Зеркала

— Это что такое, — растерянно сказал Росинант при виде знакомого голубого свечения. — Ло. Ты же говорил, что Метастазио того. Это самое. Так откуда. — Верно, — Ло пожал плечами, — это Уни, мой анестезист. Опе-Опе теперь у него. — Не понял, — сказал Росинант. На всякий случай изо всех сил зажмурил глаза, снова открыл и часто поморгал, потому что все происходящее очень походило на какой-то глюк. Опе-Опе был драгоценность. Величайшая редкость. Доффи сам ему так говорил. Все уши пробубнил, если точнее. Чтобы Опе-Опе два раза подряд вот так просто взял и попался подручным одного и того же человека? Росинант скорее поверил бы, что сошел с ума. Ло тяжко вздохнул. — Это все Доффи, — сказал он, — он все требовал снова отыскать Опе-Опе. Как чокнулся на этой идее — сам на себя был не похож. Искал-искал и вот, нашел, где-то месяц назад. По-моему, он и сам не понял, что с ним делать будет. Ему приносят Опе-Опе, а он смотрит на него и мне отдает, представляешь? Мол, сам разбирайся. А мне-то зачем, у меня уже свой фрукт есть. Доффи ебанутый, — жаловался Ло. Ло был смешной. Со своей командой он был воплощение суровости, сарказма и стоицизма. Но стоило Росинанту выбрести на палубу, зевая и потягиваясь, как Ло мгновенно превращался в того упрямого, норовистого забияку, каким был когда-то. Его любимого ребенка, по которому Росинант так страшно, беспредельно скучал. Ло был уже (относительно) высокий, совсем взрослый, красивый и очень опасный. Но где-то в душе у него все еще прятался тот ребенок, которому для счастья нужны были только Росинант и книжки по хирургии. А Росинанту для счастья больше не нужно было ничего, кроме этого ребенка. Ну и Доффи, желательно. Однако над этим они уже работали. А тем временем Росинант сгреб Ло в охапку и потерся щекой о его щеку. — Ты ж мой заяц-побегаец, — сказал он, не слушая протестов Ло. — Я люблю тебя, ребенок. И сидел счастливо улыбался, глядя, как Ло полыхает. Вот он был, тот самый корабль, трехмачтовый линкор, и на парусе надпись — "Морской дозор", большими синими буквами, и парящая чайка над ним, и выше — "Витория", название корабля. Росинант мало видел дозорных кораблей, у которых было настоящее название. У этого — было, да еще и такое счастливое. Росинант поглядел на него и как-то сразу решил тогда, что все у них выгорит. И вот он стоял на палубе субмарины Ло, еще мокрой от океанской воды, и всматривался в дозорный корабль, держась за скользкие поручни. Ло велел ему оставаться на субмарине, чтобы не пришлось потом выуживать неуклюжего Роси из морских глубин, теряя драгоценное время. А Росинант и не протестовал. Его трясло, от предвкушения, страха, от всего сразу, и все у него валилось из рук, и сейчас он действительно был совершенно бесполезен и ни на что не способен. Ему нужно было увидеть Доффи. Хотя бы почувствовать… Чтобы снова вздохнуть свободно. А Ло одним движением перемахнул через борт субмарины прямо на палубу корабля, и дозорные, конечно, сбежались к нему с мечами наизготовку, а потом — расступились перед ним, словно скованные приказом, и Росинант увидел, как Ло говорит что-то одному из дозорных, по форме — лейтенанту. А тот отвечает, и они вместе скрываются в рубке… Росинант ждал, кажется, вечность. Он смотрел и смотрел, почти парализованный этим ожиданием, не мигая вглядывался в корабль и не чувствовал внутри ни-че-го. Ни следа той знакомой веселой злобы. Леденящий холод разливался по его жилам из черной дыры под ребрами. Он ждал и ждал, наполовину готовый к тому, что Ло выйдет один. А затем что-то случилось — сначала легкое колебание, рябь на воде, волны от взрыва чьих-то эмоций. И Росинант увидел — тем зрением, для которого не нужно было глаз. Упали кайросечные цепи, и теперь уже ничто не сдерживало Донкихота Дофламинго и его могучую, жестокую волю. Росинант ощутил знакомое прикосновение этой души, и его ноги подломились, и он позорно сполз на палубу. Бепо встревоженно топтался возле него и что-то говорил — а Росинант ничего, ничего не слышал за шумом, звенящим в ушах. Даже сейчас он все