Зеркала

Странное дело: вроде надо было радоваться, а Росинант растерялся. Он уже очень давно не был живым. Это было так… непривычно. И неудобно, по правде говоря. Живое тело издавало странные звуки, испытывало неудобные нужды. Живое тело было слишком высокое — такое высокое, что у Росинанта кружилась голова. Теперь у него снова могла кружиться голова, и это должно было, наверное, радовать его… Но почему-то не радовало, совсем. Алис ходила за ним хвостиком и глядела на него во все глаза, пока он пытался справиться со своими новыми-старыми, слишком длинными конечностями, которые неудобно подрагивали от тока живой крови. Волей наблюдения он чувствовал присутствие и других людей. Прислуга имения. Горничные и лакеи, конюхи и повара. Что они здесь делали? Чему удивлялись? На что глазели? Эмоции всех этих людей обдавали его, как ветер, и тут же уносились прочь, не задерживаясь в разуме: его сознание было слишком занято войной с нахлынувшими на него новыми-старыми ощущениями. Жарко. Холодно. Душно. Сквозит. Эти ощущения были такими непривычными, что казались почти лишними сейчас. Дышать. Не забывать дышать. Живым телам не нужно было напоминать дышать, верно? Они делали это сами. А Росинант то и дело забывал — почему так? Дышать, как учила мама. Всегда дыши животом, во-о-от, как ты делаешь сейчас. Только животом, без этого песни не получится… Росинант потерянно бродил по дому, теперь вдруг ставшему таким маленьким: потолок — почти вровень с его затылком. И пытался понять, что делать теперь. Получалось не очень: он ведь даже не особо понимал сейчас, что он такое. В конце концов Росинант сдался и встал посреди коридора, уставившись в пол. Высоко. Голова кружится. Росинант непроизвольно покачнулся — и ощутил ногой робкое тепло. И своей волей ощутил, и вот это уже было что-то знакомое. Даже после проклятия Шугар воля наблюдения его не покинула — и сейчас она тихо сказала ему: Алис рядом, Алис очень непонятно и немного страшно, у Алис мелко, как у зайчика, колотится сердце. — Роси, — робко сказали ему снизу вверх, — что с тобой? Тебе плохо? И синие глаза посмотрели на него так же, как серые когда-то, давным-давно. Та девочка была совсем маленькая. Большой желтый бант и вечный запах роз, и вечное собачье обожание в больших серых глазах эта — стояла на пороге взросления, и была окутана шелками и кружевами а пальцы точно так же цеплялись за его штанину, и в больших синих глазах было точно такое же, жутковато знакомое чувство. У Росинанта в голове все мешалось, и сталкивалось, и грохотало, как льдины в ледоход. Но даже не памятью — каким-то звериным инстинктом он почувствовал: страх из этих глаз нужно прогнать. — Я не знаю, — честно сказал он, — мне… непривычно. Головой по-прежнему думалось плохо, поэтому Росинант сделал то, что велело тело. Сделал то самое естественное и привычное, что было с ним всегда, с тех самых пор, как мама впервые спела ему короткую попевку и сказала: "Повтори". Глубоко вдохнул. И запел. Ощутил внутри знакомый столб воздуха, стоящий на мышцах живота и поднимающийся к нёбу Захлебнулся звуком, потому что его будто с ног до головы окатило кипятком или чья-то огромная незримая рука сгребла его потерянное сознание в кулак и с маху вогнала обратно в тело и Он задохнулся. Он был живой. Живой. Живой. ЖИВОЙ. Он был Роси, он был Донкихот Росинант, он был Человек-оружие, он был моя радость, моя красота, сердце мое, он был спой мне, Роси, спой мне, малыш, мамину любимую спой, а теперь мою, и ту твою безвкусицу тоже …Потому что он забывал иногда, как дышать, но даже в несмерти, в нежизни не забыл бы, как петь на опоре. — Роси? — подергали его за рукав, и на сознание, как волны на морской берег, набежало чужое робкое беспокойство, смешанное с поднимающимся удивлением. Он поморгал. Тряхнул головой. Теперь он помнил. — Ты прости, малышка, — сказал он все еще чужим голосом, — я… Тут надо было что-то сказать, что-то еще. А что тут скажешь? У Росинанта в голове теснилось сразу столько мыслей, что никак не удавалось ни одну из них нормально подумать. Он мысленно выцепил парочку, повертел их так и сяк, ускользающих, как ужи. Плюнул и запел. Это было просто. Это было легко. Это было привычнее, чем дышать. Ветерок, что шепчет нежно. Тихий зов реки безбрежной. Успокойте сердце мне и в той дальней стороне вы поведайте, молю, как тоскую и люблю. Голос мой услышь, родной, мою душу успокой. Любимая мамина песня. Для легкого, звонкого сопрано — никак не для этого темного баритона. Взрослый