Давай перевернём Вселенную

Соединение с ТАРДИС привычно пульсировало красным: она жаловалась, что айта, особого вида артронной энергии, не хватает, а Доктору уже нечего было отдать. Небольшая порция, которую подарил Тиралик после погружения в Вортекс, только растравила аппетит Старушки, и теперь каждый контакт с ней отзывался сосущей болью. Снова, что ли, засунуть иллинойца в Неизмеримый Разлом?.. Нет, не гуманно. Указатель временных координат выдавал дату на шестьдесят три года больше по сравнению с предыдущей остановкой; Доктор позволил ТАРДИС самой выбрать время возвращения на Ллило. Двести километров над землёй, внизу расстилается степь, покрытая красным лишайником. Она поделена на квадраты, каждый немного отличается оттенком: видимо, Инга часто переставляла темпоральные ускорители. Здорово поработала. На месте купола зеленеет рощица, жилой модуль затянут мхом, кажется холмиком – только очень уж аккуратный, слишком ровно скруглён. Перед ним, на сплетённом из корней кресле, сидит сухонькая бабушка в длинном коричневом платье. Аника ушла в Энергетический зал, она была чем-то сильно расстроена и не желала делиться, что случилось; придётся идти одному. ТАРДИС застыла в полуметре над землёй и медленно опустилась. Доктор спрыгнул на траву: она была жёсткая, кудрявая, и ни разу за десятилетия её не касались ни коса, ни зубы животных, судя по благостно-голубому ореолу уверенности. Растения не сливались в единый аморфный фон: каждый зелёный кустик имел чёткую временную линию, им немного оставалось до обретения сознания. Бабушка забарахталась в кресле, обернулась – и расплылась в улыбке. Большей части зубов у неё не было, впалые щёки обтянула тёмно-бронзовая кожа, и редкие волосы на голове, словно тополиный пух, дрожали под ветерком. – Вот и вы, вот и вы, – прошамкала она. – Пора, да? – Как ты тут, одна? У Доктора не поворачивался язык сказать «Инга»: на кресле из корней сидело совсем другое существо, спокойное и мудрое. От прежней порывистой, чувственной девушки оно отличалось, как широкая равнинная река от горного ручья. – Да я не одна, – та обвела взглядом деревья, почмокала собранными в вертикальные морщины губами. Затем требовательно вскричала: – Где моя палка? Куда девали, негодники? Она погрозила обступившим полянку клёнам. Затем с кряхтением встала, шаркающими шажками дохромала до вспученных корней ближайшего и выудила из-под них посох с удобно изогнутой ручкой – углубление как раз ложится под локоть. Бормоча «Вечно шутят надо мной», направилась к молодому дубу, погладила кору: – Давай тут без меня, Илюша, смотри за ними, сорванцами. Я вернусь, дождись уж. И пока бабушка не обошла каждое дерево на поляне, в ТАРДИС её было не затащить. Когда же умостилась на сидение перед консолью, достала из потёртой пробковой сумки камень: тёмно-фиолетовый, одна из граней идеально гладкая, а остальные как бы покрыты мелкими иглами. Сказала тягуче: – Нашла я этот темпоральный обсидиан. Ничего в нём сложного, разве только температуру придётся большую нагнетать и в почве здесь мало ванадия. Но не проблема, корни уже разлагают куски прежних колонн, металл в стволах накапливается, не пропадёт. Доктор всё ещё глядел на неё потрясённо, пытаясь скрыть оторопь. Заметил: – Я думал, друиды не стареют. Бабушка зашлась сухими смешками – а может, просто кашляла. Объяснила: – Не хотела силы маленьких моих тратить, тело не обновляла. – Она встрепенулась, услышав звук приземления: – Через сколько лет мы окажемся на Ллило? – Два тысячелетия. Становилось не по себе рядом со старушкой, которая то и дело принималась бурчать под нос. Двери открылись. В консольную ворвался оглушительный треск кузнечиков, шум ветра в летних, густых кронах. Судорожно постукивая посохом об пол, изо