еще не верил. Душа Доффи языком пламени лизнула его душу — лютая злость, дикое ликование и жажда, та самая знакомая жажда, вечная, неутолимая. Росинант поднялся на ноги, тяжело опираясь на поручни. Облегчение облегчением, но на коленях стоять было совершенно необязательно. Только поднялся — и почувствовал удар, который сотряс весь дозорный корабль. Борт пробороздило глубокой трещиной, и тем слухом, для которого не нужно было ушей, Росинант услышал панические крики — увидел вспышки дикого страха, исходившие от тех, кому не повезло остаться в сознании. Серьезная, должно быть, была течь. Кое-кого из команды Ло сбило с ног. Да и самому Росинанту, признаться, стало слегка неуютно: у Доффи все-таки была очень сильная королевская воля. Пусть он и отлично ее контролировал — даже бил сейчас выборочно, чтобы у его триумфального освобождения непременно была аудитория из дозорных, — но и от одних отголосков такого удара становилось дурно. А Доффи сейчас поднимался из камеры, где его держали. Своей волей наблюдения Росинант видел каждый шаг; слышал его неистовый смех. Ло первым вышел на палубу. За ним в дверном проеме появилась высокая фигура, на метр выше Ло. Золотая макушка светло горела в солнечных лучах. У Росинанта перехватило дыхание. Он смотрел и смотрел, не дыша, как приближается высокий человек с золотыми волосами. Он широко ухмылялся, этот человек, широко, бело и хищно. И смотрел прямо на Росинанта. А затем улыбка на миг будто сползла с его губ — и вновь сверкнула еще ярче, прежде чем Росинант успел удивиться. А Росинант увидел красные стертые следы от цепей на его запястьях, прежде чем самый любимый на свете человек легко перелетел на борт субмарины и пошел прямо к нему. Ло последовал за ним, не отставая ни на шаг, и Росинант привычно поднял руки, ощущая, как его мышцы и жилы растут, твердеют, смещаются. Он не делал этого десять лет — но не было на свете ничего привычнее и нормальнее, чем вновь становиться железным. А Доффи был все ближе и ближе, и Росинант был еще не готов. Это было слишком, вот так вновь прикоснуться к нему. От этого и железное сердце разорвалось бы, не то что живое. Поэтому Росинант поглядел обратно на дозорный корабль, навел свои пушки на цели и дал залп, как они с Ло договаривались. Половину корабля разнесло взрывом, субмарину отшвырнуло ударной волной. Бепо даже выбросило за борт — благо плавал он хорошо. Ло и тот ненадолго потерял баланс. А Доффи все шел и шел к нему, будто не заметив взрыва. Остановился, не дойдя двух шагов. Посмотрел так, будто для него это тоже было слишком. Дозорный корабль догорал на воде, стремительно пожираемый пламенем. Кое-кто из команды успел выпрыгнуть за борт, но в этих местах водилось много морских королей, так что это был еще вопрос, повезло спасшимся или нет. — …Роси. Это что сейчас было. Это что, правда… лазерные пушки? — прошелестел Ло. — Ну, типа да. А что? Что-то не так? — спросил Росинант, не сводя глаз с Доффи, который не сводил глаз с него. Железные пушки медленно превращались обратно в человеческую плоть. Ло покашлял. — Да так, — сказал он подчеркнуто индифферентно. — Все так. Просто это, ну, скажем так… — КРУТО, — хором сказали Шачи и Пингвин у него из-за спины. — НУ ТЫ ДАЕШЬ, ПАРЕНЬ. Росинант было хмыкнул и польщенно раскланялся, но тут его хамски сгребли в охапку и принялись есть его лицо. — Ммффф, — сказал он, кое-как отмахавшись от агрессивного Доффи. — Бля. Доффи, ты ебанутый. Можно же как-то поаккуратнее. — Нельзя, — выдохнули ему прямо в губы, но в этот раз поцеловали все же поспокойнее. Так, что это даже прямо-таки походило на поцелуй, а не на попытку людоедства. Росинант обнял его за шею и закрыл глаза. Ну вот и все. Десять лет он тосковал по этому, всей своей ржавой жестяною душой тосковал, и наконец-то это снова было у него в руках. …Росинант даже не знал, что чувствовал по этому поводу. Но когда Доффи отстранился наконец, Росинант вслепую потянулся за его губами. Не покидай меня, не покидай больше, никогда, никогда… — И долго они так собираются?.. — услышал он