Фрик-шоу

Он ушел в этот раз, предупредив, что вернется как минимум через двое суток, оставив пищи, питья и своеобразный "туалет". Даже разрешил брать сигареты. Это было странно - впервые Джек оставался надолго один - и при этом без пытки. Джефф даже специально проверил, чтобы тот мог брать все необходимое без труда. Неужели парень случайно попал в цель, но не в ту, став так глупо близким ему? Он не был уверен, что есть хоть один человек во всей вселенной, видевший приступ Джеффа и все еще живой, не был уверен, что среди его окружения вообще есть кто-то, кроме пса. Все остальные - просто неприятности или обузы разной степени. И вот он, кажется, вошел в круг тех, кого Джефф гладил по волосам. Круг начинал Смайли, замыкал Джек, а кроме них двоих никого в нем и не было. Не то, что планировалось, но далеко не худший вариант развития событий. Дверь скрипнула, и Джек подобрался, напрягшись. Не Джефф точно, но кто? Ответом стал вошедший с сигаретой в зубах Тим. Оглядел комнату и задержался взглядом на прикованном к кольцу в стене Джеке. Парень закатил глаза - давай, ты пришел посмеяться надо мной, как смешно и интересно! -Джек. -Чего?! -Это ты орал? Мозг должен работать максимально быстро. Как замаскировать минутную слабость, оказавшуюся такой громкой? Появился план. Удивленно и сомневающееся нахмуренные брови. -Когда это? Ему в ответ, кажется, такое жн удивление, только не наигранное. -Сегодня, утром рано... Да ты точно, из вашей комнаты был твой голос. План продолжал действовать, Джек нахмурился и стыдливо через несколько секунд опустил голову. Актер из него всегда был хреновый, но только бы сейчас прокатило такое. -Я, наверное, понял, про что ты говоришь. Сегодня утром он дал мне выпить каких-то таблеток, и после этого я... Мало что помню. Точнее будет сказать - ничего. После этой фразы наступает тишина. Она длится. Пять секунд, десять... Когда Джек поднимает взгляд, он видит Улыбку. Злую, ехидную, злорадную. Шепот через растянутые губы: -Врешь. -Чт?.. -Ты врешь. Я спрашивал у Джеффа...,- Сердце парня ухает вниз, в печень, заставляя картинку в глазах темнеть.,- Он сказал, что дрочил тебе, а потом ты сам молил его закончить и назвал хозяином ради этого. Я ведь прав?... Тишину после этой фразы можно бить молотком, даже кувалдой - она не раскололась бы. Наверняка был способ, было оправдание, но Джек не сумел придумать нужное, и просто сидел, абсолютно беззащитный, перед семидесятилетним или даже еще более старым психопатом, улыбабщимся так, как улыбаться не должен. Шаг к Джеку. -Отойди. -А что ты сделаешь?,- Брови Тима издевательски взлетают "домиком". ,- Хозяина своего позовешь? Шаг к нему. Еще один. Джек не знает, на что надеется, вкладывая всю силу, что есть, в ментальный удар. Такой, чтобы пробил все защиты Мастера, и чтобы не ослаб, стерев разум в порошок и причинив боль, способную обрести физическую форму, потому что если у Джека и есть хозяин, если у него и есть человек, которого он будет слушаться, то... Это не Тим. Совсем не он. Мужчина валится на пол с криком, сжав голову руками, футболка на животе резко пропитывается кровью - сработала Метка, почему - неясно, и это длится слишком жутко долго, неужели он вложил так много, а защита Мастера на Тиме была тпкой слабой? В голове удовлетворенный голос: "Я ее вообще убрал." -Он же умрет от удара такой силы! "Не умрет. Нужно мальчика поставить на место. Он делает неправильную вещь." На крик прибегает Брайн, истошный матерный вопль, наравне с длящейся и длящейся агонией Маски... Крик прекращается, Тим лежит на полу, истерично и громко пытаясь вдохнуть, но глаза закрыты - он уже без сознания, а Худи, удостоверившись, что жить будет, разворачивается к Джеку. Сигарета сплевывается изо рта. -Какого черта, Безглазый Джек? Ответь на мой