Лунная дорога

      Париж был в их жизни первым крупным городом, не считая родного Лондона. И первое, что бросилось в глаза – удивительная разница этих городов, особенно жителей. Парижане показались яркими, слишком разговорчивыми и куда более открытыми, чем замкнутые лондонцы, похожие на тени в вечном смоге. Быть может, дело было в том, что Париж намного ближе к столице империи, а может – только в самих людях.       Консервативный Лондон был строг, выверен и чопорен, а парижские улочки словно сошли с новомодных импрессионистских полотен.       Всё здесь было пёстро, шумно и живо. Осень уже вовсю буйствовала, но яркое солнце подсвечивало крыши и золотистые верхушки деревьев. Идиллию портил только дым, ползущий ленивыми струйками от стоящих вдалеке заводов. Да ещё какой-то молодой человек в церковном одеянии громко проповедовал на площади, эмоционально размахивая руками, но мало кто его слушал.       Дым, объяснил капитан, роднил все крупные города Империи. Копоть заводов, а ещё грязь и разруха окраин, где жили рабочие, и железные тела индустриальных зданий стали символом прогресса во всех провинциях и даже в далёких колониях.       И всё же, не считая знакомых серых шлейфов на периферии зрения, Париж был сказочно прекрасен.       И одним из его бесспорных украшений в глазах Поллукса и Альхены были раскиданные по городу кондитерские, чайные и кофейни, от которых тянуло изумительным запахом пряностей, выпечки и крепкого кофе – манящего, но пока что запретного напитка.       Кофейни, впрочем, были исключительной территорией взрослых джентльменов, так что туда путь был закрыт. Однако кафе-кондитерские привечали всех, поэтому господин Норт, поддавшись на уговоры своих подопечных, всё же согласился посетить одну.       Она расположилась на тихой боковой улочке и была разделена на два зала. Дальний предназначался для дам и выходил окнами и маленькой терраской на внутренний двор с палисадником, а ближний был предоставлен для мужчин, и вместо террасы у него были выставленные прямо на улице столики. На входе стоял вышколенный мальчишка с вежливой улыбкой и абсолютно равнодушными глазами. Он забрал их лёгкие пальто, чтобы отнести на громоздкую вешалку в углу, и пожелал приятно провести время.       Несмотря на присутствие Альхены, сопровождающим всё же был мужчина, поэтому они разместились в переднем зале. Сама Альхена не была уверена, насколько это правильно, но решила, что господину Норту всё-таки виднее, и послушно последовала за ним, неловко придерживая длинный подол платья и аккуратно разглядывая интерьер.       В Лондоне, разумеется, были кондитерские, и близнецам даже доводилось бывать в них, но подобных этой точно не было.       Стиль убранства казался жутко непривычным: плавные, текучие линии, даже у оконных рам; столы неправильной формы, лампы с витражными абажурами… выглядело, конечно, красиво, но как-то возмутительно фривольно.       Впрочем, Поллуксу подобный интерьер явно пришёлся по душе: он разглядывал чудаковатые узоры с подлинным восхищением. Мальчик даже понадеялся, что этот странный стиль доберётся до Лондона как можно скорее. Ему бы хотелось вместе с сестрой и тётушкой приходить холодной осенью в такой вот сказочный домик и пить чай с горячей выпечкой за неспешной беседой.       Альхена прочитала мысли брата по его взгляду и смягчилась. Да, пожалуй, будь что-то подобное на родине, было бы здорово посидеть там всем вместе.       