свистящий шепот. — Да кто их знает. Не ваше дело, кстати. Просто занимайтесь своими делами. Доступно? — Так точно, — прогудели бойцы Ло. А Доффи меж тем уже уселся на палубу, потащил Росинанта за собой и, кажется, собирался еще очень долго. И не так уж давно он вспомнил о существовании Росинанта, чтобы настолько соскучиться. Но Росинант не жаловался. Росинант закрывал глаза и цеплялся за него и хотел еще очень долго, бесконечно быть вот так у Доффи в руках. Странное бессилие накатило на него — будто его сердце и впрямь разорвалось, от ужасающей неизвестности или от невыносимого счастья, а Росинант до сих пор дышал только потому, что еще не понял, что умер. Но Доффи крепко держал его, железной хваткой, и крепко целовал его, вынимая душу, и от Росинанта сейчас требовалось только одно: закрыть глаза и открыть губы. Это он мог. Так он и сделал. А Доффи долго, долго, долго его не отпускал. Но затем отпустил все же, дал вздохнуть, не снимая рук с его плеч. Росинант открыл затуманенные глаза и увидел, что Доффи снова вглядывается в его лицо. Странное дело: он не знал, что делать теперь. Все сбылось, о чем он мечтал. Все вернулось… самое важное, во всяком случае. Два самых важных в мире человека снова были с ним, снова помнили его имя. Наверное, по этому поводу надо было что-то чувствовать. А Росинант не чувствовал ничего. Только вновь эту усталость, странную, непонятную усталость. Но Доффи смотрел на него, не улыбаясь, и поэтому Росинант улыбнулся в ответ. Доффи, его самый любимый в мире человек. Самый прекрасный, самый ужасный, самый родной. И самый смешной в этой его черно-белой форме, которая ему максимально не шла. — Чего? — осведомился Доффи наконец. Росинант долго с собой боролся, но затем у него все же предательски вырвалось: — Ты полосатый, — сказал он. — Как пчелка. Сделай "ж-ж-ж". Ну, если бы пчелки бывали черно-белыми, трехметровыми и опасно скалящимися… Доффи посмотрел на него долгим скорбным взглядом, а затем разочарованно покачал головой. — Ты ни капли не изменился, — отметил он. — Все такой же умный и сообразительный. — Ну, какой есть, — развел руками Росинант. — Но твое замечание не лишено смысла, — прокомментировал Доффи. — Корасон? — Всё в твоей каюте, как всегда, — тут же ответствовал тот. Доффи небрежно кивнул и отправился переодеваться, а Росинант вновь мельком задумался: и часто он катался на субмарине Ло, что тот держал на ней гардероб специально для Доффи? Но это было неважно. Вот сейчас Доффи вернется уже без тюремной формы, вновь одетый как победитель конкурса пижонов и совсем такой же, как десять лет назад, и они… А что они? Вроде как Росинанту сейчас полагалось порадоваться, что он и Доффи снова были "они". Собирались что-то делать вместе, куда-то плыть. Он честно попытался и обнаружил, что радоваться было нечем. "Ура", — еще раз на пробу подумал Росинант и понял, что нет, не ура. Радоваться не получалось, словно тот первый миг встречи через синюю морскую гладь разом высосал из него все душевные силы. Вот сейчас Доффи вернется, красивый, веселый и злой, и они будут вместе решать, что делать дальше… и Росинанту нужно будет что-то говорить — предлагать, соглашаться и спорить… Он тряхнул головой и попробовал взять себя в руки. …Кажется, получалось. Но радости не было все равно. Была тошнотворная усталая пустота, и черт его знал, что с этим делать. Надо будет попробовать выспаться как следует, что ли, решил про себя Росинант и обернулся на звук шагов. В проеме люка воздвигся Доффи, ослепительно красивый в своем идеально отглаженном костюме, ослепительно ухмыляющийся, как всегда. Росинант выдавил ответную улыбку и попытался собраться. Им еще нужно было решить ряд вопросов… а потом — спать, спать, спать. Самый главный вопрос, конечно, был такой: — Куда дальше? — Доффи, — сказал тут Ло. — У меня есть идея. И Росинант как-то всей душой почувствовал подставу. …Мягко говоря, он не был неправ. — На Кайдо, — повторил он слегка пересохшими губами, — ты вот сейчас серьезно предлагаешь идти на Кайдо. Ло индифферентно пожал плечами. Доффи