Фрик-шоу

Эту малышку Джек навещал каждое утро, лично приносил еду, мыл, кормил, переодевал, когда станет необходимо. Сегодня, как и всегда, он пришел к ней около пяти утра, та лежала на кровати без движения, как и всегда. Она не сопротивлялась ему уже давно - поняла со временем, что лучше не ссориться с тем, кто единственный из приходящих умеет ее кормить. Кормить, осторожно приподнимая чужую голову и вставляя трубку в чужое горло, через нее аккуратно вливая жидкую пищу. Он никогда не думал, что без нижней челюсти жить настолько трудно, но когда появилась эта девчушка - увидел своими глазами. Рядом с ней он также понял, что трудно жить без пальцев ног и рук. Что невообразимо трудно жить, когда каждый день приходит Джек и обновляет заклятие, заменяющие случайно в ее восприятии одни предметы на другие. Однажды она вместо расчески взяла опасную бритву - пришлось вытаскивать почти что с того света, практически мертвую. Но даже такая цена, как уход за ней, была нормальной для того, что Джек получал за это. Он искренне хохотал над ее попытками самостоятельно взять что-то в руки, с ней было смешно играть в любые настольные игры, а ее панические атаки были одним из самых забавных зрелищ в его жизни. Она била, подвывая, двумя кусками рук стены, пока обрубки не превращались в кровавую кашу, ее душил кашель, она явно хотела что-то сказать, закричать - но из горла вырывался только вой, она падала на пол, теряя равновесие, и ползала, не в силах встать. Джек ни с кем не хотел делиться такой забавной штучкой. Кроме, разумеется, Хелена, которому та официально принадлежала, и с которой только тот имел право развлекаться по-настоящему. Джек вытянул из воздуха иллюзию конфет и закинул в рот внушаемую самому себе сладость. Ради себя нет смысла создавать настоящие. Он отлично помнил тот день, как и все предыдущие и последующие. День, когда к ним пришла какая-то наглая девчонка с навыками убийства. Первым встретившим ее был Хелен, а не Кэнди, поставленный на дежурство по территории в тот день. И мальчику стала интересна такая сумасшедшая дура, как он сказал потом. Все требовала какого-то "семпая Джеффа", который по ее словам уже долго ждет ее, и не может найти, и что-то еще, что никто не понял. Но когда она совершила ошибку - когда в ответ на слова Хелена о том, что ей здесь делать нечего, матерно послала его. Кадр никак не выходил из головы - меньше доли секунды, когда окаменевший от чужой наглости парень становится чем-то, не являющимся им. Чем-то, что совсем не хочется слать матом. Что-то, немного напоминающее Хозяина по ощущению, но не по внешности. Внешности как будто и не стало. А в следующий момент все еще невозмутимый Хелен перерезал девчушке сухожилия на руках ее же ножиком и отвел к себе. Теперь, как он хвастался, ее челюсть, разукрашенная ее же кровью, занимала место папье-маше, лежа на записях, которые тот вел, как одержимый. Теперь у нее не было пальцев рук и ног. Теперь, уже которвй год, она оставалась любимой игрушкой того, кого с тех пор про себя Джек называл младшим Хозяином. С кем он больше даже не думал ссориться, кого с того момента начал бояться и уважать. Того, кто уже давно не был обычным человеком в окружении демонов. Хелен снова рисовал сегодня, сегодня он решил уделить время этому. От неудачных попыток создания кукол остались отличные позвонки разных типов, которые сейчас очищались в тазах с уксусом в подсобке под присмотром кукол, уже вторая партия, а первую парень уже разложил на столе перед собой - лучшие экземпляры. Он подзывает к себе одну из своих - как приятно думать об этом - кукол и берет у нее кровь из вены. Глупо будет, если она умрет ради его развлечения, так что он делает это осторожно, шприцом. Наполняет чернильницу на столе красной краской и достает тонкую кисть для туши. Начали. -Начали. Заново. Джек был готов плакать - от боли или от отчаяния, пожирающего его изнутри наружу. После нескольких книг