Фрик-шоу

Некоторое время они пьют шипучку и разговаривают о планах, размечают перманентным маркером, где резать, Хелен уже давно не слушал с таким искренним интересом чужих слов - Клок-Ворк знала буквально все, о чем можно подумать. То, где конкретно нужно перетянуть руки жгутами, куда давить, чтобы в ладони мужчины больше не поступала кровь. То, что если вырезать язык, не будет такого удовольствия, как при прокалывании. Они прокололи ему язык и нос ради забавы и вставили в проколы крепкие бирюзовые нитки, которые привязали к кольцам в полу. Потом Хелен передумал и уже сам вставил в нос вместо нитки намного более удобное кольцо, за которое бычка можно будет водить вместо поводка - чтобы слушался. После недолгой дискуссии они избрали небольшой топорик в качестве орудия ампутации. Клок будет рубить, а Хелен тут же залечит культи, чтобы не было потеряно слишком много крови. К этому моменту их разговора мужчина на полу уже сдался, ничего даже не пытался сказать - просто оежал, содрогаясь от рыдпний. Хелен расплылся в улыбке - он уже представлял бычка таким, каким тот вскоре станет. Милым. Спокойным и послушным. Беспомощным и просящим во всем помочь своего хозяина. Можно будет даже сходить с ним на прогулку по территории, потренеровать выполнять команды. Пусть другие видят. Удар топором, вой, кажется, нитка в языке Джека рвется, течет кровь - уже нет, вместо ладони теперь обрубок, единственный аккуратный шов. -Отличная работа, юный Господин. -Благодарю. Вторая рука - симметрично, одинаково, но от боли мужчина теряет на этот раз сознание, Хелен разгибается, потирая спину. Предлагает поесть здесь, выходит в свой кабинет и приказывает прибежавшей по звонку горничной принести две порции в заднюю комнату. Возвращается в розовую обитель и кивает стоящей у стены Клок - скоро принесут. Они забираются в форд, парень показывает небольшую библиотеку на десять книг - "Волшебник изумрудного города", "Робинзон Крузо, "Двадцать тысяч лье под водой" - разные, но в основном приключения обычных людей в необычных обстоятельствах. Про умных, находчивых, сильных, тех, кто выковал свое счастье собственным трудом, про тех, кем всегда Хелен восхищался. Потом принесли обед, они поели, парень, радостный и спокойный, много шутил, Клок смеялась искренне над его каламбурами, пусть не самыми неожиданными, зато придуманными им самим только что, они обсудили Баха, сошлись на том, что музыку писал отличную, но с девушками обращался, как скотина, даже просто курящим сходу от ворот поворот давал, как будто нельзя, если приспичит, бросить. С женщиной было приятно говорить вот так, она была умна, красива, вежлива и заботлива, стало наконец понятно, почему Мистер так ее любил - если она с Хеленом столько же пробудет, сколько с Ним, парень тоже за нее убить готов будет, прямо подняться с кровати, если потребуется, и расчленить на куски. За такого человека грешно не побороться с судьбой. -И еще, юный Господин,- Они уже вылезают из форда, Хелен замирает, прислушиваясь к голосу позади.,- Можете не стесняться эмоций, ведь зануда не стал бы подмастерьем Господина. Парень в ответ только задорно смеется, кивая. Они перетягивают лесками ноги снова очнувшегося и впавшего в исоерику или припадок, как угодно, мужчины, привязывают культи рук веревками теперь уже к кольцам в полу, Хелен зашивает порванный все же язык, с трудом переборов чужой рот - и то, приказав все же напрямую, а Клок поит пленника водой - его обезвоживание из-за потери крови никому из них не нужно, парень согласен с этим. -Теперь ноги. -Вы хотите над коленями, юный Господин? Не ступни? -Клок-Ворк, у меня проблемы с дикцией? Женщина склоняет покорно голову, упирает взгяд единственного печального зеленого глаза прося этим прощения, и берет топор в руки. Беснуется Джек, Хелен уже готов остановить кровь, замах топором - удар. Над коленом, идеально. Остаавливает кровь движением кисти, Клок уже заносит топор над второй ногой... А им и впрямь плевать? На долю секунды Хелен увидел себя как будто смотрит с ужасом на этого длинноволосого незнакомого ему парня со стороны, на руке чувствуются следы от погашенных хулиганами спичек, а плечо давит ремень от сумки, и он не может поверить - неужели тоже он с голым торсом и окровавленными руками делает из человека - если это человек вообще - зверя. В голове неподденьнвй ужас: Хелена, малышка, что ты тво... Удар топором. Хелен останавливает кровь тут же, мгновенно забыв про себя со стороны. Надеется просто, что больше никогда не