Бордерлайн

Я держу в себе свет и тьму, охраняю свой личный ад. Нарисую в нем каждый круг, сам решаю, куда попасть. Я не вижу свое лицо в отражении пустых зеркал. Будто преданный подло, но словно сам этого желал.

Теппо — V

— Чертов ублюдок! — заорал Гарри, сметая все со стола. Ярость затапливала разум, уничтожала крохи самоконтроля. От нее трясло и колотило, все тело покрывалось липкой испариной, и чтобы хоть как-то ее выместить, Гарри схватил с полки кувшин и со всей силы метнул в дверь, угодив точно в центр. Янтарная жидкость расплескалась, стекая по темной древесине. Опять он крушит свой номер, вымещая агрессию. Потому что не может разнести по стенам мозги мрази по имени Генри. Схватившись за голову, Гарри сжал волосы, клокоча от бессильной злобы. — Сэр, — подал голос стоявший в стороне и наблюдавший до этого молча Чен. — Вам нужно обработать рану… — Мне нужно выпустить кишки гребанному Генри! — крутанувшись, крикнул Гарри, глядя на Чена. — Возможно. Но для начала нужно позаботиться о себе. У вас кровь все еще идет. — Плевать! Гарри зажал рукой рану, впиваясь в нее пальцами, и взвыл от боли. Попытка отрезвить себя таким образом пошла прахом. — Сэр, что вы делаете! — всполошился Чен, подлетая к нему. — Ублюдок, обвел меня вокруг пальца, — чертыхался Гарри, выставив вперед ладонь, не позволяя Чену подойти слишком близко. — Предал, обманул, сукин сын… Чен замер в шаге, окинув фигуру начальника взглядом. Поразмыслив, направился к бару и достал оттуда бутылку виски. Опасливо протянул ее Гарри, и тот благодарно кивнул. Откупорил и сделал залпом несколько крупных глотков. Тепло разлилось в груди, затапливая бурлящий вулкан ненависти, и дышать стало немного легче. — Генри всегда хотел занять ваше место, — недоуменно покосившись на то, как Гарри протягивает бутылку с приглашением отпить, сказал Чен. — О чем ты? — нахмурился Поттер, зажав рот тыльной стороной ладони. Чен вздохнул, пригладив волосы, сделал глоток виски и, скривившись, сказал: — Он давно начал заикаться о том, что ему должны все подчиняться, что он выше всех прочих в компании. Стоило вам уйти, будто корону надевал. — Засранец. Я его убью, — прошипел Гарри. До него медленно доходило, что этот фокус Генри готовил давно. Даже слишком. А Гарри ничерта не замечал столько времени. — Нужно найти его, срочно! — Его ищут мракоборцы и охранный отдел компании. — Мало толку от мракоборцев, — буркнул Гарри, зная, как они работают. — Еще я обратился к частникам, сэр. Ищейки все изучили и рыщут по Лондону. Гарри удивленно уставился на Чена, не понимая, зачем тот ему помогает. Даже не по приказу. — Ты молодец, — кивнул Гарри, понимая, что сам бы сейчас не знал, куда бросаться в первую очередь. Он привык, что все делает Генри, стоит только слово сказать. А сейчас, в ярости и растерянности, он понятия не имел, за что хвататься. — Есть еще кое-что, сэр, — понизив голос, сказал Чен, и Гарри воззрился на него, затаив дыхание. — Что еще?.. — Он забрал наработки из лаборатории. Формулы, тесты, пробники. Абсолютно все. Мне звонил менеджер. Пропажу заметили после того, как Генри устроил представление. И… — Чен запнулся, опасливо глядя на Гарри. — Что?! — не выдержал он, повысив голос. — Люди. За ним ушли многие из компании. И, насколько я понял, из… вашего круга тоже, — многозначительно посмотрев на Гарри, ответил Чен. Директор компании понятия не имел о той, былой деятельности Гарри. Но знал, что он занимался чем-то не совсем законным и имел тучу разномастных исполнителей. Усталость и безысходность навалились, придавив к полу титаническим весом. Гарри застонал сквозь сцепленные зубы, закрыв лицо ладонями. Вот же дерьмо… Ведь вся сеть, раскиданная по миру, подчинялась Генри. Гарри никогда лично их не контролировал. И все исполнители, все психи наверняка ушли за Генри. Он отдавал им приказы. Годами — от лица Гарри. По крайней мере, раньше он так думал, но уже не так уверен в этом. А теперь… Теперь Гарри обзавелся серьезным противником, который знает его, как облупленного. Черт… — Добился, чего хотел? — зашипел старик