Зеркала

— И вот я, значит, ему: э, а товар-то бракованный, мы с тобой на какое качество договаривались? Таким мечом только в ухе ковырять, я что, нормальную сталь не отличу? А он: ну сырье такое, ну что я сделаю. А я ему… Э-э-э. Росинант резко остановился и тут же споткнулся о собственные ноги. Доффи рядом с ним ловко поймал его и приподнял бровь. И оба воззрились на четыре трона, давным-давно стоявшие в большом зале. Давно готовые перекочевать в королевский дворец Дрессрозы. Один из них пустовал уже пять лет. Но сегодня на нем впервые за долгое время кто-то сидел. Доффи молча посозерцал красный трон Сердца Семьи Донкихотов — и восседающего на нем человека. Бесстрастное лицо, плотно сжатые губы, темные волосы длиною в ладонь. Темные солнцезащитные очки, прячущие упрямые желтые глаза. Под взглядом Доффи Ло сначала рефлекторно, едва заметно съежился, но затем гордо поднял голову и даже демонстративно закинул ногу на ногу. Точно так же, как это обычно делал Доффи. Росинанту было бы смешно, если бы не было так страшно и горько. — Брысь, — сказал Доффи наконец. — Это место мое по праву, — строптиво заявил Ло. — Ты мне обещал. Я ждал шесть лет. — И еще столько же подождешь, — обыденно сказал Доффи. — Ты здесь ничего не решаешь, мальчишка. — Ты обещал, — зашипел Ло, вцепившись в подлокотники. На скулах у него загорелись красные пятна. Доффи расхохотался. — Смотри, красота моя, — сказал он Росинанту, — смотри, какой нетерпеливый сосунок. Как он пыжится, из кожи вон лезет, — Доффи говорил с явным удовольствием, смакуя каждое слово, — как ему не терпится себя показать. Ло побагровел так, что Росинант испугался, что его вот-вот хватит удар. На Росинанта он почему-то упорно не смотрел — сжимал подлокотники красного трона так, что по дереву шли трещины, и не сводил глаз с носков своих ботинок. — Но только он кое-что забыл, — светски продолжал Доффи, — да, Ло? Не припоминаешь, что именно? Ло молчал, сцепив зубы. — Что ж так, — сокрушенно сказал Доффи, — такой… юный, а с памятью уже проблемы. — Пошел ты, — процедил Ло сквозь зубы. — Ай-яй-яй, совсем страх потерял, — Доффи со смешком покачал головой. — Посмотри-ка на меня, Ло. Ло неохотно поднял глаза. — Раз у тебя склероз, я напомню, — легко сказал Доффи. Росинант отшатнулся. От Доффи вдруг повеяло такой угрозой, что ему невольно захотелось залечь ногами к эпицентру. Он знал это чувство: так проявлялась королевская воля, очень сильная воля в очень крепкой узде. Доффи придержал его за локоть и свободно продолжил: — Это моя Семья. Мой дом. И этот трон тоже мой. И ты — тоже мой, с потрохами. Здесь все мое. И твоя жизнь — моя. И твоя смерть — моя. И твое будущее — мое. Здесь все, все мое, — он зачем-то провел ладонью по предплечью Росинанта, взял его за руку, — здесь нет ничего твоего, Ло. Поэтому ты будешь делать то, что я скажу. И так, как я скажу. Доступно? Каждое его слово било как порыв шквального ветра. Уж на что Росинант был привычный, но и ему от этого стало нехорошо. А Ло — Ло был совсем уже бледный. Он сглотнул и кивнул. — Хороший мальчик, — жизнерадостно заявил Доффи. — А теперь… брысь. Ло встал с красного трона и на нетвердых ногах пошел к выходу. — И еще кое-что, — обронил Доффи ему вслед, — когда мы будем брать Дрессрозу… Ло настороженно остановился. — Когда мы будем брать Дрессрозу… покажи, на что ты способен, Ло, — Доффи отечески улыбнулся. — Это будет твой последний экзамен. Сделаешь так, чтобы я остался доволен, — получишь красный трон и имя "Корасон". Росинант всей кожей почувствовал ликование Ло. — А вот теперь можешь идти, — договорил Доффи и широко, широко улыбнулся Росинанту. "За что, — хотел бы сказать ему Росинант. — Зачем ты надо мной издеваешься? Что я тебе сделал?" Но кто, как не он, знал: Доффи никогда не нуждался в поводе, чтобы сделать кому-нибудь больно. У него на глазах начинал сбываться его самый страшный кошмар, а Росинант ничего, совсем ничего не мог сделать, чтобы это остановить. Он так надеялся… так надеялся, что хотя бы Ло вырастет