Думай обо мне лучше

Лист, что до этого кружил, приближаясь к земле, застыл в пространстве, так и не завершив пируэт. Ветви деревьев перестали качаться, рябь на воде остановилась. Казалось, сам ветер замер осязаемыми потоками — дотронься и сможешь пощупать. Повисла неестественная, тяжёлая тишина. Келпи не умеют останавливать время. Гермиона медленно, очень медленно отступила от мужчины. Её лёгкие продолжали качать кислород, ноги слушались, а сердце по-прежнему билось. Заходилось в бешеном ритме, чуть ли не единственное, способное двигаться среди застывшего мира. Адреналин в крови подстёгивал рациональность, гася чувства. Эмоции приглушились, словно кто-то провернул валкодер, убавив громкость. Колени Гермионы не тряслись, но она знала по опыту — стоит остаться одной в спокойной обстановке, отложенный срыв настигнет, требуя расплаты. Чужая ладонь беспрепятственно соскользнула с плеча. Мужчина не пытался удержать или навредить. Наоборот, он окинул Гермиону оценивающим взглядом, каким бывало одаривала её профессор Макгонагалл после очередной передряги, и безвольно повесил длинные — длиннее, чем у обычного человека — руки вдоль тела. — Почему тебе плохо? — спросил он с вящим недоумением. Его брови были на пару тонов темнее волос и сейчас они свелись на переносице, будто он разгадывал сложную головоломку. Гермиона прикусила щёку изнутри. Помесив ботинками мох, она искоса взглянула в сторону застывшего в приступе истерики Нотта и сразу же вернула глаза к мужчине. Он однозначно не собирался нападать. Его мышцы не напряжены, ноги не согнуты для броска. «Будьте дружелюбны», — вспомнился совет Джона. Последний, который ещё повезло не нарушить. — Я… — Гермиона запнулась, не зная, как выразить вслух всё то, что мгновение назад обуревало её внутри. Прочистив горло, она постаралась вложить в слова искреннее раскаяние: — Мне жаль ту келпи. Мужчина опять склонил голову набок. Движение действительно походило на птичье, но ещё больше напомнило Гермионе рапторов. Пару лет назад, получив заветную передышку после войны, она, Гарри и Рон отважились попытаться вспомнить, что это такое — обычная жизнь. Они выбрали свободный вечер, накупили маггловских чипсов да попкорна и завалились втроём в маленькую квартирку Гарри и Джинни, где едва хватало места для них двоих. Оккупировав диван, друзья подключили видик к старенькому квадратному телевизору, и, пока Гермиона, заливаясь смехом, знакомила Рона с кока-колой, от которой он рыгнул так громко, что спугнул розового карликового пушистика Джинни, Гарри запустил первую часть фильма «Парк юрского периода». По экрану побежали помехи, колонки разразились знакомой каждому мелодией. Стоит отдать должное Стивену Спилбергу, его динозавры увлекли Рона гораздо больше, чем вредная еда, что впору считать настоящим признанием таланта. Спрятавшись в голубоватом свечении телевизора, прозванная журналистами «Золотой», троица позволила себе ненадолго забыть кто они и через что им пришлось пройти. На несколько безмятежных часов, пока друзья запоем смотрели две части «Парка», они стали просто Гарри, просто Роном и просто Гермионой. Без фамилий и приставки «герои войны». Просто Рон кидался попкорном в экран, когда ти-рекс догонял машину. Просто Гарри чуть не свалился с дивана, выхватив палочку от внезапного «бу!» Джинни, вернувшийся домой раньше, чем ожидалось. Просто Гермиона украдкой вытирала проступившие слёзы при гибели трицератопса. И уже вчетвером просто они, спаянные испытаниями в настоящую семью, теснились друг к другу в моменте очередного пугающего пиликания телефона во второй части. Гарри обнимал Джинни, крепко прижимая её к сердцу, и то и дело запечатлел поцелуй на рыжей макушке, а Рон сжимал руку