из топи подсознания. — А я говорил, что это плохая идея! Гарри покосился на Чена и промолчал, протянув руку за бутылкой. — Избавился от мстителя? Молодец! Теперь с тобой его точно не свяжут! Потому что кое-кто, кому я велел не доверять, отобрал все наши лавры себе! — Вы в порядке, сэр? — спросил Чен тихо, скрестив руки на груди. — Что еще? — выдохнул Гарри и сделал большой глоток виски, проигнорировав вопрос. — Компанию он тоже отжал? — Нет. К документам компании я ему доступа не давал. И у меня сохранились копии его наработок. Не все, но можно будет попробовать воссоздать… — Спасибо, Чен, — бросил устало Гарри, отвернувшись к окну. Он буквально спиной ощутил его изумление. — Не за что, сэр. Это моя работа. — Я думал, ты меня ненавидишь и с радостью подтолкнешь к пропасти, — беззлобно хмыкнул Гарри, вновь прикладываясь к горлышку. — Но ты мне жизнь спас. И компанию. Мне редко удавалось разбираться в людях… — бубнил Гарри, скорее для себя озвучивая мысли, чем для Чена. — Есть в вас что-то такое, — вдруг подал тот голос, заставив Гарри замереть и уставиться на его отражение в окне, — даже не знаю. Но моя работа — держать на плаву компанию. А значит, и вас. Туманное признание в преданности, но Гарри не мог его винить. Наоборот, испытывал только благодарность пополам с удивлением. И стыд за все те вспышки ярости в сторону Чена. — Я, правда, благодарен тебе, Чен. И… мне очень жаль, что я так херово с тобой обращался. Я… не совсем здоров, — сделав неопределенный жест рукой, бросил Гарри. — И бываю… — Не стоит, сэр. Я это и сам понял. Довольно давно. Все в порядке. — Но почему?.. — обернувшись, недоуменно спросил Гарри. — Больным нужно помогать излечиться, а не усугублять их болезнь. А в последнее время вы… Переменились. А значит, не все потеряно. Гарри хмыкнул, сделав глоток виски. Он не понимал. Но сейчас не собирался в этом разбираться. Пока ему достаточно проблем с предателем Генри. А об остальном будет думать после… — Гарри!.. — взволнованный голос Гермионы заставил вздрогнуть, и Поттер резко обернулся, уставившись в недоумении сквозь пелену алкогольной дымки на растрепавшуюся и раскрасневшуюся от бега Гермиону, упершуюся ладонями в дверной проем. — Почему твой телефон не отвечает? И почему я узнаю обо всем из чертовой газеты? — взмахнув свежим «Пророком», бросила она, и в словах ее звенели слезы и… злость. Гарри позабыл, какой разъяренной она бывает, когда дело касается чьей-то безопасности. — Ох, Герми, прости, я… — Ты ранен? — тут же переключив внимание на его разодранную штанину, обагренную кровью, тише спросила она. — Пустяки, всего лишь… — Пустяки?! Ты издеваешься, Гарри Поттер? — она стремительно влетела в помещение, не обратив внимания на удивленного Чена. — Это нужно промыть и обработать, а ты весь день расхаживаешь… ох, да все же уже присохло! Гарри вдруг почувствовал себя провинившимся мальчишкой. Совсем как в школе, когда после очередного геройства получал от Гермионы моральных тумаков. И в то же время вектор его злостно-утомленного настроения резко переменился с ее появлением. От ее негодования и искреннего беспокойства так и веяло теплом и заботой, и на душе стало тише и радостнее. — Чен, познакомься, это Гермиона, — отвлекая ее от собственной персоны, произнес с улыбкой Гарри. Гермиона обернулась, стушевавшись. Кивнула, заправив выбившуюся из хвоста прядь. — Добрый вечер, — произнесла она. — Очень приятно. — Как и мне, мисс, — ответил Чен. — Чен — генеральный директор моей компании, — продолжил Гарри отвлекать Гермиону от своей израненной ноги. — Чен, а Гермиона… — он запнулся, осознав, что они ни разу не обсуждали статус их нынешних отношений. Нахмурился, глядя на нее. Не говорить же, что она — его жизнь и единственный смысл существования?.. — Девушка, — обернулась Гермиона, чуть усмехнувшись. — Я его девушка. — Рад, мисс, что у мистера Поттера есть такой ангел в жизни, — улыбнулся Чен, и Гермиона едва заметно вздрогнула. Она и правда похожа на ангела, но в свете недавних откровений… — Я, пожалуй, пойду, сэр, — спохватился Чен, хлопнув