Душа Огня

Клод Турнье от лица молодого графа назначил двум иноземным магам встречу в приличном, как ему казалось, заведении, именуемом жителями Очагом, хотя вывеска гласила иначе. И чем сильнее гости опаздывали, тем больше укоренялась в его лысеющей голове мысль, что они не придут вовсе. Мужчина цедил успевшее нагреться пиво и сверлил дверь пасмурным взглядом, хотя в другое время опрокинул бы в себя кружку одним махом и взялся за следующую. Пришлось отложить это на потом, недаром же говорят: с чародеями держи ухо востро. За сорок два года своей жизни дольше он ждал только одного человека, а именно своего первенца, который не очень-то торопился появляться на свет, несмотря на все старания матери и повитухи, но и он успел к обеду. Мужчина погрузился в воспоминания о том дне. Вдруг налетает жуткая гроза, как это часто бывает: внезапно и без предупреждения. Гром раскалывает небо напополам прямо над их домом, и жена – как видно от испуга – начинает рожать. Мсье Турнье благодарит бога за то, что послал им соседку, которая умеет приводить в мир ребятишек. Не проходит и нескольких минут, как она сбрасывает мокрый насквозь плащ и настойчиво отсылает Клода наверх, чтобы не мешал роженице, поскольку он сам не свой от волнения, что передаётся ей и ребёнку. Ветер завывает, как стая привидений, дождь молотит в ставни, а сквозь плохо заделанную щель в черепице в дом чуть ли не сплошным потоком хлещет вода. Поначалу и без того наполовину мокрый Клод пытается как-то заткнуть дыру, но только промачивает рукава по локоть и, отчаявшись что-то сделать, подставляет ведро. Чтобы его опорожнить, каждый раз приходится открывать окно, впуская в дом ветер пополам с водой. Он ставит ведро, в котором начинает звонко брякать капель, и замирает, чутко прислушиваясь к звукам, доносящимся снизу. Жена и повитуха о чём-то болтают и даже поют. Можно представить, что у них безобидные бабьи посиделки, и повитуха просто отвлекает подопечную от грозы. Ливень все усиливается, стук капель сливается в сплошной гул, молнии сверкают, не переставая, а громовые раскаты сотрясают дом до основания. В этой какофонии Клоду трудно понять: вскрикивает жена от боли или испуга. Клод стережёт и опорожняет ведро, потому что больше ничем не может помочь. Вскоре он теряет счёт времени, уже не в силах изводить себя тревогой за жену. Непогода ненадолго утихает, набирая силу для того, чтобы обрушиться на дом с ещё большим остервенением, и в наступившей тишине раздался сварливый голос: «Можешь спускаться, папаша!» Клод подскакивает, как ужаленный, опрокидывает ведро, торопливо поднимает его и оглядывается, соображая, что можно бросить в лужу. Находит старый половик и опрометью сбегает вниз по скрипучим ступенькам. Углубившись в закрома памяти, он едва не пропустил момент, когда двое странников наконец вошли в Очаг… но направились не к нему, а прямиком к бочонкам, чтобы поскорее промочить горло. Они оказались придирчивыми и вроде как правда походили на знаменитых чародеев, а не на шарлатанов. Клод оглядел их чуть ли не внимательнее, чем те – предложенные им кружки. Добротная обувь и одежда из дорогой ткани сразу бросались в глаза. Маги выделялись во всех отношениях и как будто сгущали пространство вокруг себя, делая привычную обстановку чуть ли не убогой. С трудом верилось, что эти двое занимались грязной работой, а именно сражались с чудищами, истребляли призраков, охотились на вампиров, изничтожали мертвяков. Однако слухи говорили, что чародеи найдут подход к любой нежити, если предложить им соответствующую цену. Хьюберт Саламандра Барлоу – огневик – встал к нему вполоборота, демонстрируя ту свою половину, которая выглядела наиболее отталкивающе. Неровное освещение выделяло не только точёный профиль, но и шрамы, очевидно, полученные в жестоких сражениях. Но всё же его спутница смогла полюбить такого человека – вопреки. Этого не подделаешь и не сыграешь. Она продолжала льнуть к нему даже, когда в её руках оказалась увесистая кружка, и не преминула отпить из его посуды для сравнения. Клод Турнье видел её со спины, да ещё в полумраке – ставни были закрыты, чтобы хоть как-то защититься от палящего снаружи солнца, а оно