Лакомый кусочек

POV Барон Рейн Ландау

      Я множество раз видел Виктора Шиммери в парадных светлых нарядах, подобающих юному дебютанту, и, хотя все те были хороши, вот этот, кипенно-белый, простой, но идеально подогнанный костюм особенно его красил.       Как там говорили светские сплетники этого сезона? «Ледяная звездочка»? «Снежинка»? «Северная жемчужина»?       И все они были правы. Почти.       «Снежинка» была вовсе не так холодна. Вряд ли та могла занервничать настолько, чтобы забыть слова всем и давно известной клятвы.       — Эм… молодой виконт? — сконфуженный священник коснулся руки юноши. — Ваши слова..?       — А? — Виктор резко дернулся, и среди наших гостей раздались приличествующие такому моменту дружелюбные смешки. — А… Кровь моя, сердце мое, душа моя. Я был один, но нас станет двое. Я свободен, но я ваш. От сегодня и до конца.       Успевший заволноваться отец Кевин успокоено выдохнул:       — Что же… Барон, берете ли вы ныне Виктора Шиммери, а вскорости Виктора Ландау себе в мужья? Обещаете ли беречь его, заботиться о нем, ценить его во все те времена, что будут вам отмерены?       — Да, обещаю.       — А вы, Виктор, готовы ли стать мужем Рейну Ландау? Беречь его, заботиться о нем, ценить его во все те времена, что будут вам отмерены?       — Обещаю…       — Тогда я счастлив объединить вас этим союзом. Барон, вы можете поцеловать своего супруга.       Тончайшая фата, творение южных мастеров, прикрывала лицо Виктора, и я наконец потянул за ее уголок, давая той упасть на мраморный пол церкви. Юноша под ней горел румянцем — сбилось дыхание, порозовели бледные щеки.       — Тише, ну что вы, — я огладил его ладонью. — Посмотрите на меня.       Не сразу, но он все же кинул на меня взгляд из-под длинных ресниц, и во взгляде этом мне легко было прочитать вовсе не испуг, а волнение с озорной перчинкой желания. Он сам чуть подался вперед и приподнял голову, отдаваясь нашему первому официальному поцелую в качестве супругов. Его губы были такими же теплыми, какими я их помнил. Хотелось бы сохранить холодную голову, но мысль о моей новой вседозволенности все же успела закрасться и прочно осесть в моем сознании. В пещерах и темных аллеях более нет необходимости. Теперь этот омега со мной и мой, и даже богу единому не стоит знать о том, какие непотребства я желаю совершить с ним во время нашей первой ночи.       — Вот и все? — наши гости похлопали свершившемуся союзу, и теперь уже Виктор Ландау смотрел на меня с гораздо большей уверенностью.       — Все? Что вы. Это только начало, — теперь на глазах у всех мне позволено было касаться его, ну и зачем отказывать себе в таком удовольствии: я поцеловал его руку, его пальцы…       — …Барон, это точно вы утверждали мне в начале этого сезона о том, что, мол, не находитесь в поиске партнера? — «нарисовавшийся» рядом Найджел выглядел донельзя довольным: словно это лично его стараниями состоялась эта свадьба.       — Дорогой, а не ты ли когда-то утверждал, что брак — это «не для тебя»? — Кай быстро осадил своего супруга. Найджел недовольно фыркнул, но спорить не стал: знал и помнил, что тот прав. — Простите его, барон, и примите наши сердечные поздравления. Это удивительно. Кто бы знал, что это случится… — Кай сам говорил, но сам и улыбался. Если кто-то из присутствующих и приложил руку к моему союзу с Виктором, так это именно он.       — Да, кто бы знал.       Кай обнял все так же смущенного и несколько тихого Виктора, ну а меня обступили все близкие знакомые и друзья. Тут был и привычно серьезный Камил, и игривый Лан, и рыжий Глен, глядевший с хитрой улыбкой, так похожей на ту, которой одарил меня Кай, заявляя о своем «удивлении».       — Кто бы знал, что из всех нас первым женится именно Рейн…       — Ну так у Рейна пара сотен лет форы.       — Если ты не научишься манерам, Лан, то, боюсь, проиграешь нам всем в этом турнире…       Моя жизнь, несомненно, была бы гораздо более пустой, не будь в ней этих знакомых мне перепалок.       — Я благодарю вас всех. За вашу помощь и участие. Не будь вас…       — Но мы есть. И будем. Хотя, может, и не так долго, как ты, — Глен похлопал меня по плечу. — И хватит тратить время на нас, еще успеешь. Потрать его лучше на кое-кого другого…       Виктор все еще принимал поздравления от друзей своей семьи, но уже то и дело посматривал в мою сторону. Читать его мысли я более не собирался, но что-то подсказывало мне, что он переволновался и устал, а ведь нас еще ждала долгая поездка на восток, в сторону моего имения и дома.       — Последую твоему совету.       — Ну что же, встретимся в следующем сезоне? — мы пожали друг другу руки и тем скрепили невысказанное обещание. Кто знает, что случится за следующий год, но когда мы свидимся вновь, все это не будет иметь никакого значения.       — Виктор? — я взял моего нареченного под руку и в сопровождении гостей церемонии мы вышли во двор церкви, где нас уже ожидала карета. Вещи Виктора были отправлены днями ранее вместе с его служанкой — та была полна решимости помочь своему господину «устроиться на новом месте» хотя бы в первое время — и более нас не сдерживало ничего, кроме последних прощаний.       Мой молодой муж тепло расцеловал своих младших: те голосили, тянули к нему маленькие ручки, и, конечно, не понимали, что их брат впервые покидает семью надолго. Старшие братья Виктора тепло обняли младшего омегу, и в лице и младшего из альф, Эйдена, и старшего, Майлза, читалось непередаваемое и смешное выражение сдержанного замешательства. Тепло и привязанность в этой семье проявляли отнюдь не напоказ, и братья явно никогда не задумывались о том, что им придется отпустить омегу на свободу.       — Мы приедем к вам к зиме, — я напомнил о своем обещании, и это, похоже, успокоило нервное волнение альф.       — Да. Верно. Ну что же, братик, береги себя, — Эйден Шиммери поцеловал в лоб Виктора.       — Удачного путешествия, — Майлз тепло пожал руки омеги, но не забыл кинуть в мою сторону строгий взгляд, столь похожий на тот, каким меня всегда одаривал родитель Виктора. Впрочем, сегодня Гейл Шиммери изрядно смягчился: папа моего супруга чуть улыбнулся мне и одобрительно покивал, наблюдая за тем, как я помогаю Виктору усесться в карете.       — Мы будем ждать вас зимой. Мы благодарны вам за помощь, но помните, что вы еще мне обещали…       Ни один уважающий себя аристократ не пошел бы на подобное, но я действительно пообещал все. И оплату долгов, и женитьбу без приданного, и мою посильную помощь в экономических делах земель Шиммери…       Роман сказал бы, что я не склонен к полумерам. Он был бы совершенно прав.       — Непременно.       Гейл Шиммери сам протянул мне руку для поцелуя. Пусть он уже дал свое согласие на этот союз, но, пожалуй, именно с этого малого жеста начиналось наше общее будущее.       — До свидания, барон. Виктор? — мой супруг подвинулся поближе к окошку и протянул руку своему родителю. — Милый… пиши обязательно. Сразу напиши, как приедешь. Хорошо? — виконт сдерживался, но в глазах его почти готовы были блеснуть слезы.       — Да, конечно… Папа..?       — Да?       — Спасибо…       Кучер тронул, карета покатилась вперед, и Виктор еще долго смотрел на провожавших нас в путешествие гостей и семью.       — Вы не обязаны ехать со мной сейчас, если того не желаете…       — Но я хочу, — юноша упрямо помотал головой. — Иначе мне придется долго ждать, чтобы…       — Чтобы что?       Румянец вернулся: похоже, что мысль о первой ночи волновала не только меня.       