К тому же, выпечка здесь оказалась отменной, как и ароматный чай в простых, но изящных чашечках. – Пол, ты задумывался над тем, чтобы поступить в Академию? – внезапно спросил капитан. – Академию? Военно-воздушную? – удивлённо переспросил Поллукс. – Академию Флота Его Величества. Тебя без особых проблем возьмут в любой корпус. Но да, я бы рекомендовал Небесный флот. – А что же делать мне, пока Пол учится? – Альхена нахмурилась, став убийственно-серьёзной даже в украшенной цветами шляпке и голубом платье, долженствующих придавать ей нежности и женственности. – Не думаю, что ты сядешь дома благочестиво вышивать, как положено истинной леди. Однако, что до твоего поступления, я не считаю это правильным. – Почему? Я слышала, во флоте уже давно служат женщины! – Только в морском. И это плохо само по себе, но кроме того, отношение к ним... Тебе придется слишком нелегко, – капитан покачал головой. – Я не сомневаюсь в твоей силе, но твоё положение позволяет жить спокойно, а Поллуксу в сегодняшней ситуации лучше самому прийти в армию. Иначе он может попасть в неё на совсем других условиях. – Но так нельзя! – Верно, – кивнул Пол, – я так не могу. Я не хочу оставлять Альхи.       Он взглянул на сестру, тоскливо и испуганно. Нет, они не могут быть разлучены.       Полстар тяжело вздохнул и кивнул. Кажется, ничего другого он не ожидал. Но для чего тогда спрашивал? Мальчик с сомнением посмотрел в свой чай, будто надеясь увидеть на дне ответы подобно рыночной гадалке. Чашка осталась нема и безучастна, и он, с усилием отбросив тревогу, вновь вернулся мыслями в кондитерскую. Капитан и Альхена уже завели разговор о какой-то чепухе, немного натянутый и вымученный, но Пол с готовностью присоединился.       Уже когда они покинули заведение, оставив мальчишке на входе монетку, и вновь проходили мимо площади, где чуть раньше взывал к сердцам людей молодой священник, Поллукс вспомнил, что хотел спросить ещё на корабле. – Что имел ввиду тот офицер, когда говорил о «селенистах с Библиями наперевес»? – он немного обогнал сестру и обратился к Норту. – Это было что-то вроде злободневной шутки. Вы же знаете, что церковники никогда не могут между собой договориться, поэтому постоянно создают новые течения в религии? Так вот, лет двести назад, когда слухи о существовании Лунной Дороги разошлись в народ, тут же нашлись священники, заявившие, что Бог явился к святой деве именно по ней, и по ней же ушёл потом сын божий. Они вообще создали много интерпретаций на тему луны и Дороги, а себя назвали Селенистической Церковью. Их преемники пошли дальше и объявили, что все, кто ищет Дорогу – еретики, недостойные люди, да просто богохульники. И с тех пор преследуют искателей, призывая покаяться. Обычное дело. Однако говорят, что Императрица увлеклась их идеями. – Но ведь Дорога даёт только то, что человеку нужно. Разве плохо, что кто-то хочет быть ближе к своему Богу? Или им просто не нравится, что люди могут найти простой путь в рай? – вступила в диалог Альхена. – Думаю, да. Им не нравится, что кто-то зарится на святое, да ещё и минуя тяготы земной жизни. Я надеюсь, что в угоду им не появится законов, запрещающих искать Дорогу. Иначе придётся стать преступником, а мне бы этого не хотелось. В конце концов, моё положение и так теперь фактически держится только на милости Императора лично. – Это ведь глупости, – непонимающе покачал головой Пол. – Если Бог не хотел, чтобы люди о ней знали, то зачем показал её? А если хотел – то что плохого в том, чтобы её искать? – Это вопросы, ответ на которые нам пока не выяснить никак. Если на небесах нас кто-то ждёт, то узнать про это и спросить про всё, что мы не можем понять здесь, на земле, мы сможем лишь после смерти. Которая, смею надеяться, случится ещё очень нескоро. Не забивайте головы метафизической ерундой, наслаждайтесь земным, пока есть возможность. Мы пришли.       Они остановились на краю площади, на противоположном конце которой высился музей, вокруг которого собралась небольшая толпа.       Вблизи здание оказалось ещё более колоссальным. Над входом растянули транспарант, в центре которого змей пожирал собственный хвост и заключал в кольцо раскрытую книгу – эмблема Императорского Научного Общества, а ниже огромные буквы возвещали: «Чудеса Господни». Заинтригованные, дети переглянулись.       