Доффи так смеялся каждый раз, когда слышал ее от взрослого Росинанта… и сам же просил спеть еще. Снова, и снова, и снова просил. И Росинант пел. Сначала для мамы, затем для Доффи, и снова для Доффи… всю жизнь — для одного лишь Доффи. Он и сейчас-то пел только для него. Почему-то ему казалось, что Доффи слышит. Он пел будто даже не ртом, а всей грудью, всей головой; звук исходил от всего его тела, легко вибрируя внутри. не пой на одних связках, используй грудной резонатор. а теперь попробуй в головной. да, это сложно, но ты справишься. ты обязательно научишься, малыш. чувствуешь это? эту вибрацию между бровей? это он… запомни это ощущение и пой так, чтобы не терять его… вот так, вот так, хорошо… все правильно… Все наконец-то было правильно, кроме одного: Росинант был не там и не с теми. Но это было ненадолго. За ним уже шли. Чье-то восхищение поднималось рядом как Аква Лагуна, задыхающееся и искрящееся. Знакомое. Не то. Не было в нем собственнической гордости, не было ненасытной жадности, путами обвивавшейся вокруг души. Не было щемящей тоски и не было любви острой, как нож, такой безжалостной, что, может, это и не любовь была вовсе. Не было всего того, что ранило до самого сердца и глубже. Не было того, без кого Росинант не мог дышать. Он оборвал последнюю ноту, не дотянув. — Извини, принцесса, — сказал он, — испугал я тебя, да? Я пока немного не в себе, но это пройдет. Чужое тепло порывисто прильнуло к нему, и он еле подавил желание стряхнуть руки, обхватывавшие его под ребрами. Не те руки. Не те. Не те. Не те… Куда бы он ни пошел, Алис хвостиком ходила за ним. А компаньонка — за ней, и все шипела: "Это неподобающе". И ведь не то чтобы она была неправа. Поэтому он сразу отвел ее в сторону, тихо объяснил, что он здесь уже ненадолго. Она смотрела на него подозрительно, с суеверным страхом, что-то бормотала про дьявольское наваждение. И опять же была права. Мудрая женщина. Она ведь сразу позвонила отцу Алис, потребовала приехать. Но как только она заикнулась о "жестяной рыцарь ожил и превратился в трехметрового человека с подозрительной физиономией", граф Вертер положил трубку, напоследок холодно посоветовав ей не злоупотреблять коньяком. Тогда мадам Жису велела конюхам выкинуть Росинанта из дома. Но Росинант их выкинул сам и, честно говоря, даже не понял, как так получилось. Видимо, рефлексы. После этого компаньонка окончательно смирилась с его временным присутствием и только знай следила, чтобы Алис не слишком с ним обнималась. А Алис… Его принцесса то ли не слышала, то ли не верила, что до прощания оставалось всего несколько дней. Кажется, она вообще в прощание не верила. Парила в облаках и радовалась, так радовалась, что ее рыцарь действительно ожил. — Ты совсем ничего не ешь. Это потому, что ты сказочный рыцарь? — спросила она однажды за ужином, подперев ладошкой щеку. Это было против всех правил этикета, но Росинант ей ничего не сказал. — Да так, — ответил он, — просто отвык уже. — Хочешь я тебя с ложечки покормлю? — предложила Алис. — Ну не смейся! — Спасибо, принцесса, — сказал он, — я как-нибудь сам уже. — Тогда или ешь, или пой! — потребовала она. Ей очень нравилось, как пел этот новый Росинант. — Слушаю и повинуюсь, — поклонился Росинант и сам удивился, что не заскрипел. — Что тебе спеть, принцесса? — "Ветерок, что шепчет нежно"! …И воспоминания нахлынули, как штормовые волны, и его швырнуло и унесло куда-то в водоворот: свежий холодный ветер и соленые морские брызги и хлопанье парусов большие глаза Бейби Доффи Доффи Доффи его встрепанные ветром волосы его широкая улыбка его смеющаяся душа — …Роси? Роси? Ты чего? — Ничего, принцесса, — сказал он хриплым голосом и сглотнул. — Ничего. Он почувствовал приближение души Ло, когда между ними оставалось еще семь километров моря. Он бы кинулся навстречу. Сиганул бы с обрыва. Но Доффи велел оставаться на месте. А Ло… Совсем вырос, подумал Росинант с бестолковым удивлением — как будто для него это была новость, как будто он не мучился этой мыслью все долгие, долгие, бесконечные десять лет. Его маленький Ло — с абсолютно бесстрастным лицом, декорированным лаконичной бородой и даже целыми бакенбардами. (Росинант, признаться, чуть не подавился от этого зрелища.) Со знакомым клинком в богатой оправе, висящим на поясе. С татуировками на пальцах и эмблемами Семьи Донкихот на одежде. Ло посмотрел на него с минуту своими холодными желтыми глазами. Росинант неловко потоптался на месте. Его ребенок давно вырос, а Росинант