие инструменты, жалкие материалы. Жалкие, ни на что не способные руки. Жалкий главный ваятель без челнока. Поутру – если проснулся, считай, утро, – Аника попросила через коммуникатор помочь. Тиралик вздрогнул от её голоса: хотелось спрятаться под одеялом, забиться куда-нибудь. Куда-нибудь, где не найдут даже всесильные боги, решившие поиграть со смертным, вытащить из речного потока икринку его судьбы, раздавить на стекле и взглянуть через микроскоп, что получилось. Но он не посмел отказать. В этот раз они долго шли по коридорам ТАРДИС куда-то вглубь. Перед очередным люком пришлось надевать белые защитные костюмы – девочка сказала, что иначе сгоришь. За люком оказался подвесной железный мост с тонкими перилами, впереди виднелись раздвижные створки дверей. Мост болтался над бесконечной пропастью, дна попросту не рассмотреть! Со всех сторон открылась бездна: где стены?.. Неужели внутри машины времени действительно умещается целая вселенная?.. В пространстве слева висел необъятный огненный шар, его лучи пекли, словно защиты вовсе не было. Тиралик шагнул на неверное, раскачивающееся под ногами полотно моста. – Огненный шар – это блок-трансферная копия Ока Гармонии, – пояснила Аника по коммуникатору. – Источник питания ТАРДИС, коллапсирующая звезда, которую поместили во временную петлю. Взрывается, отдаёт энергию и перемещается на секунды назад, чтобы снова взорваться. Здесь агрессивное излучение, осторожно, железо быстро разрушается… Сетчатый пол под её ногой разошёлся, как истлевшее кружево. Падая, девочка схватилась за него, но железо крошилось под пальцами, она пыталась взобраться – и сползала в ничто. Тиралик прыгнул к парапету, держась правой за поперечину, левой впился в плечо Аники, только пальцы скользили по толстому пластику костюма. Она мигом бросила ненадёжную сетку, уцепилась за шею спасителя, чуть самого его не опрокинув в пропасть. Пришлось подтягиваться обратно с ношей, рискуя свалиться; девочка рывком перекинула свой вес на перила, стала рядом и прохрипела: – Дьявол, назад давай! Приставными шагами отступали вдоль балок к люку. Когда, наконец, ввалились в него, оба сползли по стене. Тиралик принялся вылезать из потемневшего, потрескавшегося костюма, Грейн тоже поспешила избавиться от своего, рассказывая гортанным голосом, что замена моста – дело долгое, надо ещё остановить производство плит обшивки, чтобы его изготовить. Добавила: «Ты быстро сообразил. Спасибо». Она явно могла погибнуть десяток минут назад, и теперь смотрела благодарно; но избавиться от робости всё равно не удавалось. Перешли в соседний отсек, здесь нужно было снять изъеденный временем кожух с регулятора потока динаморфического генератора. Девочка копалась в электронном содержимом этого ящика, что был выше неё, требовала то наночиповую отвёртку, то реатомовый ключ, а Тиралик ещё не все названия запомнил, и зачастую подавал неверный инструмент. Отскочив от очередного взрыва искр и зажимая обожжённый нос, обругала «свиньёй» за разбросанные детали. Тут кто угодно разозлится! Вырвалось гневное: – Сама раскидала! Ты можешь перемещаться по мирам и разговаривать с богами, но это ещё не значит, что я должен служить у тебя подмастерьем! Девочка озадаченно глянула на него – и захохотала, согнувшись. Тиралик тоже поневоле рассмеялся. – А ты действительно душевный парень, – хлопнула она его по предплечью – выше не достала. – Понятно, чего Аника по тебе сохнет. – Что?! – Влюбилась, коню ясно. Почему, думаешь, стесняется с тобой разговаривать, всё Технику поручает? И трясётся постоянно, не растаешь ли. Даже комбинезоны в последнее время обязательно новые надевает, – ты же у нас чистюля, ещё заметишь на ней пятнышко. Тиралик покосился на собеседницу с изумлением: лицо девушки, не загороженное кибернетикой, наливалось красным. Смущается? Аника