Фрик-шоу

Горячий душ, как лекарство от любых проблем - то, что со временем стал его внутренним девизом. Когда от воды идет пар, а тело жжет кипятком, заставляя побарывать желание откинуть душ с кошачьим шипением в сторону, только тогда он чувствует себя по-настоящему живым. В этот раз пришлось чуть уменьшить температуру - свежие шрамы жгло до скулежа, проявляющегося внешне разве что в том, что парень все же сделал воду чуть холоднее. Секундные колебания - но все же Тоби не оченть важно, кто использует его мыло, а идти в комнату за своим было в первую очередь лень. Он обсыхает без полотенца, по-собачьи отряхиваясь, накидывает тяжелый и теплый флис и смотрит в зеркало - во всю стену, всегда удивлялся, как еще никто не сломал, увидев что-то не то, а потом сам увидел и попытался - оказалось, что оно пластиковое и слишком толстое, держащее удар без напряжения. Мастер слишком хорошо знал своих подчиненных. Из отражения на него смотрит усталое, но как будто бы счастливое серое ебло, до боли родное и знакомое, от горячей воды смола в глазницах снова разжижела и норовит теперь вытечь, ошейник на расслабленной шее чуть опущен, и видны мелкие свежесросшиеся беленькие шрамики, на одном из голых плечей - худи все же велико, и на какого это амбала рассчитано - красуется двумя темными дугами укус, он будет заживать медленно, глубокий, но мешающий не так сильно, как убитые ко всем чертям ноги, на лечение которых сейчас уходит весь ресурс регенерации, позволяя хотя бы ходить. Иногда он даже завидует обладателям меток - им помогает тот, у кого сил на такое с излишком. По дороге из душа он встречает только одиноко и неторопливо бредущую по коридору Клок-Ворк с пластиковой бутылкой какого-то дешевого алкоголя в руках. Как всегда, они останавливаются, чтобы переброситься парой фраз. Самая забавная личность здесь. На каждом из слоев она - другое существо. На внешнем - человек, на втором - видится демоном, на третьем - сгустком чистой энергии, на четвертом, для перехода на который понадобилось усилие - ее нет вовсе. Хотя должна быть, должна соблюдать законы, по которым работали слои. Но ее не было, и приходилось с этим мириться. И пытаться отгадать все же, что она такое. А еще - она не пьянела. -Доброго тебе дня, Тень. Рада видеть тебя...,- Девушка запнулась, кажется - побывала на секунду на соседнем слое, исчезнув и тут же появившись.,- Живым. Я вижу, ваши с Уродцем отношения изменились? Она всегда говорила "в добром здравии", а сейчас изменила обращение. Ноги? Или разум и душа? -Здравствуй, Часовая Леди. Рад снова встретить тебя. Ты не ошиблась. Кажется, меня поломали. -Нужно ли мне высказать соболезнования? -Не стоит. Я даже рад этому. Девушка замолчала на несколько секунд, нахмурив брови. Потом скупо, одними губами улыбнулась. -В таком случае, будет ли уместно поздравить? -Только для тебя. Для остальных - нет. -Даже для Часиков?,- Таким милым обращением она называла Тикки-Тоби, сравнивая его тики с движениями стрелки часов. -Особенно для него. Прости, но слишком уж личное это, слишком интимное. Девушка хихикнула. -Как сентиментально. Знаешь, мне кажется - это убьет тебя когда-нибудь. Джек в ответ качнул головой в сомнении - он не готов был сейчас думать об этом. -Посмотрим. Сам не знаю, но надеюсь, весьма и весьма, что это не так. Они разошлись мирно, как и всегда. Все же, она поразительна. Родная комната. Теплая. Белая. Чистая. Прибранная, как и всегда. Джек падает на кровать со вздохом облегчения и некоторое время лежит в сходном с эйфорией состоянии. Потом достает из матраса сигареты и зажигалку, запасенные на особый случай, дорогие и красивые, а зажигалка - так