теории, проглоченнвх мгновенно, они начали первую практику - Оффендермен просто контролировал, чтобы тот работал, никак не объясняя и ничем не помогая, а только командуя. Джеку поставили условие - сделает задание и получит пряник, не сделает и получит кнут. О свойствах кнута и пряника оставалось только догадываться, и парень надеялся, что хотя бы пряник не будет отвратителен ему. Далековато он заглянул, когда подумал так. Сейчас главным желанием было свернуться в клубок и заплакать от боли в трясущихся от напряжения пальцах. -Ты видел, как это делается. Давай. Ты можешь, это приказ. Хотелось сказать, что Джек не может, не может никак и ничего - но тогда кнут он схлопочет прямо сейчас, а одна мысль о том, чем это может быть, приводила в ужас. Приказы начальства не обсуждаются, ты пытаешься выполнить их и умираешь, либо даже не пытаешься - и умираешь. Джек хотел жить, и пытался снова и снова. Сложить пальцы так, что они как будто скоро выпадут из кистей рук. Сосредоточиться и перейти на первый слой абсурда, прыгнув. Там - сфокусироваться на символе и создать его в воздухе, вытянув по нитке из сложенных пальцев. На второй круг - и символ становится оболочкой, защитным коконом вокруг него, и Джек медленно создает второй символ, совершенно другой. Мизинцы, выгнувшиеся так, как гнуться не должны, дрожат. Медленно из рук вытекает второй символ, сплетаясь в воздухе - по капле, по нити. Переход на третий слой абсурда, дышать тяжело, глаза жжет и приходится делать все вслепую, сжимая чтобы не крикнуть, зубы. На третьем слое уже ясно слышны, ясно чувствуются населяющие Абсурд твари - для защиты от них предназначены щиты, и пальцы сплетаются в новый знак, пока прозрачные стенки заклятий ломают когтями, зубами, крыльями. Оффендермен не делает ничего - просто стоит рядом, он тоже чувствуется, но иначе - не угрозой, не опасностью, а первобытным ужасом. Из палбцев нить за нитью скользит знак, слишком медленно, и ясно, что джек не успеет - внешний зит, сильнее внутреннего, уже сломан, а знак собран меньше чем на половину. Шум, скрежет от счита, пальцы судорожно и неаккуратно лепят нить за нитью - уже ясно, что этот знак не выйдет, но Джек пытается, пока не пробит внутренний щит, пока к нему не бегут жадные до чужой плоти твари. Он просыпается на том же ковре, что и до того - много раз. Черный силуэт качает головой неодобрительно и осуждающе: -Ты невыносим. Вставай. Джек не может встать - он понимает это, когда при первой же попытке ноги подгибаются от боли в мышцах, и он снова падает на колючий ворс, глотая слезы. -В с т а в а й . -Я не могу! Не могу, не видите?! Мне больно! -Демоны не испытывают боли. Вставай и подходи ко мне, тебя ждет наказание за хамство хозяину. Не подойдешь - и будет хуже, намного. Джек чувствует себя так, как не помнит, когда чувствовал себя в последний раз - восставшим из могилы мертвецом. В голове ни единой мысли, только повторяется из раза в раз: будет хуже, будет хуже, будет хуже, намного хуже... Подняться на ноги невозможно, и он делает это - встает, чувствуя, как части организма, кажется, ломаются, тут же возвращаясь в норму. Лопаются мышцы - такое ощущение. Был бы человеком - давно потерял бы сознание. Не повезло ему быть собой. Каждый шаг - как будто череда взрывов в икрах и голенях. Черная смола из глаз капает на пол - это его слезы. Плевать, что подумает Оффендермен - Джеку больно, и он не видит необходимости скрывать этого. -Вставай на колени. Силуэт в кресле как будто издевается - парень падает, сдерживая вой боли сквозь зубы. -Не так. Поднимись и встань на колени нормально, щенок. Джек не может подняться физически - в глазах мутно и красно, во рту привкус собственной крови, и все тело будто ломали много раз, а потом собирали заново. Чужой голос будто сквозь пелену: -Слабак. Джек просыпается в темноте, снова. Силуэт у окна, снова. -Свари мне кофе, я подумаю над твоим наказанием. -Да, хозяин. Подниматься