Лунная дорога

      Утром Альхена плакала. Так горько и безутешно, что вместе с ней рыдал и Поллукс. Только его слёзы иссякли через четверть часа, а её – нет. И через полный час тоже, и даже через два.       Корпус мерно и убаюкивающе гудел под ветром на большой высоте, в иллюминаторе пролетали клочки облаков, и всё вокруг было таким успокаивающим, мирным, что, вроде бы, невозможно так тосковать здесь и сейчас. Однако Альхи тосковала, прижимаясь к плечу брата, и всё плакала, плакала – уже почти бесшумно, но всё так же горестно.       – Ну почему ты так переживаешь? Он, конечно, хороший, но вы знакомы всего пару недель. Ты по тётушке так не скучала.       – Я не знаю! Просто грустно, вот и всё. Он же ведь… – Альхена замолчала, с удвоенной силой роняя слёзы на рукава.       – Ну что он? Красивый? Умный? Ну и что? Впереди так много всего, а с ним вы и не увидитесь больше, может быть.       – А вот и увидимся! Потом, но увидимся! Ты просто совсем его не знаешь, поэтому тебе всё равно!       – Ты общалась с ним всего на несколько часов больше… Я не знаю, я не понимаю, Альхи! Расскажи – тогда пойму.       Но она бессильно свернулась калачиком на узкой койке и перестала даже отвечать на вопросы.       Пол обречённо вздохнул и, решив, что тут он точно не помощник, вышел на палубу.       После двухнедельной стоянки в порту приходилось заново привыкать и к постоянному холоду, и к разреженному воздуху, поэтому двигался он неспешно, внимательно глядя в пустое небо впереди, а на фальшборт в тени шканцев навалился с ощутимым облегчением.       Никто вокруг, кажется, таких проблем не испытывал, но ему и так было плохо, а высота и её проблемы портили настроение окончательно.       Внизу проносилась земля, похожая на лоскутное одеяло, иногда налетало облако, похожее на горсть тумана, внезапно накинутую поверх корабля, но ничего не радовало. Альхены не было сейчас рядом, и даже мысленно она была далеко. А без неё всё было как-то необъяснимо не так. Интересно, она это имела ввиду, когда говорила о Садре?       Пол даже представить себе не мог, как можно испытывать что-то подобное к кому-то кроме сестры. Зато вот она, кажется, могла. И это нечестно и неправильно.       – Что-то случилось?       Капитан появился неожиданно, хотя странно думать, будто он прятался.       – Всё не так.       – А, Поллукс. Почему-то я так и думал. Альхена всё ещё грустит?       – Да она плачет и плачет из-за этого Норкросса! Я не понимаю, почему. Даже она не понимает, почему!       Господин Норт тоже облокотился на фальшборт и задумчиво посмотрел вниз.       – Ну, это вполне нормально. Насколько я могу судить, она немного влюбилась в святошу. Ничего страшного, это скоро пройдёт. В вашем возрасте такое почти всегда быстро проходит.       – Не понимаю, всё равно. Они едва знакомы, какая ещё любовь?       – Не любовь – влюблённость. Такое иногда происходит с людьми. Им почему-то нравится человек, и они начинают считать его центром своей жизни. Иногда это становится любовью, но чаще – просто проходит. Вроде болезни.       – Излечимой?       – Раз проходит, то да.       – Это очень, очень странно. Даже страшно.       – А бояться не надо, вполне возможно, что и с тобой однажды такое случится. Вы в самом начале жизни.       –А что, может и не случиться?       – Да. Случается, что и не случается.       – А вы когда-нибудь влюблялись?       – Я? – капитан задумался. – Думаю, что нет, не приходилось. Я всегда был занят более важными делами, не до того было. Но говорят, что влюблённые счастливы.       – По Альхи не заметно.       – Тут дело не в любви, а в разлуке. Она успела построить себе целый воздушный замок, а он внезапно рухнул. Ей теперь нужна поддержка. Причём твоя.       – Да она слышать ничего не хочет!       – Ну так ведь говорить как раз не обязательно. Достаточно просто быть.       Поллукс задумался. Всё сказанное никак не хотело укладываться в голове. Одна мысль точно была правильной: он должен быть рядом с Альхи. Но если она сама не хочет? Может, ей надо побыть в одиночестве, подумать? А если наоборот, надо, чтобы Пол рядом, но сама она не скажет, потому что и так слишком расстроена? Как вообще понять, что ей нужно, если она сама не знает?       – Просто попробуй. Если Альхена хочет побыть одна, то скажет тебе. Вы же умные дети.       – Я попробую, да. Спасибо вам!              Альхена уже не плакала, но лежала с таким уставшим, несчастным видом, что у Пола сжалось сердце. Что он мог сделать, если даже не понимал, в чём причина? Все эти странные чувства были ему совершенно неподвластны и незнакомы. Поэтому единственно возможным казалось просто сесть рядом и протянуть руку.       Альхена, к облегчению, не возражала – напротив, сжала ладонь в ответ.       – Я, наверное, увлеклась? Прости меня.       – Зачем ты извиняешься? Это же просто… чувства. На что это вообще похоже?       Альхена задумалась: как уместить «это просто чувства» в слова, когда эмоций так много, что она сама не до конца понимала, на что они похожи? Она, вообще-то, даже не до конца понимала, как их чувствовать, не то, что разумно осмыслить.       – Ну… это как будто вдруг находишь то, что искал всю жизнь. Правда потом оказалось, что искал совсем не это.       Она пожала плечами и беспомощно улыбнулась. Правда. Садр хороший человек. Просто не в том смысле, в котором хотелось бы. И от этого грустно. Но, может быть, однажды это пройдёт. В конце концов, общаться с ним всё ещё здорово. Надо только научиться делать это без странного замирания сердца, что было сначала.       Наверное, это и есть «друг»: когда вам хорошо быть рядом, но не по-взрослому вместе.       – Не переживай, Альхи, я не злюсь, правда. И я, конечно, всё ещё не понимаю, что у вас произошло, но дружить же вы можете. Он неплохой, хотя так сразу и не скажешь.       – И зачем только это всё вообще случилось!       – А без этого ты бы не узнала, что так бывает.       – И кому было бы хуже?       Поллукс покачал головой. Ему, конечно, вся эта история не нравилась, но всё было похоже на то, что для Альхи она была важна. А просто так ничего важного не происходит, как ни старайся. Просто из-за грусти Альхена пока не поняла этого.       Он ободряюще улыбнулся.       – Знаешь, на палубе холодно, но ясно и очень ровный ветер. А ещё капитан в хорошем настроении и вряд ли откажет нам… Мы ведь с тобой очень давно не летали, я соскучился.                            На самом деле, настроение у Норта было далеко не лучшим. Его сильно беспокоили предстоящие на пути проблемы. Хуже всего было то, что повлиять на них он не мог никак, поэтому единственное, что оставалось – выкручиваться и надеяться на чудо. А чудес в его жизни до сих пор встречалось немного.       – Итак, я решил немного поменять маршрут.       – Не самый изящный способ умереть.       – Ты неправильно понял, Алиот. Я хочу убрать одну остановку: либо в Брюсселе, либо в Амстердаме, – потому что иначе до зимы мы точно ничерта не успеем.       – Не успеем из-за пары дней?       – У меня есть прогноз от Метеорологического общества. Снегопады начнутся вот-вот и накроют всё материковое побережье Северного моря. К тому же, ветра непредсказуемы. Чёрт бы с парусами, но зимний шторм может и корпус сносить так, что нам не хватит мощностей блоков мотурия. «Мунпат» парусник, а не электро-индустритовая машина. Чёрт, да у нас даже парового двигателя нет!       – Проблемы с ветром я и без тебя понимаю, но прогнозы Метеорологического общества чуть менее точны, чем предсказания рыночной гадалки. Ты правда хочешь снова связываться с армейскими из-за них?       – Не хочу связываться с армией никак и ни в каком виде. Но вот, что я скажу: последние пять-шесть лет длительные метеорологические прогнозы сбываются с точностью до шестидесяти-семидесяти процентов.       – Немногим больше половины.       – С каких пор ты стал таким рискованным? Меня не казнят за пропущенный порт, максимум снова возьмут объяснения, и то ещё не факт. А вот живописно разлететься в щепки где-нибудь в районе Фризии мы можем.       – Фризия? Чёрт, новые гражданские маршруты – это?..       – Ага. Я узнал ещё в порту, но с ремонтом было столько дел, что даже дёргать тебя по этому поводу не стал. Наш милостивый император закрыл прямой эшелон через Гельдерн, там организовано военное сообщение. А вот гражданские, вроде нас, должны ползти не дальше предгорий. Но рекомендованный маршрут – над перевалом Борда или над Нагльфаром и дальше через Валвис Монд в сторону Гамбурга.       – Какого чёрта! Зимой это маршрут самоубийцы!       – Да. Со мной уже поделились, что новый путь ласково прозвали «мёртвым эшелоном».       – И какой из предложенных вариантов ты выбрал?       – Надеюсь пройти предгорьями. Если не будет сильного зюйд-веста или особых предписаний, должно получиться.       – А если будет?       – Ну, ты же молиться умеешь. Попросишь у бога за нас.       Алиот выругался, и Норт не мог его за это винить. Он и сам перебрал все известные ругательства, когда узнал про новые правила. Никто не ходит в здравом уме над Фризскими горами, тем более с осени по весну. Неважно, в проклятье ли дело или в паскудной географии, это гиблое место. Отправлять туда пассажирские корабли и торговцев – преступление. Другой вопрос, что изменить ничего Норт не мог.       Всё, что в этой ситуации может сделать капитан-небоход – молиться. Правда, у Норта отношения с богом были не лучше, чем с людоедскими скалами.       И всё же, бывало и хуже. Сейчас они дойдут до Амстердама, пополнят запасы, узнают обстановку, а там уже будет видно. Предгорья не так уж опасны, если не лезть на рожон.       Не хотелось признавать, но всё в этом путешествии пошло не так чуть ли не с самого начала. Неприятности подстерегали на каждом шагу, и оттого суеверному, как все небоходы, капитану было не по себе. Только мысль о Дороге и её бесконечной силе не давала остановиться и переждать полосу неудач где-то в безопасной гавани.       В дверь постучались и после разрешения заглянули дети. Про себя Норт не без радости отметил, что Альхена пришла вместе с Полом и выглядела хоть и расстроенной, но, по крайней мере, не убитой горем. Более того: просить они пришли о полёте.       Капитан и в другой-то ситуации вряд ли отказал бы, а сейчас тем более сказал только:       – Под моим наблюдением. И не слишком долго.              На палубе потихоньку становилось всё холоднее, ветер тянул зимней сыростью, но тучи ещё только виднелись на северном горизонте. До снегопада было далеко, хотя он совершенно точно неуклонно приближался.       Алиот, стоя рядом с Нортом, поморщился:       – Только поднялись, и сразу непогода.       – Вряд ли шторм. Просто присыплет снежком. Я, признаться, даже соскучился по нему. Сколько же лет мы служили на юге, одна слякоть. Даже в Лондон вернулся, представляешь, уже к весне: что было, всё растаяло.       – А я вот совершенно не соскучился. В наших краях с каждым годом только холоднее. Кёнигсберг засыпало в апреле, растаяло всё только к середине мая. А у нас ещё позже. Так что к чёрту твой снег.       – Мы погоду не создаём. Смирись и наслаждайся божественной волей. Зато ветер сейчас самый подходящий для полётов. Одно удовольствие.       Норт, отвлекшись от сизой облачной дымки, следил за тем, как дети расправляют планеры и проверяют крепления на них.       Со времён его молодости устройство планеров стало проще и надёжнее, теперь с такими вполне могли после пары уроков управляться без помощи дети. Не то, что прежде, когда курс полётов длился несколько месяцев, и даже так не все в итоге были справлялись.       – Ненавижу эти штуки. Какое удовольствие вы в них находите.       – Во-первых, ты и в лучшие времена был как медведь, Урса, куда тебе на крыло. А во-вторых, я вообще удивлён, что ты в небе ходишь, а не по земле ползаешь.       – Не все рождаются с крылом за спиной, знаешь ли.       Норт улыбнулся. Когда-то он и правда был хорошим летуном. Лучшим на курсе. Даже сейчас иногда хотелось вспомнить, каково это: держаться над бездной только на хрупких парусиновых крыльях, быть полностью свободным. Совершить пару немыслимых трюков.       – Даже не думай. Ты, конечно, спятил, но не настолько.       – И не думал. Хотя даже жаль.                            Ветер будто подчинился, как только дети нырнули с палубы в прозрачную бездну. Только что он трепал волосы и рвал из рук планеры, и вот уже послушно держит их рядом с кораблём.       Забылись переживания последних недель, забылась грусть, забылась даже цель путешествия. Для Поллукса и Альхены остался только свист в ушах, дрожь каркаса вдоль спин и бесконечная высота. Им даже не надо было ничего вспоминать: все движения происходили естественно, без малейшего усилия, рычажки легко ложились под пальцы.       Крен влево, крен вправо, подняться чуть выше, а потом плавно нырнуть вниз. Уходить в пике близнецам не разрешалось, хотя матросы, учившие их, показывали, как это делается. Выглядело до безумия весело – но до безумия и опасно. Поэтому приходилось довольствоваться пологим спуском.       Пролететь под килем, слушая гул генератора. Вынырнуть с другого борта. Снова подняться чуть выше, на уровень шканцев, и в лёгком пируэте добраться до энергоузла в корме. Там мерцали гигантскими сотами ячейки альтидия и мотурия, от которых веяло теплом. От этого тепла планеры задрожали и взбрыкнули, как норовистые кони.       Альхена рассмеялась, шире расправляя крылья, поднимаясь выше, отдаляясь, отставая от корабля. Пол повторил её движения, ни на секунду не задумываясь. Каждое их действие было синхронно – не надо было даже смотреть друг на друга, чтобы знать, что делать.       Влево, вверх, петля. Вновь нырнуть под киль, подняться выше, петля, вправо, вниз. Без промедлений, без сомнений, как танцоры, давно выучившие свою партию, как актёры после тысячи репетиций. На каждый порыв ветра, на каждый рывок крыла они реагировали одинаково.       Снова стали одним целым, как раньше. Словно слыша мысли друг друга.       Внизу всё так же стелились поля, леса и луга, сверху нависало синее до прозрачности небо, и всё это приводило Пола и Альхи в такой восторг, будто у них у самих выросли настоящие крылья, на которых можно улететь куда угодно, хоть к далёким невидимым горам, хоть к тёмной ленте реки под кораблём.       Каждая секунда полёта приводила в бешеный восторг. Не впервые, но каждый раз – как в первый. Бешено стучали сердца и чуть дрожали от избытка чувств руки. Дети не чувствовали страха, как и положено детям, поскольку для них существовало сейчас лишь бескрайнее небо.       И даже наползающие с севера тучи, густой и вязкий туман, не остановили бы их, если бы не окрик капитана, едва слышимый за ветром.              – Снова будет шторм? – спросил у него неопределимым голосом Пол, сложив планер.       – Вряд ли. Ветер ровный, будет только снегопад.       – Первый в этом году снег!       – Да. Вы ещё на него насмотритесь после Амстердама: дальше намного холоднее, чем в Англии или Франции.       – А в Бургундии? – вмешалась Альхена.       – В Бургундии ещё ощущается влияние тёплого течения, оно резко заканчивается после Фризии. Но в Бургундии мы не будем останавливаться.       – Но маршрут! Брюссель!       – Если уже сегодня пойдёт снег, у нас очень мало времени. Брюссель отменяется. Всё равно Норкросс вряд ли будет посылать письмо туда. Какой смысл? Вот в Амстердам – возможно. Там и проверишь.       Альхена расстроилась, как и Пол. Дело не только в письме – они надеялись побывать ещё в одном городе, а теперь в лучшем случае поглазеют сверху, но с такой высоты разве что-то увидишь?              Да и снег в тот день так и не пошёл. Не пошёл и на следующий. Тучи сгустились, вокруг корабля повисло густое жемчужно-серое марево, из-за которого пришлось даже опуститься ниже. Но и там в просветах между клочьями облаков мелькали унылые однообразные виды.       Шли медленно, приспустив паруса. На планерах летать близнецам запретили, так что они то торчали на марсе, рассказывая друг другу выдуманные истории, то седлали фальшборт, пытаясь высмотреть что-то интересное, и за это несколько раз получили выволочку от Урсы, словно чувствовавшего, что они снова занимаются чем-то запрещённым.       