в ладоши. — Дела можно будет обсудить и завтра. Если вы не возражаете. — Конечно, Чен. Отдыхай, — бросил Гарри, взмахнув рукой, и вновь приложился к горлышку. Стоило захлопнуться двери, Гермиона уставилась на него, скрестив руки на груди. — Снимай штаны, — тоном, не терпящим возражений, сказала она. — Я тоже соскучился, — ухмыльнулся Гарри, с удивлением отмечая быстро ударивший в голову хмель. Пелена перед глазами заставляла чаще моргать, чтобы хоть как-то сфокусироваться и развеять застлавшую комнату дымку. Голова слегка кружилась, а за ребрами плескался жар. Обычно его так быстро не развозило с пары глотков… Приподняв бутылку, Гарри обнаружил остатки алкоголя на донышке, и только тогда осознал, что вылакал все почти залпом. Вот, почему так быстро опьянел. Да еще и слабость от потери крови и расшалившиеся нервы. Странно, что вообще еще способен анализировать свое состояние и то, с каким гневным нетерпением Гермиона за ним наблюдает. Гарри поставил бутылку на стол, и все былое напряжение и раздражение показались ему чем-то не важным и забавным. Расслабление накатило теплыми волнами, даруя успокоение. И большая заслуга в том Гермионы, а не виски. Потому что упиться вусмерть алкоголем он не мог, организм слишком натренирован былыми «подвигами» и каждодневным допингом. Такое вот эфемерное покачивание окружающего пространства — потолок его опьянения. Гарри хмыкнул, пытаясь выбраться из прилипших к ноге джинсов. Расстегнул пояс с ремнем и начал возиться с ширинкой. Гермиона наблюдала за ним с непонятной смесью эмоций, приподняв бровь, а затем со вздохом подошла ближе, задирая пострадавшую кремовую рубашку. — Давай помогу, — прошептала она, расстегивая пуговицы. — И почему в больницу не обратился… — Из-за этой царапины? — фыркнул Гарри, подняв руки, чтобы не мешать. Она недовольно покосилась на него, но ничего не сказала. — Ге-е-ерми, — протянул он, утыкаясь в ее растрепанные, стянутые в небрежный хвост, волосы. — Что, милый? — стаскивая с его плеч рубашку, спросила она. — Ты такая замечательная, — послушно опустив руки, прошептал он. — И моя девушка? — глупо улыбнулся он. — А ты имеешь что-то против? — усмехнулась Гермиона, подняв на него взгляд. — Не-е-ет, — насупился Гарри. — Конечно, нет… — Ну вот и разобрались, — бросив рубашку на кресло, Гермиона сняла свою куртку и отправила следом. — Так, давай джинсы, будет больно. — Да ладно, и не такое терпел, — усмехнулся он и против воли зашипел, когда она попыталась отлепить штанину от ноги. — Так не пойдет, — дунув на выпавшую из хвоста прядь, нахмурилась Гермиона. — Идем в ванную. — Только если ты ко мне присоединишься, — притянув ее к себе, шепнул Гарри. — Сначала разберемся с твоей ногой, — выскользнув из объятий, Гермиона чмокнула его в щеку и подняла со стола бутылку, сделав большой глоток. — Ладно, нога так нога, — протянул Гарри и послушно поплелся за ней в ванную, понурив голову. Гермиона включила воду в душевой и повернулась, закатывая рукава. — Залезай, — приказала она, и Гарри, покачнувшись, влез в душевую кабину, ударившись плечом об кафель. — Осторожнее, милый, — погладив его по щеке, прошептала она. — Все хорошо, — наклонившись, сказал Гарри, фокусируясь на ее лице. Замер, коснувшись девичьей скулы, и приник губам, зажмурившись. Гермиона выдохнула, ответив на поцелуй, и сердце Гарри забилось чаще. Он потянул ее на себя, но она уперлась ладонями ему в грудь, отстранившись. — Сначала нога, — напомнила она, закусив губу. Потянулась к переключателю на душ и направила его на штанину. Гарри зашипел, откинув голову на холодную стенку душевой, и прикрыл веки. Пока Гермиона справлялась с задеревеневшими джинсами, Гарри пытался прийти в чувства. Не хотел, чтобы она видела его в таком состоянии. Хотя она видела и не такое… Ноющая нога и прохладная вода, ручьями стекающая по его уставшему телу, немного способствовали прояснению разума, хотя и не так быстро, как хотелось. Боль прошила бедро, и Гарри распахнул глаза. — Прости, — прошептала Гермиона, стаскивая штаны окончательно. И охнула, разглядывая