Гермионы, которая облокотила голову на его плечо, и периодически стрелял в сестру глазами. Он тогда ещё не смирился, что его лучший друг встречается с младшей Уизли. По правде сказать, он до сих пор иногда ворчал по этому поводу. Гермионе никогда не надоест шутить, что он просто ревнует Гарри. Кажется, в этом году выходит продолжение «Парка». Было бы здорово вновь собраться вместе и посмотреть фильм в тёплой компании, а для этого надо выпутаться из передряги. Надежда согрела изнутри, на мгновение прогнав даже озноб одиночества, что пришлось как нельзя кстати. Мужчина принюхался, по-звериному раздувая вполне человеческие ноздри. — От тебя не пахнет страхом, — сказал он. Его мелодичный, приятный голос звучал ровно и мягко, точно тихий плеск спокойной реки. — Ты…скорбишь. Наверное, это было самое подходящее определение, какое можно подобрать к тому, что изнутри разъедало Гермиону. Она скорбела. Не только по убитой келпи, чью смерть никто, включая её, не попытался предотвратить, но и по вере в лучшее. Знать, что кто-то способен на ужасные поступки и видеть, как их совершают — разные вещи. Пока ты не стал свидетелем, можно притворяться, мол это тебя не касается. Теперь же, когда Гермиона собственными глазами увидела, с какой хладнокровностью Нотт расправился с беззащитной кобылой… Она стала негласной соучастницей. У неё был шанс помочь. Она могла крикнуть, вмешаться, отвлечь слизеринца. Сделать хоть что-то. Но тогда келпи убила бы его. Выбирая между двух чудовищ, какому отдать предпочтение? Бездействием Гермиона выбрала Нотта. Выбрала бывшего однокурсника и нынешнего одногруппника, Пожирателя Смерти и, очевидно, конченого психопата. Хуже всего — она знала: его никто не накажет. Келпи, хоть и маркировались «разумными», относились к магическим существам. Любой судья встанет на сторону человека, посчитав убийство самозащитой. Оррину Нотту с его подвешенным языком не составит труда отмазать сына от очередной провинности, если уж он умудрился спасти их семью от поцелуя дементора. И от сделанного выбора что-то внутри Гермиона треснуло. Не кости, нет. Что-то нефизическое. — Простите, вы… — аккуратно обратилась Гермиона. На вид она бы не дала мужчине больше тридцати, а там, кто знает, сколько ему на самом деле лет. — Вы пришли защитить… Анчутку? Она надеялась, что правильно запомнила и произнесла имя. Мужчина нахмурился пуще прежнего. — Я здесь, чтобы защитить вас, — он плавно, с изрядной долей грации повёл подбородком в сторону неё и Нотта. — Алый человек и я заключили договор. Гермиона прикрыла веки и глубоко вдохнула пропахший болотом и мерзким, гнилостным запахом зелёной крови воздух. Алым человеком мог быть только Уильямсон. Всё-таки мастер не оставил их без страховки. Она не осознавала, насколько напряжена, пока доля переживаний не слетела с неё, позволяя дышать немногим свободнее. — Как тебя зовут, смелая маленькая женщина? — Гермиона, — открыв глаза, ответила она. — Меня зовут Гермиона. Фамилию умолчала. Сработала въевшаяся привычка не называть полного имени без особой надобности. Навряд ли мужчина знал, кто она, но прошло всего ничего с тех пор, как на неё перестали указывать пальцами, шушукаться и благодарить за помощь Гарри Поттеру, куда бы она не пошла. — Глэстин, — представился мужчина, положив раскрытую ладонь себе на грудь. Его тело испещряли свежие шрамы. Розоватые короткие полосы усеивали высокий лоб, впалые щёки, прямой нос, спускались по шее на ключицы, уходили на живот, расчерчивая рельефный пресс, и тянулись ниже. Туда, куда Гермиона старалась не смотреть. — Так вы не келпи, — подтверждая догадку, проговорила она. Глэстин поморщился: — У меня нет ровным счётом ничего общего с этими дикими существами. Что было не