этого не видел. Не знал о его победах и поражениях, не радовался его первой любви, не утешал, когда Ло впервые разбили сердце. Ло рос, менялся и взрослел, а Росинант все, все, все пропустил. Ни от одной другой мысли Росинанту в жизни не было настолько тошно и горько. Может, его больше и не было совсем — того ребенка, который больше всего на свете любил Росинанта и вскрывать лягушек. Но тут лицо Ло дрогнуло и жалко исказилось, губы затряслись. Он открыл рот; закрыл рот. В несколько шагов преодолел расстояние до Росинанта и уткнулся лицом ему в грудь, чуть не сбив его с ног. — Роси, — заговорил Ло наконец. Кажется, он плакал. — Это как же так, а. А Росинант гладил его по смешной шапке, улыбался во весь рот и тоже, кажется, плакал. — Ты ж мой хороший ребенок золотой, — приговаривал он. Затем наконец сообразил снять шапку и гладить Ло непосредственно по лохматой голове. — Ну, ну, чего ты. — Я забыл, — жаловался Ло, — совсем все забыл. Ну как так получилось, а? А ты все это время… Где ты был все это время? Почему не вернулся? Почему не пробрался во дворец? Ты же мог. Ты умеешь. Доффи бы тебя послушал. Ты бы ему рассказал… ну, что-нибудь такое, что знали только вы вдвоем. Он бы понял, что ты говоришь правду. Он бы велел Шугар снять заклятие. Тебе нужно было только вернуться. Почему ты не вернулся? — Ох, ребенок, — Росинант еще раз погладил его по голове. — Для тебя все так просто. А для ржавой жестяной игрушки — не очень. Как бы ты добирался отсюда до Дрессрозы, если бы у тебя то и дело отваливались руки-ноги? Я ведь хотел, малыш. Больше всего на свете я хотел снова увидеть вас двоих. Но отсюда до моря несколько дней пешего пути… и здесь постоянно лежат туманы. Я и до твоего прихода-то дожил только потому, что меня тут чуть не купали в масле. — Ты что, был настолько ржавый? — усомнился слегка бледный Ло. — Требол выкинул меня за борт. Я год дрейфовал в открытом море, — странное дело, теперь это вспоминалось почти без страха. Ло совсем сбледнул с лица. — Ну, чего ты, — Росинант обнял его еще крепче, поцеловал в лоб. — Было и прошло. Меня Алис спасла. — Он обернулся к Алис, вышедшей на крыльцо вслед за ним, но странное дело — ее уже не было у двери. Алис нашлась в гостиной, на розовом бархатном диванчике. Скорчилась, уткнула лицо в колени — золотые волосы, белые фарфоровые руки, пышное платье. Его красивая куколка. С душою, заходящейся и кричащей от боли. — Я думала, ты мой, — гнусаво сказала Алис сквозь слезы, — а ты только притворялся. Все это время притворялся. Все это время думал о них, об этом дылде и том втором. Ты меня обманул. — Она не удержалась и разрыдалась в голос. В последнее время вокруг Росинанта лилось очень много слез. Ему было неуютно. Все-таки слезы были водой, а он до сих пор боялся воды. — Я никогда тебя не обманывал, принцесса, — поклялся он, — и не хотел держать от тебя секретов. Просто так получилось. Я действительно не всегда был игрушкой, у меня была своя семья, своя жизнь — но если бы я рассказал, мне бы никто не поверил, ведь правда? — Я бы поверила! — огрызнулась Алис. Росинант ее обнял, и она без особого энтузиазма попыталась его отпихнуть. Он поцеловал ее в золотистую макушку. Алис вздрогнула и затихла. А Росинанту было так непривычно быть выше нее. — Я знаю, — сказал он. — Ты бы поверила. Ты бы обязательно поверила. И никак не смогла бы мне помочь. И тогда мы бы оба мучились, не только я. Разве я смог бы так тебя расстроить, принцесса? — Сейчас расстраиваешь, — пожаловалась Алис, — хочешь с этим дылдой уплыть. А ты мой! Мой! Я запрещаю! Росинант вздохнул. — Я живой человек, принцесса, — сказал он, — я свой собственный. Нельзя живыми людьми распоряжаться как вещами. Это неправильно. — Ты меня не любишь, — сказала Алис трясущимися губами, — хочешь меня бросить. Я тебя ненавижу. Росинанту очень хотелось рассмеяться, но он сдержался могучим усилием воли. Ох уж эти подростки. Он погладил Алис по голове. Она небольно пихнула его в бок. — Я их очень люблю, этих двоих, — признался Росинант и почувствовал, как Алис снова завозилась. — Они вся моя жизнь. — Алис пнула его ногой. — А еще мне повезло встретить и полюбить одну прекрасную, вредную принцессу, которая спасла меня от смерти. Что бы я без нее делал? Совсем погиб бы я без нее, — Росинант поймал руку Алис, мокрую от слез и соплей. Поцеловал маленькую ладонь и почувствовал, как она вздрогнула. — Я твой, принцесса, — сказал он. — И твой тоже. Твой рыцарь, всегда был и всегда буду. Даже когда