открывшуюся рану. — Как ты столько выходил с этим, — проворчала она. Гарри опустил взгляд и присвистнул — нога действительно разодрана прилично, хоть и поверхностно. Кожа на правом бедре исполосована так, словно ее медведь или крупный пес когтями растерзал. И откуда этот придурок знает такие чары? — Пустяки, — махнул рукой Гарри, теряя интерес к своему увечью. — Я к боли привык, даже не замечал уже. — Что случилось? Там, на презентации? — спросила Гермиона, бережно промывая рану. — Ты же читала «Пророк», — пожал плечами Гарри. — Читала. Но хочу узнать это от тебя, а не от журналистов, — насупилась она. — Мой помощник решил поиграть в неуловимого мстителя, судя по всему, — скривился Гарри. — Напал на меня, еще и, как выяснилось, украл все мои наработки. Все стащил, Герми. Я потерял все, — протянул он. — Нет, не так… Не все… Но все равно неприятно. Он переманил часть сотрудников. И забрал то, за что я боролся столько времени… — У него был доступ к лаборатории? — продолжая заниматься раной, спросила Гермиона. — Конечно. Он же ведущий ученый, он и создал все эти средства. — Может, он и являлся все эти годы мстителем? Подбирался к тебе поближе? У Гарри внутри словно все скрутилось в тугой узел, а затем болезненно оборвалась. Он не хотел ей лгать. Только не сейчас, не после всего… Не когда она заботливо промывает его рану, глядя с таким доверием. Он не может ей лгать. И молчать не может… Гарри уставился на нее широко распахнутыми глазами, испытывая в груди весь спектр уничтожающих эмоций. Гермиона коротко взглянула на него, ожидая ответа. — Я уверен, что он им не являлся, — подбирая слова, выдавил из себя Гарри. И язык его словно онемел. Он не мог вымолвить больше ни слова и зажмурился, утыкаясь затылком в кафель. — Ты не потерял самое главное, вот что важно, — тихо сказала Гермиона, нарушив затянувшуюся паузу. — Ты права. Самое главное я не потерял, — нежно поправив каштановую прядь, норовящую упасть Гермионе на глаза, вымолвил Гарри. — Самое главное сейчас ковыряет мою ногу, — тепло добавил он, и Гермиона замерла, подняв взгляд. «Пока еще не потерял…» Решимость рассказать обо всем возрастала с каждой минутой и вытесняла все остальные стремления. — Я имела в виду твою жизнь, — приподняв уголки губ, произнесла она. — Ты моя жизнь, Герми, — выдохнул Гарри совершенно серьезно. — Гарри… — Я люблю тебя, — выпалил он. — Больше всего на свете. Ты — единственное, ради чего я еще дышу. Гарри цеплялся за любимую, совершенно искренне вкладывал в ее сознание эту правду, чтобы она оставалась там и тогда, когда прозвучит другая. Страшная и горькая. Может, это поможет Гермионе… попытаться понять и принять его. Гарри в этом сильно сомневался. Но не мог не сказать того, что на сердце. Гермиона закусила щеку с внутренней стороны, не отрывая взгляда от его лица. А затем выдохнула и забралась под душ, как была, одетая, и приникла к его губам в отчаянном поцелуе. Он прижал ее к себе, комкая промокшую кофту, и целовал так жадно, словно задохнется, если остановится. Гермиона вцепилась в его волосы, приподнявшись на носочки, мыча в его рот. Гарри принялся стаскивать с нее одежду — жгучая необходимость в близости с ней затапливала все мысли и чувства, поглощающей волной вымывая все из головы. Даже то, к чему он так усердно готовился и подбирал слова, отошло на задний план. — Гарри, — оторвавшись на миг, выдохнула Гермиона. — Нужно… Закончить… — Давно пора начать, — перебил он, отбросив на пол мокрую кофту и тут же расстегивая бюстгальтер. — Рана… — Плевать, — выдохнул он, убирая волосы с ее лица. — Ты нужна мне. Ты мое лекарство. Самое необходимое. Гермиона всхлипнула, запрокинув голову, когда Гарри принялся выцеловывать шею, опускаясь к ключицам. Он дрожал от переизбытка чувств, и одеревеневшие пальцы не слушались, нашаривая молнию на брюках. Надежда расплавленным оловом разливалась за ребрами, и Гарри с новой силой врезался в ее губы, справившись, наконец, с треклятой молнией, и запустил руку под белье, утопая в горячей влаге. — Тебе здесь будет неудобно, — простонала она, хватаясь