всех сил стараясь ускорить свой черепаший шаг, Инга вышла в дремучие заросли, не тронутые топорами, не топтаные копытами. Она плавно повела ладонью из стороны в сторону, и вылезшие из земли лианы принялись раздвигать сочные стебли, проминая проход. В нём метались потревоженные мотыльки и комарики. Бабушка доковыляла до ствола в пять обхватов с дуплом, рассекавшем его надвое; сверху торчали серые высохшие сучья, лишь на одной ветке висело три бурых листика. И обняла дуб, принялась гладить крупные морщины коры: – Илюшенька! Вот и я. Дождался, достоял. Кажется – или действительно единственная живая ветка потянулась к ней, затрепетала? Инга шагнула назад, воздела руки. Ствол застонал, лопнул от дупла вверх, и через трещину между мёртвых сучьев вылез побег, окреп, развернулся новым дубком; он на глазах расправлял сморщенные листики, ещё липкие и светлые. Саму друидку уже окружили ростки, сомкнулись над головой. Когда они повалились в стороны, бурея на глазах, на тропинке стояла прежняя Инга, фигуристая, с соломенными волосами по плечи, в жёлтом юбочном костюме. Её щёчки пылали, рельефные губы чуть улыбались, кожа лучилась юностью… Однако взгляд остался тяжёлым, старушечьим. Она принялась прикрикивать на лианы, которые не слишком-то быстро расчищали пространство вокруг, сминая траву и пригибая к земле кусты. Как-то случилось, что рыженькую Эми Понд забыли в чумном госпитале на планете Апалапучия, девушка тридцать шесть лет в одиночку сражалась с руко-роботами. И прошедшая школу выживания Эми совсем не походила на прежнюю, весёлую и по-детски наивную. Одиннадцатый Доктор тогда предпочёл сохранить в ТАРДИС более молодую версию спутницы. Но с друидкой фокус не пройдёт… И честно ли о подобном думать? Человек отдал больше полувека своей жизни, лишь бы попытаться отладить Машину Натяжения Нити. Разрушенную потому, что Мисси переиграла, что Доктор не смог убедить её. Чья вина в том, что Инге пришлось постареть?.. Но насколько же тяжело видеть её такой! Подошла Аника без экзоскелета, в защитном костюме со спущенным шлемом: содержание кислорода в воздухе здесь было близко к земному, температура заметно снизилась. За два тысячелетия уровень радиации упал до нормы – видимо, специальные грибы поглощают и перерабатывают излучение. Внезапно работа на вырубке стала, лианы замерли; только шелестели, распрямляясь, прижатые ветки. Инга крякнула, держась за поясницу: – Ох, радикулит-то чего не ушёл? Пора мне, а то кое-кто к вам уже спешит. – Кто же? – Доктор насторожился, прислушался. Шагах в двадцати среди леса трещали кусты, словно с ними яростно сражались. Знакомое дыхание… Как это возможно?! Бабушка в молодом теле подмигнула – и сложила руки над головой. Взметнулись ростки, утаскивая её с Ллило. Из зарослей на полянку перед старым дубом, чертыхаясь и сопя, вывалилась… Инга. Зелёный балахон до пят, расшитый скандинавскими рунами и отшлифованными рубинами; причёска спуталась, глаза смотрят ошалело – но по таймлайну девушка лишь на неделю отстоит от той, что осталась под куполом на безжизненном континенте. – Фух! – довольно выдохнула она. – Нашлись. Представляете, что я сделала? – Нет. – Доктор развёл руками, едва сдерживая улыбку. Инга принялась отцеплять от балахона репьи и жуков, рассказывать: – Клёны у меня ещё кое-как прижились, но липы сохнут. Пока не могу от них отойти, следить надо, так что телесно я сейчас сижу возле жилого модуля – кстати, Аника не продумала теплоизоляцию, ночами холодно. – Отопление включай, – отозвалась девочка, с недоверием выглядывая из-за локтя Доктора. – Энергетический блок замкнут на галлифрейскую машину. – Отлично! – вздохнула с облегчением Инга. – А я боялась, что топливо всё потрачу. Итак. Значит, сижу под куполом и думаю: кто