Душа Огня

Айтварас плюхнулся на алтарь непринуждённо, как на подлокотник кресла. Подставил лицо солнцу, опустил веки и несколько мгновений ждал, что произойдёт. Ресницы дрогнули, будто ощутив прикосновение тени. А в следующий миг серые глаза словно в душу заглянули. Хьюберт почувствовал себя околдованным без всякой магии, что было совершенно не похоже на тугой поводок, мешающий дышать и думать о чем-то постороннем. Сейчас он сам не желал видеть и замечать ничего, кроме Эйвери, и вожделение оплавляло тело, как свечу – постепенно, капля за каплей. Или в этом был повинен льющийся на спину свет – упругий и вместе с тем невесомый. Айтварас гибко поднялся на ноги, и тогда оказалось, что их разделяет какой-то дюйм. У губ Эйвери был вкус свежей родниковой воды, которая успела согреться во фляге, но он сам утолял жажду намного лучше. Хьюберт протянул что-то неразборчивое в мягкие губы, погладил по щеке, которая оказалась прохладнее его собственной кожи. Не хотелось закрывать глаза, чтобы ничего не пропустить. И хотелось их закрыть, чтобы погрузиться в ощущения, потеряться в них, в этом поцелуе, в накатывающей страсти. Те, кто обманывался его обликом, просто не знали Эйвери. Ничего общего с девичьими поцелуями и ласками, потому что он точно знал, как надо. Фамильяр накрыл его пах, заставляя вспомнить, как изумительно яйца ложатся в эту ладонь, уверенно сжавшую его достоинство через ткань штанов. Хьюберт довольно ощутимо смял его ягодицу, притискивая ближе. Сильные пальцы до боли впились в плечо, и Барлоу на миг показалось, что любовник теряет человеческий облик. От неожиданного толчка Эйвери качнулся назад. Нагретая каменная глыба боднула его под колени, принудив сесть. Произошедшее ничуть его не смутило. Пока маг переводил дыхание, фамильяр потянулся к его поясу и, глядя снизу-вверх выжидающе и блудливо, уверенным движением расстегнул широкий ремень. – Мой, – Саламандра снова погладил его по щеке. Поймал увернувшегося от прикосновения фамильяра за волосы. Понял, что тот хочет его укусить, но все равно провёл большим пальцем по развратным губам. Вслед за подушечкой по ним прошёлся по-змеиному быстрый язык. О, он прекрасно знал, насколько хорош собой и как от этого мужчины – и особенно Саламандра! – теряют рассудок. Огневик провёл языком по его губам, немедленно раскрывшимся для глубокого поцелуя, а вовсе не для его указательного и среднего пальцев. – Оближи, – прозвучала короткая команда. Должно быть, сработала хорошо укоренившаяся привычка подчиняться Хьюберту. Эйвери подался вперёд, позволив ощупать напряжённый корень языка. От этого ощущения слегка закружилась голова. – Давай-ка избавим тебя от всей этой одежды, – нетерпеливо сказал огневик и сам, расстегнул изящную золотую фибулу, которая удерживала запахнутую полу мантии. Она сверкала точно солнце на ткани цвета весеннего неба, которая так шла Эйвери. Хотелось ещё немного полюбоваться тем, как рыжее рассыпается по голубому, но тот уже повёл плечами. Получилось что-то вроде алтарного покрывала. На миг перед глазами мелькнул яркий захватывающий образ. Ночь, полнящаяся таинственными отзвуками. Тяжёлый синий бархат покрывает камень, ещё хранящий тепло ушедшего дня. Алтарь освещён ясным светом звёзд и толстыми, наполовину оплывшими свечами, которым не дают потухнуть особые чары. Церемониальные кубки с вином красным словно кровь. Хрусталь. А ещё настоящие георгины и герберы цвета заката… Он отогнал хрупкую несбыточную мечту, навеянную отголосками чужой магии, и наскоро выпутавшись из рукавов, вернулся к Эйвери. Поцеловал в плечо, нарочно избегая губ, затем без спросу оставил приметный и довольно чувствительный след на шее. Тот застонал, подставляя уязвимое место, отдаваясь жадным рукам, и это прозвучало для огневика музыкой. Хьюберт схватил фамильяра за плечо, разворачивая, показывая, чего и как хочет. Не на таинственном ведьмином алтаре, а просто на кое-как расстеленной одежде посреди заросшего болота. На четвереньках, по-звериному неистово, делая остановки, чтобы как следует распробовать неудержимую страсть, овладевая им снова и снова с тем же пылом. Эйвери шумно вздохнул, ощутив тягучую струйку, стекающую между ягодиц. Кое-как заткнутая склянка упала на рукав его мантии, оставив небольшое влажное пятно. Саламандра уже расположился позади айтвараса, но передумал входить в него сразу. Решил сперва немного погладить изнутри, проверить, будет ли там так же жарко, как было в глубине рта. Нежно проведя ладонями по заманчивому изгибу поясницы, он сжал ягодицы айтвараса, слегка разводя их в стороны. Обвёл по кругу