вовсе титановая, напоминающая маленткую газовую горелку, нежно любимая. Голубое пламя конусом взмывает на миллиметры вверх, давая закурить, и демон жадно затягивается дорогой и терпкой, без примеси опилок, сигаретой. Спустя, может быть, двадцать минут, находит в себе силы подняться и, поправив мимолетным движением ошейник, открыть дверцы двустворчатого шкафа. С одной стороны - железо, все, какое могло понадобиться в развлечениях, от киллограмовой арматуры до стальных шаров чуть меньше кулака размером, с другой - одежда, темные оттенки и теплые ткани - свитера, флиски, термобелье, шерстяные шапки, разделены отделы натянутой на железных кольцах кожей. В тот раз он, как всегда, сначала сделал, потом удивился, что получилось, забросил в кладовую, и только через несколько месяцев понял, куда можно пристроить. Хотя больше снимать с человека кожу желания не было - сложно снять, потом обработать, найдя нужные средства и потратив на это дни - игра по итогу не стоила свеч, как бы не утверждали обратного близнецы из города, в своей лавке продающие целые произведения искусства, созданые из человеческих частей. Чего стоило кожаное кресло на костяных ножках и сколько на него потратили сил - страшно подумать. А шкаф!... Но люди искусства всегда были странными, с этим оставалось лишь смириться, пожав плечами. Джек, покопавшись, для себя нашел любимый и самый комфортный, немного колючий новогодний свитер ручной вязки, а для Джеффа, недолго думая - ставшую слишком маленькой для него черную толстовку, в которой он когда-то только начинал, еще тогда, когда был смысл в синей маске, сейчас ставшей лишь нежно любимым артефактом, но не инструментом, уступив место более удобным одноразовым медицинским. Тяжелая кожаная куртка, приносящая ему удачу в рейдах на город в поисках новых предметов, походные непромокаемые штаны с утепляющей подклаткой. Для Джеффа - пуховик и джинсы. Даже не собираясь оправдываться ни перед собой, ни перед ним, в выборе одежды парень не колебался. Не хотелось, чтобы запачкали что-то, хоть немного дорогое ему, а на Джеффе ровным слоем грязи покрывалось все, включая белье, как только оказывалось на нем. Осталось поесть и вернуться в комнату Джеффа, потом можно будет вместе отправиться в город - и Джеку нужно было взять себе разных мелочей вроде скальпелей, нового точильного камня и газа для заправки зажигалки... В кладовой пусто, тихо и прохладно - как и всегда, как всегда - спокойно и размеренно, но видно, что побывал чужак - сдвинута крышка одного из холодильных ящиков. Парень равнодушно посмотрел в пустые глаза, глядящие из щели. Неудачно - Джефф сдвинул крышку именно того холодильника, куда Джек складывал то, что еще не успел обработать, и теперь все это годилось разве что на помойку - заморозить второй раз уже размякшее мясо - совершенно отвратительно и некультурно. Или можно отдать неправильное мясо Смайлу - то-то радости будет псу. Он не рассчитывал на то, что путь обратно будет т а к труден. Труден настолько, что из двери в полуметре впереди него вываливаются два борющихся тела, падают на пол, не переставая пытаться как будто убить друг друга... Осознание того, что одно из этих тел - Джефф, приходит пугающе быстро, осознание того, что второй - Тим, слишком поздно, когда перемещение на второй слой одним прыжком слишком сложное, но оказаться между ними, замедлившимися - элементарно, и откинуть их друг от друга, переместившись в родную реальность, еще легче. Джефф вскакивает снова, а Тиму приходится подниматься с явным трудом - у него меньше повреждений, но боль он чувствует намного лучше, чем парень, которого Джек буквально заламывает, упершись