вскочила, забыв ящик с инструментами, убежала к входу, хлопнула раздвижными дверьми. И вот как теперь одному пробираться в свою спальню через лабиринт переходов, которые полны временных петель и неожиданных поломок? Тиралик потёр лоб, хмыкнул: это даже интересно. Ученицы то и дело вешались на шею, секретарша Занози млела перед ним, как томлёные сливки, только что голой на работу не приходила, надеясь соблазнить. Как сейчас она перед глазами: фигуристая и невысокая, в пышном ярко-оранжевом платье выше щиколоток – неслыханная вольность для делового костюма, размахивает розовым челноком и тараторит без умолку. Но Тиралик держался от дам на расстоянии. После смерти жены случилось несколько беспорядочных связей, а потом романы заводить расхотелось: надо было поддерживать моральный облик главы касты, блогеры всегда ждут случая раздуть скандал. Затем выбрали на должность в Совете, тут шага не ступишь без огласки. К тому же Тина подрастала – как ей внушить вечные ценности, если не собственным примером? Воздыхательницы оставались ни с чем. Однако вызвать тёплые чувства у инопланетного непостижимого существа – такое с Тираликом в первый раз… Стоп. Влюбилась-то Аника, а Грейн-то её, получается, выдала? Вдруг робот за бестактность сотворит с пленницей какую-нибудь страшную вещь? Что там говорилось насчёт «мучительной казни», насчёт палача, который «неизвестно, когда придёт – через год или в следующее мгновение»? По коммуникатору она не отвечала. На сообщение: «Эй, а проводить в комнату? Я же не доберусь!» – никакой реакции. Вздохнув, Тиралик собрал инструменты, надвинул обратно кожух на так и не отлаженный агрегат да поплёлся мимо длинных рядов темпоральных блоков, гадая, что ждёт за дверьми. Там с равной вероятность могла оказаться и консольная, и Око Гармонии: в ТАРДИС помещения частенько менялись местами. Доктор и Аника держали с кораблём безмолвную связь, договаривались как-то; даже землянка Клара умудрялась передавать ему мысленные приказы. А что делать представителю расы, напрочь лишённой телепатии? Молиться? За дверьми по-прежнему был длинный коридор. Тиралик пошёл по нему наугад, шепча просьбы «указать верный путь», «не губить» и понимая, что слова вряд ли подействуют. Считать ответвления было бесполезно, они могли появляться спонтанно и вести куда угодно. Оставалось идти прямо. Попадётся под ноги лестница – забираться наверх, тупик – сидеть и ждать, когда в нём образуется дверь. Пока ход вёл, не сворачивая, топать, ведь слишком страшно задержаться и перевести дух. Открылся очередной гексагональный люк, оттуда знакомо пахнуло: чай и лёгкий парфюм Клары. Консольная?! Просторный двухуровневый зал, у входа притулилась старая школьная доска с записями мелом. Рано радоваться, таких комнат у ТАРДИС в запасе – несчётное количество, называются «эхо-консольные». Тиралик забрался под мостик и сел на перевёрнутый ящик, прикрыв глаза и восстанавливая дыхание. По ячеистому полу над головой прозвенели шаги – лёгкие, летящие – так ходит только Доктор, который всегда удивлял несоответствием между почтенным обликом и юношескими, порывистыми движениями. Раздался скрипучий голос: – Вы так и не нашли друида? – Он никому не показывается, на послания через фонари не отвечает, – оправдывалась Аника. – Грейн однажды видела его мельком, раздвигая стену коридора, фигуру какую-то в зелёном балахоне, но та сразу скрылась… Послышался ироничный смешок, Доктор заметил: – Подумай сама, не мне же его искать? Получится крайне невежливо, как вламываться в дом старушки, которая не любит гостей, вытаскивать её из шкафа и требовать, чтобы накормила ужином. Да и переходник ваш слабоват, девять потоков – очень мало, Аника. Если даже он переключается между командами по девять девочек со скоростью в полсекунды – ему не справиться и с тысячью, а у