Холл был заполнен людьми, приехавшими с разных концов империи и даже из-за границы: то тут, то там разговаривали на родных языках всех провинций, кое-где говорили и на русском, и на турецком, а по правую руку несколько экзотично выглядящих мужчин громко обсуждали что-то на науатле.       Появление капитана Полстара, надевшего по случаю мундир Императорского флота, вызвало оживление. Никто не показывал открыто, но все косились и шептались. Бытовало мнение, что офицеры-небоходы – страшные снобы и никогда не появляются на популярных мероприятиях.       Сам капитан как можно незаметнее усмехался в седые усы и демонстративно игнорировал перешёптывания, оглядывая помещение.       Откуда-то сбоку выскочил господин, на лице которого растянулась неестественно-широкая, словно приклеенная, улыбка. – Это огромная честь для нашей выставки! Нечасто нас посещают столь высокопоставленные господа! Позвольте представиться: сэр Киффа Антилья, скромный учёный. Большая часть выставки – плоды моего многолетнего упорного и продуктивного труда… Не желаете ли экскурсию? Абсолютно бесплатно и с информацией из первых рук! – словно в доказательство своих намерений Антилья небрежно взмахнул руками, на левой блеснуло скромное баронетское кольцо. Он был не просто радушен и дружелюбен, а прямо-таки стелился перед ними, не то чего-то опасаясь, не то просто пытаясь выслужиться.       Близнецам он не понравился, но они вежливо изобразили приветливость. – Сколько в вас энтузиазма, господин Антилья. Я – сэр Норт Полстар, – капитан спокойно продемонстрировал омматскую медную печатку на правой руке, избегая полной формы представления. – Всего лишь старый ветеран Небесного флота. А это, – близнецы вытянулись по струнке и вежливо улыбнулись, когда он указал на них, – лорд Поллукс и леди Альхена Гем. Впрочем, если вы проведёте нам экскурсию, мы будем весьма признательны. Детям это пойдёт на пользу. – Ваши внуки? Случайно не родственники тем Гемам? – Увы, не внуки. Просто мои подопечные. А «тем Гемам» они, не случайно, дети. – Не знал, что у них были дети. – Не самая распространённая информация. Особенно среди их коллег-учёных, – буднично согласился капитан. – Вы что-то говорили про экскурсию?       Антилья чуть не подавился заготовленными словами, но быстро взял себя в руки, игнорируя свою оплошность, и сделал широкий приглашающий жест.       В залах были выставлены диковинные экспонаты, которые, как сообщил «скромный учёный», создала сама природа. – Я впервые задумался над тем, сколь удивителен окружающий нас мир, на одной шахте… там обнаружили любопытнейший камень – вы увидите его позже – превосходный опал, похожий по форме на глаз. Он был прекрасен даже без обработки, о, истинный шедевр! И тогда я подумал: что, если собрать хотя бы со всех уголков Ойкумены природные чудеса? В итоге в выставку попали и экспонаты из-за границы, и я этим горжусь. Итак, – он остановился перед каменным куполом, закреплённым под потолком. Под ним легко помещалось не меньше десяти человек. – Первая наша остановка и сердце всей экспозиции – Купол Небесный!       Они вошли под свод, осторожно двигаясь среди людей, и близнецы остановились как вкопанные: в ярком электрическом свете переливались металлическим блеском бесчисленные кристаллы тёмного камня. Время от времени сверху осыпалась мелкая крошка, и, скапливаясь на полу, хрустела под ногами, но никто не обращал на это внимания. Огромная каменная полусфера действительно невероятно походила на звёздное небо, на котором то и дело вспыхивали огоньки. Поллукс с Альхеной взялись за руки, будто стояли на палубе «Мунпата», открытой настоящей звёздной бездне. – Впечатлены? – наконец заговорил Антилья, насладившись