совсем правдой. Технически Глэстин — не имя, а общее название вымирающего вида фейри, ближайших родственников келпи. Они, как и обычные келпи, способны оборачиваться лошадьми и вынуждены жить в водоёмах. Только, в отличие от собратьев, глэстины, по рассказам профессора Люпина в его бытность преподавателем Защиты от Тёмных Искусств, предпочитали проточную воду и чаще обитали в реках. Не так давно исследователи выяснили, что келпи такие, какими их знают, произошли как раз от глэстинов и последних можно назвать, если переходить на простые формулировки, их родителями. Щедрее магически одарёнными и несомненно более опасными родителями. Как и все фейри, глэстины отличались непредсказуемым нравом. Они то выступали добрыми помощниками, спасая людей от бед и осыпая их несметными сокровищами, то превращались в злейших врагов, без зазрения совести топя несчастных. И всё по велению их изменчивого настроения. Повезло, что с этим глэстином заранее договорился Уильямсон. Навряд ли Гермиона смогла бы противостоять ему без палочки. Скорее всего, даже с палочкой шанс выиграть в стычке один на один стремился к сотой доле процента. — Тебе лучше… Гермиона? — поинтересовался Глэстин, споткнувшись на имени. — Я не могу надолго останавливать время. — Он просканировал внимательным взглядом топь болот. — Некоторые твои сородичи ещё здесь. Определение «сородичи» покоробило слух. Гермиона переступила с ноги на ногу, судорожно соображая, что делать. Необъяснимая жестокость Нотта выбила из колеи, и она отвлеклась от главного — зачёт продолжался. Порт-ключ не мог переносить учеников в разные места, значит, одногруппники неподалёку и тоже ищут волосы келпи. Глэстин сказал «некоторые»… Возможно, кто-то уже справился с заданием. Болото большое и одному Уильямсону известно сколько здесь таких же мутных омутов. — Мне гораздо лучше, спасибо, — соблюдая подчёркнутую вежливость и тщательно подбирая слова, ответила Гермиона. — Если вас не затруднит, вы могли бы подождать ещё минутку? У меня есть задание и я хотела бы его выполнить. Пожалуйста. Пронзительные глаза Глэстина остановились на её лице. Он обратился живым мраморным изваянием, не моргая, выискивая что-то за тенью её ресниц. — Давно я не слышал этого слова, — странным, грудным голосом произнёс он. — По-ожа-алу-уйста-а, — Глэстин тянул гласные, пробуя их на вкус. — Ты незаурядная ведьма, маленькая женщина, ведь так? Гермионе совсем не понравился промелькнувший в его тоне интерес. Последнее, чего ей бы хотелось — пробудить любопытство фейри. Глэстины, хоть и не питались человечиной, не отказывали себе в удовольствии развлечься, утаскивая жертв на глубину и играя с ними, как дельфины с тонущими моряками. Редко кто выживал после такого веселья. Нужно срочно отвлечь его. К счастью, глэстины не настолько кардинально отличались от келпи, чтобы не быть падкими на редкости. — Конечно, я отблагодарю вас. — Гермиона вытащила из кармана чудом сохранившийся леденец Тоби. — Вот. Это Всевозможное зелье. Съешьте его в трудные времена, и оно поможет набраться сил. Глэстин плавно протянул руку и аккуратно, так, чтобы не дотронуться до ладони Гермионы, поднял двумя пальцами розовый леденец. — Ты даришь мне сгусток магии? — больше проурчал, чем спросил он. — Совсем незаурядная. Его зрачки расширились. Он вертел леденец туда-сюда, любуясь, как тусклый луч солнца просвечивает сквозь конфету. Понюхов леденец, Глэстин заключил: — Твой дар превосходит мой. — Зажав тот в кулаке, он, наконец, моргнул и вновь посмотрел на Гермиону: — Чего ещё ты хочешь? — Только собрать волосы келпи и уйти, — поспешила отказаться она. — Больше ничего, спасибо. — Дары должны быть равноценными, — заторможено, будто под заклятием Империо, покачал