уйдёт только через пару часов. Но и взгляда со спины было более чем достаточно, чтобы рассмотреть: она хороша собой, невообразимо хороша для простого смертного. Пышная копна волос, вспыхивающих языками пламени, точёные ножки, ладная фигура, которую только подчёркивала подпоясанная мантия. Просторный рукав открыл руку до самого локтя, когда женщина припала губами к кружке. На коже, бронзовой от солнца, сверкнуло золото. Если бы нашёлся безумец, который решился бы похитить что-то у Саламандры, то это были бы не драгоценности, стоившие целое состояние, а чаровница. Староста осушил кружку, пытаясь хоть немного остудить голову. Сделал знак повторить, но вместо этого привлёк внимание Хьюберта Барлоу. Огневик кивнул и зашагал прямо к нему. Его спутница на пару мгновений замешкалась, а потом наконец повернулась. Мсье Турнье застыл на несколько секунд, потом опомнился и суетливо попытался отпить из пустой кружки, молясь, чтобы чародеи, теперь ему было очевидно, что они оба мужчины, не заметили, как он переменился в лице. Клод почувствовал, как обильно покрывается испариной, когда маг сел напротив него. Сложенный лист бумаги лёг на середину стола, но мсье Турнье не нужно было на него смотреть. Он сам битый час со всей тщательностью выводил каждую букву, стараясь не допустить даже малейшей помарки, чтобы не оскорбить господ магов. – Я клянусь, – произношение у чародея было слишком хорошим для англичанина, а голос показался сильным и очень громким, хотя на самом деле это завсегдатаи притихли, наблюдая за ними. – Если и здесь люди страдают от набегов горного тролля, который по ночам нападает на стада и деревни, Вам придётся обратиться к кому-нибудь другому. – Простите великодушно, – сказал Клод Турнье, знаками показывая хозяину, что тут не обойтись без кувшина хорошего вина. На обожжённое лицо огневика он старался лишний раз не смотреть. – Позвольте, я расскажу Вам о нашем графстве, а потом Вы сделаете для себя выводы. Саламандра постучал пальцами по столешнице – мсье Турнье заметил, что кожу на тыльной стороне ладони тоже покрывали рубцы – потом проверил, не испачкал ли руку и продолжил с того места незатейливой мелодии, на котором остановился. Он думал о троллях, которые спускались с гор на юго-востоке и слыли самыми нецивилизованными, шумными, неуживчивыми и ненасытными среди своих собратьев. Одного тролля огневику хватило за глаза. Он и взялся-то за дело только потому, что тот уже был дохлый. Несмотря на это, торги за его хорошо прожаренную шкуру шли ожесточённые! Наниматель был готов удавиться за каждый экю, а за каждый лишний лиард зубами перегрызть глотку. Задаток им и вовсе не дали, потому как, откровенно говоря, не ждали увидеть их снова, так же, как смельчаков, которые сунулись к троллю, когда он ещё был жив. Саламандра справедливо полагал, что среди них не было ни одного мага, и в этом до сих пор состояла главная ошибка. Огневик поддевает мыском сапога желтеющую на земле кость. Не слишком плотно втоптанная, она поддаётся и откатывается на пару шагов вперёд с довольно неприятным стуком. Большая её часть находится в плачевном состоянии после того, как побывала в пасти тролля, но маг узнаёт головку бедренной кости, принадлежавшей, очевидно, крупному мужчине, который стал закуской для предполагаемой нежити. – Не хочу знать, как выглядит это место ночью, – жалуется Эйвери, озираясь по сторонам. По правую руку склоны оврага крутые, почти отвесные, по левую – более пологие, но не настолько, чтобы можно было вскарабкаться наверх без снаряжения. Русло ушедшей под землю реки уводит чародея и его фамильяра вглубь, стены как будто сдвигаются, грозя расплющить. Их неровные края, которые поначалу можно было достать рукой, вскоре оказываются на расстоянии в два-три человеческих роста. Настоящая ловушка! – Меня больше волнует, что мы могли продешевить, – ворчит Саламандра, у которого пропадает всё настроение, когда он в очередной раз поднимает глаза. Даже в сгустившемся здесь внизу мраке он видит полосы, протёртые на одной из стен. Их оставила огромная спина тролля, который протискивался здесь или же облюбовал каменный выступ, чтобы об него чесаться. Маг прикидывает высоту и