всеобщим изумлением. – Это – жеода. Очень большая, мы называем такие пещерами. Прямо над собой вы видите кристаллы медного колчедана. Эта жеода уникальна в своём роде. Мы и раньше встречали на том месторождении удивительно крупные образцы, но этот превзошёл всё, виденное мною ранее, и размерами, и качеством. Стоило невероятных усилий извлечь её и переместить к экспозиции. Когда мы только попали внутрь, кристаллы были золотистыми, но скоро они потемнели и стали такими, какими вы их видите – восхитительно похожими на ночное небо. Да, это жемчужина коллекции!       Зрители вежливо зааплодировали. Дети захлопали вполне искренне, восхищаясь и самой «жеодой», и теми стараниями, которые неприятный господин Антилья приложил к её извлечению и транспортировке. – Что ж, пусть это самый удивительный наш экспонат, но другие, смею вас заверить, тоже весьма увлекательны, – продолжил учёный. – Пройдёмте, я покажу вам настоящий доисторический лес!       Близнецы послушно последовали за ним, но у самого выхода из зала Альхену привлёк юноша, рассматривающий колчедановую жеоду не с восхищением, как остальные, а с явным скептицизмом. Молодой проповедник с площади. Он так выбивался из общей массы посетителей, что захотелось поговорить с ним, и девочка сжала руку брата. Пол проследил за её взглядом и, помедлив, кивнул и отпустил ладонь. – Будь осторожна, – шепнул он и поспешил за капитаном. Альхена понадеялась, что брат сможет её прикрыть. Она неторопливо шла к церковнику, не зная, как начать разговор. – Ну и чушь. Разве чудеса Господни – это гигантские деревья и камни? – юноша усмехнулся и повернулся к Альхене. – Всё это – творения Господа, но его истинные чудеса совсем не материальны, как вы считаете?       Он показался ей похожим на Христа с полотен Эль Греко: такой же измождённый, возвышенно-измученный, только моложе, ещё совсем юный. Чёрный костюм, высокий ворот пиджака скреплён круглой серебряной застёжкой. Тёмно-русые волосы длиннее, чем принято сейчас носить, и собраны в очень тугой и очень аккуратный хвост; а под глазами залегли тёмные круги. На глазах – удивительных, частично зелёных, частично голубых, – задержался взгляд девочки, и они были столь удивительны, что она не сразу поняла, что незнакомец обратился именно к ней. Стало неловко – вот так заговаривать с кем-то незнакомым. – О… думаю, да. Если Господь и творит чудеса, то они, наверное, проявляются в людях? – А он творит. И я – тому подтверждение, хоть это и длинная история. Меня зовут Садр Норкросс, а вы, я полагаю, сейчас должны быть уже не здесь?       Излишне претенциозно, возвышенно и почти с придыханием – будто новая проповедь. – А вам, полагаю, не следовало бы беседовать с незнакомыми юными девушками, – Альхена нервно улыбнулась. – Но раз уж мы оба нарушили правила, рада знакомству. Я леди Альхена Гем, – полагалось ещё и обозначить свой титул и принадлежность, но путанный церемониал давался девочке всё ещё с трудом, тем более, что представляться ей, милостью тётушки, приходилось редко. – Ох… Вы – леди? – Садр опешил смутился. – Думаю, наверное, я должен был заметить, но, прошу нижайше меня простить, я не из верхов общества и не слишком хорош в этикете. А вы, понимаете, не ведёте себя так, будто вы из пэров… – Вы говорили о чудесах? – Альхена подняла руку и качнула головой, призывая его перестать извиняться. – Верно, – Садр чуть расслабился, но видно было, что он всё ещё ожидает подвоха. Он держался неестественно прямо, плотно сцепив опущенные руки в замок. – Просто я кое-что знаю о господних чудесах. И они совсем не во всех этих диковинах, – он прошёл мимо жеоды, не оглянувшись, и остановился у спрятанных под стекло прозрачных кристаллов, внутри которых словно бы рос мох. – Разве можно назвать истинным чудом камень с включениями?       