в чужую спину ногой и заставляя замереть - либо вывихнуть себе суставы, не трудный выбор, но не для этого идиота, и чужой рык злой и опасный: -Отпусти меня, быстро! -И не подумаю, пока не объяснишь, что происходит! -Он пытался забрать мое! -Не забрал - не считается, и успокойся уже, идиот! Тим смотрит мутным взглядом и рукавом вытирает кровь из-под носа. Сбитое дыхание мешает ему говорить. -Бешеные, блять. Джек, держи ебыря своего на поводке, заебали оба. Он показывает незатейливо средний палец и захлопывает за собой дверь в свою комнату, из которой до того выпали дерущиеся. И все же Джефф вырывается - не хватает силы удержать его, когда последние силы растрачены на перемещение на другой слой. Как минимум четырнадцать дней бессилия рядом с остальными - не лучшая перспектива, об этом легко догадаться, и не нужно быть умным. Удар в лицо кулаком заставляет вскрикнуть, упав на пол - все же он больше не будет повторять подвигов ввиде полной потери сил, когда даже трудно двигаться. Над ним нависает чужое разозленное безумно лицо, тут же Джеку помогают встать, взяв за грудки и приподняв, и злой, рычащий голос: -Ну и что ты сделал?! Что он сделал? Отличный вопрос, лучше не бывает - самому непонятно, что сделал и зачем, ничего не идет в голову, кроме идиотских объяснений для влюбленных парочек в вечерних парках, ничего из этого не подходит для двух уродов-маньяков. -Он бы тебя прикончил, знаешь? Либо он - либо Мастер. Тут все сильнее тебя, признай. -Да мне срать!,- Тряска заставляет зашипеть.,- Срать! Когда чужак берет мое - плевать, кто и кого убьет, он просто должен знать, чем это обернется, понял?! Слабая улыбка в ответ, глупая шутка в голове - что же Тимоти так глупо попытался взять, что Джефф так бесится, попытался взять у того, у кого ничего и нет, кроме самого себя? -Да что он взял, что ты так взъелся? -Ты придурок? Парень отпускает свитер Джека и хлюпает носом с тянущимися из него кровавыми соплями. Облизывает разбитый окровавленный рот. Рывок - и приходится нагнуться, потому что больно тянут, заставляя смотреть в глаза, за ошейник. -Тебя. Ты точно придурок. Пока Джефф тащит его обратно в его же комнату - вещи лежат там, царит молчание, злое с одной стороны и ошеломленное - с другой. Что-то внутри било по ребрам со всей возможной силой, заставляя глотать ртом воздух. То есть, за него заступились? Впервые черт знает за сколько времени - заступились?! За это он был готов простить очень, очень многое. Потому что что это ценно, это важно, это близко до боли в груди, до желания прижать к себе и не отпускать больше никогда, потому что это - в первый раз. Удар, толчок - и Джек летит лицом в собственную кровать, встает, пытается встать слишком медленно, руки бессильно разъезжаются в стороны, и удар ногой по спине - не остается ни единой мысли о том, что подняться вообще возможно, хлопает дверь, удается перевернуться, чтобы видеть, что сейчас будет, но взгляд расфокусирован, как будто сутками не спал, нельзя было последние силв тратить, когда Джефф садится на его ноги, так до конца и не сросшиеся - тихое поскуливание от боли, удар по щеке, сейчас - щадящий, и злое искалеченное лицо, плевок и чужая слюна, катящаяся капелькой по скуле. -Кто тебе разрешал, сука?! Кто?! -Отпусти, гандон, ты меня так добьешь... Язык с трудом слушается, перекатывая во рту вязкие слова, но игнорируют, и снова пощечина. -Да мне срать! Я сам могу разобраться...,- Сжатый на яйцах кулак так же неожиданен, как то, что Джефф целует его, скулящего от боли, знает ведь, что поцелуи с ним отвратительны, и все равно делает.,- В том, с кем мне драться, сука! Или ты, урод, забыл, кто из