головой Глэстин. — Иначе образуется долг. Он прикрыл бледные до белизны бумаги веки, пронизанные голубыми сосудами, и погрузился в размышления. Воспользовавшись заминкой, Гермиона обернулась на Нотта. Она не упомянула слизеринца. — Есть выход, — оживлённая интонация Глэстина заставила вздрогнуть. Он откинул волнистые, пепельные волосы за плечо и снял с левого, острого, как у эльфов, уха серёжку в виде медного колокольчика. Тоненький звон в окружающем безмолвии прозвучал громогласным раскатом. — Возьми, маленькая женщина. Представь меня и позвони, когда я понадоблюсь тебе, но учти — я приду только один раз. Используй мудро. Гермиона позволила ему вложить колокольчик в её нагрудный карман. Похоже, Глэстин избегал прикосновений к коже. — Спасибо, — отозвалась она. Глэстин благосклонно опустил светлые ресницы. — Теперь бери, что тебе надо и поскорее. Время противиться. Гермионе не нужно было повторять дважды. Сорвавшись с места, она выскочила из кустов и, не останавливаясь, вбежала в болото. Вода оказалась ледяной. Холод пробирался через заколдованную одежду, что не намокала и удерживала влагу, но не спасала от низкой температуры. Стуча зубами, Гермиона огляделась в поисках шматков волос, которые вырывала у себя келпи, однако не увидела ничего, кроме тины и листьев. С трудом выпутывая ботинки из вязкого ила, она обошла стороной Нотта и то, что осталось от трупа кобылы, и подошла к залитому зелёной кровью камню. На чудом сохранившемся чистым и сухим выступе приклеились несколько золотистых волосков. Глэстин вышел на берег вслед за ней. Сгущающийся туман путался вокруг его ног. — Время пошло, — сказал он и вновь щёлкнул пальцами. Тишина взорвалась звуками. Завывания ветра, шелест травы, плеск воды — все привычные шумы ударили по слуху, точно грохот взрывов. Истерика Нотта вновь заиграла, как снятый с паузы фильм. В ушах засвистело. Гермиона подобрала волоски и в тот же миг перед ней появилась речная ракушка. Порт-ключ неспешно вращался, зависнув над гладью омута, заманчиво приглашая сбежать. Можно уйти. Телепортироваться и бросить Пожирателя Смерти здесь. Она решится? Рука неуверенно потянулась к ракушке… Смех Нотта резко оборвался. Сжав руку в кулак, Гермиона взглянула на него, а он захлебнулся собственным вздохом, заметив стоявшего совсем близко Глэстина. Для слизеринца мужчина, которого он наверняка принял за келпи, материализовался из ниоткуда, ровно как и Гермиона, неожиданно оказавшееся рядом в болоте. Нотту хватило одной растянувшейся секунды, чтобы проанализировать ситуацию. Проанализировать неправильно. Он вскочил, поднимая Везувий мутной воды, вырвал ноги из западни разросшейся тины и встал между Гермионой и Глэстином. Гермиона не видела выражение его лица, но увидела, как он перебрал рукоять ножа, крутанув его в пальцах, как случалось делал с волшебной палочкой. С лезвия скатилась зелёная капля. Глэстин сощурился, опустив подбородок. Раздумывать было некогда. — Нет! — вскричала она, до конца не понимая, кого защищает. Метнувшись к слизеринцу, Гермиона схватила его за предплечье и со всех оставшихся сил дёрнула. Назад. На себя. К ракушке. От толчка ботинки увязли в иле. Рывка хватило, чтобы Нотт рухнул на неё, а она сама нырнула носом в ледяную муть, в последний момент успев дотянуться до ракушки. Кожу обожгло холодом. Вода полилась за шиворот, тела закрутило в пространстве. Обратное перемещение прошло быстрее. Круговерть принесла Нотта и Гермиону к воротам академии, что подёрнулись сизыми сгустками тумана, и выплюнула на подъездную дорогу, как сжёванную жвачку. Не совладав с равновесием, они повалились на колени, оба мокрые и наглотавшиеся грязи. Гравий больно кололся даже через ткань комбинезона. — Так-так, — донёсся