совсем чуть-чуть менее болезненно, чем вчера - или сегодня, когда он потерял сознание, в общем, но он справляется, хватаясь за тумбочку. По стенке идет в, кажется, кухню. Света здесь нет, и чтобы видеть, нужно находиться на первом слое абсурда. Действительно кухня. Турка в верхнем ящике под плитой, электической - специально, чтобы не разрушать темноты. Удивительно, но Джек уже наловчился видеть здесь, в непроглядной тьме - непонятно, как он так долго мог держаться на первом слое, как хватало сил, но факты на лицо - в турке варится кофе, и Джек прекрасно видит. Кофе - в единственную кружку, которая есть на этой кухне, цветов не видно, только форму и текстуру, так что понятно только, что она небольшая, пузатая и из тонкого фарфора на ощупь. Кофейная, для эспрессо. Хозяин - эстет, как и ожидалось. Хозяин, в отличие от Джеффа, никогда не закрывает глаза на ошибки, не привыкает к ним. -Кофе мне подаешь, стоя на коленях. И Джек встает на колени, потому что как будто и нет других вариантов, чувство, будто семилетнему ребенку сказал родитель - даже нет такой мысли, чтобы ослушаться этого властного, хриплого, сексуального голоса. -Руки протяни вперед, так, чтобы можно было поставить что-нибудь. На них встает раскаленная кипятком кружка, но Джек терпит, сжимая челюсти. -Дух выше тела, демоненок. Абстрагируйся, демоны не чувствуют боли. Наверное, он не демон на самом деле, и сотни лет ему врали, потому что абстрагироваться не выходит - рукам больно. Очень, очень больно. На них льется кипяток кофе, обжигая стоградусной температурой даже того, кто не может жить без жара. Кажется, он сходит с ума, потому что когда он прокусывает губу, мысок чужого оксфорда упирается в его член. Вставший, как камень, член. Хелен оторвался от работы, почувствовав что-то. Что-то не так, что-то случилось. Как будто тревожнвй запах, запах неправильности происходящего где-то. Со вздохом Хелен откладывает кисть, со щелчком закрывается серебряная крышечка чернильницы. Зажмуренные глаза - самый легкий способ почувствовать. Желательна еще сенсорная депривация, но можно и без этого, нужна примерная информация - и прямо сейчас. Прямо сейчас тревога усиливается, и можно понять ее источник. Домик его любимой игрушки. Парень открывает глаза и раздумывает о том, что случилось, уже накидывая на ходу плащ и всовывая босые ноги в кроксы - сегодня он захотел побыть босиком, но видно не судьба. Широкими шагами разгневанный подмастерье идет к маленькому деревянному домику, из которого, кажется, идет шум. Он доверил дело Джеку - странно, что тот что-то сделал неправильно, обычно не совершал никаких ошибок. Дверь домика распахивается, и Хелен немало удивлен, и если бы не был уверен в себе точно, решил бы, что глаза обманывают его. Потому что уж слишком странно это выглядит - Клок что-то делает с вагиной игрушки, из которой течет кровь, кажется - перевязку, а в углу стоит очень пристыженный и напуганный Джек. Идею о месячных парень отметает сразу - не было бы такого сигнала. Значит... -Клок, доложи о произошедшем. Женщина встает и взваливает кровоточащую игрушку себе на плечо, делая Джеку знак о том, чтобы оставался на месте, кланяется едва-едва, как может с такой ношей, юному господину. -Услышала крики, пришла, а эта...,- некоторое время Клок как будто сомневается, а потом говорит с едва заметной нежностью,- ваша фаворитка, вероятно, насаживала себя на нож, пока раб стоял в углу и, насколько я слышала, смеялся. Наверное, в этот момент Хелен был обязан разозлиться, начать топать ногами и метать молнии из глаз. Но вместо этого он просто улыбнулся, потому что придумал кое-что очень забавное, что развлечет и его, и Мистера, что напугает тех, кто должен бояться. И пошел вместе с женщиной, закрыв домик движением руки на замок, к домику лекаря - так все здесь звали странное существо, похожее на человека с тысячью тонких и длинных, будто паучьи лапки, рук, и с защитым ртом. Оно