мне запрещает пройти в Древо через дверь разума? Ну и прошла, а там создалось другое тело, временное. Вот я в нём-то и отправилась искать ТАРДИС, еле нашла. Скорее всего, за пару лет деревья приживутся, и смогу вернуться к вам в том, настоящем теле… Эй, Доктор, ты чего смеёшься?! Он постарался принять спокойное выражение, бросил Анике телепатически: «Без спойлеров!» Если человеку сказать, что именно его ждёт впереди, возможные события станут неизбежными, пунктирные линии вероятностей затвердеют в твердые прямые, и даже если человек очень захочет что-либо изменить – попросту не сможет. Девочка в ответ посмотрела с укором, кивнула – мол, понимаю, не маленькая. Подошла ближе к Инге, пощупала её ухо, дёрнула за палец и воскликнула: – Дьявол, это свинство! У тебя сразу два тела! А мы с Аникой сколько ни входили в Древо, мне оно тело не делает. – Служебное положение. – Инга показала язык. Обернулась к Доктору: – Колонны-то будем восстанавливать? Он достал подаренный бабушкой камень: в игольчатой структуре шли особые проводящие каналы для временных линий, и, судя по наклону относительно грани, в колонне эти каналы закручиваются от вершины к основанию. А у ТАРДИС есть слепки всех колонн в одиннадцати измерениях, взяла в момент до обрушения. На поляне уже трудились роботы под управлением Тиралика – вырубали площадку, таскали заготовки пультов. Сам иллиноец упорно не выходил на поверхность планеты: похоже, боялся, что его опять «забудут». После гибели копии Грейн он замкнулся, от всех прятался, даже научился ставить слабенькую ментальную защиту – и к лучшему, слишком уж безнадёжно-темно было в этом отчаявшемся разуме. Оставив Анику налаживать командные блоки, Доктор с Ингой пошли в ТАРДИС и двинулись на ней к месту, где больше двенадцати тысячелетий назад стояла одна из Колонн Привязки Нити. Деревья тут росли особые, с красноватыми листочками, виднелось множество сухих лиловых стволов. Приземляться оказалось некуда – слишком плотно смыкались кроны, пространство под ними тоже было занято переплетением ветвей и побегов. Инга расчистила лианами пятачок на границе красной рощи. Выскочив на него и поймав спрыгнувшую девушку, Доктор отпустил ТАРДИС – она нужнее Анике, роботы ещё не всё выгрузили. Сказал, почему-то смущаясь: – Нам придётся соединить разумы. Инга затрепетала, отвела взгляд. – У тебя такой мощный мыслительный аппарат… И настолько другой, чем у человека… – Не бойся, не раздавлю. Девушка пахла персиком, а ещё брусникой и хвоей; от неё исходил пряный коктейль волнения, предвкушения, ощущения собственной силы. Доктор протянул руку к щёчке, покрытой нежным пушком, возле которой загибался светлый локон. Упругая кожа, чуть прохладная, расцветала жаром под пальцами. Внутри билась энергия – не айт, но похожая, близкий спектр, её хотелось попробовать, и заранее на языке было кисло. Словно странник, который долго брёл по пустыне, вышел к пальмам над родником: вода журчит, играет, только зачерпни горстью… Нет. Граница, которую нельзя нарушать, иначе рухнет невозможный союз, сломается хрупкий мостик доверия. Не шевельнуться, не спугнуть любопытную лису, что уже подошла на расстояние в десяток шагов, ещё чуть-чуть – и дастся погладить. Сдержав жажду, Доктор тихонько потянулся на дно карих глаз, и оказался посреди комнаты с книжными полками. За компьютерным столом сидела Инга; она крутанулась в кресле и с недоверием уставилась на гостя, на семь щупов толщиной в мизинец, выглядывающих у него из-за спины. Пролепетала: – Стена исчезла… Ничего себе, у тебя там не комната, не город – целый мир! Пирамиды, перевёрнутые – как они стоят?! – Будет свободная минутка, сходи ко мне в гости, – улыбнулся Доктор. Он едва сдерживался от того, чтобы просканировать девушку: аппетитная фигурка наверняка скрывала не один секрет. Напомнил себе: «Щупы навредят ей, всего лишь хрупкое человеческое сознание». Инга повернула монитор допотопного компьютера, показала на экране: – Смотри, вот диаграммы состава, плотности, водности и направления развития. Чтобы вырастить лиану, сначала надо собрать информацию о мелких, живущих в почве, дать им команду на нужные мутации и размножение. – Я так понимаю, у тебя расчётами подсознание занимается? Под полом гудели машины, доносилось щёлканье гигантских шестерёнок. Зал, который располагался внизу, был в разы больше комнатки рационального. – Какое ещё подсознание?.. Доктор усмехнулся и включил перед компьютером голограмму Колонны Закрепления. Она только казалась монолитной: прожилки в игольчатой структуре образовывали сложную проводящую сеть, которая реагировала на изменение временных полей, сжималась и расширялась. Инга решила вырастить колонну в виде ствола, а потом уже напитать органику солями ванадия и окислами кремния. Двое стояли в лесу, на расчищенном пятачке в десяток шагов, когда у их ног начала расползаться почва. Из-под неё вынырнули толстые корни, сплелись в подобие круглой столешницы. Не отрывая друг от друга взгляда, галлифреец и друидка шагнули на эту платформу, и та принялась подниматься, словно гигантский гриб с тонкой ножкой, пока не вознеслась на десяток метров над кронами. Во все стороны простиралось зелёное море. Там же, где начиналось красное пятно, деревья закачались, повалилось одно, второе. Их словно подрубали, и вскоре уже все лиловые стволы оказались на земле, поверх же ползли лианы, утрамбовывая ветки. Среди моря появилась круглая проплешина, будто кратер от метеорита. И вдруг кратер взорвался посередине: мощный росток прорезал оплётку из лиан, его острая вершина пошла вверх, покачиваясь, поднялась над лесом, выше платформы с двумя фигурками, и устремилась к небу, слегка загнулась. Бордовую кору покрывали мелкие чешуйки, капельки смолы; гигантское дерево без ветвей напоминало драконий хвост. Он принялся темнеть, пока не приобрёл чернильно-фиолетовый оттенок. – Слишком много воды в составе! – заметил Доктор, пытаясь перекричать поднявшийся ветер: спорить мысленно надоело. – Уже работаю над этим! – так же вслух ответила Инга. Если на площади в сотни километров растёт много старых дубов или сосен, они способны управлять погодой. Над лесом собирались грозовые тучи. Чёрные, словно скатанные из свинцовых шаров, они глухо рычали – и вдруг взорвались раскатами. Ветвистый пучок молний ударил в «хвост», тот вспыхнул от корней до вершины, стал столбом пламени; пошёл нестерпимый жар. – По нам не попадёт? – поинтересовался Доктор. – Молнии ко мне притягиваются, стоит влезть повыше – так и норовят стукнуть по макушке. Словно в ответ, корни под ногами дрогнули, над плетёной платформой выросла ещё одна шляпка, закрыла стоящих от раскалённых ошмётков, что валились сверху. – Вот сейчас твоя колонна вся и сгорит, – проворчал Доктор. – И лес подожжёт. Инга хитро улыбнулась. С неба обрушились дождевые потоки, мутная завеса полностью заслонила обзор, заперев двоих в маленькой круглой кабинке, где не сделать и пары шагов – сорвёшься в гудящий водопад. Пальцы Доктора опять легли на щёчку девушки, нежную, лучащуюся внутренним светом, словно пронизанный солнцем виноград. Юная, полная энергии – а уже через полвека увядшая, дряхлая. Драгоценный дар ни для кого, роскошный цветок, который завянет в одиночестве. Он распустился среди чащи в самую короткую ночь, и никакой счастливец не вдохнёт сладкий аромат, не ощутит упругость лепестков. Её губы, налитые, блестящие, чуть приоткрылись, в теле бились такие силы, что тонкая, почти прозрачная кожа едва сдерживала их. Ладонь сама скользнула в