язвительный голос Уильямсона. — Решили искупнуться? Гермиона закашлялась, отплёвывая отвратительный землистый привкус грязи, и только тогда поняла, что до побелевших костяшек сжимает предплечье Нотта. Левое предплечье, на котором под рукавом скрыто клеймо убийцы. Отпрянув, она поспешила подняться. У кованного забора собралось не так много людей. Уильямсон нетерпеливо постукивал мыском тяжёлого ботинка; мистер Долиш склонился над подозрительно потерянным на вид Хантером, что сидел, облокотившись об каменную колонну, и безотрывно глядел в небо; да Паркинсон, измаравшая свой белый костюм до состояния половой тряпки, нервно вышагивала позади мастера. — Тео, — жалобно позвала она, когда Нотт тяжело встал и дёрганным движением откинул нож в траву. Услышав подругу, Теодор вздрогнул и поднял на неё взгляд. — Это всё, Пэнс, — надломано сказал он. — Это, — он снял со штанины налипшую нить тины, — всё. Всё, что от неё осталось. Тина с чавкающим звуком плюхнулась на землю. Пэнси всхлипнула, мотнув головой словно не хотела верить, и рванула к Нотту, но Уильямсон преградил ей путь, подняв руку. — Что произошло, мисс Грейнджер? — с отчётливой настороженностью спросил он. — О чём говорит мистер Нотт? — Он убил её, — тихо ответила Гермиона. — Он убил келпи. Мистер Долиш отвлёкся от Хантера и оглянулся на них. В стёклах его миниатюрных очков отразились тучи. — Убил, — как болванчик повторил Уильямсон, в неверии приподнимая брови. — Убил, — произнёс снова, считав подтверждение по скорбно опустившимся уголкам губ Гермионы. — Убил. — Джустас, — с предупреждением окликнул мистер Долиш. Имя сработало спусковым крючком. — Ах, ты, щенок! Уильямсон взревел раненым медведем и в два шага пересёк расстояние, отделяющее его от Нотта. Алая мантия взметнулась за ним саваном расплаты. Схватив слизеринца за грудки, он встряхнул его так, что капли с вьющихся волос полетели в разные стороны. Нотт не сопротивлялся. — Гадёныш! — прорычал мастер. — Кем ты себя возомнил?! Он замахнулся и вдарил слизеринцу по челюсти. Гермиона отрешённо проследила, как голова Нотта мотнулась в сторону. Поведение Уильямсона показалось подозрительным. Она не ожидала такой реакции от человека, использующего магических существ в качестве расходного материала. — Что ты делаешь?! — взвизгнула Паркинсон и со всей мощи толкнула мастера в спину. На того это не произвело никакого эффекта. Он лишь размял кулак, готовясь к новому удару. Тогда она выхватила волшебную палочку из-под полы пиджака и наставила на Уильямсона. Миниатюрная по сравнению с мастером, Пэнси выглядела доведённым до отчаяния Давидом перед Голиафом. — Отпусти его, — хрипло приказала она. — Сейчас же. Её пясть тряслась, как пламя свечи на ветру. Уильямсон сузил глаза, переводя взгляд с кончика палочки на Паркинсон и обратно. — Не спешите совершать непоправимого, — предупредил он. — Вы уверены, что паршивец того стоит? Пэнси содрогнулась всем телом, но сжала палочку крепче. Гермионе показалось, что палочка отличалась от той, что Паркинсон сдала перед испытанием. Та была светлой и длинной, эта — тёмной и покороче. — Мы все просто пер-револновались, — подоспел мистер Долиш, становясь преградой между ученицей и мастером. Он вскинул ладони, призывая к спокойствию. — Зачёт б-был трудным, дети устали. Вон, мистеру, — он запнулся. — Хантеру не будет лишним з-зайти в госпиталь. Хантер и правда выглядел как тот, кому не помешало бы проведать лекаря. Гермиона не заметила на нём видимых ран, однако парень никак не среагировал на разгорающейся перед ним конфликт. Он по-прежнему что-то выискивал в небе. Втянув воздух сквозь сжатые зубы, мастер ещё разок встряхнул Нотта и отшвырнул от себя. — Моя бы воля… — не закончил