Лунная дорога

      На утреннем Амстердаме ничего не осталось от недавнего снегопада. Он был сер, сыр и неприметен, как и полагается осеннему городу.       С высоты видны были приближающиеся каналы, улицы и одинокая игла воздушного порта. Ничто пока не делало его особенным.       Поллуксу и Альхене куда интереснее были мрачные громады гор, вырисовывающиеся дальше. Кривые пики, отвесные склоны и невообразимая на фоне окружающих равнин высота.       – Это и есть Фризия? – спросил Пол, щурясь от ветра.       – Да, – отозвался капитан. – Фризские горы. К сожалению, нам придётся идти мимо них.       – А почему к сожалению? – Альхи, как и брат, говорила неопределимым, общим голосом, практически висела на планшире и щурила слезящиеся глаза.       – Потому что Фризские горы воздвиглись за грехи наши, – мрачно процедил господин Урса.       – Ну, да. Или их воздвиг Дьявол, или это была просто ещё одна катастрофа на этих землях. Они, на самом деле, совсем молодые, всего несколько столетий, и у них очень дурная слава. Не только из-за внезапности появления – а говорят, что появились они не более, чем за неделю. С самого своего появления Фризские горы славятся жестокостью. Они забрали столько жизней, сколько не смогли ни одни из тех, что стоят на земле с начала времён.       – Но тогда почему мы пойдём к ним?       – Потому что выбора мне не дали, Альхи.       Пол, на самом деле спрашивал он, тревожно вгляделся в чёрные силуэты вдали. Что вообще может заставить правителя (или кто ещё определяет маршруты кораблей) отправить в такое страшное место людей?       Правда, отсюда горы выглядели угрожающими, конечно, но не опасными. Как иллюстрация к страшной истории, когда ты знаешь, что должен бояться, но хорошо понимаешь, что это всё не по-настоящему. Поллукс переглянулся с сестрой: она думала точно так же.       К тому же, пока Фризия была далеко, а Амстердам сонно дремал и выглядел до ленивости умиротворённым. Порт здесь был как в Париже, а его главное здание – даже масштабнее.       Странно и неуместно выглядела только длинная высокая стена, отделяющая город от залива за ней. А ещё непривычным казался крепкий запах соли в небесном порту и очень уж вытянутые в сторону стены швартовочные каналы.       Капитан заметил замешательство детей.       – Здесь морская вода. Голландия почти целиком стоит на море. Чтобы вода не топила сушу, тут осушают морские марши и строят каналы. В том числе и для небесного порта.       – Но… это опасно! В море же ведь чудовища!       Альхена отшатнулась от борта и с ужасом уставилась на уже успокоившуюся после посадки «Мунпата» воду. Поллукс её чувства полностью разделял, поэтому тоже отпрыгнул подальше и схватил сестру за руку. Море! Прямо под кораблями! Безумие!       – Не бойтесь. Шлюзы закрыты, а попадающая сюда вода проходит через множество мелких решёток, чудовища не смогут сюда добраться.       – А голубые черви?       – Даже они. Всё в порядке.       Альхи не была уверена, что всё в порядке, когда вода поступает в каналы прямо из моря, но говорить ничего не стала. Что она могла с этим сделать? Хотя сама мысль о близости к самому страшному из возможных кошмаров человечества заставляла руки дрожать. Сколько корабль простоит здесь? Вряд ли меньше суток, но едва ли она сможет заснуть до самого взлёта.       Но Пола беспокоило не только это. В отличии от сестры он чувствовал только страх, но не бесконтрольную панику. И потому видел мир чуть шире.       – А для чего стена?       – Чудовищ нет в каналах, зато их полно в бухте. Из-за песчаных наносов сюда не могут зайти большие броненосцы, зато морские змеи чувствуют себя превосходно. После целой серии нападений на людей на берегу было решено построить стены, их тут несколько, и установить на них орудия. Так что теперь Амстердам – это «город стен и каналов». Подобная защита есть у Белой бухты в Кёре, кстати говоря, – взглянув на испуганные лица детей капитан добавил: – Не бойтесь. Мы здесь ненадолго.       Ни Пол, ни Альхи не ответили. Но одновременно решили, что лучше всего будет вернуться в каюту. Там хотя бы не видно ни стены, ни воды. А борта достаточно толстые, чтобы выдержать удары чудовищ. Голубых червей уж точно.       Поллукс беспокоился за сестру. Хоть он и сам стал сильнее бояться воды после Парижа, но её страх превосходил все ожидания. Даже в каюте её непрерывно трясло не меньше, чем тогда на набережной. Даже в объятиях дрожь не становилась слабее, и никакие утешения не помогали.       