нас пятнадцать тысяч воздействующих должны работать как единый механизм. В ответ робот вздохнула: – Задача не имеет решения. – На самом деле – имеет. У Тиралика многопоточное мышление, это свойство Повелителей Времени, аномалия, передавшаяся в искажённой реальности иллинойцу. Возможно, удастся расширить его способности. Доктор взял драматическую паузу. Не вытерпев, Аника спросила: – Как? Послышался щелчок пальцев. – Вортекс. – Неизмеримый Разлом?! – Аника прошептала в ужасе: – Это же убьёт любого, кто не галлифреец! Или сведёт с ума. – Да, а ещё может случиться флюктуативное изменение. Иногда бывает. Где-то одна миллионная шанса, что случится. Тиралик поднялся, пригибаясь, вылез из-под мостика и взбежал по лестнице; девочка ахнула, прикрыла рот. Сказал: – Я согласен. Показывайте свой Неизмеримый Разлом. Доктор, сцепив руки на груди, покосился с недовольством: – Он согласен! Я ещё сам не согласен, так что остынь. – Вы обещали вернуть мою расу. – Тиралик вскинулся, посмотрел упрямо. – Если есть доля шанса, что получится – давайте пробовать. Не вижу другой причины здесь торчать. Галлифреец рассмеялся и тыкнул рогулькой из пальцев: – Отличный настрой! Молодец. Только ты не понимаешь: заглянув в Неизмеримый Разлом, можно вовсе остаться без разума, или погрузится в вечное страдание, которое не остановишь, потому что зациклено в петлю. Тиралик сглотнул, опустил глаза: – Я и так в нём. – О, всегда есть куда расти, знаешь ли! – Если я не пойду на это – вы подберёте кого-то другого? – К сожалению, больше некого. Всё ясно: вот она, «сковородка», о которой говорил Доктор. Смерть, безумие – или спасение Небесных Палат. Почему-то вспомнилось щёлканье ножниц Наткинсона в палисаднике; Тина смотрит вызывающе, выставив тонкий фамильный нос, на уложенных с гроздью винограда волосах едва держится вуалетка… Впереди растёт лазоревый Купол, между башнями петляют вечные ленты пробок. С раскиданных вокруг города островков поднимаются разноцветные лодки: длинные, борта которых перегружены лепными украшениями и драпировками, – и совсем простые, маленькие, клерков или рабочих... Через стены ресторана ТЦ «Островки» просвечивает зелёное небо Неклиды, исчерченное гондолами. Под ним простирается лес вычурных башенок, шпилей с вензелями, балконов. Пахнет руколой, грибами, слышится звон колокольчиков, дальний переливчатый свист к службе… Ушло, исчезло, и никогда не будет. Или будет?! Тиралик выпрямился. С трудом разжав губы от подступившей горечи, произнёс: – Моя жизнь – ничто без Палат. Я готов. Доктор покачал головой, нахмурился. Тут Аника заговорила горячо, с ужасом глядя то на одного, то на другого: – Подождите, мы ещё не все варианты просчитали, нет ли какой тренировки для этих способностей, другого пути? Доктор! – Просчитывай, – согласился тот. – Буду рад, если найдёшь. Второй нижний ярус, Ездовая улица Глубинного города. Центр её занят столиками, за которыми жуют и смеются, а слева и справа тянутся бессчётные лотки, владельцы которых зазывают попробовать «неповторимые деликатесы»: ризотто, шашлычки на шпажках, пиццу со всевозможными начинками. В огромном чане дымятся стручки фасоли, квадратики лука и орешки для пасты, смесь посыпают тёртым сыром. Мускулистый повар так быстро орудует двумя ножами, что рук не видно: мелко рубит мясо и листики базилика, складывает на горячую булочку, разрезанную вдоль. Стоит чад, уличная вытяжка не справляется; в нём бродят дразнящие запахи жареных колбасок и подпекающихся на гриле овощей. Тиралик подходит к знакомому лотку. Кулинар Кавираси улыбается во все жёлтые зубы, предлагает «драгоценному мастеру» скидку на «Коктейль из живых морепродуктов». Вытаскивает из мутной воды маленького осьминога, тот обхватывает щупальцами грубые пальцы. Кавираси привычным движением встряхивает кисть, чтобы присоски