за его плечи и дрожа всем телом. — Давай на кровать… — Как скажешь, — кивнул он, с неохотой высвобождая ладонь. Приник с жадным поцелуем, пока Гермиона нашаривала выключатель. Шум воды перестал фонить, и каждый выдох любимой только слаще звучал, заволакивая патокой сознание. Гарри не обращал внимания на звон и грохот, который сопровождал их путешествие до спальни. Не замечал боли в ноге, не видел ничего вокруг. Только Гермиону. Рухнув на постель, приподнялся на локтях, жадно наблюдая за тем, как она стаскивает оставшиеся мокрые вещи и осторожно взбирается на него, боясь зацепить рану. А затем полностью растворился в ощущениях, сотканных из родного аромата, вкуса губ и касания волос к разгоряченной коже. Дышал ими, исцелялся и взмывал ввысь, не помня себя от переполняющего все нутро блаженства. Одни эмоции. Обостренные до предела чувства. Все смешалось в клубок эйфорического наслаждения, сносящего все барьеры, мысли и сомнения. И насколько сейчас они возвышали, настолько же и после них с тройным весом навалится то, о чем Гарри думал накануне. Растворившись в трепетных ласках и сладких поцелуях, Гарри ни о чем не думал. Только чувствовал. Любовь. Всепоглощающую, залечивающую раны. Близость, позволяющую любить еще сильнее, потому что она объединяет воедино. Во что-то правильное, верное, целостное.

Hozier — Better love

Тяжело дыша и приходя в себя, Гарри прижимал к себе любимую, обнимая обеими руками. Смотрел в потолок и, казалось, видел там звезды. Вселенная распахнулась перед его взором, настолько полной ощущалась жизнь рядом с Гермионой. Настолько хорошо ему было, словно душа покинула тело и парит где-то в ночном небе. Он не хотел, не мог выпустить Гермиону из кольца рук, ведь знал, что тогда снова станет пусто и холодно. И космос над его головой схлопнется, возвращая к реальности. Если Гермиона уйдет… Он умрет. Гарри знал это. Если он больше никогда ее не увидит, он останется пустым. Бесполезной и мертвой оболочкой человека. Хладнокровным убийцей, но теперь без амбиций. Без ничего. И не будет никакого смысла. Но… Он должен все рассказать. Время пришло. Нельзя дольше тянуть, это нечестно, несправедливо. Она заслуживает правды. И если после этого не захочет иметь с ним ничего общего… Так тому и быть. Гарри примет любое ее решение. И почему-то… Он знал, каким оно будет. — Герми, — стиснув зубы и зажмурившись, начал Гарри. — Ты помнишь, как ты пришла ко мне сюда, в номер, и сказала, что хочешь со мной поделиться, но боишься, что я не пойму?.. — Конечно, — кивнула она. В ее голосе просквозила улыбка. — Ты тогда сказал, что нужные слова найдутся сами. И они нашлись. — Кажется, — запнувшись и вздрогнув, проговорил Гарри, — и у меня нашлись. Гермиона приподнялась на локтях, заглянула ему в лицо. Улыбнулась, погладив мужскую щеку, и приникла с трепетным поцелуем. — Я выслушаю, — оторвавшись от его губ, прошептала она. — Я приму тебя любым, милый. Все будет хорошо. — Не спеши с выводами. Я давно должен был все рассказать, — выдохнул Гарри, пока Гермиона вновь укладывалась на его груди. Он крепче стиснул ее в объятиях. Словно в последний раз. Ощущение обреченности и необратимости наваливались подобно горной беспощадной лавине. И Гарри понимал, что пути назад нет. Но, что самое главное. Он не хотел сдавать назад. Гарри жаждал открыться перед ней. Вспороть ребра и вынуть оттуда сердце, показать все свое нутро, вышвырнуть маски и показные улыбки. Он хотел быть честным и искренним. Поступить так, как подсказывало сердце. И пусть это будет последнее, что он сделает для нее. Но Гермиона должна знать, в чьих руках она находится. Чью любовь принимает. Кого подпустила к себе… Гермиона притихла, лишь коротко кивнув, и потянулась к его щеке, погладив скулу. Гарри не мог видеть ее выражения лица и глаз. Может, и к лучшему. Не увидит и презрения… Он говорил долго. Тихо, размеренно. Пялясь в потолок и подмечая, как звезды гаснут одна за другой. Сбивался и жмурился, вновь распахивал веки. И говорил, говорил, говорил. Единственная реакция, которую он получал — это все