плотно сжал рот. Росинант почувствовал волну его судорожного страха и сомнения. Доффи мало чего боялся, но это был Кайдо. — Вот этого самого Кайдо, который… — Ну. — И ты полагаешь, что Соломенные шляпы к нему сунутся. — Больше скажу: я в этом уверен, — заявил Ло. — Вот прямо полезут бить Кайдо морду. — Именно. Они очень тупые. И очень везучие. — И ты хочешь им в этом помочь. — Ну, не то чтобы прямо хочу, но, думаю, это оптимальный выход. — Ло, — участливо спросил Росинант, — ты что, плохо позавтракал? У тебя, может, голова кружится? Может, тебе прилечь? — Я в совершенно здравом уме и твердой памяти, — обиделся Ло, — все продумано, не волнуйся. Росинант помолчал. — Гм, — сказал он наконец. — Какой хитрый план. — Действительно, — отметил Доффи. — И долго ты над ним думал? Ло вновь независимо пожал плечами. Доффи засмеялся. — Ладно, — сказал он. — Твой план, ты и воплощай. Говорить с этими… тоже ты будешь. Не зря же я тебя учил. Ло аж приосанился от оказанного ему высокого доверия. Росинант тем временем пытался подобрать с палубы челюсть. — Доффи, ты что. Серьезно, что ли? — А почему бы и нет? — пожал плечами Доффи. — Или предлагаешь бегать от Кайдо по всему Гранд Лайну? Так неинтересно. — Эти Соломенные шляпы только что упекли тебя в Импель Даун! Ты думаешь, они согласятся на альянс? — А почему бы и нет, — Доффи остро глянул на Ло. — А, Корасон? — Это не проблема, Роси, — закивал Ло. — Мне несложно их… убедить. — Королевская воля, — намекнул Росинант. — Она твоей способности не помешает? Взять под контроль целый линкор — это хороший уровень, но на том линкоре не было ни одного действительно сильного бойца, хотя бы уровня Диаманте. Не говоря уж о носителях королевской воли, а ты говорил, что у Монки она есть. Ло призадумался. — Гм, — сказал он наконец, — да, это может и помешать. А давай-ка мы сейчас проверим… Ло оценивающе поглядел на Доффи. Доффи выразительно пошевелил пальцами. — Понял, проверка отменяется, — непринужденно признал Ло. — Ну, в любом случае я могу их просто уговорить, это будет несложно. У них капитан — полный идиот, ты себе даже не представляешь. Я в жизни такого дебила не встречал. — Идиот, который только что отпиздил Доффи и упек его в Импель Даун, — здраво указал Росинант. Доффи слегка перекосило. — Это непринципиально, — отмахнулся Ло. — У Соломенной шляпы и так привычка чуть что вступать в союзы с врагами. Вот при Маринфорде, например… Росинант внимательно выслушал обличительный спич Ло, дождался, пока тот остановится на отдышаться, и поинтересовался: — А откуда ты так много знаешь о выходках Соломенной шляпы при Маринфорде? Ло кашлянул. — Ну, — сказал он демонстративно равнодушно, — я там был. Соломенная шляпа мне с тех пор все еще должен. — В смысле должен? — Ну, я, в общем… — Наш хладнокровный стратег Корасон посмотрел прямую трансляцию из Маринфорда и ни с того ни с сего ломанулся спасать Соломенной шляпе жизнь, — легко и свободно сдал его Доффи. — Только представь себе: я на поле боя, исполняю свой долг перед Правительством… — Сидишь на горе трупов и ржешь, — огрызнулся Ло. — Исполняю свой долг перед Правительством, — беспечно продолжал Доффи, — сто тысяч человек ожесточенно рубят друг друга, за полудохлым Соломенным шляпой гоняется Красный пес, что-то тявкает про мерзких пиратов и прочее… в общем, зрелище на все деньги. И тут всплывает этот. Доффи перевел взор на Ло. Тот ощетинился. — Мой личный собственный Корасон, — продекламировал Доффи с театральными нотками в голосе, — ни с того ни с сего всплывает посреди моря, пиздит Соломенную шляпу из-под носа у Красного пса, подводит меня под монастырь. Ты думаешь, в Дозоре не знали, на кого ты работаешь, Корасон? В Дозоре знали. Ты хоть представляешь, насколько унылую лекцию мне прочитал Сенгоку? Я чуть не заснул. Пять бездарно потраченных минут моего драгоценного времени! — Ну ты бы, конечно, употребил его с намного большей пользой, — едко сказал Ло. — То-то я каждый раз возвращаюсь на Дрессрозу и гляжу, как ты продуктивно проводишь время, щупая девок. Росинант