мягкие волосы цвета карамели, подхватила невесомую головку и потянула ближе, рот уже ловил её тепло. Инга закрыла глаза, приподнялась на носочки… И тут Доктор почувствовал, что направление линий реальности стремительно меняется: только что будущее было безмятежно, и вдруг вероятность умереть подскочила до девяноста пяти процентов. Из платформы прянули ростки, в основание затылка упёрлось древесное остриё, угрожая проткнуть череп насквозь. Ещё два царапали спину через сюртук, встали напротив сердец, слегка подрагивая. Инга глубоко вздохнула, как после сна – и отстранилась, склонив голову: – Прости… Попробую убрать их. Ростки, действительно, слегка пригнулись, но не ушли. Доктор усмехнулся: – Не знал, что ты так ловко умеешь варьировать вероятности. – Само получается, – кисло откликнулась девушка, – когда приближаюсь к Нерушимому Запрету. Несмотря на древесный зонтик, дождь забрызгал её до плеч, и зелёное платье потемнело, прилипло, обтянув высокую грудь. В чуть выпуклом животике проступила впадинка пупка, и ниже складки соблазнительно обрисовывали округлые бёдра. С костюма Доктора капли соскальзывали, не смачивая, но в башмаках уже хлюпало. Гроза кончилась, проглянуло солнце и принялось обсушивать «драконий хвост». Ветер налетал порывами, сдёргивал последние обгорелые чешуйки, из-под них выглядывала фиолетовая обсидиановая поверхность. Возле острой вершины собирались пучком временные линии, послушно струились по внутренней сети каналов до корней, которые соединялись с системой связи Машины Закрепления. Доктор уже видел: всё вышло по задумке, хаотично переплетённые потоки времени начали выстраиваться вокруг новой колонны; но надо убедиться наверняка. Непослушной от волнения рукой достал отвёртку, просканировал каждый метр тёмного обсидиана, искрящегося золотыми прожилками: нигде ни каверн, ни лишних уплотнений. Получилось! – Ну как, работает? – со страхом спросила Инга. Рискуя получить три дырки, в черепе и сердцах, Доктор схватил её, впился в прохладные губы – мгновенно, страстно, долго. Ростки запоздало взвились, чиркнули остриями – и опали, повисли бессильно под платформой. Она мелко трепетала, и трепетали листики на всех окрестных деревьях. По экватору планеты, разбрасывая розовые щепки на десятки метров, рвались к небу сто семьдесят девять «драконьих хвостов». Инга целовалась неумело, замирая под натиском. Её энергия, звенящая и кисловатая, как ледяной берёзовый сок, хлестала сама, только глотай. Мятная сила наполняла привыкшую к скудости грудь, распрямляла протоки энергии, как вода заново прокладывает русло высохшей реки. В пустыне разума Доктора шёл весенний дождь, и вокруг перевёрнутых пирамид шевелился мокрый песок, выскакивали побеги, серебристые стебельки набирали тугие бутоны, раскрывались жёлтыми звёздочками. Мало, чертовски мало, ещё, ещё… Но Инга прервала контакт, отвернулась, покачнувшись от слабости, утомлённо прикрыла глаза. Нельзя забывать, что она лишь человек, слишком много хлебнул! Подхватив её на руки, Доктор спрыгнул с опустившейся платформы, понёс к ТАРДИС. Однако за несколько шагов друидка начала вырываться, а когда поставил – замерла в нерешительности. – Что ты, пойдём! – Он взял за локоток. Но девушка потянула назад. Закусила губу и посмотрела внутрь, на сверкающую консоль, как студентка на ярмарочную карусель: и манят лошадки, и хочется покататься, а не вскочишь в расписное седло, не поскачешь – прошло детство. Вздохнула: – Я остаюсь… Нельзя мне. Когда прилетите, буду здесь. – Почему? – Доктор обнял ладонями хрупкие плечи, и с высоты своего роста вгляделся в карие, полные слёз глаза. – Там… – Она старательно отворачивалась. – Там сила Древа не действует, и ты можешь сделать со мной всё что угодно. Доктор изумлённо