отпали. В глубокой сковороде уже кипит бульон со специями и зеленью, лежат мидии. Осьминог чувствует жар, щупальца беспокойно извиваются, морская тварь словно знает, что сейчас будет. Продукт бережно опускают в сковороду – тот не хочет, цепляется за края, но его поправляют, заталкивают. Через несколько секунд повар вынимает, даёт отдохнуть – «пугает» осьминога, чтобы не был резиновым. Щупальца загибаются, присоски разбухают, но голова ещё жива, умные страдальческие глаза открыты. Сейчас его снова окунут и вынут. И тут Тиралик пересчитывает щупальца: девять. Он сел на кровати в холодном поту, сердце выпрыгивало из груди. Отдышался, лёг снова. Приснится же. Розовое небо, которое вблизи крошечного солнца меняет оттенок на голубой. Песок и редкие камни, красная скала вдалеке похожа на стопку лепёшек у жадного пекаря – каждая следующая лепёшка меньше предыдущей. Ни одного следа: здесь не бегали ящерицы, не взрывали грунт дождевые потоки, ветер не вытачивал каменных замков, вся планета окутана дряхлой пылью, словно комод старой донны. И тем удивительнее среди равнины заметить шесть статуй: воздетые руки, струящиеся светло-лиловые плащи с высокими воротниками – разреженная атмосфера щадит краски. – Это Повелители Времени? – спросил Тиралик. Бронзового оттенка скафандр впереди – такой же, как у него, – остановился, повёл перчаткой. В шлеме включился голос Доктора: – Да, фракция Патрекс любила водружать такие композиции, обыгрывать временной ландшафт. Неизмеримый Разлом здесь проходит всего четыре минуты за всё существование Вселенной, и они уже близки. Аника, дальше не ходи, сгоришь. Махина экзоскелета слева замерла. – Удачи, – надтреснуто сказала девочка, словно только плакала… Хотя она же не может плакать, слёзных желёз нет, в раннем детстве заменены форсунками. – Грейн за вас молится. Живая башня из проводов и металлических костей осталась позади. О-о, Аника старалась – столько упражнений, выворачивающих мозг, методов расширения сознания, техник медитации и прочей ерунды ни один иллиноец ещё не пробовал на своей шкуре. Вообще ни одно более-менее разумное существо. После всех её издевательств обращение к великой и неукротимой силе, способной выжечь разум вместе с черепом, казалось забавным аттракционом. Ура, никаких больше по утрам «запомни двести карточек одновременно». Пошли его последние минуты. Смертному не вынести и мига между жерновами Вортекса. Только кто смог бы продолжать жить, зная, что не сделал всего для возвращения родного города? Что пусть ничтожная возможность, но была, – а ты упустил её? Вспомнился давешний сон про осьминожку, дежурная улыбка Кавираси. Умелец он был, конечно, и морепродукты подавал только свежие. Вот если осьминог большой, его берут за мягкую голову и опускают на горячую решётку, несколько человек встают кругом и держат палочками. Щупальца извиваются, но их растягивают и прижимают к прутьям, чтобы лучше поджарились, а осьминог лежит и терпит – что ему ещё остаётся? Только глаза всё грустнее и грустнее смеживает. Свободными конечностями бьёт по жаровне, ищет избавления, тянется прочь. Повара подмечают его неумелые попытки сбежать и весело хохочут в предвкушении вкусного ужина… Доктор отпрянул, сквозь прозрачный шлем была видна гримаса отвращения. Выдал возмущённо: – Тиралик! Ты только что отбил мне всякое желание спасать твою расу. Впрочем, корейцы на Земле ещё и не такое вытворяют. – А… Я предполагал, через скафандр мыслей не слышно… Извините. Пошли дальше. Он пытался больше не думать об осьминогах, пляшущих на решётке, устрицах, которые пищат, когда их поливают лимонным соком и трепангах, безнадёжно ползающих по тарелке. Не думать, это же просто… Или не совсем. Залюбовавшись выверенными пропорциями фигур Повелителей Времени, их надменными чертами, Тиралик запнулся о каменюгу, подлетел