придется думать об этом, и хлопает по окровавленной ягодице рыдающего хрипло, сорвав голос, мужчину. -Осталось одеть тебя в милое платье и засунуть в анус нож, как думаешь? -Простите!,- Это не голос, это громкий шепот, бывший когда-то красивым тембром.,- Прошу, хозяин, простите! Я сделаю все, что вы попросите, только отпустите, умоляю! Кивок поджавшей раздраженно губы Клок, видно, чувствуется, что она взбешена нытьем, совершенно обычным и человеческим, но здесь, как и в домах каждого из Безликих Братьев, позорным. Она привыкла к роскоши, привыкла к повиновению, иерархии, командам - она не привыкла к тому, что демоны, пусть и неполноценные, просят пощады. Хелен знает - теперь мнение о Джеке у женщины ниже принтуса. И парень доверяется, отдавая вожжи ей. Зевает. -Когда я вернусь, хочу видеть перед собой котенка и поспавшую хотя бы немного тебя. -Будет выполнено, юный Господин. Лицо Клок озаряется улыбкой, она кивает уже вслед уходящему парню, неожиданно и очень льстяще доверившему ей столь приятную, но кропотливую работу. Целиком - теперь она будет действовать сама. Первым делом - отвязывает от пола руки и отстегивает ошейник мужчины. Приходится пнуть посильнее, чтобы тот постарался подняться на четвереньки. -Госпожа, п-прошу вас!... В ответ ему - жесткая до тихого плача пощечина, женщина хватает его за железный ошейник. -Первый урок - кошки не разговаривают. Еще одно человечье слово - и вырву к чертям язык. Понял? Как говорит котик, отвечай! -Мяу?... -Усвоил, умница. С этого момента отвечай только так - или замолчишь навсегда. -Мяу-мяу! Клок маниакально смеется, как же здесь хорошо - наконец можно не скрывать эмоций и быть собой, наслаждаться чужой болью и не ловить из-за этого удивленных взглядов Маски или Тоби, или даже Бена, глядящего сквозь экран телевизора. Здесь Клок не свободна - и этим счастлива, потому что нет счастья большего, чем повиновение и повелевание. Она смогла схватить и то, и другое - наслаждение переливается тысячью цветов, словно перламурт на солнечном свету. Женщина, да нет - молоденькая счастливая девушка, отходит к столу с инструментами и шелкает пальцами, глядя наверное безумно и точно счастливо: -Команда "ко мне". Щелчок - ко мне, понял? -Д..Мяуу!,- позор, хрип, а не мяукание. Ничего, как только восстановит голос, она научит. Мужчина неуклюже и медленно ковыляет к Клок, та делает пометку в голове - потренеровать ходить и надеть на него что-то мягкое, чтобы не сбились в кровь культи. Хелен, как стало понятно, стремится больше к красивой боли, чем к агрессивной. Так что можно будет в сшитые на размер культей мешочки положить кнопки. Об этом тоже стоит подумать. Девушка раскладывает по полу то, что находит в ящике. Ей приглядываются несколько вещей, и она тут же использует их. Первая вещь - широкий кожаный ошейник с кольцом фисташкового цвета вместо железного, он закрывается на замок, и теперь мужчина не может наклонить или запрокинуть голову - не дает твердая кожа. Второе - поводок. Тонкая и крепкая короткая цепь с удобной общитой кружевом петлей для руки на конце. Щелчок - и карабин защелкивается в кольцо ошейника. Третье, конечно - ободок с кошачьими ушами, белые и очень пушистые, они отлично подходят к смоляным черным волосам. Повязка на глаза, девушка надевает ее на напряженного до тихого скулежа мужчину - последнее, что она будет сейчас использовать. Дает поводок в зубы Джеку, отходит бесшумно на пяток шагов влево. Щелкает пальцами. Семь шагов вперед. Щелчок. -Быстрее. Или хочешь плети? Четыре шага вправо, еще четыре - еще поворот направо. Щелчок, и мужчина явно старается идти быстрее, но падает, сжимает до скрежета зубы, по его щекам текут белесые слезы. Шаги. Щелчок. Шаги. Щелчок. Как зачарованная, Клок повторяет это, доводя до идеала, и постепенно добавляет другие команды. Сидеть. На задние лапы. Дай лапу. Перекат. Прыжок, вышедший, и это не удивительно, хуже всего. В какой-то момент он не может подняться с пола - тут же от боли в мышцах падает. Удар хворостиной - и он снова может стоять и даже идти. Потом - толькт ползти, но он старается, даже плача и крича от боли, ломящей все тело - типичная реакция на подобное, бывает у всех. Становится понятно, что можно заканчивать, когда он теряет сознание. Клок перетаскивает его в клетку в углу комнаты, отстегивает поводок и кладет на сплошную железную крышку. Закрывает дверцу, закрывает замок и вынимает из него ключ. Теперь - она убирает на место, в ящик, все что достала, находит забавный кляп в виде