холодеющая и замирающая ладонь на скуле и учащенное сердцебиение, вторящее его собственному. Но Гермиона все еще лежала на нем, прижимаясь щекой к груди. Не уходила. — Все это время… Это делал я. И был уверен, что… Делаю все правильно, — замолчал он, судорожно сглотнув. Воцарилось тревожное молчание, в котором Гарри отсчитывал только рваные удары сердца Гермионы. — А сейчас? — хрипло спросила она дрогнувшим голосом. — Сейчас — нет. — Почему? — в ее тоне сквозили боль и недоверие. Гарри не мог ее винить в этом. — Я снова встретил тебя. Ладонь сместилась со скулы и сжалась в кулак на его груди. Гарри закрыл глаза, проглатывая подкатывающий к горлу ком. Процесс начался, и его не обратить. Она не примет эту правду. Не сможет. За ребрами словно лопнула натянутая тетива, разрезая все внутренности до такой адской боли, что все окрасилось кричащим алым цветом, вторящим гулу в ушах и пульсации в висках. — Зачем ты это делал? — сипло прошептала она, и на плечо шмякнулась горячая капля. Гарри неосознанно стиснул Гермиону, сжавшуюся в комок, в объятиях. Хотя вряд ли это то, что ей сейчас нужно. — Ради денег? Гарри зажмурился. Самое очевидное предположение, но как же больно оно полоснуло по нутру. — Нет. Ради справедливости, — выдохнул Гарри. — Мне казалось, что те, кто покалечил наши судьбы, должны быть наказаны. — Как ты получил компанию? — вдруг переменила тему Гермиона, начиная мелко дрожать. — Деньгами и шантажом. И… Немного — непростительными. Нет смысла лгать. Он скажет ей все, что она хочет знать. — Снова убийства? — Нет. Подавление воли. Бывший владелец не хотел ее продавать. Гарри отвечал тихо и бесцветно, понимая, что с каждым сказанным словом отдаляет себя от Гермионы. Но не мог врать. Не хотел. И тешил себя лишь тем, что она все еще лежит в его объятиях. В последний раз. Оба молчали, думая о своем. Гарри возводил глаза к потолку, ненавидя себя за то, кем является. Что творил. Острыми спицами эта ненависть вонзалась в сердце, раскурочивала ребра, выплескивала боль и горечь. Казалось, в груди зияет огромная рана, и только Гермиона не дает ему истечь кровью окончательно. Но осознание того, что это ненадолго, и скоро пластырь будет сорван, не покидало сознание и держало в напряжении. — Ты знала, — произнес Гарри, решив быть откровенным до конца. Гермиона вздрогнула от этих слов. — Что?.. — Тогда, несколько лет назад… Я слетел с катушек. Болезнь проявила себя в полной мере, и я не знал, что творю. Был уверен, что это все — ночные кошмары, не более. И поэтому… Попался на месте преступления. Я даже не помнил об этом на утро. Но ты была рядом. И тогда я начал собирать детали пазла. Ты все видела. Видела, как я… — Гарри запнулся, не желая произносить это вслух. — После этого ты пострадала, и я решил уйти, чтобы не подвергать тебя опасности. Оградить от себя. Залечь на дно. И я… Подчистил тебе память. Гермиона уперлась рукой в его грудь, на миг замерев. Но тут же приподнялась и села, очертив невидимую границу между ними. Замоталась в простынь и отвела взгляд, отрешенно глядя в пол. — Я верну их тебе. Твои воспоминания, — Гарри тоже сел, но не решился прикоснуться к ней. Понимал, что… Не имеет права. Больше нет. Она лишь кивнула в ответ, но так и не подняла глаз. Гарри не решался нарушить тишину, чувствуя, как легкие скручиваются в тугой узел, прилипая к позвоночнику. Правда не сняла с его плеч груз. Она начала медленно его убивать. Пластырь сорван, хотя Гермиона еще здесь. Но саднящая рана в груди, гораздо страшнее настоящей, стала болеть еще сильнее. Гарри невыносимо сложно дышать, словно ребра вывернули наружу, разорвав плоть. — У тебя кровь, — тихо сказала Гермиона, глядя на его ногу. «Это ничто по сравнению с тем, что у меня внутри…» Гермиона встала и молча направилась в ванную. Гарри следил за ней неотрывно, не мигая, будто стоит моргнуть, и она навсегда исчезнет. Но Гермиона вернулась с бинтами и какими-то пузырьками. Села на пол, принявшись обрабатывать рану. — Герми, я… Я все понимаю. Но я не врал тебе о своих чувствах. Никогда, — пытаясь заглянуть ей в