уйду. Алис прикусила губу. — Не уходи?.. — тихо попросила она. — Не могу, — вздохнул Росинант. — Я по ним очень соскучился… а они — по мне. Ну, я на это надеюсь, во всяком случае. Но ты не думай, что окончательно от меня избавишься. Я же обещал. Она так смотрела, что он согласился остаться еще на день. Компаньонка при виде сурового Ло со всем известной эмблемой на груди куда-то испарилась. Пряталась где-то в дальнем углу — кажется, прихватив с собой весь коньяк из графских запасов. Наступило утро. Он поднялся. Умылся. Всю ночь он проворочался — не мог уснуть. Сна и сейчас не было ни в одном глазу. Скоро он увидит Доффи. Алис встретила его у дверей гостиной и заикнулась было: — Останься еще хоть на денечек?.. Но он только покачал головой и пошел к крыльцу. — Ты вернешься за мной? — спросила она, ломая пальцы. Росинант посмотрел на нее. Его ждала его прежняя жизнь. Люди, которых он любил. Которые любили его, пусть некоторые и очень условно. И в этой жизни не было места для наивной, избалованной, одинокой четырнадцатилетней девочки, которая в жизни умела только болтать, мечтать и играть на фортепьяно. — Обязательно, — сказал он. — Не знаю когда, но вернусь. Может быть, через полгода; может быть, через год. Но я всегда буду помнить тебя, Алис. Я всегда буду тебя любить. И я обязательно вернусь к тебе, пусть даже ненадолго. Ло приподнял бровь. Алис, кажется, плакала. Он сделал шаг к ступенькам и почувствовал, как в свитер у него на спине что-то вцепилось. Обернулся. Ну кто же, как не Алис, конечно. Она решительно сжала рот и, привстав на цыпочки, опять подергала его за свитер. Он приподнял брови, но наклонился. Тогда она поцеловала его прямо в губы, страшно покраснела и убежала обратно в дом. Росинант вытаращился ей вслед. Ло приподнял обе брови. — …М-да, — сказал Росинант наконец. — Что на нее нашло? Ло почему-то вздохнул и покачал головой. — Ты словно бы привязался к этой девице, — индифферентно отметил Ло по дороге к морю. — Конечно, — Росинант заулыбался. — Она же мне как сестренка. Выросла у меня на глазах. Ло как будто… надулся. То есть он бы это, конечно, яростно отрицал. Но факт оставался фактом: он надулся. — Но тебя я, конечно, люблю больше, — дипломатично сказал Росинант. — Ты ж мой хороший ребенок золотой. Ло слегка зарумянился. Росинант еще больше разумилялся. А на берегу их встретила большая желтая субмарина и весьма интересные новости. Под водой-то газет не доставляли, так что команда Ло их получила только вчера. Они с Ло долго смотрели на газетные заголовки. Затем переглянулись. — …М-да, — наконец прокомментировал Росинант. — И как они только умудрились, — озадачился Ло. — Их же там меньше дюжины было, этих выскочек. — Да это уже не суть важно. Что делать-то, вот в чем вопрос. Росинант изо всех сил старался говорить спокойно. Получалось, кажется, не очень. И черт с ним, что Дрессроза была почти полностью разрушена. Черт с ним, что власть Доффи пала, а его люди были под арестом. Но Доффи, сам Доффи, который бело скалился с газетной фотографии под крупными буквами "…в Импель Дауне"… Импель Даун был приговором. Доффи сам всегда так говорил. За всю историю этой тюрьмы оттуда смог сбежать только один человек. Росинант не мог дышать. Железные обручи давили ему на грудь, стискивали сердце. Десять лет, десять лет он ждал и тосковал — чтобы все закончилось вот так? Чтобы самый любимый на свете человек просто сгнил там, в этой холодной подводной тюрьме? — Есть у меня одна идея… — загадочно заявил Ло. — Какая? — у Росинанта вот не было никаких идей. Потому что они были в полной жопе. Хотя нет, им-то было еще относительно нормально. Они были живы, целы, на свободе и при корабле. А вот Доффи теперь был в Импель Дауне, наверняка на самых нижних уровнях и под самой строгой охраной, и шансов его оттуда добыть у них с Ло было примерно ноль. Но ему, кажется, было все равно уже. А что, попробовать просочиться в Импель Даун тоже было вполне себе идеей, если подумать. Ло меж тем уже с крайне деловым видом открывал люк своей субмарины. — Роси, — позвал он, — пошли. Мне надо будет кое-что кое с кем обсудить, а ты отдохни пока. Я к тебе через полчаса зайду, и решим, что делать дальше. Росинант послушно за ним последовал, споткнулся и чуть не снес Ло на лестнице, но тот привычно его придержал и вдруг засмеялся. — Ты все такой же, — сказал он с такой бесконечной нежностью в голосе — у Росинанта даже слезы на глаза навернулись. — Роси… — голос Ло вдруг оборвался. Они всё так и