вопрос. -Какого черта?,- Джек так же зол и спокоен, как и мужчина, и он не боится проигрыша - правда и справедливость толтко на его стороне.,- Я объясню. Тимоти Маски попытался изнасиловать меня, вот какого черта. Я попытался в ответ защититься так, как защищался ото всех всегда. Думаю, он должен был знать, каковы риски. -Думаешь?! На нас на всех защита Мастера, каким блядским образом ты ее пробил, сучья морда?! "Я ее снял. Специально для удара Джека. Брайн, следи лучше за Тимом. Нам ведь не нужно, чтобы, когда Монстр проснется в следующий раз, он навредил, к примеру, Тоби?" В ответ на голос Мастера, сейчас во всех головах одинаковый, Брайн шокированно таращит глаза, глядя прямо перед собой. -Так значит... К нему заявился Монстр? "Именно. И ты не отследил этого, Брайн. Ты мне сам объяснить можешь, какого черта?" Тут уже оба перешли в состояние шока - в голосе Мастера мелькнула злость. Не раздражение - раздражен он был почти всегда, а злость. Злость, которая у людей бывает в голосе непосредственно перед рукоприкладством. И Брайн опускает голову в подчиняющемся жесте. -Простите меня, Мастер. Это моя ошибка. "Повтори, в чем она заключается." -Я не отследил выход Монстра, хотя имел такую возможность, и подверг опасности одного из Прокси. Я раскаиваюсь в этом и прошу прощения. "Ты делаешь это искренне?" -Нет. "Почему?" -Мне плевать на жизнь и здоровье Джека. Если бы Тим его даже убил - мне было бы все равно, потому что Тим - мой друг, а Джек - посторонний. "Хорошо. Можешь идти." Видимо, лично Брайну Мастер сказал что-то еще, потому что тот поморщился и кивнул в ответ через несколько секунд. Бросил равнодушный и усталый взгляд на Джека, взвалил Тима на плечо - и ушел. Джефф пришел через действительно два дня, когда в комнате начало знатно вонять, а еда с водой кончились и Джек перешел на сигареты. Первое, что сделал - поднял с пола окурок, оставленный Брайном, да так и не убраный. -Что это? Не наша. После быстрого схематичного рассказа парень мрачно кивнул. Сжал в кулаке окурок, скомкав, и бросил на пол. Не обратил внимания на то, что Смайли тут же съел его, как, кажется, и на то, что Джек стоит, как ему до этого было приказано, на коленях в его присутствии. -Хорошо. Я понял. -Не думаю, что хорошей... -Я сам разберусь, что "хорошее", а что - нет. Это уже не твое дело и не твоя проблема. Напомни, кто я? Джек только вздыхает в ответ на этот вопрос. Только появился - сразу самоутверждается, и уже надоел этим. -Мой хозяин. -Умница. И хозяин, как с ними бывает, должен убирать за питомцем. Так что да, Джеффу приходится сложить пакет с каллом, положить в пакет побольше, туда же, в полиэтилен, вылить полный стакан мочи и, тихо матерясь, долго искать небольшой фрагмент окна, в котором был виден не лес, не город и не поле - просто пустота. Парень быстро открывает окно, так же быстро бросает туда пакет, хватает и заталкивает обратно ярко-розовую неоновую тентаклю, и тут же захлопывает окно со вздохом. Джек не хочет спрашивать, что это было, и как он до этого додумался. Потому что заранее знает примерный ответ - "было скучно." Джефф открывает окно нараспашку, там, куда он открыл, идет летний ливень, сладкий запахом и спокойный шумом; вынимает из рюкзака целое богатство - два блока сигарет, четыре банки тушенки, совсем немного мятой и нарванной явно на полянах травы, и наконец - обещаную цепь. Действительно длинная - метра три, и явно тяжелая - Джефф таскает ее не без труда, она нещадно громыхает, как гроза за окном, и они вторят друг другу. Парень выдыхает и берет в руку конец цепи, подходя к Джеку. Тот не дожидается приказа и наклоняет голову - видимо, Вудс не забыл взять у парня из комнаты ключи. Коротенькая цепочка отстегнута от кольца и пристегнута к одному концу длинной, второй конец пристегивается со