лицо, пока она орудовала бинтом, вымолвил Гарри. — Ни секунды не притворялся. Клянусь. Гермиона так и не посмотрела на него с того самого момента, как он начал говорить. Сейчас она лишь замерла на миг, но тут же продолжила свое занятие. — Я знаю. Об этом не врал. Просто стирал лишнее и не говорил ничего, — бесцветно прошептала она спустя несколько минут, и Гарри зажмурился, закрыв лицо ладонями. Ему нечего на это сказать. Нечем оправдаться. Ведь она совершенно права. Закончив, Гермиона отложила свой инвентарь и встала. Прошлась по комнате, потирая виски, и остановилась у тумбы. Взяла пачку сигарет, медленно достала одну и подкурила, выдыхая дым в потолок. Гарри следил за ней, не решаясь сказать что-то, нарушить тишину. Последовал ее примеру, затягиваясь поглубже и задерживая дыхание. Комната наполнилась никотиновым маревом, и стремительно трезвеющий мозг начал бить панику. Гарри призвал бутылку виски и приложился к горлышку, заливая учащенное сердцебиение. Гермиона не глядя протянула руку, и он вручил бутылку ей, утирая рот тыльной стороной ладони. — Ты ведь говорила, что… — попытался сказать Гарри, дрожа всем телом. Его колотило. Уверенность в правильности происходящего сходила на нет, и истерически хотелось сделать хоть что-то, чтобы обратить это отстранение. — Что важно, что я делаю сейчас, а не… — Я знаю, что я говорила, — зарывшись пальцами в волосы, перебила его Гермиона. — Черт… — взмахнув рукой, запнулась она. — Я готова была ко всему, как мне казалось. Но ты снова удивил… Все кончено. Здесь и говорить-то больше не о чем. Нет смысла что-то доказывать, убеждать, просить прощения. Хотя о последнем можно и поспорить, но Гарри просто не мог разлепить губы и шевельнуть языком. Ни сил, ни воли на это не осталось. — Знаю, ты ждешь, что я что-то скажу, — тихо продолжила Гермиона, стряхивая пепел с сигареты, — и я обещала принять любую правду, но… Она, наконец, подняла глаза, полные боли и растерянности, и у Гарри все внутри сжалось. Он затянулся, сквозь молочную пелену глядя на любимую, и старался запомнить все до последней черточки. — Я не знаю, что сказать, — выдохнула Гермиона, с силой врезаясь окурком в пепельницу. — Я догадывалась, что ты… Делал что-то страшное, — «но не настолько» так и ощущалось между слов. Запнувшись, она смахнула прядь с лица. — Я хочу тебя понять, правда, хочу! — Гермиона вскинула блестящий взор и тут же его отвела. — Но это все слишком… Слишком. — Я знаю, — хрипло сказал Гарри. — Можешь ничего не говорить, я все понимаю. — Мне нужно время, — скрестив руки на груди, бросила она. — Нужно… Все обдумать. Побыть одной. — Конечно, — кивнул Гарри, не отрывая от нее взгляда. Зная, чувствуя, что больше ее не увидит. — Я не стану тебя беспокоить, — добавил тихо он и встал с постели. — Прости меня за все, — шагнув чуть ближе, но не нарушая ее личного пространства, прошептал он. Она закусила губу и неуверенно кивнула, отводя взор. Бессмысленные слова. Пустое сотрясение воздуха. Гарри знал, что не простит. Но должен был это сказать. Гермиона отвернулась, глубоко вдохнув, и принялась собирать свои вещи. Ушла в ванную, прихватив волшебную палочку, а Гарри сел на постель, уронив голову на руки. Снова закурил, ощущая, как его заволакивает топкая тьма. Мир сужался и сжимался вокруг него, давил со всех сторон. — Доволен? — тихо спросил старик. — Ты оттолкнул ее. Гарри едва поднял голову, бросив взгляд на кресло, в котором сидел старик точно в такой же позе, как и сам Гарри. — Она уйдет. И больше мы ее не увидим. Ты снова останешься совсем один. — Я поступил правильно, — едва шевельнув губами, сказал Гарри, глубоко затягиваясь горьким дымом. — Поступать правильно — всегда идти против себя. Бессмыслица. — Может, и так. Но она не заслуживает лжи. — С кем ты говоришь? — замерев в дверях, спросила настороженно Гермиона. Полностью одетая, в сухих вещах и с завязанными в небрежный пучок волосами. — Сам с собой, — грустно хмыкнул Гарри, туша окурок. — Не обращай внимания. Она опустила взгляд, вдохнув, и направилась к дверям. — Позволь проводить