сидело в своей палатке и латало любого, кто придет или кого принесут. Пока молодой парень и старая женщина наблюдали за тем, как существо нежно орудует иглой со вдетой розовой нитью, Хелен спросил: -Сколько ей придется восстанавливаться? В ответ ему неопределенно дернули плечами: -Кто знает, юный господин. Если выживет - то не меньше месяца. Как я понимаю, это и впрямь ваша любимица? -Да. Держится уже второй десяток лет, и до этого ни разу не случалось подобного. Я зол на Джека. -Понимаю ваши чувства. Мне заняться... -Распорядись, чтобы он принял человеческий облик и привел себя в порядок. Я ведь не могу без любимицы - ее место займет он на то время, которое Нинни проведет здесь. -Да, юный господин. Прикажете идти? -Иди, и приведи его потом ко мне в кабинет. -Да, юный господин. Будет исполнено. Почти незаметно даже для такого чутья на эмоции, как у Хелена, счастливая искренне, старающаяся не показывать этого, женщина исчезла, ушла готовить того, кто заменит на время - или навсегда, если парню понравится больше - уже надоевшую игрушку. Откровенно говоря, любимой она уже не была, просто после нее не было никого пока что, а так - валялась, если можно так сказать, в кладовке, как ненужные детские санки или велосипед, ставший слишком маленьким. Она потеряла функционал, и теперь оставалось разве что убить ее, так мучительно, как только возможно, вышав все живое, нетронутое, если оно еще есть, до последней капли. А ведь если подумать - можно будет рассмотреть строение Джека, понять, как в него вдохнули жизнь, как он был в качестве столь могущественного существа создан - и создать нового такого же на замену. Или по-другому, опаснее, но намного быстрее и проще - раздвоить временную линию и создать полную копию Джека - все воспоминания, все мысли, чувства и характер. Встреча одного с другим должна пройти незабываемо, в таком случае. Но нужно будет провести максимально точные рассчеты - иначе раздвоит не так, и случится что-то, что не сможет сам исправить. И тогда Мистер накажет его, тогда Хелен сам оплошает слишком сильно. С такими разными мыслями он возвращается к себе, вызывает колокольчиком горничную и просит принести чая. Здесь все знают, что он любит - чай со сливками и тростниковым сахаром, обязательно в его любимой голубенькой, как летнее небо, кружке. Разукрашенные оскалами разнообразных созданий позвонки уже почти досохли, но есть и те, за которые он еще даже не принимался. Но сейчас продолжать смысла нет, потому что скоро... Прямо сейчас в дверь стучат. -Войдите. Хелен улыбается, кивая благодарно Клок, позволяющнй себе в ответ чуть приподнять уголки губ. Эта женщина поразительна, она почему-то счастлива сейчас, но почему же? Понятно, почему может быть счастлив парень - перед ним молодой мужчина лет тридцати с черными, как смоль, волосами. Он еще не знает, понятия не имеет,что его ждет, он езе стыдливо смотрит в пол, надеясь вызвать жалость - это заставляет чувствовать прилив сил, какого не было уже давно. Кивок, Хелен поднимается с кресла и идет в соседнюю комнату, за железной дверью. Вслед за ним идет Клок и мужчина. Клок-Ворк еще ни разу не бывала здесь, но даже не была слишком удивлена - к Господину никогда не попал бы тот, кому по вкусу брутальные цепи и черные стены. Но это не было стилем Господина и несомненно радовало этим, потому что никому не нужна точная копия, перерождение - нужен наследник, нужны изредка перемены, как бы печально это ни было. Перемены, если юный Господин не изменит стиля, даже не в худшую сторону. Нежно-розовые обои с узором из нарисованных по-детски чуть более светлых цветочков, деревянный винтажный стол, крючки над ним, ящички со множеством наклеек под ним - все полно разных важных в странном увлечении инструментов, и почему-то есть уверенность в том, что парень принципиально перекрасил все в пастельные тона, три маленьких стульчика и столик к ним - фисташкового цвета посередине комнаты на