покашлял. — Так что там насчет Соломенной шляпы? — осведомился он. Ло словно только сейчас вспомнил, что Росинант все это слушал, и слегка покраснел. — Я до этого один раз с ним встречался, — сказал он с достоинством, — на Сабаоди. Я тогда понаблюдал за ним и решил, что Соломенная шляпа может стать перспективным союзником. Доффи очень выразительно поднял бровь. Росинант хмыкнул. — Действительно, перспективный мальчик оказался. Да, Доффи? — сказал он. И прежде чем Доффи успел ответить, спросил у Ло: — Так вы, получается, друзья? — Не дай бог, — искренне открестился Ло. — Я просто решил, что он нам еще пригодится. — Просто ты весь в Роси, — сказал Доффи. — Тоже любишь спасать кого попало. Спасибо, Корасон, отлично сработано. Росинант поглядел на скалящегося Доффи и на бледного Ло, вздохнул и тоже сказал: — Спасибо, Ло. Ты правильно решил. Ло так посмотрел, будто не понял, недоумевать ему или обижаться. — Я не издеваюсь, — сказал Росинант. — Если бы ты тогда не помог Соломенной шляпе, я до сих пор был бы ржавой игрушкой. А может, и нет. Мое тело в последнее время совсем уже рассыпалось. Когда умирают игрушки, Доффи? Доффи напрягся и ничего не ответил. На лице у него тоже было написано примерно ничего. Даже привычной ухмылки не было — только складка между бровей пролегла еще глубже. Те в команде Ло, кто более-менее владел волей наблюдения, в этот момент наверняка почувствовали, какой ад в душе Доффи прятался за этой складкой. А Росинант не просто видел волей — он знал Доффи с рождения, понимал его с полумысли, чувствовал его как свое собственное продолжение. Десять лет назад он бы коснулся его своим ментальным присутствием, а то и просто губами, если бы они были одни. Десять лет назад он бы обнял его своей любовью и укрыл своей преданностью, развеял тоску и заглушил боль. Сейчас… Росинант не рискнул его касаться. Его тело снова состояло из мяса и костей, но душа — душа была ржавая и рассыпающаяся, изъеденная безнадежностью, надточенная отчаянием. Только одно было в ней живое, маленький огонек на ветру: любовь, эта неумирающая любовь к двоим самым важным людям в его жизни, которая не гасла и не меркла, даже когда в Росинанте умерла вера и потухла надежда. Эта любовь была единственным, что держало его душу здесь, сначала в маленьком жестяном теле, затем в большом и костлявом. Такой маленький огонек. Маленький, еле теплящийся. Его тепла едва хватало на самого Росинанта. У Росинанта больше нечего было дать Доффи. Ржавый он был, ржавый насквозь. Доффи смотрел на него и молчал. Росинант первым отвел взгляд и заговорил с Ло: — Но на тебя это правда не похоже, ребенок. Ты всегда был умница, а тут выкинул такой фортель. Как Ди какой-то, честное слово. Эмоции Доффи привычно полыхнули при звуке этого имени. "Трусишка кролик беленький", — одними губами сказал ему Росинант. Доффи послал ему эмоциональный эквивалент показывания кулака. Доффи был смешной. До сих пор суеверно опасался пресловутых Ди, как будто самое страшное зло в их с Росинантом жизни с ними двоими не сотворили их же собственные сородичи. — А что Ди? — аккуратно осведомился Ло. Росинант вздохнул, огляделся вокруг и сказал команде "брысь". Те разошлись, недовольно ворча под нос. Росинант присел прямо на палубу и похлопал ладонью возле себя. Ло с готовностью уселся рядом, привалившись плечом к его руке. Будто и не было этих десяти лет. Доффи непринужденно прилег тут же на палубе, привычно положив голову Росинанту на бедро, и Росинант привычно запустил пальцы в непривычно короткие золотые волосы. Он десять лет об этом мечтал — пропустить сквозь пальцы жесткие золотые пряди, точно того же цвета, что Доффины серьги. Увидеть, как они блестят, эти волосы; почувствовать, какие они гладкие. Уткнуться в них лицом и вдохнуть их запах. Он должен был быть счастлив сейчас. Но он машинально гладил Доффи по голове, слегка почесывал его затылок, и в душе у Росинанта не происходило ровным счетом ничего. Пусто у него было в душе, пусто. Тускло и серо, и даже яркий блеск Доффиных волос не мог пробиться