человеком. Но теперь он видел: судьба Ло была предрешена с того самого момента, как Доффи решил оставить его в Семье. Точно так же, как и судьба Дрессрозы. Доффи всегда разрушал все, за что ни брался. И теперь он собирался одним ударом уничтожить и Дрессрозу, и душу Ло, его хорошего, золотого ребенка. Во что он превратится после ночи штурма? Что за существо сядет на красный трон? И будет ли в нем хоть что-то от того ребенка, которого Росинант так сильно, бесконечно любил? — Что за унылый вид, любовь моя? — сказал Доффи с ласковой, нежной издевкой. — Разве ты не рад, что Ло наконец-то займет место, которое ему подобает? — Пошел ты, — сказал Росинант и рванул руку из его ладони. Он был не в настроении для игр. У него будто из души кусок вырвали, выгрызли драконьими челюстями, прожевали и выплюнули истекать кровью. — Совсем страх потерял, — сказал ему Доффи, точно так же, как раньше сказал это Ло. — Я тебя не боюсь, — каменно-тяжело ответил Росинант. — Уже очень давно не боюсь. Я тебя ненавижу. — Ты меня любишь, — все так же ласково, издевательски напомнил ему Доффи. — Ты любишь меня больше всех на свете. У Росинанта по лицу, кажется, ползли слезы. Он ударил Доффи, прямо в белоснежную ухмылку. Черным кулаком, вокруг которого бушевало пламя. Доффи отступил на шаг. Из разбитых губ у него текла кровь — Росинант мельком увидел ее, прежде чем развернуться и тяжелыми шагами пойти к выходу. Кажется, его кто-то окликал. Он слышал голос Бейби, еще чьи-то голоса. Он не отзывался, не разбирал слов. Он шел куда глаза глядят; вышел за ограду, добрел до города, заблудился в каких-то подворотнях, сел на подвернувшееся крыльцо, закурил трясущимися руками, сбил огонь с плеча. Откуда-то сильно, резко тянуло ссаниной: кажется, местные пьянчужки облюбовали этот закуток как отхожее место. Но Росинанту сейчас было несказанно похуй. Скурив полпачки сигарет одну за другой, он потихоньку начал успокаиваться, и тут послышались частые приближающиеся шаги и пыхтение. — Роси! — звали его. — Роси! Ты где? Ну Доффи был и мудила. — Я здесь, Ло, — позвал Росинант, изо всех сил стараясь звучать спокойно. — Ну слава богу! Ты чего здесь сидишь? Я тебя ищу-ищу, — принялся выговаривать ему Ло, его любимый, хороший ребенок. — Фу, ну и вонь. Ты сколько выкурил уже? Откуда у тебя вообще сигареты? Чтобы всю заначку потом мне отдал. Черт, точно, Доффи же сказал тебя привести… слушай, а ты чего ушел-то вообще? — Да так… проветриться. Посидишь со мной? — Росинант приглашающе похлопал ладонью по ступеньке рядом с собой. Ло тут же закивал, почему-то зарумянившись, и плюхнулся на ступеньку. Росинант приобнял его за плечи и, поддавшись мгновенному порыву, поцеловал в лоб. — Ну чего ты, Роси, — запротестовал Ло, багровея. Росинант молча поглядел на него, взъерошенного и смешного. — Я люблю тебя, ребенок, — сказал он наконец. — Я так сильно тебя люблю. Ло окончательно превратился в помидор и, кажется, начал заикаться. — Тебе что, правда так нужен этот трон? — спросил Росинант, не слушая его бормотания. — Конечно! — Ло закивал. — Он мой! Мой по праву, я его заслужил. Я столько его ждал, столько работал. Я хочу показать Доффи, на что я способен… Хочу, чтобы ты мной гордился, — договорил он, почему-то сосредоточенно глядя себе на колени. Росинант отрывисто засмеялся. — Я и так горжусь, — сказал он, — я так сильно тобой горжусь, хороший мой ребенок золотой. И снова поцеловал его в лоб, и обнял за плечи, и сидел так, пока в небе не начала сгущаться чернильная синева, а Ло сидел рядом и даже не возмущался. А Доффи был сказочник. — Сердце мое, — веско сказал он в конце концов, — завали ебало. Ты утомил разводить трагедию. Нормально все будет. "Нормально", ха. Доффи все плел свою сказку о прекрасной волшебной стране, звенящей струнами гитар и голосами благодарных подданных. Выплетал ее гобелен, как паук, — быстрыми, едва заметными движениями пальцев. …О прекрасной волшебной стране, певучей и благоуханной, с высоким королевским дворцом на высокой горе, подальше от