бежевом ковре. На столике детская посуда, и странно будет, если она не окажется дееспособной и будет бесполезной, чашечки, ложечки, тарелочки, один стул свободен, а на двух других сидят плюшевый медведь и кукла барби. В углу комнаты небольшая клетка, выкрашенная в нежно-голубой и сейчас пустующая, в ней только пара собачьих игрушек на розовой лежаночке в сердечко. Взрослый человек едва вместится, свернувшись клубком. С другой стороны комнаты, в другом углу, форд из подушек и одеял, судя по всему, созданный на основе дивана, сейчас перевернутого так, чтобы было удобнее. Все закутано мигающими гирляндами, но в отличие от господских эти не склонны вызывать припадки у эпилептиков - медленная смена мягких цветов, каждый светодиод обернут в бумажную розочку. Опытный взгляд подмечает еще детали - тут и там на полу небольшие железные колбца, привинченные болтами, странное пятно на потолке - нужно будет оттереть, а около стола лежит сложенный во много раз большой кусок полейтелена и стоят моющие средства для ванн. Не просто так - где пол не покрыт ковром, выложена плитка нежно-розового цвета. А на окнах с видом на парк в качестве финального аккорда решетки прямиком из психбольницы, даже цвет фисташковый, как в таких местах. Юный господин оборачивается на женщину с восторгом, надеясь на то, что она сможет оценить. -Я сам смог создать! Совсем недавно сумел, после этого меня Мистер и отправил в путешествия! Красиво, да?! -Мне очень нравится. Клок отвечает искренне, и парню это очень по душе, он расплывается в счастливой улыбке, и действительно, это его комната - настолько он подходит ей, настолько гармоничен в окружении мягкости розовых слонят, сидящих тут и там. -Клок, достаньте из моего форта пару бутылок шипучки для нас. Уже залезая на карачках в уютное логово мальчика, женщина слышит шаги по плитке, лязганье цепей и защелкивающихся замков, приглушеннвй голос юного господина, что-то приказывающего, шелест полейтелена. На дощечке, разрисованной кровью, единственная кружка - эмалированная с клубничкой. А вот если отодвинуть один из пледов - там библиотека на десять кник, пять стеклянных бутылок малиновой шипучки и шоколадные чипсы с кусочками сушеных, кажется, ягод лежат в глубокой миске. Клок берет две и вылезает осторожно, чтобы ничего не сломать, подходит к юному Господину и вместе с ним смотрит, как ложится на холодный пол, покрытый только прозрачным полейтеленом, дрожащий мужчина, как он вытягивает руки и ноги в позу морской звезды - чтобы железные кандалы на руках были ровно около колец, ввинченных в пол. Тут не нужно много думать, и женщина ставит бутылки на пол и защелкивает карабины - руки, ноги, ошейник. Юный Господин благодарно кивает, тянется за бутылкой, тут же оказывающейся в его руке, задумчиво бредет к столу с инструментами. Клок - за ним, словно тень. -Как думаешь, Клок-Ворк, с чего мне начать? -В зависимости от того, что вы хотите сделать. -А если я не знаю? -Тогда начните с малого, и станет постепенно понятно, в какое русло пойдет дело. -Мудрые слова. Парень улыбается и снимает с себя бирюзовую водолазку, груди у него небольшие и округлые, с изящными коралловыми сосками, покрытыми от возбуждения мурашками. Рука с ухоженными короткими ногтями снимает со стены плеть с узелком на конце, выбирает в ящике под столом брызгалку и пакет морской соли, передает их в руки девушке. -Подготовь нам соленой воды пока что. Кран за занавеской позади стола, вон там. И газировку можешь пить в любой момент, когда захочется. Клок кивает и ставит бутылку на пол около крана, откручивает крышку брызгалки и наливает тонкой струйкой воду, чтобы не пролить, насыпает из пакета соль, закручивает крышку и взбалтывает долго, наблюдая за тем, что происходит в стороне. Хелен раззадорен и счастлив, но его голос твердый, брутальный и злой, пока не срывается снова в детское хихиканье. -Так ты понял, что сделал не так? Отвечай. Нога на чужих