стояли на лестнице. Ло помедлил и вдруг уткнулся лицом ему в грудь. — Роси… я тоже тебя люблю, — сказал он. — Я так люблю тебя. Не пропадай больше. Росинант рассмеялся и поерошил его волосы. — Постараюсь, — сказал он. — Сделаю все, что смогу, уж будь уверен. — Это каюта Доффи, — сказал ему Ло и открыл раздвижную дверь. — Здесь обычно больше никто не останавливается, но он не будет против, если ты ее займешь. Он пропустил Росинанта вперед. Каюта была в очень Доффином духе: старинная резная мебель, граммофон, стойка c пластинками, огромный книжный шкаф, титанический гардероб и совсем уж непристойно большая кровать для такой относительно небольшой субмарины. Доффи, как всегда, ни в чем себе не отказывал. — Если хочешь, можешь переодеться, — сказал Ло, открывая гардероб и демонстрируя его пугающе пестрое содержимое. — У вас ведь рост почти одинаковый, верно? Тебе должно быть впору. — Попробую, — сказал Росинант. — Спасибо, Ло. — Ладно, я пойду тогда, — сказал тот и помялся. Росинант поглядел на него, широко улыбнулся, сгреб его и принялся ломать ему ребра. — Роси, пусти! — неубедительно запротестовал Ло. — Я серьезно! Пусти меня сейчас же! И пальцем не шевельнул для того, чтобы высвободиться. Росинант преисполнился счастья и звонко чмокнул его в щеку. Тут уж Ло побагровел и вывернулся. — Отдыхай пока, — велел он. — Но спать еще не ложись. Сначала поговорим. — Так точно, капитан, — Росинант отдал честь. Губы Ло дрогнули и расплылись в такой широкой, ребяческой улыбке, что Росинант не совладал с собой и опять напал на него с объятиями. — Иди уже, ребенок, — сказал он наконец, похлопав несколько помятого ребенка по спине. — А когда вернешься, расскажешь мне обо всем, что я пропустил. Заодно и поужинаем вместе. Как тебе идея? — Неплохо, — милостиво признал Ло и удалился пружинистой походкой, хоть и изо всех сил стремился сохранять достоинство. Росинант с улыбкой поглядел ему вслед и обернулся к распахнутому гардеробу. Подошел. Осторожно провел ладонью по рукавам рубашек и костюмов. Возможно, еще недавно они прикасались к коже Доффи. Возможно, они еще помнили его тело. Росинант медленно стащил с себя старый, немного потрепанный свитер. Уронил на широкую кровать. Выбрал из шкафа розовую рубашку. Доффи всегда любил розовый цвет. Натянул ее, пару раз промахнувшись мимо рукавов. Застегнул, почему-то дрожащими руками. Закрыл дверь гардероба. Снаружи дверь была зеркальная. Росинант в нее посмотрелся. Рубашка позорно висела, как будто Доффи за эти годы еще раздался в плечах, а Росинант заметно похудел. Впрочем, он, наверное, и вправду отощал. Алис еще все уговаривала его поесть… а ему было не до того. Он все думал, думал, думал о Доффи и Ло, все ждал и ждал, и рвался к ним всей своей изболевшейся душой, и его едва хватало на то, чтобы Алис не чувствовала себя совсем позаброшенной, — и уж конечно, тогда ему было совсем не до еды. Он хмыкнул, снял рубашку и повесил ее в шкаф, напоследок погладив розовую ткань. Кажется, ему надо было отъедаться. Кажется, ему все еще было не до того. Как он мог думать о себе, если Доффи все еще был не с ним? Если он сейчас сидел в холодной камере у самого дна моря, закованный в кайросечные цепи, окруженный чудовищами-охранниками? Если Росинант, вполне возможно, больше никогда мог его не увидеть? Думать об этом было слишком больно. Росинант сцепил зубы и надел свой свитер обратно. В конце концов, он был все еще более-менее чистый. На тумбочке у кровати лежала книга с закладкой — видимо, Доффи в прошлый раз не дочитал. Он всегда читал очень много — не потому что любил, а потому что хотел знать все и быть готовым ко всему. Росинант открыл ее, погладил закладку. Поглядел на иллюстрацию под ней. Поморщился, закрыл книгу и аккуратно положил на место. Доффи был в своем репертуаре. Вполне возможно, что эту книгу он как раз читал для удовольствия. На обложке было написано: "Ордалии Великого королевства". И откуда только у Доффи взялась такая еретическая книга? Все, что было написано о том древнем королевстве, уже давно сожгли на кострах. Впрочем, эту книгу теперь мало кто бы мог прочитать. Она была написана на старом мертвом языке, который сейчас знали только в Мариджое. Во внешнем мире уже не оставалось людей, которые его понимали — кроме, возможно, Доффи и самого Росинанта, который понахватался у Доффи по верхам. Уж псы Мариджои позаботились о том, чтобы стереть этот язык из людской памяти… Но тут в дверь постучались. — Заходи, — сказал Росинант. Дверь