кольца, не дающий закрыть рот, его кладет повыше, потому что кожа истерта, одна из любимых вещей Хелена, должна лежать близко. Нужно еще сложить его водолазку, оставленную здесь, положить на клетку. А сама девушка поспит на мягком ковре вместо того, чтобы мочь разрушить случайно во сне форд. Ей нужно проснуться через час, это нужно запомнить. Ей никогда не снится снов, она не тратит времени на это - но сегодня видит, проваливаясь в объятья Морфия, плачущего на своей кровати Тобиаса. Он тоскует по ней. -Прости, не могу ничем тебе помочь. Ее саму уже давно не пугает собственное равнодушие и жестокость, это пугало только других, и она перестала говорить об этом, информация эта бесполезна для других абсолютно и вредит любым попыткам дружеских отношений, и так выходящим отвратно. Только со Слепым как будто сумели наладить контакт, но разочаровал, оказался таким же идиотом, как и остальные. А если Оффендермен занялся его тренеровкой - пиши пропало, мальчик не вернется прежним. Он чувствовал себя скалолазом, висящим над пропостью на одном мизинце и зубах, уже слишком долго. Даже боль почти что приелась, он как будто смог свыкнуться с простой мыслью - если он не находит удовлетворяющую хозяина, станет ею сам. Он провел здесь уже годы, или даже столетия, или десять минут, или вечность - время слилось в единый поток тьмы, текущий смолой из его глазниц. Теперь ему не нужен был свет, он Видел, глубже и дальше, чем живые и мертвые, и вторым он мог лишь завидовать - им не приходилось тренероваться до тех пор, пока не завоешь по-звериному от боли, пока не полезут из пасти лишние зубы, пока не потеряешь контроль. И тогда его давил Хозяин - безжалостно, ломая кости и размалывая в кровавый фарш плоть, и тот, кто давно забыл свое имя, снова обретал контроль над телом. Он ходил сквозь слои быстрее, чем передвигался, он разучился ходить - это перестало быть нужным тогда, когда он научился создавать собственнве материальные проекции. Его тело сгнило и развалилось - это перестало быть нужным, когда его дух перестал вмещаться в оболочку, когда он научился брать чужое или создавать свое из ничего буквально, или быть бестелесным в пустоте, играя с Хозяином в вечную партию шахмат. Он помнит что был человекос, что у него был любовник. Помнит назойливый и раздражающий голос в голове, чьи приказы приходилось выполнять. Теперь это был не чей-то посторонний голос, это был его Хозяин, повелитель похоти и боли, идущих рука об руку рядом с ним. Он никогда больше ни о чем не просил, он научился требовать либо предлагать обмен. -Прекратите это, и я сделаю все, что вы прикажете. -Тогда выпей растворителя. В тот раз он выжег свои внутренности, окончательно разрушив тело, и кончил четыре раза на грязный от крови, смолы и спермы пол, пока пил. После этого там появилась еще кровавая блевотина и кровавый понос, который потом принял иллюзией форму человеческого мяса, и которвй тогда по глупости своей он съел, толькт в середине осознав, что делает. Его внутренности сжигало, он корчился в агонии на полу, а его яйца превращались в фарш под ударами чужого каблука. Потом он восстановился, и тогда ему отрезали пол корень руки и ноги, оставив при том все обязанности вроде удовлетворения Хозяина, охоты и готовки кофе - он сбежал из тела и стал наконец собой благодаря этим пыткам. -Тебе нужно имя. Нунсеус, вестник. -Спасибо, Хозяин. Нунсеус не задавал лишних вопросов, ему не было интересно - он подчинялся, и на этом все. Вестник - если это необходимо, он будет вестником, он будет послом. Малолетние дебилы. Идиоты. Неблагодарные кретины. Уродцы безликие. Позволить себе так ругать безликих братьев мог либо кто-то очень глупый, либо кто-то, кого они брезгуют даже считать за разумное создание. Слендермен сейчас чувствовал себя и тем, и другим. Самый старший - позор семьи. Для него единственного собственная сила стала проклятием, он единственнвй не применял ее никогда - и стал слабейшим. Мир ненавидит сраных пацифистов, а Безликий, сейчас морально ослабевший до тела семнадцатилетнего подростка, является именно таким. Позорный уродец похлеще самого сильного и безумного из них, Сплендера. Он тоже был позором, но по-другому. Совершенно иначе - о нем даже Смерть болтала со Скорбью, искренне восхищаясь смелостью. Хотя она всегда была неподвластна мнению окружающих. Настало время вспомнить о тех, кто спит. Настало время вспомнить о тех, кто уже слишком долго в пути. Настало время вспомнить о тех, кто давно мертв. Настало время Белой Гвардии.