Лишь к концу третьего дня, когда они уже миновали Брюссель, скучную сетку серых улиц далеко внизу, небеса сподобились измениться.       Ветер совсем затих, паруса провисли, только натужно гудел генератор, подпитывая скудный блок мотурия, толкающий корабль вперёд со скоростью листка в стоячем пруду. Стремительно холодало.       «Мунпат» медленно шёл над хмурыми, голыми лесами, в которых торчали до неуместности зелёные то ли ели, то ли сосны. С такой высоты видны были только яркие живые островки среди мертвой серости.       Облака низко нависали сверху, тяжёлые, пухлые, беспросветные. Внизу дрейфовали их полупрозрачные обрывки.       Пол и Альхи сидели на кнехтах, рассматривая приевшийся пейзаж, и кутались в тёплые пальто. Воздух ощутимо пах близким морозом и мокрым деревом корабля.       Альхена рассказывала брату придуманную на ходу историю про лесных великанов, прячущихся в тени елей, когда почувствовала, что щеки коснулось что-то лёгкое и холодное. Она подняла голову к небу, но на бледной серости не было видно ничего. Наконец, Пол толкнул её в бок и посоветовал посмотреть вперёд.       Там, среди рангоута и окружающего сумрака, стало видно, что с неба беззвучно опускаются снежинки. Лёгкий, робкий первый снег падал в абсолютной тишине, нарушаемой только свистом ветра и звоном снастей, и чем гуще становилась белая пелена, тем меньше звуков оставалось вокруг. Было так странно видеть снег со всех сторон сразу. Невесомые хлопья будто материализовывались прямо из насыщенного влажностью и холодом воздуха.       Совсем скоро палуба полностью побелела, земля скрылась из виду, а мир сузился до крохотного пространства корабля, плывущего в бескрайнем небе.       Дети сидели, не решаясь пошевелиться, будто наблюдали древнюю магию. Пахло снегом, деревом, влажной шерстью пальто. Они крепко держались за руки, глядя в смутную бледную мглу и смаргивая с ресниц снежинки. Снег едва ли чем-то отличался от лондонского, но здесь, на невообразимой высоте, был чем-то сродни древней волшбе. Не менее древней, чем само небо или Луна на нём.       Где-то бесконечно далеко переругивалась команда, убирая скользкую палубу. Темнело.       Альхена вдруг, сбросив наваждение, соскочила, сгребла в пригоршню снега и метко метнула в Пола. Тот вскрикнул и запустил снежок в ответ. Завязалась короткая перестрелка, ругались вокруг матросы, звонко стучало дерево в ответ на удары не попавших в цель снежков. Дети сбросили пальто, разгорячившись, гоняясь друг за другом по палубе, вытворяя немыслимые кульбиты, хватая окоченевшими руками снег и крича не хуже морских чаек.                            Норт вышел на палубу, услышав шум, и сразу получил по плечу снежком. Близнецы носились по палубе, без пальто, без перчаток. Кто-то из злых матросов, видимо, тоже попав под перекрёстный огонь, безуспешно пытался попасть снежком в них.       Со шканцев бесшумно спустился раздражённый Алиот.       – И как тебе это нравится? Они ничерта не слышат! Я глотку сорвал, пока пытался до них докричаться.       – Ты мог просто применить старое-доброе насилие, нет?       – Это твои дети, вот ты с ними и разбирайся. Не хватало мне ещё под удар лезть.       – Они не мои дети, а ты трусливый и жестокий человек, Урса. Я припомню это.       Норт возмущённо хмыкнул и нехотя выдвинулся ловить дебоширов.       На полпути чьей-то меткой рукой он получил пригоршню снега в лицо. Мало того, что это оказалось очень больно, так ледяная вода тут же потекла за шиворот. Поэтому первой, необдуманной реакцией стало бросить снежок в ответ. Ловко и бескомпромиссно.       Альхи (или Пол, чёрт их разберёт) остановилась и удивлённо обернулась. Вслед за ней замер и Поллукс. Оба, видимо, начиная осознавать происходящее, застыли как зайцы под прицелом. Такие перепуганные и несчастные, что Норт не смог, просто не смог ругать их.       С самым грозным видом он заявил:       – Во-первых, я запретил выходить без пальто, уж тем более бегать. А во-вторых, бога ради, здесь же почти не осталось снега, угомонитесь уже, вам больше нечем сражаться!