Сама Альхена просто даже здесь не чувствовала безопасность, зная, что совсем рядом плещется коварное море. У неё это знание вызывало не тревогу, как у Пола, а бесконечный липкий страх, завладевающий сознанием. Каждый посторонний звук вызывал в памяти воспоминание о чёрной воде Сены, засасывающем иле на её дне и жуткой вибрации от плавающих совсем рядом зубастых рыбах размером с лодку.       Как-то раз на ярмарку в Лондоне привезли пару выловленных в устье Темзы бахамутов. Был тёплый летний день, и ничем не обработанные рыбины ужасно смердели. Маленькая Альхи тогда разглядывала их, способных при жизни проглотить её одним махом, с трепетом, как прочие ярмарочные страшилки. Подёрнутые плёнками глаза мёртвых рыб смотрели на неё, огромные зубы торчали из широких пастей, а со стола стекала мутная жижа.       Пол тогда расплакался, а Альхене эти твари снились ещё пару ночей, пока их образ не потерялся под ворохом новых.       – Рыбы с ярмарки казались такими страшными, но я никогда не думал, что увижу их вживую. Я и думать про них забыл.       – Те бахамуты были мёртвыми. Не страшнее, чем сельди в бочке по сравнению с живыми в реке. Пол, я больше никогда не хочу приближаться к большой воде.       – Я ведь не могу тебе этого пообещать.       – Просто пообещай, что будешь рядом.       – Я всегда буду рядом.       Альхена кивнула. Странным образом этих слов оказалось достаточно. Хотя дрожь и не унялась полностью, но ослабла достаточно для того, чтобы она могла, пусть слабо и неуверенно, улыбнуться.                            Норт, вернувшись в кабинет, безуспешно разыскивал папку с маршрутом, который тщательно копировал после того, как отдал предыдущий экземпляр Альхене.       – Чёрт! Да куда он мог запропаститься?!       – Потерял? – предположил Алиот, равнодушно наблюдающий за поисками.       – Очень смешно. Я могу потерять должность и звание, но документы не терял никогда!       По крайней мере, он точно помнил, как закончил работу и оставил папку на столе, чтобы она была под рукой в порту, где точно пригодится. После этого он её судьбой не сильно интересовался, но куда бы ей деваться в закрытой каюте, с его личного стола? Не ветром же унесло.       Загадка представлялась неразрешимой. Норт и вправду не имел привычки забывать или терять что-то. Уж тем более важные для него самого документы. Чертовщина какая-то.       Теперь придётся идти в канцелярию с оригиналом и там при необходимости копировать. Повезёт, если здесь офицер не захочет подробных деталей и ограничится списком портов.       Озадаченный, Норт достал из сейфа оригинал плана маршрута. Нет, точно чертовщина. Ещё один пункт к списку проклятий их пути.       – Ал, я, кстати, хотел тебя попросить кое о чём. После канцелярии меня ждёт ворох бумаг. Проследить за пополнением запасов и проверкой узлов я смогу, а вот выйти в город – нет.       – Так, и зачем тебе нужно, чтобы я вышел в город?       – Увести с корабля детей.       – Я не нанимался в няньки, говорил уже.       – Послушай, я же знаю, что ты не такая сволочь, какой хочешь казаться. Пол и Альхи после Парижа до смерти боятся воды, а после того, как они узнали, что здесь каналы морские, и вовсе чуть ли не в слёзы ударились. Я просто хочу, чтобы они побыли где-нибудь на земле как можно дольше.       – А кто тебя просил им рассказывать, откуда вода в каналах?       – А то они идиоты и сами бы не догадались. И вообще, кто мне рассказывал про воспитание детей? Ты у нас знаток, давай, докажи.       – Я ничего не хочу тебе доказывать.       – Тогда просто побудь человеком для разнообразия. Иначе мне придётся просить в приказном в порядке.       Алиот красочно выругался.       – К закату я верну их сюда, делай дальше что хочешь. И это только один раз, больше не соглашусь. Понятно?       – Разумеется. Спасибо тебе большое, Алиот.              Канцелярия амстердамского небесного порта располагалась во флигеле. У входа торчал один-единственный унылый мальчишка, явно свежий выпускник Академии, но в коридорах было оживлённо.       