сквозь эту серую мглу. Доффи знал, конечно. Они с Росинантом чувствовали друг друга так, будто у них была одна душа на двоих, — даже до того, как телом они тоже стали одно. И поэтому Доффи сейчас… Доффи сейчас было примерно как Росинанту в те первые несколько дней после проклятия Шугар, когда он дрейфовал по воле волн и захлебывался страхом, и яростью, и беспомощной, горькой обидой. Росинант уже давно не испытывал ничего подобного. Наверное, в какой-то из бесчисленных, бесконечных дней на бескрайней воде ему просто стало почти все равно. И поэтому он сейчас ничем не мог помочь Доффи, кроме как погладить его по голове. Это было мизерно мало, но это было все, что он мог предложить. — Мы родились в Мариджое, — сказал он наконец. — Мы из рода одного из королей-основателей… Ло напряженно, внимательно слушал. А Доффи просто смотрел на него, не отрываясь смотрел, как Росинант говорил. — …и гувернеры всегда пугали нас Ди, когда мы не слушались, — закончил наконец слегка охрипший Росинант. Он бы сейчас промочил горло… но только не водой. Он все еще боялся воды. Даже душ был теперь для него нешуточным испытанием. Эх, вот если бы можно было мыться машинным маслом, подумал Росинант мечтательно. — Россказни выживших из ума стариков, — презрительно сказал Доффи. Росинант хмыкнул. Какой он был все-таки лицемерный, этот Доффи. Он открыл рот, намереваясь рассказать Ло, как Доффи с криками просыпался после вечерних сказок о страшных Ди. Но Доффи так на него зыркнул поверх очков, что Росинант понял: лучше не надо. — Ага, — сказал Ло. — Понятно. Какой-то он был… странный, как будто его прямо-таки задела эта старая байка о Ди. Впрочем, Росинант не сомневался, что она была правдива: недавнее поражение Доффи от рук девятнадцатилетнего пацана было тому лучшим примером. Но Ло-то что? Он ведь был не Дракон и не Ди. А Доффи все глядел на Росинанта, будто не вполне понимал, что с ним таким делать. И Росинант не удержался. — Говорил же я тебе, — сказал он, — хреновая это была затея — захватывать Дрессрозу. — Нормальная была затея, — ответил Доффи, — а вот исполнители подкачали. Некоторые… особо инициативные. И положил руку Росинанту на запястье, притянул его ладонь к своей щеке, будто требовал прикасаться к нему за все потерянные десять лет. Росинант тихо погладил его по щеке. Всего десять лет прошло, а он чувствовал себя таким ветхим, будто целых сто. — Доффи, а где остальные? — деловито спросил Ло. — Что с ними делать будем? Вот насчет остальных Росинант тоже интересовался. Особенно насчет одного конкретного офицера. — Все в Импель Дауне, — обыденно сказал Доффи, — не считая Бейби 5. Эта дезертировала и сейчас с приспешниками Соломенной шляпы, как мне сказали. Ну, с ней я позже разберусь. Росинант с силой дернул его за нос. Доффи очень не любил предателей — а Росинант очень не любил, когда его детей кто-то обижал. Доффи стиснул его запястье налитой черным ладонью. Росинант трансформировал руку в миномет. — Кхе-кхе. Будем их вытаскивать? Могу попробовать провернуть этот же фокус еще раз, — предложил Ло. — Это будет подозрительно, — ответил Доффи, поразмыслив с полминуты. — В штаб-квартире Дозора все уже наверняка в курсе и о фальшивом приказе, и о потопленном линкоре. А если забирать всех и сразу, в Импель Дауне тем более заподозрят, что тут дело нечисто. Нет, это пока слишком рискованно. Росинант с болью вспомнил маленького Деллинджера. Тот в свое время изрядно погрыз ему пальцы, пока у него резались эти его акульи зубки. А еще Деллинджер всегда улыбался и бежал ему навстречу, когда его видел. А малышка Бейби, наверное, была совсем уже взрослая. Как хорошо, что хоть она была на свободе. Самая хорошая, самая добрая, самая несчастная из всех его детей. — Это, конечно, неудобно, но по крайней мере у меня осталась моя правая рука, — тем временем вещал Доффи. — Ты один стоишь Диаманте и Пики вместе взятых. Хорошая работа, Корасон. Сердце Ло полыхнуло жестокой гордостью, а Росинант слушал и не верил своим ушам, хотя, казалось бы, ничего нового Доффи не говорил. Просто для