щелчком действительно массивного амбарного замка к кольцу. Наручники падают на пол со звоном. Распрямлять руки больно. Двигать тоже больно, и Джефф помогает размять их, в основном просто двигая их помимо воли Джека и наплевательски относясь к просьбам прекратить. Потому что оба понимают - больно до жути, но нужно. Нужно хотя бы для того, чтобы конечности заработали снова, если не хорошо, то хотя бы как-то, и парень пытается отвлечься от боли: -Зачем трава? Курить? -Неа.,- Сосредоточенный голос в ответ.,- Делать настои от болячек. Синяки Мастер лечить не любит, как и порезы, и всю другую мелочь, а у меня предыдущие запасы кончились. И вообще - заткнись, надоел разговаривать, а еще даже не начал ныть. Джек действительно пытается заткнуться, а когда при стоне от боли и попытке выдернуть снова из ружой хватки руку Джефф отходит к стене и рисует новую черточку - даже, кажется, дышать перестает. Ему не нужно нового унижения. Хотя, что придумает на этот раз - загадка, ответ на которую получать желания нет. И когда руки уже достаточно подвижны, через, кажется, вечность - парень кивает сам себе и отходит от Джека к матрасу. Падает, пружинит и шлепает рукой рядом с собой. -Залезай, греть будем. Ты совсем каменный уже стал. Джек не верит своему счастью. Кровать. Мягкая. Теплая. Пара шагов с шумной и действительно тяжелой цепью - и он садится неуверенно рядом с Джеффом, тот тут же, сразу, обнимает его со спины и вместе с ним валится на матрас. Натягивает неаккуратным движением старое пуховое одеяло на них двоих. И Джек лежит, удивленный, смущенный, озадаченный, его обнимают, лежа позади и закинув на бедро ногу, не давая сделать лишнего движения - цепь натянута почти что до предела - или издать лишнего звука, но с другой стороны - по телу разливается тепло, и холод уходит из одеревеневших конечностей, мышцы впервые за все время расслабляются так, как должны расслабляться, дыхание становится глубоким и спокойным, а когда прогревается одеяло, становится так тепло, как в его комнате, градусов тридцать, может даже больше. Счастливый вздох заставляет Джеффа улыбнуться, зарывшись носом в чужие волосы и вдыхая запах его демона. Вот, как мало становится нужно для счастья после нескольких дней холода. Дайте одеялко - и ради вас под пули встанут. Какой очаровательный, правда - нежный и хрупкий, как засохшая еловая ветка. Но все еще живой, все еще временами даже своенравный и непокорный - но от этого было только приятнее ломать его, а потом собирать снова, но уже другим. Как Джефф делал это - было загадкой даже для него самого, шел на интуиции, очень надеясь, что случайно не убьет его, и к удивлению - пока все выходило даже не плохо, чтобы не сказать "хорошо", накаркав. Тихое дыхание отвлекло его от мыслей - Джек уснул. Уснул и расслабился в чужих тяжелых и слишком, может быть, крепких объятьях, засопев горлом, потому что слишком спокойным и тихим был этот шум для мужского храпа, и теперь быть рядом с ним можно было, не напрягая его или себя, можно было касаться и гладить, вдыхать, слушать... Как не горько признавать - он всегда был, есть и будет человеком, стадным животным, нуждающимся в чужих объятьях хоть иногда. И Смайл не смог стать заменой, Джефф так и не понял, почему, но он все еще тосковал по людской ласке, и это было неудобно и неприятно, но это было, и случайные подростки, которым просто не повезло испытать на себе его страхи и истерики, не помогали. Парень не понимал, как это работает и работает ли, или просто умело симулирует, как он когда-то в школе во время уроков, но мириться с фактом приходилось. Ему было одиноко. Так что сейчас он вырвал у жизни еще несколько спокойных часов, несколько часов без приступов, страха, злости - несколько часов сна с любимым псом и близким человеком рядом. Слишком