открылась. На пороге стоял Ло, вновь серьезный и деловой. — Все, вопрос с Доффи, можно сказать, решен, — объявил он. — Я поговорил кое с кем в штаб-квартире Дозора. Мне дали наводку на дозорный корабль, который сейчас стоит у острова неподалеку. Предлагаю действовать так: мы сейчас идем туда, я общаюсь с капитаном, даю ему липовый приказ штаб-квартиры привезти Доффи… все бланки и печати у меня есть, не волнуйся… корабль забирает Доффи, по пути к штаб-квартире мы их перехватываем — ну и ликвидируем корабль с командой, чтобы не оставлять лишних следов. Ты ведь можешь потопить линкор? — Могу, — ошеломленно сказал Росинант, — э. А вот это насчет "общаюсь с капитаном". Это как. Ты, конечно, обаятельный, но не настолько же. — А, ты ведь еще не знаешь, какой у меня фрукт! — заявил Ло, преисполненный загадочности, и сдержанно приосанился. Росинант покивал и погмыкал, внимательно и как бы слегка благоговейно, колоссальным усилием воли держа серьезное лицо. Ло было уже двадцать шесть. (Очень пугающая мысль, на самом деле.) Он был бородат и вообще. И при всем при этом он был такой еще ребенок. Росинант очень сомневался, что его серьезной мины хватит надолго. Но она как-то сама нащелкнулась на лицо, когда Ло все-таки огласил название своего фрукта с надлежащей долей пафоса. (Лучше бы чему другому у Доффи учился, честное слово, с отголосками смеха подумал Росинант.) — Ага, — сказал Росинант наконец, поразмыслив. — И ты им можешь… — Ну, строго говоря, это не телепатия и не полное подчинение. Мой фрукт работает по двухфазному протоколу… — тут Ло посмотрел на озадаченное лицо Росинанта, кашлянул и поправился: — В смысле, сначала я проецирую в разум жертвы одну очень навязчивую или пугающую мысль, а затем эта обсессия побуждает жертву к компульсивному действию. И тут есть, конечно, фактор неопределенности, но у меня большой опыт. Я хорошо знаю, как управлять людьми, Роси, — тут Ло так улыбнулся, что Росинант чуть не попятился. Эта улыбка лишь немного уступала худшей из Доффиных ухмылок. — Жаль, конечно, что мне попался такой фрукт… психиатрический. Я же все-таки не психиатр, я на хирургии специализируюсь. Вот Опе-Опе мне был бы в самый раз… увы, не судьба. Но ты не думай, я знаю о человеческом мозге достаточно, чтобы использовать мой фрукт эффективно. — Да я не думаю, — довольно бледно проблеял Росинант. — Гм. Сейчас он бы Требола собственными руками постирал, в тонне стирального порошка. Что они сотворили с его хорошим ребенком, пока Росинант был далеко? Во что его превратили? — Да, сильная способность, — сказал он, чтобы хоть что-то сказать. — Ну там, натравить врагов друг на друга и все такое. Верно? Ло лишь вновь улыбнулся — тонко, остро, самодовольно. Росинант уже пожалел, что вообще открывал рот. Страшно ему было видеть своего любимого ребенка… таким. — А почему ты тогда Доффи не помог против Соломенных шляп? — подумал он вслух. — Не верю, что вдвоем бы вы проиграли. — Конечно же, мы не проиграли бы, — сказал Ло, как нечто само собой разумеющееся. — Да даже один Доффи тоже не мог проиграть. Я поэтому и пошел за тобой, не дожидаясь конца боя: я был абсолютно уверен, что у Соломенных шляп вообще никаких шансов. До сих пор не пойму, что случилось. Это же Доффи! Я думал, он их в одиночку раскатает. И этот тоже… он же полный тупица. Я не знаю, как он вообще добрался до дворца и не потерялся по дороге. А я ему говорил не лезть! Но разве он послушает? — Так, погоди, ребенок. Какой тупица? Кому не лезть? — Да так, — очень официально сказал Ло, — один старый знакомый. У Росинанта складывалось отчетливое впечатление, что он как будто что-то упускает. Но это было не так важно, как другие вопросы, тревожившие Росинанта прямо сейчас. — Ты сказал, что говорил с человеком из штаб-квартиры. Неужели Верго все еще… — Верго? Нет, Верго мертв, — равнодушно сказал Ло. — С ним Соломенные шляпы недавно разобрались, с ним и Моне. Но ты же не думаешь, что у нас в Дозоре был только один шпион? Ну, по правде говоря, Росинант об этом как-то вообще не задумывался… — Это я предложил, сразу после захвата Дрессрозы, — тем временем индифферентно заявил Ло. — Один информатор на высокой должности — это курам на смех. Его всегда могут раскрыть, и тогда плакали бы наши дальнейшие разведданные. Нет, нам нужно было диверсифицировать агентуру. Вот я этим и занялся. Доффи тогда был какой-то неадекватный: я еле выбил у него согласие, не говоря уж о помощи — ее было ноль. От остальных офицеров тоже было мало толку — да они