него его люди были орудиями и игрушками — что сейчас, что десять лет назад. Сломалось — выброси, возьми новое. А Доффи этого нисколько не стеснялся и даже не скрывал, при Ло-то, своем самом опасном оружии. А Ло не видел в этом ничего такого — уж не потому ли, что сам вырос таким же? Ох, Ло, его хороший ребенок золотой. Но Ло все сидел, привалившись к его руке, которая уже изрядно затекла. И цеплялся за его рукав, и смешно тушевался при расспросах о Соломенной шляпе, и, кажется, Доффи все же не удалось до конца вытравить из него человека. Росинант был благодарен и за это. Слишком много он потерял, чтобы не ценить то, что у него еще оставалось. — А что с Треболом? — спросил он наконец. Доффи перевел на него взгляд, и Росинант аж застеснялся. Действительно, глупый был вопрос. — Ну а ты как думаешь? — сказал Доффи. И тут, наверное, Росинанту тоже полагалось порадоваться. Но на него вдруг такая безмерная усталость накатила, что ему, наверное, было бы все равно, даже если бы Требол остался жив и здоров. Интересно, как там Доффи жилось без него, подумал Росинант без особого любопытства. Доффи сел, взял его за подбородок, посмотрел в глаза. Надо же, десять лет прошло, а он совсем не изменился. Вообще нисколько. Лишь волосы стали короче. Будто и не было этих десяти лет — этих холодных, страшных, бесконечных десяти лет. Росинант больше не мог смотреть ему в лицо. Он поднялся, неуклюже, споткнувшись о ботинок Доффи, и опять испугался, что вот сейчас отлетит ржавая нога и свалится куда-то за борт, и как ее выуживать потом, и… — Куда пошел, — Доффи силой усадил его обратно, и его пальцы больно сжимали руки Росинанта, — но даже боль не прогнала мысли о том, что вот сейчас от нажатия раскрошится обветшавшая жесть. Росинант бездумно таращился на свои руки: большие, широкие, живые. Как будто не его. Он весь был какой-то… ненастоящий, поломанный. Рассыпался по частям. Теперь он снова мог спать — но не получалось. Ночь за ночью он просыпался в холодном поту от настороженно-рубленого какой еще Росинант и живая человеческая рука помимо воли тянулась за масленкой — смазать отсыревшие шарниры. — Роси, — сказал Доффи. — Посмотри на меня. Росинант посмотрел расплывшимся взглядом. Порой он сомневался, что все это не сон. А может, это десять жестяных лет ему приснились? Может, ему все еще было двадцать девять, и не было того года на бескрайней воде, и не было девяти лет в красивой, удушливой богатой тюрьме с красивой, несчастной маленькой сокамерницей — и Доффи никогда, никогда, никогда не забывал его имени? — Посмотри на меня, — сказал Доффи, будто хлестнул, и Росинант наконец посмотрел на него, а не сквозь него. — Доффи, — сказал он, — я скучал. Это было единственное, что он знал наверняка. — Я тоже, — сказал Доффи. Росинант засмеялся. Доффи его даже не помнил. — Я тоже, — повторил Доффи, и вновь, как в тот самый первый раз, Росинанта захлестнуло и оглушило тяжелой, давящей волной всего того, что годами копилось и гноилось у Доффи на душе. Доффи его даже не помнил… не помнил, что должно было быть на месте зияющей дыры в его груди. Но она там была, эта дыра, десять долгих лет. Ее не залить было кровью, не засыпать золотом; ни битвы, ни пытки, ни шлюхи не могли ее заглушить. Даже гнев Доффи, его неутихающая ненависть и злоба утекали в нее без следа. Оставалась только вечная тоска — одна лишь холодная, тусклая, беспричинная тоска. Росинант обнял его за шею и почувствовал, как тоска отползает прочь. Ему больше нечего было дать Доффи, кроме этого бледного прикосновения. Но, кажется, Доффи даже этого было достаточно. — Как меня зовут, Доффи? — спросил он. — Кто я такой? — Ты лопух, Роси, — ответил Доффи, потому что ему тоже было больно. — Иди сюда. Ло явственно сказал "фу", ребенок его дорогой. А Росинант даже не мог ответить на поцелуй Доффи. Сил хватало только обнимать его за шею и прижиматься поближе. Это тело было живое. Оно дрожало и болело, оно чувствовало жар и муку. Оно чувствовало, как сильно и больно Доффи прижимает его к себе. Оно чувствовало гладкую ткань