он и отступил. Слизеринец по инерции пошатнулся, едва устояв. Наотмашь стерев с подбородка кровь, текущую из разбитой губы, он сплюнул на землю. — Заслужено. Паркинсон подбежала к нему и всмотрелась в глубину его глаз. Осторожно, будто боясь обжечься, она стёрла с его скулы зелёный мазок, на что Нотт осклабился. Он передёрнул плечами, отвергая её поддержку, оглядел подъездную дорогу, заметил свою палочку, что торчала из кармана мистера Долиша, и безапелляционно протянул руку. Мистер Долиш мирно отдал оружие, из-за чего Гермиона подобралась. Неосмотрительно. Получив своё, слизеринец оглянулся на неё. Осенняя прохлада морозила косу, с чьего кончика капала вода, покусывала щёки, но даже она не была настолько холодной, как взгляд Гермионы, которым она окатила Нотта. Пусть не надеяться, что его поступок затронул её. Она не покажет ему правды. Не покажет, что внутри, под прессом подавляемых чувств, она выла, раздираемая противоречивыми мыслями. По доспеху уверенности, выпаянному из понятий о «правильном» и «неправильном», моральных принципов и представлений о чести расползались трещины. Едко асимметрично усмехнувшись, Нотт заносчиво вздёрнул подбородок и, развернувшись на пятках, пошёл к особняку. Его шатало. Древняя магия забирала много сил, отравляя организм. У всего есть своя цена. Никто не стал его останавливать. — П-пожалуй, присмотрю, чтобы мистер Нотт не наделал г-глупостей, — мягко сказал мистер Долиш, передав палочки учеников Уильямсону. — Джустас, будь д-добр, позаботься о Хантере. Не дожидаясь ответа, он направился за слизеринцем. — Не подохнет, — отмахнулся мастер. Кинув Гермионе её палочку, он уже шагнул к Хантеру, когда она выдохнула ему в спину: — Спасибо. — И уточнила: — За удар. Он… — Говорить было до странности тяжело. Язык не хотел слушаться. — Он заслужил гораздо худшего. Уильямсон остановился и, не поворачиваясь, хмыкнул. Ничего не ответив, он подошёл к Хантеру. Зато не сдержалась Паркинсон. — Ты, — враз оказавшись рядом, Пэнси, как никогда, напомнила раскрывшую капюшон кобру. Лишнее движение, и змея бросится. — Ты заткнёшься, ясно? Гермиона отчуждённо порадовалась, что палочку взвинченная слизеринка убрала. Сейчас не к месту устраивать дуэль. — Ты ни дракла не знаешь, Грейнджер, — ткнув в неё пальцем, прошипела Паркинсон. — Ни дракла. — Я знаю достаточно, — отрезала Гермиона. Почему у неё ощущение, что она уговаривает себя? — Все Пожиратели — убийцы. Свист ветра, и Пэнси залепила ей звонкую пощёчину. Такую сильную, что перед глазами затанцевали пятна. А вместе с ними притушенные чувства, эмоции вдруг накатили волной, взвились десятибалльным штормом, и Гермиона сама не поняла, как произнесла заклинание. Она очнулась, когда Паркинсон отлетела от неё на добрых пару метров, с визгом приземлившись в кучу опавших листьев. Ноги и руки затряслись, в горле встал ком. Нет, — запретила себе Гермиона. — Не смей! Она не позволит себе размякнуть. Собрав остатки воли, она представила, что чувства и эмоции — птицы. Дикие птицы, бьющие крыльями у неё в груди, клюющие её сердце, цапающие когтями лёгкие. И представила, что рёбра — клетка, крепкая, нерушимая. Если захотеть, прутья клетки сожмутся, сдавят птиц, не давая им махать крыльями, замуруют их. А она очень хотела. Всё неожиданно стихло. Волна улеглась так же резко, как поднялась. Не осталось ничего, совсем ничего. Вместо шторма, разлился штиль. В неестественном спокойствии Гермиона разжала кулак, в котором держала волосы келпи — она сжимала его до онемевших пальцев с тех пор, как схватила Нотта в омуте. На её раскрытой ладони спутались нити тины. Только теперь она поняла совет Джона правильно. «Не намочите волосы» — напутствовал он. И имел в виду вовсе не её косу.