сразу понимает, что его надеждам не суждено сбыться. В этом овраге обретается не мелкая особь, которую вытеснили из привычных мест. И даже не сравнительно небольшой пещерный тролль из тех, что годами не выходят на поверхность, носят косматые от плесени плащи и башмаки на деревянной подошве. Впереди огромное и уверенное в своих силах чудовище, целенаправленно перебравшееся ближе к людям для того, чтобы питаться ими. Затея навестить его охотничьи угодья и явиться прямо к нему домой нравится Саламандре ещё меньше, чем Эйвери, но отступать он не собирается. Да и где ещё они увидят чудовище, которое как ни в чём не бывало продолжает охотиться после того, как в него выстрелили из пушки – ужасающего громового оружия размерами под стать троллю. По словам немногочисленных очевидцев, которым посчастливилось увидеть её в действии и не лишиться чувств от суеверного ужаса, ядро попало исполину в живот, разворотив все внутренности, которые он, тем не менее, безуспешно пытается наполнить, чтобы снова испытать насыщение. Хьюберт прервал ход своих мыслей как раз на том моменте, когда запустил пятерню в волосы фамильяра и пригнул его голову, чтобы тот немного поднял его… боевой дух перед предстоящим сражением с исполином, действительно оказавшимся нежитью. Запив приятную мысль молодым, но весьма достойным вином, огневик постарался сосредоточиться на собеседнике, который как раз начал заговаривать им зубы. – Наше графство не маленькое, хотя и большим не назовёшь… – сказал и тут же поправился мсье Турнье. – Люди живут не богато, но и не бедствуют. И граф наш неплохой землевладелец: человек он неглупый. Овдовел лет пятнадцать назад, прожив с супругой два года. Она подарила ему двоих детей: наследника – Армэля и дочь – Ивонну. Айтварас зевнул громко и протяжно, прикрыв нижнюю часть лица сразу обеими руками и ненадолго зажмурившись. Такое поведение вызвало у посланца молодого графа недоумение. Возможно потому, что сказка предназначалась Саламандре? – Вы… слушаете? – спросил Клод и тут же запнулся. Все же он не имел достаточного опыта общения с чародеями. – Мне показалось, что ещё пара слов, и мы перейдём к «…и жили они долго и счастливо», – пояснил Эйвери, показав в улыбке крепкие белые зубы. – Поверьте, глаза стали закрываться сами собой! – Стыдно признаться, но девица выросла совсем не как в сказке – чванливая, – поспешил развеять «волшебство» мсье Турнье. – Зато графский сын пускай высокомерный, но в отца – толковый. – Дальше что? – поторопил Саламандра, ухватив самую суть истории, начатой слишком уж издалека. – Про графа. Ты сказал, он – неглупый, но… Клод Турнье пригладил усы и бородку, как будто проверяя, не испачкал ли их, когда пил, хотя даже не притронулся к вину. Сглотнул и прочистил горло. Как бы то ни было, критиковать графа в присутствии посторонних глаз и ушей было не самой разумной идеей. – К сожалению, он нажил себе порядочно врагов, – сказал мужчина и продолжил уже без понукания. – Особенно его ненавидела ведьма с высохшей топи и нельзя сказать, что эти чувства не были взаимными. Эта старая кошёлка сперва решила наложить проклятье на всё графство, но в последний момент, видно, опамятовалась, – он откашлялся. – Поняла, что тогда ей придётся катиться на все четыре стороны, не то сама же этого добра хлебнёт с избытком. Он прервал рассказ, чтобы налить чародеям ещё вина и тоже пригубить немного, потому что во рту вдруг снова пересохло от волнения. Они подошли почти вплотную к тому, для чего понадобились чародеи, и ему очень не хотелось, чтобы те вдруг потеряли интерес. – Мы как-то собрались и пошли за ней с дубьём. Хотели без лишних разговоров пеплом по ветру развеять, – продолжал он и занервничал ещё больше, сердце гулко билось в ушах, не давая сосредоточиться. – Вы уж простите меня, но поделом ей, змеюке подколодной, даже у священника давно руки чесались! – Так чего ж не сожгли? – полюбопытствовал Эйвери, которому эта идея импонировала, потому что предполагала буйство пламени и живую жертву. – Мы бы рады, – Клод Турнье слегка развёл руками. – Но она просто взяла и исчезла. Что с ней стало, никто не знает, да только с тех пор на дорогах стало неспокойно. Эйвери поднялся