вообще всегда были убогие, ну ты знаешь. Пришлось все организовывать в одиночку. Но сейчас у нас большая сеть агентов в верхах и на всех базах Дозора, так что мы всегда в курсе последних приказов и операций, даже совершенно секретных. Ну и так по мелочи: у нас есть все виды бланков, копии печатей, образцы подписей. Так что подделать приказ не проблема, организую минут за пять. — А не боишься, что после поражения Доффи эти агенты больше не захотят с нами сотрудничать? — раздумчиво проговорил Росинант. — Не боюсь, — ухмыльнулся Ло своей новой пугающей улыбкой. — Прежде чем отправлять их на службу, я лично пообщался с каждым. У каждого из них в мозгу сидит маленькая ментальная бомба, Роси. Мне достаточно только сказать им ключевую фразу — просто позвонить по ден-ден-муши и назвать триггерную фразу, — и они сами возьмут пистолет и выстрелят себе в рот. И они это знают, Роси. Прежде чем распрощаться, я провел для них маленькую… демонстрацию. И предупредил, что не я один знаю эту фразу. Доффи, конечно, тоже знает, ну и кое-кто из моей команды. Тебе я тоже скажу, если хочешь. Так что не волнуйся: мои люди в Дозоре останутся моими до конца. Он самодовольно улыбнулся и замолчал, будто ожидая от Росинанта ответа. А тот даже не знал, что сказать. Что ж, подумал он, Доффи поистине вырастил себе достойного Корасона. — Какой ты… предприимчивый, — нашелся он наконец. Ло как будто слегка выпятил грудь. Так это он хотел, чтобы его похвалили, сообразил Росинант и поневоле преисполнился нежности. — Да я и не сомневался, — сказал он таким умиленным тоном, что аж самому стало неловко. — Ты у меня всегда был умница. Ло помидорно покраснел и нарочито равнодушно сказал: — В общем, план ты понял. Я все сделаю сам, твоя задача — потопить линкор, чтобы у расследования было не за что зацепиться. Договорились? — Не проблема, — пожал плечами Росинант. Давненько он не пускал ко дну дозорных кораблей — ему даже вправду захотелось размяться. За ужином Ло очень кратко ввел его в курс дела по поводу того, чем Семья занималась эти десять лет. — …Ага, — сказал наконец Росинант, прокашлявшись, и отложил онигири от греха подальше. — Так, заяц, я верно понял: Доффи мутил бизнес с Кайдо? Вот этим самым Кайдо, который… — Ага. Только все еще немножко сложнее… И затем Ло рассказал ему фантастическую историю об искусственных фруктах, сказочных феях и безумных ученых. Росинант бы ему не поверил. Вот честно, не поверил бы, если б это был не Ло. — …М-да. Ну и навел Доффи суеты, — прокомментировал Росинант наконец. Ло скромно промолчал. Но что-то тут не сходилось, подумал вдруг Росинант. У Доффи ведь были совсем другие планы, уж он-то знал. Планы, никак не связанные ни с Кайдо, ни с этим его садоводством. — Слушай, заяц… а Доффи случайно не ходил войной на Мариджою? — спросил он как бы между прочим. Спросил, хотя и сам понимал, что нет. Если бы да, Доффи бы сейчас не сидел в Импель Дауне. Но почему? Что могло его остановить? У него на руках уже были все козыри. — Какой войной? Зачем на Мариджою? — неужто Ло был не в курсе? Странно, что Доффи ему не рассказал. — Скажи, ребенок, а что… что стало с Метастазио? Тем, который тебя вылечил, помнишь? — Естественно, — Ло кивнул с выражением оскорбленного достоинства. — Он умер давно, чуть ли не в первый месяц на Дрессрозе. Выполнял какое-то задание для Доффи, уж не знаю какое. А Доффи будто даже не заметил. Он же так с этим Опе-Опе носился — и тут такое… а Доффи ноль реакции. Но он вообще тогда был какой-то странный, будто не в себе. То приступы апатии, то припадки ярости. Мы тогда все на цыпочках ходили. Его, наверное, только через полгода отпустило. …Ага. Вот так, значит. Но Доффи же собирался повременить с той последней операцией. Сначала Мариджоя и мировое господство, а затем уже вечная жизнь. Он что, с ума сошел? Потому что отказаться от своих планов он ну никак не мог. Это ведь была его мечта — его кровавая мечта о двоих вечных, как небо, Драконах. — Ах да, кстати, — вспомнил Ло, вновь делая дежурно суровое лицо, — тут кое-кто хотел с тобой поговорить. Сейчас, погоди… Не успел Росинант озадачиться, как в дверь постучали. — Входи, — сказал Ло, даже не особо повышая голос. Но за дверью услышали. Поспешно отодвинули, наскоро протиснулись в щель, не дожидаясь, пока дверь откроется. Бледный, вспотевший парень в комбинезоне держал в одной руке ден-ден-муши, а второй рукой держался за горло и, кажется, задыхался. Под мышкой у него была зажата папка с бумагами. Ло забрал