Лакомый кусочек

POV Барон Рейн Ландау

      Мне казалось, что я был осторожен. Я не приметил за нами слежки, не оставил на светлом теле следов и не заметил никого, кто бы осведомился о продолжительном отсутствии юного Виктора Шиммери в самый разгар танцевального вечера.       Я был осторожен так, как только мог быть осторожен потерявший голову альфа… А значит, я был невнимателен и глуп.       — Мне кажется или все на нас смотрят?       Меня не занимали походы в джентельменский клуб, но сегодня Найджел обещал Глену и Лану партию в карты и, дабы отвлечься от занимавших меня дум, я решил присоединиться к хорошо знакомой мне компании. Нам достался большой стол прямо возле окна, и маркиз привычно щелкнул пальцами, заказывая для себя бокал шампанского. Слуга подсуетился, но и я, и Найджел успели заметить смешок-издевку, спрятавшуюся в уголке губ юного беты.       Что-то было не так.       — Я, конечно, знаю, что розовый пиджак — это несколько перебор, но не думал, что он станет таким уж фурором… — шутка маркиза так и повисла в воздухе.       В этот час в клубе было не так много гостей, и все же многие из них действительно глядели в нашу сторону, а, поймав мой взгляд, тут же отворачивались, начиная что-то шептать соседу.       — Рейн, ты случаем не помнишь, что я мог такого сделать за последние пару дней? — Найджел демонстративно отпил пару глотков из своего бокала, скрывая волнение. — По-моему я в основном сидел дома…       — Да… Верно.       — О, маркиз, как приятно вас видеть! Вы в добром здравии? — остановившийся у нашего стола усатый граф Гасконд был плохо знаком мне, но явно не нравился Найджелу: уж очень «сияющая» у того стала улыбка. — И вы, барон… Вас тут редко встретишь. Какими судьбами?       — Доброго дня, граф. Да вот, ждем наших дорогих магистров, будем разыгрывать партийку…       — Чудесно! Раз вы пока ждете, то не будете против выпить со мной один стаканчик?       — Да, конечно, с удовольствием.       Компания графа удовольствие доставляла весьма относительное. Я слабо участвовал в разговоре, но этих нескольких минут было вполне достаточно для того, чтобы оценить степень меркантильности уже не совсем юного альфы. Того занимали вечера, мода, свежие газетные сплетни и, конечно, омеги. Граф не обладал ни приятной внешностью, ни солидным богатством, да и с характером у него, похоже, тоже было не сладко. Проще говоря граф был холост и очень этому не рад.       — Слышал, что вы танцевали на последнем вечере с одним из дебютантов?       — А, да-да, мы с его папенькой хорошо знакомы…       — Хорош, не так ли? И порода, и манеры — просто чудо. Хотя вам, маркиз, не привыкать. Не у вас ли дома часто появляется юный Шиммери?       Найджела слабо интересовала подобная тема, и тот бездумно пожал плечами, продолжая попивать свое шампанское:       — Кай и юный Шиммери весьма дружны…       — Барон, я слышал, что вы в этот раз остановились у маркиза, не так ли? — этот вопрос весьма выбивался из канвы разговора. — Весьма удачно для вас…       — О чем вы?       Мне уже было все ясно. Вопросы были больше не нужны. Однако Найджел не имел никакого представления о том, что я позволил себе в обществе Виктора, а потому бровь его дернулась вверх и мой дорогой друг наконец отставил бокал в сторону, строго глядя на довольно улыбавшегося графа.       — Да бросьте… Я, конечно, все ожидал, но чтобы барон… Вы использовали на нем свою магию, верно? Эх, мне бы нечто подобное. Кого бы я тогда только ни получил…       — Я все еще не понимаю, о чем вы… — Найджел кинул на меня быстрый взгляд, а я только и мог, что покачать головой: мол, не сейчас, не то время.       — Барон, вы только скажите нам, до какой степени вы попортили юношу? Просто вряд ли кому нужен испорченный товар… А вы наверняка забрали у него все, раз до сих пор не жени…       — Дорогой граф. По-моему, вам стоит пересесть, — подошедший Глен по всем канонам альфовой силы не производил впечатление угрожающего создания, но, похоже, что своими тонкими пальцами он до боли сжал плечо графа. Непрошенный гость нашего стола поджал губы, побелел и поспешил подняться:       — Да-да, пожалуй, стоит… — альфа одернул свой пиджак и напоследок зло сверкнул глазами, возвращаясь к компании своих знакомых, громким шепотом обсуждавших легко определяемую тему.       