и твердые мышцы под ней, оно подавалось под прикосновениями и отзывалось поднимающейся волной чего-то мучительно-человеческого. Наверное, это была любовь. Росинант засмеялся. — Трудно быть человеком, — сказал он. — Я люблю тебя, Доффи. Обещай, что никогда не забудешь. Доффи вгляделся ему в глаза, бесцеремонно сгреб и поднялся вместе с ним. — Ты чего? — заикнулся было Росинант, но его уже тащили куда-то, непонятно куда. Росинант попробовал было протестовать, но тогда его просто закинули на плечо. Он болтался вниз головой, наблюдал, как Доффи спускается в железное брюхо субмарины, и даже разозлиться как следует не мог на Доффино самоуправство. С возвращением Доффи из него будто утекли все силы, вся воля к жизни. Так долго он этого ждал, так долго мечтал об этом всей своей жестяною душой: снова увидеть человека, которого любил больше всех на свете. Прикоснуться к нему и увидеть, как он улыбается. Услышать свое имя из его губ… И вот — сбылась мечта Росинанта. Все человеческое вернулось к нему вместе с его человеческим телом: и сны, после которых Росинант просыпался в холодном поту, и Доффи с его жестокими объятиями, и усталость с ее мягкой, прочной паутиной. Десять лет жестяное тело не знало усталости — а теперь она вновь подкралась пушистым пауком, и укутала его в шелковый кокон, и вонзила хелицеры прямо в сердце, и пила, пила из него соки, спокойно, уверенно и неспешно. Доффи отодвинул раздвижную дверь, решительно прошагал в каюту и без особых нежностей швырнул Росинанта на постель. У Росинанта слегка звенело в голове. Он кое-как сел, потирая лоб, и отшатнулся от лица Доффи, которое вдруг возникло прямо перед ним. — Кто это сделал? — прошипел Доффи, сжимая его горло. — А? — Росинант в последнее время и без того довольно туго соображал, а после Доффиного самоуправства так и вовсе. Вместо ответа Доффи просто вонзил ногти в едва зажившие раны от зубов на шее Росинанта. — Да ты охуел, — сказал Росинант устало. — Ты же и сделал, десять лет назад. Доффи пристально поглядел на него, затем молча убрал руку. Кончики пальцев у него были красные. Доффи был ебанутый, как всегда. А Росинанту было — все равно, пожалуй. Совсем безразлично было ему. И вот это было внове. Росинант обхватил себя за колени и уткнулся в них лицом. Так было хорошо. Так было спокойно. Он слышал треск и шорох ткани, но не поднял головы. Зачем? Ему было так спокойно. Однако затем его снова рвануло, мотнуло, и вот уже с него наспех сдирали его шмотки десятилетней давности, а Доффин свеженадетый пыльно-розовый костюм неопрятной грудой валялся на полу, а на Росинанте трещала ткань и отлетали пуговицы, а он не мог даже поднять головы. Ему просто хотелось, чтобы его оставили в покое, в темноте и тишине… Но никто здесь, конечно, не собирался оставлять его в покое. Его снова вертели и тормошили как тряпичную куклу, ему лезли разными частями тела в разные места, и впервые в жизни ему при этом было совсем никак. Затем его ударили по щеке, мокрыми скользкими пальцами. Его голова мотнулась, но даже это не вывело Росинанта из ступора. Ему грубо раздвинули ноги и вогнали в него что-то большое, горячее, твердое, одним толчком и до упора, и это было больно, это было очень больно — однако и эта боль не разрушила его оцепенения. Росинант лежал тряпочкой и застывшим взглядом таращился в потолок. У него не было сил отбиваться, не было сил протестовать; у него не было сил ответить. Впервые в жизни он никак не отвечал Доффи и только устало надеялся, что того надолго не хватит. Все-таки Доффи несколько дней провел в Импель Дауне — вряд ли у него там были девочки, как на Дрессрозе. Это скоро закончится, вяло думал Росинант, и его оставят в покое, и он уснет, уснет наконец. — Да что с тобой? — не выдержал наконец Доффи после очередного толчка. А Росинант не знал. Ему было все равно. Он молча, с усилием качнул головой, положил ладонь на руку Доффи. У него не было сил говорить. Над ним зарычали, его поцеловали, впиваясь зубами в нижнюю губу и жадно слизывая кровь, — а у Росинанта не было сил ответить.