Порт не был переполнен, однако многие капитаны, судя по всему, таскали за собой целую свиту, так что то тут, то там стояли группки скучающих людей, создавая толкучку и невообразимый гвалт. Норт мысленно проклял всех самовлюблённых идиотов, неспособных самостоятельно дойти оформить документы. Из-за них сложно было вообще понять, куда идти. Хвала господу, что в этот раз не надо отчитываться лично перед начальником порта.       Нужный кабинет обнаружился в каком-то неприметном закутке. Офицер был серый, неопределимого возраста господин с резким сильным голландским акцентом и впечатляющей степенью безразличия. Он даже не стал представляться.       – Капитан?       – Да, гражданское судно.       – Какой канал?       – Четвёртый.       Офицер кинул взгляд на список, лежащий перед ним, и спросил:       – Название корабля, ваше имя?       – Судно «Мунпат», я – капитан Норт Полстар…       – Достаточно.       Он вновь просмотрел бумаги и попросил план маршрута. Норт передал папку, предупредив, что это оригинал. Надолго воцарилось молчание, прерываемое только шелестом страниц. Сейчас план маршрута сверялся с информацией, полученной по радио, или радиотелеграфу, или по почте из Лондона и Парижа. Насколько сильно продвинулась связь для армии, и как её ограничили для граждан.       Капитану хотелось бы поставить радиотелеграф на «Мунпат», ну хотя бы для того, чтобы послать сигнал бедствия, который примут не только суда в пределах видимости. Но уже два года как это было запрещено. Причём причину понять было, вообще говоря, сложно. Да, страну наводнили шпионы из недружественной Сины (да и из других стран, по правде говоря, тоже, и это было взаимно), но запрещать гражданским судам связь?       И это ведь даже не передовая технология, как какое-нибудь, радио, позволяющее передавать голосовые сообщения. Здесь ограничения и монополизация были хотя бы объяснимы. Но внезапная политика запретов на всё вызывала беспокойство, император со своей паранойей заходил далековато. Да ещё и военных везде посадил, ни шагу без них не ступишь.       – Вы не были в Брюсселе? Или, что-то, снова отчёт не дошёл?       – Не были. Погода начала портиться, мы хотим успеть пройти Фризию до начала зимы.       – Понятно. Остальные пункты без изменений?       – Если ничего не произойдёт.       – Понятно. Тогда заполните вот это и можете идти.       Стандартные формы можно было заполнять с закрытыми глазами, так что это даже не потребовало усилий, но перед тем, как Норт ушёл, офицер окликнул его.       – Лучше останьтесь до весны, вы уже опоздали.       – Благодарю за заботу, я подумаю.       Чёрта с два он останется торчать здесь до весны. Время слишком ценно, промедление – роскошь непозволительная.              Второй остановкой стала портовая почтовая станция. У Норта тоже была, в некотором роде, своя паранойя, и корабельную почту он забирал сам. Есть дела, которые не стоит поручать даже той команде, в которой ты абсолютно уверен.       Впрочем, в этот раз ничего особенного не оказалось. Несколько писем членам команды от семей, письмо от Цереры, очередная писулька от одного из любимых братьев Норта – это он порвал и выбросил даже не глядя – и, удивительно, письмо для Альхены. От Норкросса. А парень недолго ждал, прямо из Парижа отправлял, что ли? В тот же день?       Подмывало заглянуть внутрь и посмотреть, что он там начеркал, но капитан взял себя в руки. Не настолько он опустился, чтобы читать чужую почту. К тому же, ему и самому пришло кое-что важное. Один его знакомый нашёл издание, за которым Норт давно гонялся. И даже любезно скопировал его. Счёт он за это выставил совершенно не скромный, но что уж попишешь – для дела всё-таки…       Надо будет поторговаться.              Местная публичная библиотека если чем-то и выделялась, то только своей скудностью и унылостью. Все ценные издания вывезли лет сорок назад, когда над городом нависла очередная угроза затопления и разрушения. Катастрофа миновала, но книги так и не вернули на место, оставив в чужих архивах (а кое-что, поговаривали, осело в частных собраниях). Тем удивительнее было обнаружить ценнейшее по своему содержанию сочинение здесь.       Впрочем, даже на то, чтобы найти, где эта книга находится, потребовался не один месяц. И ещё повезло, что охочий до денег Филакс, бывший архивариус Пиренейского штаба, ныне находящийся близко к руководству библиотекой, согласился помочь упростить получение копии.       – Господин Полстар, неужели вы, как разумный, мудрый человек, обладатель стольких орденов и такого чувства собственного достоинства, считаете уместным торг?       – Вы верно подметили, что я человек разумный, даже мудрый – а потому прижимистый, господин Филакс. Мне нужна эта книга, бесспорно, но, будем честны, только мне.       – Но я могу её просто не отдавать.       – И остаться без прибыли совсем? Вы оммат, вам ли не знать, что так дела не делаются.       – Послушайте, мне казалось, что в переписке мы обо всём договорились. Я свою часть сделки выполнил, и тут вы начинаете это представление!       Копия книги, тонкая, в самом простеньком переплёте, лежала на столе прямо перед Нортом. Можно было бы вообще просто взять её и уйти, но слишком велик был риск того, что Филакс этого так не оставит. Приходилось вести идиотский диалог и надеяться, что первыми нервы сдадут у оппонента.       – Просто давайте договоримся на сумму, которая устроит нас обоих. В конце концов, всё происходящее и так несколько противоречит правилам, да?       – Не просто «несколько противоречит». Директор категорически запретил выдавать оригиналы и копии селенистических трудов кому-либо, кроме аттестованных членов Научного Общества и селенистского духовенства. Но жаловаться ему на меня вы не станете, потому что тогда точно останетесь без своего. Чего вы добиваетесь?       – Я и не планировал. Просто хочу сократить время препирательств, не хочется быть пойманным с поличным. Снизьте цену хотя бы на тысячу, и мы разойдёмся.       – Слишком уж много вы условий ставите для человека, который приехал из Лондона в самый Амстердам за одним несчастным текстом никому неизвестного средневекового параноика.       – Мне было по пути. И я знаю, что вы пытаетесь нажиться на моём интересе.       –Какая новость! Естественно, я пытаюсь, иначе бы вообще не связывался с этим всем. В общем, так, ваша взяла, у меня нет возможности до бесконечности препираться. Новая сделка: вы платите полную цену, но я добавляю немного сведений, которых нет в книге. Вас же интересует Дорога и её поиск? Так вот, мне кое-что известно.       – Какого рода информация?       – Про то, как её найти.       Норт молча достал пачку ассигнаций и под бдительным взглядом Филакса отсчитал нужную сумму. Дело попахивало враньём, но, чёрт возьми, упускать такую возможность ради мелочного желания сэкономить? Ну уж нет.       – Итак. Можете забрать копию. Что касается информации, скажу сразу: это байка, легенда... Как и все, что связано с Дорогой, в общем. Существует мнение, что есть некий проводник.       – Проводник? То есть? Кто-то, кто показывает путь к ней?       – Да. Один или несколько, доподлинно неизвестно. Чаще всего говорят, будто это монах, но какой конфессии – неизвестно. Также считается, что найти его можно по особым знакам и приметам, которые раскиданы по некоторым текстам, посвященным Дороге. Только вот, опять, никто не говорит, каким. Но если найти его, он обязательно выведет ищущего на Дорогу. Есть, кстати, экзотическая вариация этой легенды: якобы, это сама Смерть, поскольку бренным нашим телам истинно нужна лишь она. Но в это я лично верю ещё меньше.       – И откуда эта информация?       – Господин Полстар, ну я ведь библиотекарь – и, в некотором роде делец. Это мой хлеб, так что источников у меня множество. Включая те, что я не стану копировать ни за какие деньги.       Норт сухо поблагодарил его и спешно покинул библиотеку. Паршивец выдал слишком обтекаемые байки без внятных советов, в голове уже начинала складываться цельная картинка: «остановитесь на путях ваших и рассмотрите, и расспросите о путях древних», как говорит Писание. И теперь эта легенда. Всё сходится, не может быть никакой ошибки. Если что-то подобное найдётся ещё и в добытом сегодня труде…       Кажется, Господь наконец-то одарил его своей милостью.                            Пол и Альхи всё-таки вернулись на палубу: каюта, пусть и безопасная, была слишком закрытой. Если бы что-то случилось, они бы поняли это слишком поздно. К тому же, в ней любой звук казался предвестником чудовищ. Снаружи хотя бы было видно, что происходит.       Но ничто здесь не радовало. Не хотелось наблюдать за людьми в порту, не хотелось помогать в приготовлениях к дороге. Даже вновь поднявшийся из машинного отделения господин Ях со своими байками не мог заставить тревогу отступить. Им обоим нестерпимо хотелось только одного: чтобы корабль наконец-то поднялся в воздух и как можно дальше ушёл от моря. Однако до этого, увы, был ещё минимум один полный день. Целый день рядом с существами из ночных кошмаров.       