Альхена неопределённо пожала плечами, разглядывая диковинные камешки, радужно блестевшие в электрическом свете. Ей самой они казались настоящим чудом: крохотный мир в холодной хрустальной толще. Разве это не поразительно?       Впрочем, удивить её, как и брата, было легко. Их жизнь до «Мунпата» была сосредоточена в Лондоне, а по большей части – в городском доме тётушки, которая нечасто выводила куда-то своих воспитанников, предпочитая домашний уют. Так что почти что угодно за пределами этого маленького мирка было подлинным волшебством.       Садр обернулся к ней и, заметив замешательство, улыбнулся с какой-то лёгкой надменностью, став почти неприятным. Вблизи он и так терял часть своего загадочного болезненного шарма, а эта самоуверенность лишь усугубляла впечатление.       «Настоящий клирик» – недовольно подумала Альхи. – Я только хочу сказать, – видимо, он уловил неприязнь и смутился, – что в моей жизни были и другие чудеса. Более… Настоящие.       Девочка вздохнула. Она решила не переубеждать его и не вступать лишний раз в споры, хотя её и заинтересовали эти «настоящие чудеса». Загадочный площадной проповедник говорит таинственными, неясными фразами, что ж, вполне гармонично, хотя понятнее, конечно, не становится. – Простите, – на этот раз Садр даже не обернулся к ней, напротив: пошёл вперёд, в другой зал, глядя перед собой.       Альхене хотелось посмотреть всё, что было выставлено здесь, но пришлось последовать за ним. Не то из вежливости, не то из любопытства, не то и вовсе из-за чувства потерянности: она впервые оказалась где-то в незнакомом месте одна, без брата или хотя бы кого-то знакомого. – Просто когда-то я сильно болел, ещё совсем в детстве. И никто не мог мне помочь, я даже не мог ходить. Наконец, мои родители отдали меня в госпиталь при церковном ордене. Сначала предполагалось, что их врачи просто последят за мной, пока я не умру, но они взялись лечить меня… И в конце концов Господь смилостивился, и я исцелился. И остался при ордене, служить Господу. Поэтому для меня Его чудеса – это что-то великое, милосердное, а не фокусы и диковинки, что пытается показать этот учёный.       Альхена растерялась от такой внезапной искренности, но потом нахмурилась: – Так вас вылечили врачи и их лекарства или это было внезапное библейское чудо? – Врачи и лекарства. Но это тоже чудо, ведь ими, как и всеми нами, движет рука Божья. – Да, разумеется, – пробормотала Альхена и с преувеличенным интересом уставилась на первый попавшийся экспонат – чучело птицы изумительной красоты. – Вы думаете, что я фанатик? – Садр тоже остановился, на почтительном расстоянии. Его тон был искренне печальным. – Я никого не заставляю, вера по принуждению бессмысленна и даже вредна. Я говорю лишь для тех, кто хочет слышать. И не упрекаю тех, кто пытается найти Лунную Дорогу, пусть и не считаю это правильным. Но если она не должна быть найдена, то Господь этого и не допустит, верно? – Он примирительно улыбнулся и с надеждой посмотрел на неё. В этот момент он показался всё-таки обернувшейся к нему Альхене особенно юным и одиноким.       Она вздохнула.       Юный клирик был странным и непоследовательным, истово верующим и бесконечно в этой вере наивным. Он во всём искал божественное вмешательство, не видя перед собой истины. Но в то же время – по-своему красивым, добрым и по в чём-то очаровательным юношей. Она почувствовала странное желание поговорить с ним ещё, и после музея увидеть его ещё хотя бы раз. Тем более, оказалось, что в чём-то их взгляды совпадают, а значит, возможно, лишь возможно, что они действительно найдут общий язык… – Там ваши спутники, – Садр прервал её мысли и указал на выход в следующий зал.       Альхена хотела спросить, как он догадался, но потом спохватилась, что там был Пол, совершенно похожий на неё даже в другой одежде. – Да, – она неохотно кивнула. – Наверное, мне пора.       