восторженной черни. О стране, полной фантастических игрушек, забавных говорящих марионеток на ниточках: деревянных кукол, пластиковых, железных… из плоти и крови. Живые куклы были ведь лишь немногим хуже обычных. …О стране зачарованной, заколдованной. И никто никогда не узнает о секрете ее чар. — Да какое тебе дело до этих людишек? — пожаловался Доффи с искренней досадой в голосе. Кажется, Росинант его и правда вконец достал. — Сам же говоришь, — сказал Росинант, — они люди. А ты их расчеловечить хочешь. Превратить в… хуже, чем в рабов. Пусть раб и сам себе не принадлежит, но его хотя бы знают и помнят. Что есть такой человек, что вот он живой, хочет чего-то, любит кого-то… И что кто-то любит его. А ты… просто потому, что они тебе неудобны… Это даже хуже твоей Клетки, Доффи. Это хуже, чем умереть… …как корчилась и кричала стельная олениха, когда ее рогач распорол ей брюхо, повинуясь едва заметному движению пальцев Доффи… — Но это же эффективно, — Доффи пожал плечами, — так проще всего решать вопросы с… неудобными. Раз — и проблема не проблема. Да еще и пользу приносит, в отличие от трупа. — Это не "проблема", — сказал Росинант, чуть не плача, — это живой человек, и ему больно. Страшно и больно, так же, как было бы тебе. А что может быть страшнее, чем вот так отнять у человека почти все, что делает его человеком? Тело, близких, свободную волю? А разум оставить, чтобы человек все понимал и мучился от бессилия? Доффи зевнул, но Росинант упорствовал: — Сам подумай, Доффи. Что, если бы в игрушку превратили тебя? Что, если бы я забыл тебя — насовсем забыл? Что бы ты чувствовал тогда? Доффи только отмахнулся. — Шугар знает, кого можно трогать, а кого нет, — сказал он. — Не пытайся давить на жалость, Роси. Выглядишь нелепо. — Я не смогу жить в стране заколдованных рабов, — сказал Росинант трясущимися губами. — Я… я не знаю, что я сделаю, но я что-нибудь сделаю. Я не дам тебе сотворить с людьми такое, Доффи. — И что ты сделаешь? — лениво полюбопытствовал Доффи. — Убьешь Шугар? Росинант вздрогнул. Это был самый простой, самый эффективный вариант. И возможности у Росинанта имелись. Шугар берегли, ведь она была важна для плана, — но Росинант уж как-нибудь мог бы улучить момент. А гранаты и снайперские винтовки у него всегда были… при себе. Шугар была одной из его детей. Росинант в жизни не смог бы поднять руку на ребенка. — Убьешь меня, может быть? — расслабленно поинтересовался Доффи. — Ну давай, попробуй. Я даже сопротивляться не стану. Дерзай. Росинант встал с дивана, споткнувшись на пустом месте. — Куда? — спросил Доффи, пристально разглядывая свои ногти. — Пойду утоплюсь, — сказал Росинант наполовину серьезно. Доффи тяжко вздохнул и шевельнул пальцами. Невидимая сила усадила Росинанта обратно. — Ты никуда не пойдешь и нигде не утопишься, потому что меня это расстроит, — сказал он, возвращаясь к разглядыванию ногтей, — а ты же не хочешь меня расстраивать, да, моя радость? Ты хочешь, чтобы я был счастлив. Он наконец поднял голову и одарил Росинанта акульей улыбкой. Никто, кроме Доффи, не умел заставить Росинанта почувствовать себя настолько беспомощным. — Я так не смогу, Доффи, — сказал Росинант безнадежно. — У меня сердце не выдержит. Делай что хочешь, но я… — у него перехватило горло. — Ах ты прекраснодушная тряпка, — сказал Доффи. Он больше не улыбался. — Ты сделаешь все, что я скажу. Ты прекратишь устраивать мне сцены. В назначенную ночь ты пойдешь с Диаманте, и он проследит, чтобы ты дрался всерьез. Ты будешь выполнять все мои приказы, и ты больше не будешь мне ныть. Уяснил? Росинант засмеялся. Он смеялся так долго, что Доффи в конце концов со скучающим видом дал ему пощечину. У Доффи была тяжелая рука. Росинанту на миг померещилось, будто его череп раскололся надвое. — Смешной ты, Доффи, — сказал он, дохихикивая, когда наконец смог говорить. — Люди так не работают. Это куклам Шугар ты можешь приказать что угодно, и они выполнят, потому что не могут иначе. А люди — люди могут и сломаться, Доффи. Или взбунтоваться. Я-то