После полудня вернулся капитан: слишком весёлый для человека рядом с морем. А при виде них он оживился ещё сильнее и, не говоря ни слова, протянул конверт.       Пол, стоявший ближе, так же молча передал его Альхи. Та будто бы сразу же забыла о страхах и о чудовищах, жадно разрывая бумагу.       И ей даже не пришло в голову поблагодарить капитана, уносясь в каюту, чтобы вдумчиво прочитать чересчур длинный текст на двух листах, выведенный чересчур аккуратным мелким острым почерком.       «Дорогая леди Альхена!» – одной маленькой формальной фразы хватило для того, чтобы сердце Альхи растаяло.       Пол, заглядывающий сестре через плечо, физически ощущал её взволнованность, которую всё ещё искренне не понимал. Письмо было совершенно обычным: как дела, как проходит путешествие, куда направляется сам Норкросс. Подобное могла бы прислать тётушка (и странно, что пока ещё не прислала), только в письме проповедника все важные мысли были размазаны на несколько строк ненужными уточнениями, отступлениями и странными выводами.       «Я не могу понять почему, но Париж стал на меня давить. Кажется, такой светлый город, а теперь здесь уныло, пустынно и неуютно. Да ещё и с самого Вашего отбытия затянулись дожди. Я теперь даже рад, что уезжаю». Разве он не мог просто сказать, что успел соскучиться? И почему он вообще успел соскучиться за пару дней? А то и меньше. Письмо пришло так скоро.       Поллуксу наскучило читать уже на половине первого листа, но Альхи восторженно проговаривала одними губами текст, вглядываясь в каждое слово.       Видимо, в награду за такое терпение под конец Норкросс всё-таки решил сказать что-то интересное. Хотя написано это было настолько приторно, что Пола передёрнуло.       «Я совершенно точно знаю, что поступаю сейчас неправильно, но Вы и Ваш неугасимый свет, кажется, что-то изменили во мне… не знаю, к добру или нет, но я решился. Потому и пишу письмо так рано. Пока Вы покидали Париж, я изучал церковные манускрипты, и нашёл то, что, несомненно, должно пригодиться в Ваших поисках: «Во всех путях, во всех концах всегда мы находим великого учителя. И сей учитель ведёт нас по дороге. Не тропой, не хожим трактом, а истинно верным Путём, ибо сказано: расспроси о путях древних. И Он – тот, кто говорит и тот, кто зрит». Но смысл этого я предлагаю Вам расшифровывать самостоятельно, поскольку я и так сказал многое».                            Книга была мусором для абсолютного большинства нормальных людей.       Труд какого-то средневекового француза, признаваемого безумцем и при жизни, и в далёком посмертии. Сейчас вообще с трудом можно было узнать, кем он был: вроде бы, какой-то монах из первых селенистов, «повредившийся рассудком и впавший в ересь».       Иными словами, Норт заочно весьма уважал этого неведомого Феата, несчастную жертву собственных убеждений. Наверняка, он был неплохим человеком, раз его так старательно зарыли на свалке истории. А раз его труды так упорно отрицают, значит, ещё и незаурядного ума.       Единственным текстовым источником, где сохранилось его имя, был селенистический труд на полторы тысячи страниц крошечными буквами, и даже там Феат был упомянут вскользь, с краткой цитатой, и обвинён в ереси. Наверное, кто-то пропустил эту строчку при зачистке. Но этого было вполне достаточно, чтобы начать поиски первоисточника. Практика показала, что чем сильнее официальные церкви ненавидят человека, тем больше в его текстах дельных мыслей.       Однако единственное, что Норт нашёл в тексте практически применимым – это короткая заметка: «Ибо каждому воздастся не по делам его, а по разуму его собственному». Звучало многообещающе, но в контексте совершенно бессмысленно. Вне контекста, впрочем, тоже. Но эта фраза очевидно была выделена отдельно, заключена в рамку, кривую в копии, и подчёркнута. Что добавляло веса, но не смысла.       Бесплодные попытки разгадать тайный смысл этого глубокомысленного идиотизма прервали дети, взволнованно размахивающие письмом от святоши. Норт поначалу удивился: причём тут он, – но когда Пол (вероятно) ткнул в один из последних абзацев, всё встало на свои места.       И на совпадение это не походило.