Всё с той же неохотой она направилась к выходу, чувствуя, что её не слишком изящно попросили удалиться, но всего через несколько шагов Садр снова заговорил. – Я ведь не могу рассчитывать на ещё одну встречу?       Альхена остановилась и удивлённо повернулась к нему. – Не поймите неправильно и не сочтите, прошу, за наглость, просто вы очень интересная собеседница и… Я бы хотел ещё пообщаться. К тому же, мне бы хотелось вам доказать, что клирики – вовсе не такие ужасные люди, как вы о них думаете, но задерживать вас сейчас я не имею права. – Так вы планируете разговор или проповедь? – Разговор! – В таком случае я, наверное, смогу убедить капитана отпустить меня. Скажем, через день, в полдень, на причале напротив портовой канцелярии. Судно «Мунпат», – она мягко улыбнулась. – Весьма иронично.       Альхена махнула рукой и поспешила вернуться к своим спутникам. Осторожно, стараясь слиться с общей массой, она проскользнула поближе к брату и взяла его за руку. Он сжал её в безмолвном приветствии и вопросительно качнул головой, она в ответ изобразила восторг. Поллукс кивнул. Хоть ему и было безумно интересно, он был вынужден ждать, чтобы услышать подробности.       Капитан, казалось, не заметил отсутствия девочки. Он с большим интересом слушал рассказ господина Антильи о титанических деревьях, спил одного из которых стоял в зале. На нём можно было бы построить небольшой домик, и дети задумались, как его вообще сюда затащили. К сожалению, об этом учёный не рассказал.       Лишь после окончания экскурсии, распрощавшись с улыбчивым услужливым Киффой Антильей и выйдя на крыльцо музея, господин Норт сурово посмотрел на Альхену и заявил: – Это недопустимо! Ты вела себя совершенно неподобающе!       На этом грозная речь завершилась.       Уже вечером, сидя в капитанской каюте, Норт сквозь бокал с вином довольно наблюдал за гневающимся Алиотом. – Это просто непостижимо! Ты позволил девчонке шляться одной по музею! А как же её репутация? А если бы что-то случилось? Ты вообще понимаешь, что ты творишь?! – Ох, она ведь была с мальчишкой-проповедником, духовенство не считается. Кроме того, я почти всегда видел её. Мы были недалеко. – Недалеко – это ты точно подметил. – Я доверяю им. – И очень зря. Ты им потакаешь. Даже чёртова кондитерская – ты мог выбрать любую! Но оставить такую сумму за чёртов чай с пирожными, да ты в своём уме?! – Помощник капитана не ведает его личными финансами. – А я это тебе как друг говорю, – Алиот выругался и залпом осушил свой бокал. – Норт, ты слишком увлекаешься. Не упускай реальность. На выставку ты водил детей или себя и свои идеи? – Детей! Что на этой выставке вообще можно было бы найти про Лунную Дорогу? Алиот, я контролирую ситуацию, но Дорога важна для меня. Всё под контролем, понимаешь? – Даже если их родители всё-таки нашли её… – Мне всё равно! И этих детей, что бы ты ни думал, я действительно люблю. Но я не могу и не хочу растить из них инфантильных аристократов. Не хочу вечно контролировать их, лучше следить немного издалека: пусть учатся, совершают ошибки, постигают жизнь. Если понадобится, я встану на их защиту, но не буду вечно держать их под крылом. В конце концов, Церера ждёт от меня именно наставничества, опеки и заботы она сама дала им с лихвой.       Урса промолчал и устало качнул головой. Норт видел, что ему есть, что сказать, и был готов к новой порции нравоучений, но Алиот перевёл разговор на насущные проблемы ремонта. Выходило, что тут они будут стоять не меньше трёх недель.       Это было плохо, потому что стремительно наступала осень, и уходить им, значит, придётся в самое дурное по части погоды время.       С другой стороны, это малая цена за возможность достичь цели. А в Париже, тем временем, можно будет навести справки.