нас кого трахает, как шлюху, а кто терпит, потому что немощный кусок дерьма?! Кулак на достоинстве с силой сжимают и тянут вверх, заставляя выгибаться и тихо выть, проклиная полуосознанно всех нынеживущих, каждого из людей, демонов, ангелов - кого угодно, лишь бы наконец отпустили. Кто услышал проклятия и мольбы - осталось неизвнстным, но Джефф отпустил, заставив снова упасть с приглушенным криком боли. Двоящийся и темный на фоне белых стен силуэт парня чуть уменьшился - тот отошел. Как будто сквозь пелину раздантся чужой голос "Лежи здесь", как будто он сможет встать, хотя бы двинуться - магическое истощение высасывант все силв, не сразу же, а с накатом, как гигантский прилив, цунами, в глазах темнеет и светлеет снова, слышно, как открываются дверцы шкафа, Джефф даже не смеется в ответ на то, что видит, только копается сосредоточенно - он действительно зол, находит что-то себе по душе, силуэт снова рядом, движение чужой, сильной руки - переворот на живот, иначе - будет хуже, не послушаешься - будет хуже, умрешь... На запястьях щелкает железным знакомый, как свои пять пальцев, замок. Знакомый и до этого любимый тем, что антикварный, с острыми краями, калечащими запястья, парень всегда любил бить, чем угодно, от ремня до коровьего хлыста, когда чужие руки заняты им - две причины для крика в одной. Нож вспарывает свитер, ниточки трещат возмущенно от такого кощунства. -Джефф, не надо. Собственный голос как будто прикрыт тканевой стеной - заглушен бесконечной тишиной в голове, но ответ слышится ясно, проникая под кожу вместе с неожиданным холодом чужих рук, царапающих спину. -Ага, конечно. Держи карман шире, идиот. Джефф смотрит на парня удивленно, недоумевающе - он, кажется, потерял сознание, расслабившись и приоткрыв рот, из которого нитка слюны подтекает на его же кровать. От чего - непонятно, ну и пусть, полежит так полчаса - и очнется, и тогда планы по поводу него наконец реализуются: Джек сумел набрать две полоски за один поступок, еще за прошлые было... А не важно, парень фыркает и гладит по спине лежащего перед ним, абсолютно не важно, сколько он чего набрал. Потому что, кем бы ты ни был, попытка оправдать самого себя всегда будет худшей идеей из возможных - никогда не сумеешь увидеть себя таким, какой есть, если вечно будешь сбегать от собственной сущности. Так что остается только признать - да, он хочет причинить Джеку боль. Даже не ради мести, ради самого процесса. Ради того, чтобы увидеть, как его кроссовки облизывает, счищая грязь, тот, кто раньше считал себя самым сильным. Потому что как бы ты ни был крут, всегда найдется вареное яйцо, и даже оно будет круче тебя - ведь пытаться казаться крутым - лучший способ опуститься на самое дно. Мысли взбудораженные, перевозбужденные, злые - не нужно думать, нужно действовать, прямо сейчас, потому что надумает себе еще бреда - и потом, что с ним делать, совершенно непонятно. Так что он приподнимает за ошейник тяжелую безвольную тушу, сажает ее к стене, думает с минуту, как прикрепить раздвинутые ноги, придумывает, приспускает чужие штаны, обычной веревкой - к ножкам кровати. Так едва сумеет двинуть ногами, не то что в лицо дать. Лицу пострадать нельзя ни в коем случае. Нужно вытереть кровь, точно. Оставив Джека одного, удостоверевшись, что не сможет сдвинуться с места, Джеф идет умыться в душ на этаже. Там никого не встречает, умывает кровь с лица, вытирается - все же, хорош. А чем недоволен Джек - понятно мозгом, но не сердцем. Если бы самого Джеффа выебал кто-то настолько идеальный - он счел бы это за честь, право слово. Идиот все же этот серолицый. Джек не знает, через сколько просыпается, но ему