ягодицах, пальцы барабанят по чужой горячей коже, чужое тело дрожит, покрытое мурашками, и чужой голос сиплый, напуганный: -Я не уследил за ней. Прости, Хелен, я обещаю, больше не по.... Чужие слова прерываются криком боли, меткое попадание взмаха плетки по левой ягодице, ровно наискось краснеет линия. Но злость, только появившаяся внутри парня, тут же снова обуздана разумом - теперь ясно, почему Джек вел себя так нагло, он решил, что на равных со своим хозяином, что может по-хамски называть его по имени - это непростительно. -Как ты назвал меня? Еще один удар, ближе к анусу, снова наискось - Джек вскрикивает, и новая красная полоса скоро набухнет, скоро выступят капельки крови. -Хозяин! Простите, хозяин! Неудачные попытки вырваться длятся не слишком долго, мужчина на полу часто дышит, на глазах у него белесые, как разбавленный грим, слезы. Губы трогает садистская улыбка - мысль о том, что Джек забылся слишком сильно, что забыл или не знал вовсе, каково это - не мочь ничего. Хелен мигом заполнит этот пробел в его образовании. -Не лги своему хозяину, Джек! Ты наблюдал за тем, как она причиняет себе вред! Удары вслед за этими словами - три подряд, снова по ягодицам, сильнее и злее, размазывая сочащуюся едва кровь. Неудачные попытки вырваться длятся не слишком долго, мужчина на полу часто дышит, на глазах у него белесые, как разбавленный грим, слезы. Губы парня трогает садистская улыбка - мысль о том, что Джек забылся слишком сильно, что забыл или не знал вовсе, каково это - не мочь ничего. Хелен мигом заполнит этот пробел в его образовании. -Не лги своему хозяину, Джек! Ты наблюдал за тем, как она причиняет себе вред! Удары вслед за этими словами - три подряд, снова по ягодицам, сильнее и злее, размазывая сочащуюся едва кровь. Скоро затечет рекой. Человек бьется в стальных оковах, как бабочка, распятая на булавках, кричит от боли, замирает через несколько секунд, дрожащий от напряжения, покрытый потом, истерически вдыхающий собственные сопли. -Почему ты играл с ней, Джек? Она пренадлежит тебе? -Нет, прошу, я... Снова удары, снова крики. -Или ты решил, что лучше ты позабавишься с ней, чем твой хозяин? -Я ошибся, я-я раскаиваюсь, прошу вас!... Снова крики от ударов плети, на ягодицах не остается свободного места для новых ссадин, и Хелен улыбается, шлепая по ним ладонью и кивая Клок, уже стоящей наготове с соленой водой. Внутри какой-то детский восторг от новой игрушки, ура-ура, новая куколка для моего маленького домика - а снаружи непроницаемая маска гнева. Он должен быть статен, опасен, брутален... Он обходит мужчину, оказывается ровно перед ним. Садится на корточки, задумчиво глядя на чужое заплаканное лицо, разглядывая его с интересом - а внутри поет синичка: "Давай, рассмейся и вгрызись в его глаз, он восстановится, ты ведь знаешь!" Он держит эту синичку под контролем. Пшик. Лицо Джека искажается от боли, оскал острых зубов болезненный и инстинктивный, спина изгибается, будто дельфина выбросили на сущу. Удар по щеке, вместе с Клок это будет забавным. -Смотри мне в глаза, Джек! Смотри внимательно на того, кому хамишь! По чужим щекам стекают белесые слезы, и Хелен не может сдержаться, хватает обеими ладонями лицо мужчины и слизывает каплю за каплей. Одну за одной, по щекам, по носу, губам, подбородку, лбу - это кайф, чистый и незамутненный, лучше, чем было с Нинни, намного лучше - теперь перед ним тот, кто считал себя сильным, кто был главным, кто думал, что ему слишком многое дозволено - теперь он не имеет права отстраниться, даже если ему нассут на лицо. Нужно будет потом попробовать, кстати. И Клок как нельзя лучше подходит, Хелен не видит, что делает женщина конкретно, но Джек стонет и плачет, скулит от боли. Парень встает, вытирая рукой губы и язык. -Я понял, чего хочу. Джек, вероятно, решил, что в отличие от Нинни неприкосновенен. Давай вместе развеем его сомнения и сделаем с ним то же, что с ней - а возможно, чуть больше.