вверх на четыре локтя – гравитация тут была заметно ниже нормальной. Потому пропустил момент, когда из груди каждой статуи поднялся перламутровый луч, перекинулся дугой к центру, и переливающиеся полосы образовали подобие купола. Красивая сковородка. Доктор резко остановился, бросил: – Мы ещё можем всё отменить. – Нет-нет, – поспешно ответил Тиралик. – Простите за шутку, мне слегка не по себе. – «Слегка!» Мне вот очень сильно не по себе. Люди с Земли подвергались воздействию Вортекса, и последствия были самыми разными: кого убивало на месте, кто полностью сходил с ума. Двое приобрело телепатические способности. Один раз человека удалось превратить в Повелителя Времени, но процесс проводили четверо опытных сотрудников АНВ, а с иллинойцами, как ты понимаешь, ещё никогда такого не делали. – Значит, шансов у меня нет. – Есть. Один из миллиона. Откинем миллион и сосредоточимся на одном. Тиралик спросил недоверчиво: – Вы варьируете реальность, притягивая нужное событие, или надеетесь на чудо? – И то, и то. Хорошо, что под скафандром не видно, как дрожат колени. Захотелось сбежать, побыстрее и подальше. Только бежать некуда, и потом всё равно придётся вернуться сюда: как по-другому исполнить план преобразования Вселенной? Природная вежливость не позволяла Тиралику высказать всё, что он думает об этом плане, однако невольно приходили на ум непереводимые диалоги Антоныча. Подойдя к статуям, Доктор отметил: – Нам в середину круга. Старовато у меня тело для подобных штук, но без ментальной поддержки тебе никак. Шаг под «купол»… Ещё шаг… Ничего особенного! Полосы наверху ходят перламутровыми радугами, а так – те же валуны, тот же песок. – Скоро будет, уже поднимаются Ветра Времени. – Доктор опустил глаза, пнул камешек. – Да… Ты тогда, на Терре-пять-семь, не поддался уговорам Мисcи и не стал в нас с Аникой стрелять, вместо того вернул ТАРДИС. Спасибо. Он облегчённо вздохнул, перевёл взгляд на скульптуры. Пояснил: – Всё забывал сказать, знаешь ли. Смущённо улыбнувшись, Тиралик спросил: – А почему сказали сейчас? Боитесь, что потом будет некому? – Да. Или не поймёшь слов. К горлу снова подступил страх. – Если я потеряю разум… Обещаете пристрелить, а не держать для забавы, не сдать в какой-нибудь Дом Сострадания? – Хватит! – оборвал Доктор. – Давай настраивайся на благоприятный исход, иначе ничего не выйдет. И убери затемнение шлема, нам нужен зрительный контакт. Тиралик подчинился, подкрутил колёсико возле шеи. Напротив за прозрачной сферой виднелись колечки пепельных волос, под сведёнными к переносице седыми бровями серые, тревожные глаза спрашивали беззвучно: «Какова твоя цель?» – Измениться, увеличить возможности своего разума. «Думай о ней сразу на всех уровнях». Постараться выпрямить нити мышления, превратить скрюченные, дрожащие мысли в стройные колонны. Поймать в поле зрения сразу шесть фигур и смотреть в лицо каждому. Она ударила сверху, изнутри, со всех сторон – дрожь, неистовая сила, и каждая клеточка завибрировала в унисон. Валуны кругом охватило синее пламя, как и статуи – каменная оболочка текла песком, под ней оказались механизмы, которые тоже превращались в чёрную пыль. Словно стволы деревьев, мысли тянулись вверх, когда с неба обрушились тысячи ножей, заживо расщепляя каждый ствол на тонкие лучины. Свет. Жар. Лезвия. Всё, что было Тираликом, стало болью. Он кричал, но не слышал свой крик. Краски неба и земли завертелись водоворотом, схватили за горло розовыми и красными полосами, потащили вглубь, в такую черноту, что хуже смерти. Тиралик падал, а чьи-то пальцы держали за шкирку, и он растягивался, рассыпался на волокна, на мелкие осколки, они трепетали и бились. Кругом бушевал вихрь, сматывая их в красный клубок. «Дыши, дыши, дыши!» – требовал кто-то рядом. Но боль не могла дышать. Вспышка… И тьма.