ведущий в его нутро узкий лаз, слегка разминая плоть, скользкую от масла. Эйвери нетерпеливо заёрзал, будто приглашая изучить его глубже. Несомненно, он хотел, чтобы Барлоу ему подрочил, но тот только потёрся о его левое бедро, намекая, что это фамильяру не помешало бы доставить ему немного удовольствия. Положение для этого было не совсем удобным, и все же тот дотянулся до его колдовского жезла, позволяя толкаться в кольцо сжатых пальцев. – О, да, сейчас, – айтварас облизнул губы, будто вот-вот должен был получить любимое лакомство. Вход в его тело не смог полностью сжаться, прежде чем Саламандра приставил к нему головку и начал протискиваться внутрь. Стоило проявить немного настойчивости, и Эйвери выгнулся, вынудив придержать его за бёдра, и застонал, да так сладко! – Не прячься, – приказал Хьюберт, потому что после этого он опустил голову, от чего кудри стекли со спины, заслонив лицо. Приоткрытый рот. Хриплое дыхание. Затуманенный взгляд серебряных глаз, сделавшихся нечеловеческими. Ничего из этого нельзя было упустить! В этот раз он хотел по-настоящему довести Эйвери, заставить его скулить от удовольствия и упрашивать хоть немного приласкать член, упирающийся в плоский живот. Айтварас попеременно то извивался от удовольствия, то норовил укусить. Он то всецело подчинялся его движениям, то пытался направить любовника. В какой-то момент его крики напугали лошадей, но Хьюберт только отметил произведённый ими шум, как досадную помеху. Разгорающееся в его руках пламя было слишком прекрасно, чтобы оторвать от него взгляд даже на один краткий миг. Стоило приласкать Эйвери, и тот вскинулся так, что пришлось приложить силу, чтобы его сдержать. Хьюберт сгрёб пылающие волосы в кулак и слегка потянул, заставляя любовника запрокинуть голову и выгнуться, снова поражаясь его змеиной грации. Нет, нельзя было смотреть. Барлоу сорвался, намотал языки пламени на кулак и дёрнул к себе, одним движением загоняя на всю длину и замирая в ожидании экстатического вопля. Эйвери закричал, сжавшись вокруг пульсирующей внутри него плоти. Пламя поглотило их обоих целиком. Захлестнуло. Хьюберт готов был поклясться, что почувствовал его вкус, но не распробовал из-за крови, проступившей на прикушенной губе. А потом волна огня уже схлынула, оставив их солёную от пота кожу совершенно сухой. Маг не удержался и отвесил звонкий шлепок по отставленной заднице своего фамильяра, чтобы ещё раз почувствовать – пусть даже от этого на секунду потемнеет перед глазами – как тот сожмётся, будто засасывая в себя все, что он ему дал. *** Маг и его фамильяр вернулись к ручью, мимо которого проезжали ранее и, освежившись, провели на его берегу больше двух часов. До темноты оставалось ещё достаточно времени, а по дороге, успевшей более-менее просохнуть, лошади могли скакать гораздо быстрее. Однако седоки не видели в этом особой необходимости. Наоборот, позволяли кобылам идти шагом, как если бы выехали для приятной вечерней прогулки. Им, возможно, предстояла погоня, так что разумно было поберечь силы. А ведь они не знали, появится ли Челюсть этой ночью или даже следующей. Могло статься, что им придётся без всякой цели разъезжать по окутанным тьмой окрестностям целую неделю, а то и дольше. У Хьюберта не было хорошего предчувствия. Он нарочно решил, что не стоит заранее заботиться о комнатах на постоялом дворе или о месте для лагеря где-нибудь в лесу. Даже если Эйвери считал это глупым суеверием, ему казалось, что так дело разрешится быстрее – просто, чтобы на эту ночь они остались без крыши над головой или хотя бы потребной постели. Раскалённый солнечный диск соскользнул за край земли, его свет догорел ещё чуть погодя, и на небо, промытое сегодняшним ливнем, высыпали по-особому яркие звезды. Вся округа будто затихла. Люди давно закрылись в своих домах, так что покой вместо голосов гуляк нарушало только редкое поквакивание каких-то птиц, невидимых в полях. Звуки далеко разносились в тёплом, хоть и ещё немного влажном воздухе. По утоптанной глинистой почве кое-где даже растрескавшейся за день, глухо грохотали копыта. Эйвери и не повернулся в ту сторону: это были самые обычные лошади. Хьюберт все же удостоил их взглядом. Тряская скрипучая повозка нагоняла их и довольно быстро. Катилась она как-то неровно, будто разболталось одно из колёс, однако возница, похоже, не думал о том, чтобы остановиться и проверить его. Он подгонял двух взмыленных кобыл, чтобы побыстрее одолеть остаток пути и оказаться в безопасности подальше от дороги, по которой бродит нечисть, и не стал бы тратить драгоценное время на