Нас ждало долгое путешествие на восток Тетраны, к уже ставшей мне столь родной Лианне, и я порешил, что первую ночь мы можем скоротать в гостинице у Бонна. Бонн был славным торговым городом, и, учитывая его близость к столице, носивший толстый кошель путник мог рассчитывать там на очень радушный прием. Конечно, первая ночь наедине с супругом не в его доме — это, пожалуй, не то, о чем мечтают юные дебютанты, но Виктор не возражал, и даже уверил меня в том, что ему будет «интересно». Как это часто и бывало, я так и не смог разъяснить, что же конкретно омега считал «интересным»: его первое путешествие на восток или факт того, что в обществе новых и незнакомых людей я буду единственным близким для него существом.       Первые часы дороги Виктор занял себя изучением видов за окном, после — устал и сбивчиво спросил меня, смогу ли я почитать ему что-нибудь:       — Я не могу читать в карете… У меня болит голова…       У меня не болело никогда и ничего, и читать для него было удовольствием. Омега слушал внимательно и с интересом, но время шло, и тот все же задремал, уронив голову мне на плечо. Нервно дернулся, пробудившись и тут же сел, оправляя свадебный костюм:       — Простите меня…       — Не я ли обещал быть вам опорой? Ну и используйте меня как оную.       Он наконец рассмеялся, хотя по светской привычке и успел прикрыть рот ладонью, но вновь придвинулся ближе, теперь уже специально прижимаясь к моему боку.       — Я никогда не был ни с кем наедине… Кроме вас.       — Я помню и знаю. Не торопите себя, я ведь никуда не спешу.       Солнечные лучи только приобрели свой чуть оранжевый, закатный оттенок, когда мы наконец остановились у крыльца гостиницы «Золотой рог». Хозяин был мне знаком, и, хотя за неделю до того я и запросил у него его широкие покои, тот, похоже, не ожидал, что прибуду я не один.       — О, барон, какое счастье… — я помог все еще наряженному в свадебно-белое Виктору выйти из кареты, и хозяин аж поперхнулся, хватая воздух. — О… Молодой господин…       — Доброго дня, — я ожидал от Виктора смущения, но гораздо больше омега выглядел довольным. — Как вы поживаете?       — О, благодарю, молодой господин… Чудесно. Все стараниями вашего… э-э… супруга, — взгляд хозяина перебегал то на меня, то на Виктора: злого умысла в этом человеке не было, но, похоже, ему было сложно представить меня в обществе юного дебютанта. — Вы, должно быть, устали с дороги. Давайте-ка мы поскорее проводим вас в ваши покои…       Как я и приказывал, нам выделили несколько комнат на втором этаже, в новом, переобустроенном крыле: здесь была гостиная, ванная и большая спальня с окнами, выходившими на садовый дворик. Большого багажа мы с собой не везли, и носильщики управились за один присест, оставив наши вещи в гостиной.       — Барон, вам же теперь понадобится… ужин? — хозяин взглядом указал на осматривавшего комнаты Виктора.       — Да, в этот раз понадобится. Пусть подадут попозже, как стемнеет.       Прислуга гостиницы еще раз осмотрела комнаты и наконец удалилась, оставляя меня наедине с любопытным до нового места Виктором. Тот изучил книги на книжных полках, открыл окно, выглядывая на небольшой балкон, а после на некоторое время застыл у зеркала, задумчиво осматривая свое отражение.       — Вас что-то гложет?       — Просто… Немного не верится… Это ведь правда?       Это был хороший момент для того, чтобы сократить расстояние между нами. Я осторожно протянул руку, огладив омегу по теплой щеке:       — Ну уж точно не иллюзия.       Летний ветерок раздувал легкую ткань занавесок, все еще пели за окном какие-то из дневных певчих птичек, раздавался отдаленный шум голосов. Наше с Виктором время в карете был уединением, но не столь полным.       — Я… Я освежусь. К ужину, — Виктор глянул в сторону, плохо скрывая то смятение, что одолевало и меня самого.       — Конечно. Не торопитесь.       Дабы предоставить ему и время, и место, я занял диван в гостиной, бездумно переворачивая страницы одного из исторических романов, что я взял с собой в эту поездку. Мне был по нраву витиеватый язык хорошо образованного автора, но сейчас слова на страницах не хотели складываться в фразы и предложения. Впервые за долгое время я думал о будущем. Об этом скором ужине в приятной компании, о вечере после, о большой спальне с мягкой кроватью и балдахином…       — Что вы читаете?       — Ничего особенного.       Виктор умыл лицо и расчесал волосы, но светлый наряд свой не сменил. Юноша присел рядом со мной на диван, подобрал под себя ногу — нечто расслабленное и совершенно домашнее — и наклонился, пытаясь прочитать название на странице.       — Хотите, мы могли бы прогуляться перед ужином? Я знаю, здесь есть…       — Нет.       Ответ был очень уж резким, и я поспешил удостовериться:       — Тогда чего бы вам хотелось?       — Мне бы хотелось… — ладошкой «читающий» омега оперся о мое колено. — Побыть с вами…       Такой возможности до ужина я почему-то не предвидел.       — И… Как сильно вы хотите «побыть» со мной?       — Вполне.       Виктор не смотрел на меня, все еще зачем-то изображая интерес к чтению, но если закрыть глаза и втянуть носом запах его тела, то как можно было пропустить сладкую нотку волнительного томления? Тело не даст соврать, да и он сам разве когда-либо врал мне? Этот юный омега, невинный, нетронутый никогда и никем, кроме меня самого, желал меня. Сейчас.       — Как пожелаете, — я отложил книгу в сторону. — Тогда идите ко мне, — я похлопал по колену и улыбнулся, раскрывая объятия. Пару секунд Виктор мешкал, видимо решая, каким же образом ему стоит присесть у меня на коленях и наконец решился: присел боком, обняв за шею. — Неплохо, но давайте-ка лучше так, — мне пришлось переместить его так, чтобы своими ногами юноша обнял мои бедра. Теперь мы наконец оказались лицом к лицу, и наблюдать за живыми эмоциями взволнованного юноши было восхитительным наслаждением. — Так вы хотели «побыть» со мной?       — Снимите очки, — он был стеснен, но он же и указывал мне.       — Как прикажете, — я отложил те на столик, снял с себя перчатки и потянулся, чтобы огладить моего молодого супруга по щеке. — Что еще вы прикажете мне?       — Я хочу целовать вас, — было похоже, что ему нравилась эта игра. «Ледяной звездочке», как и его родовитым предкам, весьма шло сияние власти.       Это был наш первый поцелуй в качестве полноправных супругов, и я хотел, чтобы ему было что вспомнить. Я начал медленно, не торопясь, почти целомудренно касаясь чуть приоткрытых губ. Один раз, второй, но на третий наш поцелуй стал глубже, и вот, я чуть поддел своим кончиком языка его. Державшийся за мои плечи Виктор чуть охнул прямо в поцелуй.       — Разве так можно…       — И не только так.       Я оставил поцелуй на его щеке, заправил светлую прядку за ухо и поцеловал, а потом и лизнул мочку, чем вызывал у юноши нервный смех.       — Что вы делаете, это же щекотно…       — Вам понравится.       Я исцеловал это нежное ушко и ниже, светлую шею, где под тонкой кожей трепетала полная жизни вена, обещавшая невозможно сладкий, пьянящий душу нектар.       — Что же вы…       Мне легко удалось скинуть на пол светлый жакет юноши, а вот с пуговичками на рубашке я повозился. Те были маленькие, тонкие и все ускользали из-под пальцев. Старание мое, однако, было вознаграждено, когда мне открылся вид на светлую грудь Виктора.       Я не совсем альфа, но я когда-то был им, а, значит, все же был слаб до омежьих нежностей. Сколько помнил себя, всегда был слаб, хотя и давно научился скрывать это. Но вот, на моих коленях сидел роскошный, юный, мой омега, смотревший на меня с волнением и интересом, и если отодвинуть светлую ткань подвенечной рубашки в сторону, то можно было наконец рассмотреть нежно-розовые вершинки сосков.       Меня всегда влекла невинная порочность подобной ласки, и я был намерен одарить ей Виктора сполна.       — Ах… — тихо простонал он, когда я огладил большим пальцем трепетный комочек уже ставшего столь чувствительным соска. — Вы уже касались меня здесь…       — Вы говорили, что ласкали себя, думая обо мне. Что вы представляли? — другой рукой я огладил его по шее, стараясь вновь найти ту точку, где игривая щекотка склонна перейти в совсем настоящее удовольствие.       — Ничего такого… — его соски окончательно затвердели под моими пальцами, и я склонился, вбирая один из них в рот. — Что вы целуете меня, обнимаете… — ему было непросто поддерживать беседу, но он очень старался.       — Хотите сегодня узнать больше? Узнать все? — ему было трудно говорить, а мне было непросто остановиться, но вопрос этот был необходим. — Я могу обождать…       — Нет, — и вновь он помотал головой. — Сейчас. Я хочу сейчас.       — Как прикажете.       Стоило ли спрашивать: как я мог забыть о его упрямстве?..       И без того легкий Виктор для меня был не более чем пушинкой. Я поднял его на руки и перенес в спальню, где усадил прямо на кровать. Таинство брачной ночи обычно скрывалось ночной же темнотой, но солнце еще не зашло, и закатные лучи весьма красноречиво освещали сцену нашего будущего непотребства. Я помог юноше снять обувь, расшнуровал корсет, оставляя лишь легкую рубашку, и расправился с пуговичками на его штанах, столь приятно и плотно прилегавших к округлым ягодицам. Виктор смотрел на меня сверху-вниз и ничем не сдерживал никакие из моих порывов. Штаны оказались на полу, и мне открылась воистину прекрасная картина.       — Вам стоило предупредить меня…       — О чем?       Конечно, не знавшего жизнь омегу для первой ночи всегда готовили родители и родственники-омеги, и мне стоило догадаться, что, учитывая консервативные вкусы севера, мой супруг может явиться в чем-то подобном.       — Что-то не так?       На Викторе было светлое белье с подвязками и чулки. Белые, простые, лишенные украшений и кружева, те оканчивались чуть выше колена, и более чем красили и без того стройные ноги юноши. Я закрыл глаза и прижался губами к колену моего супруга. Если бы я мог кому-то молиться, то сейчас было бы самое время воздать хвалу. Все то альфовое, что было во мне, трепетало, жаждая наконец развернуть драгоценный подарок.       — О нет, все прекрасно.       Я сидел между ног у Виктора, и от меня никак не мог укрыться многообещающий бугорок на его белье. Не очень верилось своему счастью, когда, повинуясь осторожному кивку разгоряченного юноши я стянул с него и этот предмет гардероба.       Соразмерный, уже приподнятый в возбуждении член омеги был восхитителен. С розоватой головки подтекал прозрачный секрет и я, конечно, дернулся вперед, тут же вбирая трепетную головку в рот. Впрочем, учитывая аккуратность размеров омеги, мне было не трудно пропустить его и в горло.       — А… Что вы делаете… Ах… — слова изменили Виктору. Он откинулся на матрас, вздрогнул, напрягся, чуть прогнулся в пояснице, подавая бедра вперед, и тут же я смог ощутить на языке горьковатый вкус его семени. Подобная чувствительность и чувственность охочего до ласк, но невинного омеги очень воодушевляла.       — Как вы? — я поцеловал его в светлое бедро.       — Хорошо… — приподнявшийся на локтях Виктор глядел на меня замутненным от желания взглядом. — Мне никогда не было так хорошо…       — А хотите, будет еще лучше?       Я не стал дожидаться ответа на этот вопрос: закинул его ноги себе на плечи и приподнял за поясницу, полностью раскрывая все омежьи прелести своему взору. Ладный член юноши еще не успел окрепнуть вновь, но чуть ниже, под розовыми яичками, призывно блестела от смазки аккуратная дырочка — прекрасное доказательство чужого возбуждения. Я поцеловал Виктора в бедро, чуть ниже, и губами наконец прикоснулся к заветному местечку…       — Что вы делаете… Что вы?.. Там же…       Все заполнял его терпкий запах и вкус. Тело моего молодого мужа охотно отозвалось на ласку, и тек тот обильно и щедро. Я собирал языком каждую каплю до тех пор, пока член юноши не окреп вновь. Заняло это совсем немного времени.       — Что же такое… Наверное, так нельзя…       — Я хочу усладить вас. Это не грех.       — Тогда… Разденьтесь. Я тоже хочу видеть вас, — размышляя о будущем, будет приятно подумать о том, как далеко осмелевший Виктор зайдет в своем желании мне приказывать. Не оставалось сомнений, что так же далеко, как и я в своем желании подчиняться.       Мой камзол, рубашка, сапоги и брюки с бельем полетели на кресло, и теперь пытавшийся отдышаться на кровати Виктор мог лицезреть меня таким, каким я был рожден. Откровенное желание и интерес в его взоре делали с моим эго нечто удивительное.       — Вы должны войти внутрь меня… Но вы большой, разве у нас получится?       Томление желания внизу моего живота достигло невообразимых высот.       — Разумеется. Все случится, — я присел рядом на кровать и огладил Виктора по плечу. — Ваше тело знает, что делать. А если что-то будет не так, то я остановлюсь. Давайте я помогу вам наконец раздеться до конца…       — Нет, не будем ждать, — закатные лучи приласкали милое лицо, потную грудь Виктора, его все еще одетые в чулки ноги. — Я хочу, чтобы это случилось… Может быть, тогда…       Я не знал, что могло смутить уже раздетого омегу до такой степени, чтобы щеки его полыхнули с новой силой.       — Что же тогда?       — Может быть, мне повезет, и у меня все же будет ребенок от вас…       Я не знал, чем заслужил подобное наслаждение, но размышлениям было свое время и место. И совсем не сейчас. Сейчас я накрыл его тело своим, вновь до красноты исцеловал нежные губы, приподнял его ногу, раскрывая для себя, притираясь, и слегка толкнулся бедрами вперед. Тесное колечко мышц сжало головку моего члена.       — А… Это больно…       — Вы хотите перестать?       — Нет, — он сжал губы от боли, но он же и помотал головой. — Я хочу этого.       — Тогда давайте опробуем немного иначе.       Я помог юноше перевернуться на бок и сам обнял его со спины, тут же оглаживая по чувствительной сейчас груди. Вновь поцеловал трепетную шею, ушко, помог приподнять одну ногу, раскрываясь для проникновения. Забывший о боли Виктор отдался удовольствию ласк, и мне наконец удалось глубже проскользнуть в теплую тесноту. Инстинктивно он чуть сжался в ответ, но моя настойчивость в желании доставить ему удовольствие сделала свое дело. Постепенно, но тело Виктора расслабилось.       — Вы приняли меня… Вы прекрасны. Скажите, когда я могу начать?       — Начать?..       — Верно, — я чуть двинул бедрами, и Виктор отозвался на это малое движение тихим удивленным стоном. — Вот так…       Более мой нареченный не возражал. Поначалу стесненный новизной ощущений, он вскоре сам раскрылся больше, задышал глубже, и стоны его, поначалу тихие, стали значительно громче. Я как мог сдерживал совсем не супружеское желание сильнее вбиться в отзывчивое тело, но и я же никак не ожидал, что мое тело образует узел во время нашей первой близости.       — А… Что это…       Это было чудо. Как я мог ему противиться? Еще пара движений, и успевший оформиться узел застрял в нежной дырочке, перенеся меня к моменту желанной разрядки. Получивший свою первую в жизни вязку Виктор сладостно выдохнул и тоже кончил, орошая мою ладонь новой порцией своего семени.       Я поцеловал милое плечо и уложил ладонь на теплый живот все еще дрожавшего от удовольствия Виктора:       — Вы так свободны, так упрямы, что ни моя природа, ни древняя магия вам не помеха…       — О чем вы?..       — Я могу повязать вас. А это значит, что у нас все же есть шанс на ребенка…       Солнце наконец закончило свой путь за горизонт, и нашу спальню накрыли приятные летние сумерки. Не сразу, но все еще полный мною юноша завозился, чтобы приподнять голову с подушки:       — Если это так… То верно же, что наши шансы будут выше, чем больше мы совершим попыток?       Что я полюбил? От чего не смог отказаться? От этой странной, почти эгоистичной свободы, от этого желания жить так, как хочется лишь тебе.       Если кто-то и был способен вновь научить меня этому, то это лишь он.       — Я так понимаю, что…       — Да. Что мы будем заняты до ужина.       — Как прикажете. Ведь вы добились своего. Ведь теперь я — ваш.