значительно легче: магический уровень все еще на нуле, зато теперь вернулась способность легко двигаться и понимать, что происходит. Вот только, кажется, ни одно, ни другое ему сейчас не пригодится - он сам привязан, руки скованы, а Джефф зол, и когда он вернется - интересно, когда - ему будет абсолютно плевать на то, что Джек к собственному удивлению выжил. Возвращается он быстро, смотрит устало и раздраженно на парня - как будто на провинившегося Смайла, которому черта с два что-то объяснишь словами, а вот ударом ногой под пузо - пожалуйста. Садится на кровать рядом, закуривает чужие сигареты, взятые с тумбы. Невесело улыбается. -На этой кровати ты бил меня ремнем по груди, пока не выступала кровь. Помнишь? В ответ Джек кивает. -Помню. -Держал меня под ней сутками, я не мог даже двинуться. Помнишь? -У тебя тогда случилось растяжение. Конечно, помню. -Ебал меня здесь же, пока из очка кровь не потечет. И это помнишь? -И это помню. -Так к чему я веду?,- Джефф тушит сигарету о его плечо, заставляя поморщиться, и сам отвечает на свой вопрос.,- К тому, что у меня нет ни единой причины быть милосердным к тебе. Ни одной. И я могу делать с тобой все, что захочу. Почему я так добр?... Джек в ответ молчит, лицо, он надеется, не выражает ничего, кроме усталости, но внутри скребет больно до крика страх, сжимает горло, бьет по сердцу, давит на глаза. Страшно понимать, что он в чужой власти - весь, прямо сейчас, и ничего не может сделать. И что бы не сделал с ним Джефф, смеяться будут вовсе не над ним. Только над Джеком - потому что не стыдно быть злым и жестоким, стыдно быть слабаком. Джефф тянет его к себе за край любимого, к слову, свитера неожиданно и больно, под звон наручников перехватывает, теперь рука на ошейнике, глаза в глаза, чужие, как будто у мертвой рыбы, но только зрачки бегают, оглядывая новую жертву. Жуткий голос позволяет предположить, что прямо сейчас Джека уничтожат, и уничтожат безжалостно: -Ты не был хорошим мальчиком. Придется наказать, как думаешь? Джефф откидывает его обратно спиной в стену под тихий скулеж боли - наручники ударили по рукам - и нависает над ним с ухмылкой. Хватает за подбородок, снова поцелуй, Джекк изгибается в рвотном позыве, но тут же рот зажимают, и сразу - нос, из глаз сочатся слезы, картинка мутнеет - хоть немного кислорода, пожалуйста, и паникующий вой сквозь чужую ладонь - тут же отпускают. Пощечина такая, что шея от резкого поворота головы щелкает, хоть и не ломаясь, щеку обжигает болью. -Джек, ты готов просить своего хозяина? Чтобы отпустил, а? Чтобы простил? -Да, прошу, хозяин... Джефф в ответ пожимает плечами, заставляя удивленно таращить глаза: -Ну, не готов - так не готов, кого я спрашиваю, действительно.,- Его смех, больной, напоминающий снова о чужом безумии, режет слух неожиданно и до дрожи резко.,-Что, решил простым извинением отделаться? Ну уж нет, малыш. Злость внутри Джек тут же подавляет, прикрывая чуть глаза, повторяя про себя, как мантру, что это ничего не изменит, станет только хуже, только хуже, не нужно совершать старых ошибок Джеффа - если он хочет играть, то получит игрушку, хочет дрессировать - получит пса, и наконец успокоится, прекратит злиться. Пожалуйста. Когда подавлена злость - ее целиком заменяет страх, и в голове остаются только мольбы - пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... Джефф тем временем снова копается в шкафу - ищет, наверное, что-нибудь забавное. И даже находит, и Джек только скулит и прижимается к стене - наверное, это самое болезненное из его коллекции, лично для него, разумеется. Не выносил он боли в груди, лучше уж пусть ноги сломают, чем... Э т о.