с места, выдавая, как его взбудоражила возможность поучаствовать, а может, даже самому устроить погребальный костёр. Хьюберт нахмурился и по старой привычке сжал в кулаке амулет с небом в алмазах, который продолжал носить, несмотря на то, что, в сущности, он был бесполезен. Простое украшение… Прежде чем Эйвери взялся за кувшин, чтобы долить себе вина, раздался звучный хлопок. Мсье Турнье обмер, поняв, что случилось непоправимое. Благодаря роскошной гриве волос и свободной одежде, отдалённо напоминающей платье, Эйвери приняли за женщину. Он сам недавно обманулся точно так же. – Тебя никто не учил, как следует обращаться с дамой? – пришёл к тому же выводу Саламандра, вырастая перед посетителем, позволившим себе шлёпнуть его спутника пониже спины. – Oh, mon dieu! [1] – вырвалось у Клода Турнье, прежде чем он лишился дара речи, взглянув на Эйвери. В голове не укладывалось, как он мог принимать её за мужчину. Как не разглядел, даже вблизи, когда сидел с ней за одним столом. Да разве ж мужчина может быть таким миловидным, изящным и… желанным? – Нарываешься, рожа палёная? – огрызнулся нахал, явно не понимая, чем ему грозит неуловимое движение руки безоружного английского джентльмена. Поздно было предостерегать знакомого башмачника. В один миг тот зашипел и согнулся, схватившись за ремень по обе стороны от внезапно раскалившейся пряжки. Да так и заковылял прочь, стараясь держать её подальше от обожжённого живота. – Надо было сперва поинтересоваться, вдруг граф обещал озолотить того, кто приструнит этого червяка, – шутливо пожурила Саламандру Эйвери. Голос у неё стал как будто выше и мягче. – Успокойтесь, мсье Турнье, Хью только чуть-чуть его пощекотал. Расскажите лучше, что там на дорогах. Мужчина достал платок и вытер пот со лба, украдкой промокнул лысину. Ему показалось, что стало жарче. Должно быть, солнце прогрело ставни, и теперь понемногу жар просачивался внутрь. Или же так действовал огневик? – Лорентин, – произнёс Клод, как будто англичанам должно было что-то сказать это имя. – Его недавно нашли в канаве еле живого. Поймите меня правильно, этот человек далеко не безобидный задира вроде этого дурака Жана. Он надеялся хоть немного выгородить пострадавшего из-за собственной невнимательности башмачника, хотя, положа руку на сердце, даже не назвал бы его своим приятелем. Если сегодня он не может чародейку от обычной женщины отличить, что же будет завтра? – Лорентин – любитель устраивать безобразные драки и завсегдатай борделя мадам Сесиль. Около года назад, когда от него сбежала жена, он стал слишком налегать на спиртное и распускать руки. – Когда его нашли, все решили, он испортил товар или заявил, что не станет платить? – догадался проницательный Хьюберт Барлоу, снова выстукивая пальцами тот же мотив, на сей раз по своему кубку, отзывающемуся слабым звоном. – И за то, и за это его не раз били до озверения, – быстро заверил Клод Турнье. – Но, когда лекарь начал обмывать его от крови, стали видны ужасные, ни на что не похожие раны от клыков, будто его пыталась разорвать целая свора бешеных псов. Тут айтварас верно заметил, что для уничтожения стаи волков или одичавших собак нужны охотники, а никак не чародеи. В конце концов, это всего лишь животные, ничего более. – В том-то и дело, – настаивал на своем Клод. – Очнувшись, хоть и ещё в полубреду, он твердил, что тварь была всего одна, она как будто не чувствовала боли и нож её не брал. Мы нашли одну рукоять, остальное тварь унесла с собой. Тогда-то люди и заговорили о Челюсти. Её стали видеть после исчезновения ведьмы. Кто-то рассказывал, что тварь гналась за ними, а кое-кто даже видел, как она неслась по дороге, сломя голову. И это вот с таким ножом в рёбрах! Он показал примерную длину лезвия, широко растопырив пальцы, на одном из которых тускло блеснуло простое серебряное кольцо. За столько лет украшение сильно пообтёрлось, принудив Клода поскорее спрятать руку под стол. – И знаете, что это значит? – чересчур расхрабрившись, провозгласил он. – Что ж, выслушаем Ваши догадки, – соблаговолил Саламандра вполне миролюбиво. – Это она и есть, – он сделал паузу, проникаясь моментом. – Ведьма! Только в обличье бестии.