недооцененное людьми время. Когда не нужно никуда бежать, ничего делать, от тебя никто ничего не требует - ты просто сделал достаточно, чтобы наградой тебе стало хоть и мимолетное, но все же счастье. Джек проснулся раньше лежащего рядом с ним парня. Замер, пытаясь понять - спит или нет. Не Джефф, а он сам. Но нет. Сон был бы совершенно другим, во сне Джефф не обнимал бы его мягко за живот, закинув ногу на икру, не похрапывал бы тихо отсутствующим носом и искалеченным ртом. Он бы не вздыхал резко раз за разом и не дергал бы плечами, будто плачет во сне... Стоп. Он плачет во сне? Джек не знал этого факта о нем, несмотря на, кажется, бесконечно долгую жизнь рядом - не было ни времени, ни случая, ни желания проверять или узнавать такое. Сейчас из перечисленного появился только случай, но и это не дало ни единого шанса закрыть глаза на правду - Джефф действительно плакал во сне, повторяя раз за разом имена, прося простить его, уговаривая опустить пистолет и потерпеть - это было жутко и страшно. Не потому даже, что он говорил с убитыми - кто из них так не делал - а потому что он, человек с безумно высокой самооценкой, осознавал свою неправоту в чем-то если не наяву, то хотя бы во сне, и жалел, по-настоящему жалел о совершенном. Это не было смешно или забавно - это было слишком грустно, как маленький мальчик попался на глаза не в то время, не в том месте и не тому демону, и теперь отчаянно пытался сделать вид, что все хорошо. Пытался так часто и так самозабвенно, что поверил сам, и стал не мальчиком, а обычным монстром, таким, каким стать до обидного легко и незатруднительно. Джек перевернулся так аккуратно, как мог, к чужому лицу, на другой бок, и вздрогнул - все еще не привык к уродству перед ним. Края прозрачно-голубых радужек закатившихся глаз мелко подрагивали под обгоревшими полосами, обрамленные будто толстым слоем угольно-черных теней глаза на белесом лице были похожи скорее на глупый и странный грим, и жуткая вечная улыбка, сейчас из нее, всегда открытой, капала на подушку слюна. Просто потому что через нее слишком легко сочилось жидкое. Так что парень постарался не смотреть на Джеффа слишком долго, прижавшись к нему ближе и обняв, почувствовав, как скованное кошмарами тело расслабляется, а потом просто обнимает в ответ, уткнувшись в чужую грудь и тихо посапывая теперь вместо рыданий. Джефф, проснувшись, остался неподвижным - что-то было не так. Что-то было странно, непривычно, непонятно... Жутко. Попытки понять, что же напугало, увенчались успехом - Джек обнимал его. Уже точно не во сне, руки слишком сильно для этого напряжены, и сознательно - обнимал, все еще не поняв, что тот проснулся, прижав, как ребенка, к себе, а если не кажется - даже легонько покачиваясь, успокаивая. Что его так испугало? Что Джефф делал во сне? Он не помнил почти своих кошмаров, только тонкая пленочка ужаса всегда оставалась на губах на целое утро. Но что же он делал? Двигаться, так или иначе, нужно - было бы подло не обозначить, что проснулся. Вопрос в том, что сделать. Решение приходит быстро - Джефф обнимает парня крепче, утыкается в чужую безволосую почему-то грудь, вздыхает даже успокоенно - приятно, и до боли в груди и тихого скулежа не хочется, чтобы это заканчивалось. Джек замирает, но все же, усмехаясь как будто с грустью, прижимает парня ближе к себе, и тот просто пропадает в жаре чужих рук и чужого тела, как последний идиот, и совершенно плевать на опасность, на их ненависть друг к другу, на то, что этого быть не должно - но что, если твой самый близкий в мире человек - твой враг? Что, если это перестало быть ненавистью, такой, как в книгах, и стало чем-то пугающим и неясным, странным до дрожи в коленях, до сумасшедшего желания, первого в жизни, присвоить себе не вещь и не зверя - человека?