ден-ден-муши и папку, а затем лениво щелкнул пальцами. У бедняги парня подломились колени, и он безвольно сполз на пол. — Брысь, — негромко сказал Ло, и парень почти на карачках кинулся прочь из каюты. — Что это было, — сказал Росинант, с круглыми глазами наблюдая все происходящее. — Ну я же тебе говорил, — утомленно пояснил Ло, — моя сила — проецировать обсессии, побуждающие к компульсивным действиям. Правда, в этот раз я немного перегнул палку: на всякий случай бил посильнее, чтобы импульс точно дошел до носа субмарины. Похоже, у Клионе началась паническая атака. Ничего, оклемается. — Как скажешь, — осторожно сказал Росинант. — А ден-ден-муши тебе зачем? — Сейчас услышишь, — невозмутимо ответствовал Ло и быстрыми движениями пальцев набрал какой-то номер. — Алло! — откликнулись из трубки незнакомым, раздраженным женским голосом. — Это я, — сказал Ло, — он здесь. И ден-ден-муши внезапно взорвался потоком соплей. — Гм, — сказал Росинант. — Ро-о-о-оси, — гнусаво провыли из трубки. — Роси!!! Я так скучала! — Э, — сказал Росинант. — Погоди. Бейби? Рыдания из трубки усилились стократ. — Дай сюда, — Росинант отобрал у Ло трубку. Правда, непонятно зачем, потому что поверх рыданий говорить было невозможно. Дождался, пока Бейби проревется, как в старые добрые времена. — Моя малышка, — сказал он и тут же об этом пожалел, потому что рыдания возобновились с новой силой. Ло рядом со страдальческим видом массировал переносицу. — Бейби… поговори со мной. Мне так тебя не хватало. Рыдания мгновенно прекратились. — Роси, — проикала Бейби, — ты прости… прости, что я тебя забыла-а-а, — звук всхлипываний угрожающе нарастал. — Заткнись уже, нюня, — раздраженно прикрикнул Ло, совсем как шестнадцать лет назад. — Не можешь говорить нормально — не отнимай у меня время. — Ло, — сказал Росинант, и Ло оскорбленно, слегка пристыженно замолчал. Совсем как шестнадцать лет назад. — Моя хорошая девочка, — сказал Росинант затем, — ты где сейчас? Тебя не схватили на Дрессрозе? — Нет, я в Вест Блу, в Кано, с моим женихом… Роси! Я же замуж выхожу, представляешь? — …Та-а-ак, — сказал Росинант. Глаза у Ло слегка округлились. — Ло, курс на Вест Блу, Доффи пока перетопчется. Ло принялся отчаянно подавать руками непонятные знаки. — Я нихуя не понимаю, говори нормально, — рыкнул Росинант. — У нас же план! Мы все обсудили и согласовали! — взорвался Ло. — Какой нахуй план! — осудил его Росинант. — К моей маленькой девочке тянет грязные лапы какой-то непонятный негодяй! Чихал я на твои планы! Ему и дальше было что сказать, но тут из трубки донесся мегатонный взрыв рева. Не успел Росинант опомниться, как Ло решительно отобрал динамик и повесил трубку. — Вдыхай через нос четыре секунды! — рявкнул он затем. От неожиданности Росинант послушно надулся, непонимающе таращась на него. — Теперь выдыхай через рот восемь секунд! Ну, положим, Росинант выдохнул. И что дальше? — Вдыхай через нос пять секунд! — Иди нахуй, заяц, — опомнился наконец Росинант, — это еще зачем? — Чтобы ты успокоился и перестал пороть горячку, — сумрачно ответил Ло. — Я тебе не говорил, но, по моим данным, Кайдо посылал своих людей перехватить дозорный корабль, на котором везли Доффи. Кораблем командовала Цуру, так что в тот раз дозорные отбились. Но ты сам понимаешь, что это значит. — Гм, — сказал Росинант, — ладно. Но все-таки этот мутный тип, который… Ло закатил глаза и ткнул папку чуть ли не Росинанту в его собственный глаз. — Мутного типа зовут Сай, он главнокомандующий флота Хаппо и капитан третьего корабля Великого флота Соломенной шляпы. Здесь досье, ознакомься. Мое мнение: все не так плохо, как тебе кажется. К тому же Бейби сама выбирала — вот пусть теперь сама и разбирается. — Ага, конечно, — осуждающе заявил Росинант, забирая папку, — этот мерзавец небось просто сказал моей малышке, что она ему нужна, вот она и… — глаза Ло непонятно забегали. — Ло? — Отнюдь, — сказал Ло подчеркнуто равнодушно, вновь с холодной маской на лице. — Это она проявила инициативу. Она сама мне рассказала — и тебе расскажет, когда вы оба успокоитесь и сможете говорить не психуя. А до того… изучи досье. Росинант открыл папку, полистал бумаги. — Тут страниц сто, — неверяще сказал он. — Сто двенадцать, — поправил Ло. — Я знал, что тебе понадобится максимально полная информация. Ай! Не трогай меня! Для столь громко возражающего человека Ло подозрительно слабо отбивался от Росинантовых обнимашек. Для проформы пнул его в лодыжку, и только. Росинант едва почувствовал.