Виктора. И меня.       — Маркиз, барон. Думаю, что вам есть чем заняться сегодня…       — Верно. Найджел?       — Да… Идем, — благожелательное настроение и позитивный настрой были свойственны великосветскому маркизу, но весь путь от стола до дверей ожидавшей нас кареты с его лица не сходила на редкость ненатуральная улыбка.       Найджел был удивлен, напуган и, пожалуй, зол, и моя неосторожность была тому виной.       — Рейн… Ты знаешь… я уважаю твое право на личное, и все же… объясни. Ибо я не понимаю. Что он нес? Что это за чушь? Это ведь не может быть… — в светлых глазах Найджела сверкнула почти детская вера в лучшее.       Веры этой я не заслужил.       — Но это правда. Это правда, Найджел.       Как мог меня захватить, как мог меня заинтересовать сущий мальчишка? Сиявший, как хрусталь, как тот хрусталь на вид хрупкий, но прочный. Обещавший прекрасный расцвет, взросление…       Как мог я заинтересовать его? До страстного помешательства, столь свойственного юности. До того, что тот был готов добиваться моего внимания, а, получив, не испугался, а сам сделал шаг вперед, сам обнял в ответ. Раскрыл рот, неумело отдавая свой первый поцелуй, позволил моим губам ласкать его, не испугался моих ладоней на своей коже. Кровь и тело не могли врать, а я чувствовал, как изменился его запах, как горячо билось его сердце — он желал меня.       Я уже не помнил, каково это — испытывать подобное… И впервые за эти десятки лет я позволил себе забыть о правилах, вспомнил о том, что и я когда-то был свободен желать.       Стоило догадаться, что до добра это не доведет.       — Что произошло, не столь важно. Лишь знай, что я виноват… Важно, что теперь мне вновь необходима твоя помощь. Моя долгая жизнь ничего не стоит, если я так легко разрушу чужую, и, боюсь, что я не способен вернуть юному виконту доброе имя без тебя, — непередаваемое выражение возникло на лице маркиза, но я позволил себе продолжить. — Могу ли я рассчитывать на тебя?       Некоторое время между нами воцарилось молчание, ну а потом Найджел тихо рассмеялся, нервно взъерошивая свои всегда уложенные волосы.       — Рейн… Если бы ты только сказал мне о том, что виконт занимает твои мысли, то ты знаешь, я бы приложил все усилия, чтобы этот союз стал реальностью… А я еще тут тебе женихов предлагал, то одного, то другого… Почему ты ничего не сказал мне?       — Я… Я не знал, — это слабое объяснение. — Я не думал, что подобное возможно. А когда узнал, то…       — И сколько дней прошло с тех пор, как ты не сдержался? Почти неделя, не так ли? Пойми меня правильно, уж поверь, мы все там были. В плане, неужто ты думаешь, что я с Каем удержался до свадьбы? — не уверен, что мне стоило знать подобное, да и подмигивание тут было лишним. — Но я женился на Кае… Почему ты не поехал просить руки Виктора? Ты вежлив и внимателен, и точно не какой-нибудь граф Гасконд, желающий зажать любого дебютанта в углу. Для тебя в этом нет радости, и ты не позволил бы себе подобного, не будь твое желание велико. Так почему ты не сделал шаг?       — Что бы ни объединяло меня и виконта, я не желаю ему несчастья.       — И кто тут несчастье? Ты? Теперь понятно, почему ты порывался уехать пару дней назад… Ты был в компании юноши, позволил себе не сдержаться, и сам же собирался уехать, бросив его одного? — Найджел покачал головой. — Рейн, это настолько по-человечески, что даже не в твоем характере. Похоже, что ты действительно очарован…       — Не важно, что я чувствую. Найджел, мне сотни лет. Я нечеловеческое создание, ненавидимое всей людской расой, и большую часть жизни я был вынужден жить по нечеловеческим же законам. Ты, несомненно, читал знаменитый труд о тэйском дворце. А ведь знаешь, я был приближен ко двору. Я — сын третьего колена, если хочешь «правнук» владыки. Я не просто знаю, что было свойственно тэйскому дворцу в то время, я был там…       — Если ты не хочешь, то не стоит об этом…       — Я заведовал «гаремом». Так назывались люди, выращиваемые для менее кровожадных утех первого из рода, и я ездил на рынки и выбирал. Чаще всего совсем молодых, почти детей, способных со временем принять их новую судьбу и нового господина. Их было столь много и жизнь их была коротка, но я много времени проводил в их компании и многое из человеческого стало мне близко. И когда плененный Роман пообещал мне прощение за помощь с побегом, то я не сдержался. Я хотел той жизни и того счастья, что испытывали люди… Хотя, конечно, в тэйском дворце счастье это и было на развес.       Впервые я рассказывал Найджелу эту историю. Впервые я рассказывал эту историю кому-либо. Пожалуй, маркиз был прав, говоря о моей новой «человечности»: никому из тэйского дворянства не пришло бы в голову в порыве искренности делиться тем, что могло тебя же разрушить.       — Моему роду не свойственно понятие греха, но… Найджел, посмотри на меня. Что я могу дать виконту? Вот эту историю?       — Конечно, Виктор молод, но он все же не дурак. Он, конечно, понимает и сможет понять и…       — Даже если допустить, что да, он поймет, то что его папа? Общество? И даже если и не в нем дело, то вероятность потомства от такого союза исключительно мала. И даже пусть нас осенит чудо, и Виктор родит… Этот ребенок будет тем же отражением древней магии, что и я. Найджел, этого союза не должно быть. Я клянусь тебе, Виктор Шиммери чист и невинен, и пусть он найдет свое счастье. Но я не имею к этому никакого отношения.       Возница нашей кареты насвистывал какую-то мелодию, где-то недалеко играли уличные музыканты, спешили мимо занятые своими делами люди. Земля не разверзлась, солнце не раскололось, и мир не остановился, хотя мне и показалось, что дневной свет как-то померк.       Я ожидал от сидевшего напротив маркиза всего, что угодно, кроме раздавшегося громкого смеха.       — Ну что, все пересчитал? Все свои недостатки? Уверен, что ничего не забыл?       — Ты должен понимать, что в этом нет ничего смешного…       — Нет ничего смешного? Да это просто уморительно. Можно было на этой неделе в театр не ходить, у тебя лучше получилось.       — О чем ты…       — Рейн. Я не знаю деталей твоей жизни. Пожалуй, из ныне живущих, не знает никто. Но я знаю, что до меня тебе доверял и тебя любил мой отец, а до него — мой дед. А сейчас мне спокойно оставлять моего беременного супруга наедине с тобой. И знаешь, когда в тот раз юный виконт потерялся… Я знал, что ничего не случится. Рядом же был ты.       — Но все это…       — Нет, все это важно. Все это ты. Добрый — хотя сразу и не скажешь — до смешного сострадательный, ответственный, и еще упрямый… И со своим упрямством ты, конечно, сам для себя все решишь — это разумеется. Как, разумеется, и то, что я приложу все усилия, чтобы сгладить произошедшее, — Найджел подался вперед, чтобы доверительно хлопнуть меня по колену. — Я знаю, что ты умнее всех нас вместе взятых, но, умоляю, не решай все за нас. И за виконта не решай. Ты можешь пообещать мне это?       За все эти годы я всего лишь несколько раз видел Найджела по-настоящему серьезным, и один раз во время этого самого разговора. Ему действительно был важен мой ответ, как мне было важно его участие.       — Да, я обещаю.       — Что же, тогда пойдем-ка исправлять что ты там натворил… Вот же сердцеед, а…       Серьезность эта продлилась недолго, но и это вселяло надежду: к маркизу вернулся его привычный позитивный настрой, а значит, в успехе своего предприятия тот ничуть не сомневался.       Карета прибыла к дому Найджела, и тот приказал мне «не тратить время» и ждать его скорого возвращения, которое состоялось в компании уже очень беременного и очень взволнованного Кая.       — Рейн… Ты, — полный праведного гнева супруг маркиза чуть ли не напал на меня с веером наперевес. — А я тратил время, способствовал сближению, и все ради того, чтобы ты лез с виконтом в кусты во время бала! Сущий мальчишка, честное слово…       — А ты способствовал их сближению? — теперь веером по голове получил уже сам Найджел.       — Что у одного из вас нет глаз, что у второго. Неудивительно, что вы так близки. Мне стоило сразу догадаться…       Теперь наша карета тронулась в сторону столичного дома семьи Шиммери, и чуть ли не всю дорогу Кай потратил на то, чтобы разъяснить мне и Найджелу нашу «детскую неразумность». Я, по его словам, был «неблагодарным невнимательным остолопом» с «бесчувственным сердцем», а Найджел — «слепым кротом». Я решил не уточнять ничего насчет слепоты кротов, ибо несмотря на мою способность к регенерации, получать веером по голове еще раз не хотелось.       Маркиз всю дорогу терпел пререкания его беременного супруга и был этим счастлив. А я был счастлив тем, что мог за этим наблюдать.       — Так. Первым пойду я и Кай. Рейн, за нами. Не уверен, что старший Шиммери захочет говорить с тобой, но ты, конечно, должен принести и ему, и его сыну свои извинения… Только я должен спросить. Рейн, ты точно не хочешь? Я думаю, мы справимся и так, но ты точно?       «Не хочешь попытать счастья?»       — Нет, — странно, как тяжело далось мне это короткое слово. — Но я хотел бы поговорить с ним. В присутствии опекуна, разумеется.       — Вот как… — Кай выглядел разочарованным, но Найджел накрыл его руку своей и покачал головой.       — Хорошо. Пусть так и будет, — и впервые Кай послушал его без пререканий.       Мы прошли по опустевшей дорожке небольшого уличного сада — учитывая последние столичные слухи, просители более не ждали своей очереди посетить дом Шиммери — и Найджел уверенно позвонил в дверь. Лакей открыл почти незамедлительно и так же незамедлительно сменил дежурную улыбку на хмурую немилость:       — Доброго дня, маркиз.       — Доброго дня. Понимаем, что мы без приглашения, но надеемся, что дорогой Гейл Шиммери сегодня дома?       — Верно.       — Так не позволите ли нам обождать его в холле? — желание защитить собственного хозяина и желание угодить известному вельможе некоторое время поборолись в мужчине, и последнее победило: тот распахнул перед нами дверь, пропуская внутрь.       — Обождите.       Мне хорошо запомнился дом семьи Шиммери. Несомненно, что семья бывала здесь не так часто, и на всем лежал оттенок старины и легкого запустения. Светло-голубые обои в цветочек слегка протерлись в уголках, темная мебель выглядела излишне громоздкой, и, несмотря на многочисленные букеты, подарки посетителей, в доме все же слегка пахло той затхлостью давних строений, которая не выветрится даже с ежедневной уборкой. Когда-то кому-то из Шиммери очень хотелось произвести впечатление «своего человека» в столице, но это когда-то было давно. Много лет как опустели северные серебряные рудники, много лет с тех пор, как прекратился торг за северные алмазы… Мы стояли в доме семьи, постепенно приближавшейся к собственному упадку. Они по-прежнему были по-северному горды, но и они знали, что это правда.       — Вы… Да как вы посмели! — стоявший на лестнице Гейл Шиммери скрестил руки на груди. — Явиться в мой дом… Маркиз, если вы пришли с ним просить прощения за произошедшее, то я ценю ваш жест, но не вижу в нем необходимости. К тому же, не ваш ли супруг утаил от меня факт присутствия барона в вашем доме?       Найджел удивленно приподнял бровь, ну а Кай только фыркнул:       — Я уважаю вас, виконт, но не понимаю, с каких пор я должен отчитываться перед вами о состоянии моего дома.       — Но вы должны были понимать, что мы уже один раз оказались в затруднении из-за… барона, — похоже, даже обращение ко мне по моему титулу давалось старшему Шиммери нелегко.       — Так вы уже все знали, виконт?       — Знал? Так вы еще и смели прийти сюда, желая утаить правду? Думали, сын не расскажет мне о подобной… низости?       — Дорогой виконт, ну полно вам, что вы… Мы каемся. Но мы пришли не обсуждать прошлое, а решать проблемы настоящего. Так давайте же решим их.       — А вам это под силу? — взрослый омега наконец спустился к нам в холл и на его лице промелькнуло нечто, напоминавшее надежду.       — Под силу. Так что давайте-ка пройдем куда, обговорим.       — Хм… Как угодно. Но без него, — обозленный омега чуть ли не ткнул в меня пальцем.       — Да-да, только мы с вами… Идем-идем.       Гейл Шиммери в обществе Найджела и Кая скрылся в кабинете, ну а меня провели в ту самую гостиную, где я когда-то стал первым просителем этого дома. В тот день здесь было так тихо и пусто, ну а сегодня все столы были украшены подарками и цветами для Виктора. Похоже, что тот тонул в розах и лилиях самых разных видов и размеров, но даже и они не могли перебить нотку аромата, вошедшего в прекрасный возраст омеги. Виктор сидел на этих подушках, Виктор касался этих цветов, Виктор ходил тут… Виктор сейчас был в этом доме.       Тот самый Виктор, который готов был купаться голышом в реке, гнать коня до изнеможения, который не боялся ни грозы, ни темноты, ни общества вампира.       Виктор, который никогда не должен был стать моим.       Что я мог сказать ему, если мне представится такой шанс? Извиниться за то, что не ответил на его письмо? Короткую записку, что я получил от смущенного и взволнованного таким поручением мальчишки-носильщика?       «Разве вы не хотите ничего сказать мне?»       Много лет я не совершал подобных глупостей, но в ту ночь я наконец на миг вновь был свободен от старательно созданных мной правил, от правил чужих, от этого браслета, всегда трущего мое запястье. Я просто делал то, что хотел. Но подобное не могло длиться вечно…       Как не могло длиться вечно и напряженное ожидание.       — Рейн, — Кай осторожно тронул меня за плечо. — Положение семьи Шиммери шаткое… Но думаю, что нам удастся справиться со случившимся. Потом расскажу, но у нас есть идеи.       — Когда дело касается столичного общества, кому я могу довериться, как не вам… — я постарался улыбнуться внимательно глядевшему на меня омеге. — Мы знаем, кто распустил слух?       — Виконт не распространяется о деталях, но он напуган. Догадываюсь, что все было подстроено специально.       — Скорее всего это..?       — Пожалуй. Я бы не удивился, учитывая ситуацию северных семей, — мы некоторое время помолчали.       — Рейн, я все же не ожидал от тебя такой горячности. Мне казалось, что ты даже ничего не видел. А вдруг ты… — Кай неопределенно пожал плечами. — Что изменилось?       — Ничего… В том-то и дело, что ничего.       — Кай, Рейн, — нас окликнул Найджел в компании все еще бледного, хмурого, но уже несколько более уверенного старшего виконта. Тому явно не требовалась поддержка собственного старшего сына, но тот все же стоял прямо за спиной возрастного омеги, чуть придерживая своего родителя за локоть, и смотрел на меня, как и его папа, так же хмуро и упрямо. — Думаю, что мы сможем уладить случившееся, хотя это и будет нелегко. А что до разговора с Виктором?.. — Найджел склонил голову, терпеливо ожидая ответа хозяина дома.       — Что же… Так и быть. Пусть говорят, — Гейл Шиммери тяжело посмотрел в мою сторону. — Но знайте, что мое согласие не имеет никакого отношения лично к вашей просьбе, — меня смерили еще одним долгим взглядом. — Майлз, пусть спустится.       — Секунду, папа, — старший альфа Шиммери взбежал на второй этаж, и вскоре на лестничной площадке показался Виктор.       Кай пожал мою руку, Найджел коротко кивнул, и чету Хоукинс младший из альф проводил в малую гостиную. Здесь же, среди цветов и подарков, остатков прошлых надежд и радостей, остались лишь мы с юным виконтом и его родителем.       Все как в первый раз.       — Вы не ответили на мое письмо… — Виктор был взъерошен, бледен и явно взволнован, но, как и всегда, прям. — Я думал, вы более не хотите видеть меня.       — Это не так.       — Вот как…       — Виктор, вы…       Его папа стоял в нескольких шагах от нас. Скрестил руки на груди, нахмурился, поджал губы: Гейл Шиммери не самого высокого обо мне мнения, и в этом совершенно прав.       Я опустился перед ними на колено:       — Прошу вас, простите меня. Я позволил себе совершить непозволительное, оставшись с вами наедине. То была моя слабость, и никакого извинения не будет достаточно. Но будьте покойны: я более не стану тревожить вас и приложу все усилия для того, чтобы любые слухи нашли скорый и окончательный конец. Я покину вашу жизнь так скоро, как позволит мне сложившаяся ситуация. Вам более никогда не придется видеть меня.       — Но…       — Я желаю вам свободы и счастья.       — Вот как… — я старался не смотреть в лицо юного виконта и все равно, в надрыве его голоса я чувствовал муку.       — Барон, ваши извинения нам неприятны, но они приняты. Милый, давай-ка пойдем…       — Вы были со мной наедине. Теперь все знают об этом, и даже теперь вы не хотите жениться на мне…       — Милый, хватит. Пойдем… — папа обнял своего сына за плечи, но я видел, что Виктор упирается.       — Вы даже не написали мне… Вы бы позволили себе уехать, так и не дав мне ответ?       — Так было бы лучше…       — Барон. Когда вы позволили им сделать себя жалким? — тут я уже не смог сдержаться и поднял голову, чтобы поймать на себе холодной, как вьюга, злой взгляд фиолетовых глаз. — Почему вы согласились с ними?       — Я не понимаю, о чем вы…       — Вы знаете, как они называют вас? «Грязное отродье», «бесово чадо», «проклятое создание»…       — Милый, а ну перестань…       — Они кривятся при вашем имени. Вытирают руки после рукопожатия. Они плюют через плечо, и они же боятся смотреть в вашу сторону. А вы ходите перед ними… Сгорбленный и жалкий. Позволяющий им это. Чужой. «Недостойный».       — Милый, если ты сейчас же не прекратишь… — старший Шиммери безнадежно тянул своего сына за руку, пытаясь вывести в коридор.       — Я наконец нашел давние труды, и теперь я знаю, что вы сделали для своего прощения. Вы едва не отдали жизнь, выводя Романа из тэйского дворца. Вы забрали оттуда всех рабов, кого могли увезти. Вы столько раз были его щитом в битвах, это из-за вас мы смогли замкнуть стену, нашу защиту от Тэи… — у Виктора не было в руках ружья, он не был на коне, и все же сейчас никому не под силу было его остановить. — Когда вы впервые прошли по улицам Аволира, вы шли рядом с императором, и вся дорога была усыпана белыми лилиями.       — Милый, если ты сейчас же…       — Вы ели за одним столом с Романом, и он позволил вам выбрать любую землю для своей жизни. Столицу, богатые южные регионы… но вы сами приняли заботу о крае, которому была необходима поддержка и помощь, — каким-то образом Виктор выкрутился из рук своего папеньки и теперь навис прямо надо мной. — Знаете, что я думаю о вас теперь?       — Не могу догадываться…       — Вы… жалки. Не вашей судьбой и жизнью, а тем, что позволили людям, которые ничего не стоят, говорить вам, чего стоите вы. И если вы теперь правда такой, то я… То я более не хочу, чтобы вы были моим мужем.       Виктор наконец затих. Я слышал его тревожное, сбитое дыхание, чувствовал, как злость и обида исказили нежный аромат его тела.       Это то, что мне суждено запомнить об этой встрече.       — Как вам будет угодно.       Юноша наконец развернулся, позволяя папе увести себя из гостиной. С помощью Найджела мы сможем справиться с этой ситуацией, но после того, как Виктор переступит порог этой комнаты, я уже более никогда не увижу его.       — И все же вы так на него похожи…       — Что?       Виктор был упрям, не сдержан, и все еще не умел скрывать свои эмоции, раз лишь одно мое слово заставило его остановить шаг. Хотелось бы верить, что с годами для него сотрется память о произошедшем между нами, но как бы я ни любил себе врать, я знал, что это невозможно. Он — сын своей крови. Той крови, что Михаэль Шиммери пролил за свободу Тетраны и той крови, что скрепила древнюю магию моего браслета.       Зачем это он повстречался мне теперь?       — Ничего. Прошу прощения.