тебя? — тихо спросил Гарри. — Зачем? — резко бросила она, чуть повернув голову, но не глядя на него. — Я беспокоюсь. — Не стоит. Я сама, — уже у самих дверей произнесла Гермиона. — Подожди, — окликнул Гарри и нагнал ее. Гермиона вздохнула и замерла, обернувшись. Сжала пальцами ремешок сумки. Гарри положил ладонь ей на плечо, очень осторожно, и мысленно произнес нужные слова, обращающие действие чар, наложенных на ее память. Гермиона уставилась остекленевшим взглядом куда-то мимо него, и на лице ее отражались эмоции по мере того, как она вспоминала. Страх, неверие, боль, горечь… Гарри затаил дыхание, с тоской наблюдая за этими переменами. И когда она моргнула, приходя в себя, отступил на шаг, не говоря ни слова. Гермиона сверлила его глазами, хмурясь. В расплавленной меди плескались искры непонимания и предательства. Но, все так же молча, она отвернулась и схватилась за ручку двери, шмыгнув носом, и стремительно покинула гостиничный номер, унося с собой все то хорошее, что было в жизни Гарри. Он смотрел ей вслед невидящим взором, пока не услышал сигнал отъехавшего лифта. Захлопнул дверь и обернулся, рассчитывая увидеть надоедливое альтер эго. Но и его в комнате не оказалось. Гарри остался совсем один. Только внутренние демоны дергали струны его души, наигрывая горькую мелодию затапливающей нутро боли. Гарри прошелся по помещению, привычно щелкая выключателями. Затушил такой ненужный сейчас свет, и тьма схлопнулась вокруг него, лишая сил. Навалилась непосильным грузом, и Гарри съехал по стене на пол, закрывая лицо ладонями. Снова один. — Акцио, виски, — глухо вымолвил он, и бутылка оказалась в протянутой руке. Все по кругу. Он прекрасно знал, к чему это все приведет, как только собрался на чертов бал. Как только увидел ее, такую восхитительную. Но не смог себя остановить. Как искалеченный мотылек, полетел на ее теплый свет, обещающий исцеление. Не сумел совладать с этим прорывом — приблизиться к ней. И что же? Временное исцеление он получил. Но снова причинил ей боль. Так ли уж это правильно?.. Все то, что он наделал сейчас? Что-то подсказывало, что да. Какой бы болезненной ни была ложь, нельзя ее утаивать. Только не от самого близкого и дорогого человека. Если натворил дел, нужно иметь смелость в них сознаться. Или не приближаться к тому, кому это знание может причинить страдания… Осушив бутылку, Гарри подкурил, уронив голову на стену и стукнувшись затылком. Уставился на город за окном — он живет своей жизнью. Люди куда-то спешат, живут, любят, строят планы. Городу нет дела до одного покалеченного мальчишки, не сумевшего обуздать своих демонов. Никому нет дела. Единственная, кому было, не вынесла правды. Гарри прикрыл веки, выдыхая дым. Он понимал, что она не примет его таким. Но и скрывать свою истинную личину, прятать ее под масками Гарри не мог. И не хотел. Не так строятся отношения. Хоть он мало что в этом понимал, но чувствовал, что не сможет выносить ее доверчивого взгляда, зная, что она понятия не имеет, к кому его обращает. Мобильник на столе жалобно пискнул, и Гарри нахмурился. Медленно встал, недоверчиво поглядывая на аппарат. На экране светилось одно непрочитанное сообщение. От нее. Надежда, мертвая и холодная, застывшая за ребрами и сжавшая легкие, становилась мягче и податливее, пока Гарри пялился на оповещение. Но когда он открыл сообщение, пробежавшись глазами по содержанию, свинцовые лапы страха сомкнули свои пальцы на напряженной шее.

«Срочно приезжай, нужно поговорить. Куда ехать — угадай сам, а если не успеешь — ангел научится летать».

Гарри сжал мобильник, когда осознание ударило по затылку с оглушающей силой. Уставился в пространство, сгруппировавшись, как зверь перед прыжком. В голове пульсировала одна-единственная мысль. Где в Лондоне есть голубятни на крышах высоток?..

Полюби меня так, будто никто. Внутренний зов, будто на сломанных коленях, я решаю — буду меньшим из зол. Яд ворует мой воздух, но без него слишком просто. Солнца свет теперь как предатель, сон, окутанный сказками. Но боль мне как проводник, и вот мы с тобой одни.