безумцев, которым вздумалось ночной порою рисковать здесь своими жизнями, если бы не случайное стечение обстоятельств. На очередной кочке колесо подскочило, край телеги слегка подбросило, и он с треском просел. Звук был такой, будто треснул обод, и сразу несколько спиц отлетело от ступицы. Возница осадил лошадей и разразился витиеватой бранью. Эйвери сначала остановился послушать, а потом и вовсе повернул кобылу. По всему было видно, что он заинтересовался и хочет познакомиться с таким кладезем знаний. Некоторые особенно цветистые обороты не были известны и Хьюберту, который небезосновательно считал, что отменно владеет французским. Они подъехали ближе. Возница был рослым и пошире Саламандры в плечах. Когда-то крепкий, здоровяк с возрастом обзавёлся небольшим брюшком. Одежда из добротной ткани на нем диссонировала с шоссами, на крестьянский манер скрученными в плотный валик на середине икры. Впрочем, эта странность легко объяснялась сегодняшней жарой. Мужчина осмотрел всадников, оценивая, чего от них ждать, однако особого беспокойства не выказал. Может, вид Хьюберта и не вызвал бы у него особенного доверия, но вкупе с мантией Эйвери он производил впечатление наёмника, а не разбойника. – Проклятое колесо замыслило меня убить, господин маг! – воскликнул мужчина, обращаясь уже к участливому Эйвери, в надежде получить от него помощь. – Я ведь думал, что с ним что-то не в порядке, но почему именно здесь? – Да не переживайте Вы так, мсье, – попробовал успокоить его айтварас. – Реджис, – представился тот. – Реджис Кампо. И у меня есть все основания беспокоиться. Однажды я уже повстречался с тварью, что здесь промышляет, и не хочу снова искушать судьбу. – Что ж, в этот раз судьба выбрала для Вас лучших компаньонов в нашем лице, – фамильяр спешился, чтобы лучше разглядеть повреждения. – Вы имеете честь говорить с Хьюбертом Барлоу по прозвищу Саламандра, чьё имя известно далеко за пределами Англии. А меня зовите просто Эйвери. Услышав, каким сладким голосом это было сказано, Хьюберт подумал, не предостеречь ли нового знакомого об опасности, но решил, что это только подбавит азарта затеянной фамильяром игре. Тот ведь всё равно добьётся желаемого. Одно рукопожатие, и человек пропал… Он даже не был способен распознать магию очарования, которая теперь крепко держала его на привязи, и мог уповать разве что на удачу, значительную часть которой, возможно, успел растратить. Уже не раз случалось так, что айтварасу быстро прискучивала чересчур лёгкая добыча или он отвлекался на что-то ещё. Сожжение Челюсти пришлось бы очень кстати! – Проведём ночь на месте, раз уж перегородили дорогу, – решил огневик. – Эйвери, я расседлаю Георгину и Герберу, ты позаботься о двух других, а Вы, мсье Реджис, займитесь костром. Огневик сказал это просто, чтобы чем-то занять жертву айтвараса, пока он немного не отойдёт от воздействия. Пока что говорить с ним было бесполезно – господин Кампо явно был не в себе, раз так легко доверил своих лошадей первому встречному. Впрочем, на Эйвери действительно можно было положиться в таких вопросах. Видно было, что мсье Реджису не впервой разводить огонь. В следующую четверть часа он собрал приличное количество топлива и не побрезговал использовать засохшую лепёшку, как растопку. Вскоре вернулся айтварас. Лошади теперь выглядели вполне прилично, начали высыхать и выровняли дыхание. – Я нашёл колодец и часть стены, – бросил ему Хьюберт, успевший немного осмотреться. – Неглубокий, зато вода похоже свежая. – И ведра не украли? – оживился фамильяр, которому нужно было напоить лошадей. – Лет двадцать назад семья, которая живёт дальше по дороге, забрала к себе одинокого старика. Поговаривали, что они и сожгли его дом ради этого поля, – невольный попутчик пересел так, чтобы дым не шёл в его сторону и не мешал смотреть на Эйвери. – Если нужны ведра, у меня под дерюгой найдётся парочка. Саламандра дождался, когда фамильяр скроется с глаз и только тогда приступил к расспросам. Как он и думал, перед ним был тот самый тесть мсье Луи, а не какой-нибудь его тёзка. Он рассказал о том, что заставило его возвратиться раньше и поведал о своей встрече с Челюстью. Увы, мсье Реджис мало что смог добавить к тому, что Хьюберт слышал от его зятя. Зато пришёл в себя ровно настолько, чтобы вспомнить, что слышал от другого своего родственника – тоже Луи – будто маг, зовущийся Саламандрой, разделался с троллем, которого не угомонила даже пушка. В другой ситуации живейший интерес собеседника к его деяниям польстил бы Хьюберту, но об этом конкретном хотелось вспоминать меньше всего.