вскинулся: – Не веришь мне?.. Инга покачала головой, посмотрела умоляюще: – Себе. Захотелось немедленно схватить эту недотрогу и затащить внутрь, и целовать, и не отпускать, пока не узнает, от чего отказывается. Не успеет она со своими ростками, зря позволила поднести так близко. Но что, если Древо тогда действительно не примет Ингу, отсечёт, как загнивший побег? Возьмёт и отменит её внедрение на Землю двадцать первого века, презрев в очередной раз временные законы – подумаешь, ещё один парадокс! Да оно сплошь слеплено из парадоксов. Не хотелось бы навредить ей. И план провалится к чертям без друидки. Эх, ещё бы немного отхлебнуть кисловато-мятной энергии, дурманящей и бодрящей! Доктор прошёлся согнутым пальцем по бархатной золотистой коже, тронул прямой носик. Плод, что сам просится в ладонь. Плод, который нельзя срывать. Тихонько погладил солнечную прядь возле соблазнительной шейки. Девушка дышала быстро, через вырез её блузы виднелась косточка буквой «V», которая вздымалась и опадала, и билась посерёдке маленькая жилка. Инга отвела взгляд, начала сбивчиво объяснять: – Ты знаешь, мне понравилось… Никогда раньше… А тут… Словно лечу сразу надо всем миром, и твой язык, он будоражит… Но страшно. Холодно. Как будто из груди высасывают саму жизнь, и выцветают краски, до серого, до черноты. Но потом бьёт ослепительный фонтан от пяток до самой макушки, и становится светом, и тот рвётся через глаза и ладони, обжигает изнутри. Зрачки её дёргались из стороны в сторону. Спросила, сдвинув брови: – Почему у тебя там пустыня? Доктор выдохнул и махнул рукой: – Давняя история. – Он замолчал, не решаясь открыть тайну, за разглашение которой АНВ любого вырезало из ткани реальности. Но где сейчас АНВ? – Что за история? Инга была так близко… И ведь Древо действительно может помочь, без ущерба для себя, без гибели разумных существ. Наконец, решившись, рассказал: – ТАРДИС снабжает пилотов артронной энергией. Но есть узкий диапазон спектра, который машина не способна выработать, айт. Его накапливают только живые разумы, проходящие через Вортекс, и делятся с ТАРДИС. Положено путешествовать вшестером, тогда каждый отдаёт немного айта и не истощается. – А ты один, – тут же поняла Инга, – и нет других галлифрейцев, чтобы подпитать? Она закусила губу, спросила: – А у меня? У меня есть этот айт? – Есть, – осторожно кивнул Доктор. – Там какая-то странная примесь, но с ней даже интереснее. – Так бери, – тут же решилась Инга, расправив грудь. – Бери что надо. – «Бери», – передразнил он. – Больно будет, человек от такого и умереть может. Инга передёрнула плечами, запахнулась в плащ. Робко сказала: – Если тебе не хватает энергии, сможешь ли ты справиться с изменением Вселенной, управлять Машиной? Возьми. Только… Когда приближаюсь к Нерушимому Запрету, я могу сотворить что-нибудь, ты же видел. Доктор обнял и прошептал: – Не сотворишь. Ткань реальности всколыхнулась, её рвали, сминали, пытаясь изменить то, что случится – но ТАРДИС успешно отражала атаки, сглаживая воздействие. Она выставила трансдукционный барьер, и сотни ростков разбивались о него в зелёную кашу, колошматили и отскакивали, без возможности прорваться к своему друиду. Доктор целовал Ингу, полной чашей черпая искристую энергию с удивительным мятным запахом. Они стояли прямо в воздухе, на зеленоватой плёнке. Под ногами ярились корни, вспухали буграми с футбольный мяч, но не могли преодолеть барьер. Поток хлестал, затапливал, всё существо переполняла яркая, щекочущая жизнь. Инга билась, пытаясь отстраниться, но Доктор придерживал за плечи, не в силах оторваться. Даже когда поток начал иссякать, пил его, сознавая, что может убить… Хватит. Он прервал контакт; от резкой перемены потемнело в глазах, и навалилась темнота.