не взбунтуюсь, но… смотри не сломай меня, любимый. Сам ведь потом пожалеешь. — Да ты надоел, — пожаловался Доффи. Взял его за подбородок, посмотрел в глаза. — Тебя что, правда это настолько ебет? — А сам не чувствуешь? — спросил Росинант и ощутил прикосновение его сознания. Доффи еще пару секунд поглядел на него, досадливо фыркнул и отпустил. Да, это настолько ебало Росинанта. Мало что в жизни настолько ебало его, как эта маленькая деталь в плане Доффи. — Пожалуйста, — сказал Росинант. — Хотя бы для меня. Доффи искренне засмеялся. — Ты что, правда думаешь, что твои сопли мне настолько важны? — спросил он с любопытством. А Росинант и не знал, честно говоря. Иногда он думал, что да. Иногда — что он был полный лопух, раз мог хоть на секунду допустить, что для Доффи могло быть что-то важнее его злобы и властолюбия. — Ладно, — сказал он, — похуй. Я тебя предупредил. Поднялся и пошел к двери, в который раз мысленно проклиная ебучее волшебное зеркало. Пусть бы и дальше стояло в своей потаенной комнате до конца времен… Но нет, им с Доффи непременно понадобилось влезть за ту запертую кайросечную дверь и узнать о ебучем секрете, который она хранила. Хотя на самом деле зеркало ведь мало что поменяло. Просто сделало из верной собачки верную подстилку. — Я тебя не отпускал, — сказал Доффи. — Я тебя не спрашивал, — огрызнулся Росинант. — Роси, — ласково-ласково сказал Доффи. Росинант вздрогнул. — Ко мне. Росинант подошел. — Сидеть, — сказал Доффи. Росинант опустился перед ним на колени. — Соси, — почти рассеянно сказал Доффи. И Росинанту было бы смешно, если бы не было настолько мерзко от себя самого. Он никогда, никогда, никогда не мог сказать Доффи "нет", если тот приказывал. А Доффи уже не выглядел настолько скучающе. Он постанывал, низко и хрипло, вцепившись Росинанту в волосы, и непроизвольно двигал бедрами, и, казалось, вот сейчас ему было совершенно не похуй. Росинант сглотнул и поднялся, и Доффи не хватило даже на то, чтобы его остановить. Его пальцы запоздало скользнули по руке Росинанта, но тот легко вывернулся и пошел к двери. — Роси, — донесся вздох ему вслед вместе с волнами жадной нужды, но Росинант не обернулся. Сейчас утопиться казалось совсем не плохой идеей. — Роси, Роси, — налетела на него на палубе свежая цветочная волна, прохладой окатила воспаленный разум, смыла часть звенящей головной боли, — Роси! Господин Корасон хочет поговорить! Росинант вздрогнул, поглядел под ноги. Бейби подпрыгивала, взволнованная и искристая, сжимала в руке ден-ден-муши, декорированный черными очками и замысловатой бородой. — Ты не знаешь, где Молодой господин? Росинант знал, конечно. Не мог не знать. Это была его главная проблема. — У себя в кабинете, — сказал он. — Осторожно, сейчас он может быть немного нервный. Верго, значит, звонил. Росинант, похоже, даже знал, по какому поводу. Верго, кажется, особенно презирал Росинанта за то, что тот был так похож на Доффи — и при этом совсем на него не похож. Оно и понятно. Какой религиозный фанатик не оскорбился бы, увидев плохую карикатуру на своего бога? А Верго так одержимо на Доффи молился, на своего золотого идола. У него даже хобби было, любимое хобби, которому Верго предавался с завидной самоотдачей: приносить Доффи жертвы. Верго, наверное, даже умер бы ради Росинанта, если бы понадобилось, — умер бы счастливым, потому что большей жертвы ради Доффи и вообразить было нельзя. Ведь Доффи так любил Росинанта, свое отражение из кривого зеркала. Ведь Верго так ненавидел это отражение, расплывчатое, искаженное. Все это было ужасно смешно. Прямо цирк какой-то. Вся жизнь Росинанта была сплошной цирк уродов, водящих хороводы вокруг сияющего золотого клоуна. Право, это было бы ужасно, если бы не было так смешно. И Росинант бы смеялся. Он смеялся и смеялся бы, пока горлом не пошла бы кровь, пока в легких не кончился бы воздух и не остановилось бы сердце. Но как он мог? Ведь если бы он вот так взял и заплевал своей кровью зеркально начищенные ботинки Доффи, брат был бы им недоволен.