Эгоисты

Акагири Мицуки множество раз говорили, что братья Хайтани — это люди дурной славы. Ну, говорили, говорили, и пусть себе говорят на здоровье, пусть хоть горла порвут и языки поломают. Потому что слушать из раза в раз очевидные и давно известные тебе факты малоприятно, более — со временем это начинает чертовски раздражать. Роппонги по своей сути, как оказалось, — это грёбанное сборище разномастных фриков и бандитов. Серьёзно, у Мицуки было полно времени в этом досконально убедиться. Десять лет назад поступив в медицинский колледж в Токио, девушка с сердечным скрипом перебралась в столицу, оставив свой родной посёлок под Йокогамой. Красивый посёлок, пестрящий зелёными перелесками и скрытыми в них старинными синтоистскими храмами, сохранивший многие древние традиции, фестивали и праздничные ритуалы. Настоящий рай для культурологов и просто ценителей спокойствия и первозданной природной красоты. Рай-то раем, но, на самом деле, все туристические местечки хороши лишь для тех, кто приезжает в них погостить на несколько дней, но не для тех, кто проживает там на постоянной основе. Всё, что для других незабываемое и приятное приключение, для тебя — самая простая обыденность, которая настолько притерлась с самого детства, что становится уже тошно от одной только мысли. Особенно когда кто-то из приезжих начинает твердить о том, как тебе повезло жить именно здесь, в пупе мира сего, а не где-нибудь ещё. И плевать, что в Японии есть невообразимое количество замечательных мест, по всем параметрам превосходящим какое-то занюханное поселение, пусть и красивое, пусть и культурное, пусть и привлекательное для туристов. Мицуки было до ужаса скучно дома. Её, как это водится у деревенских девчушек и мальчонок, всегда влёк большой город — яркий, шумный, многолюдный Токио, где, несомненно, и жить интереснее, и возможностей больше. Девушка всё не могла дождаться момента, когда наконец-то закончит школу, поступив в колледж и уедет из своей богом и чёртом забытой малой родины, чтобы больше никогда туда не возвращаться. Всё равно сироте, живущей в семье тёти, не за что цепляться. Так, к счастью, всё и сложилось. Токио оказался именно таким, каким его и рисовал юный неискушенный разум, — огромным, быстрым, пафосным. Возможно, даже слишком. Привыкала долго. В первые недели здесь брюнетка не могла даже уснуть из-за постоянного шума и гама на улице, из-за десятков мерцающих вывесок, чей отсвет нещадно пробивается даже сквозь занавески, освещая комнату, будто светом дневного светила. В первый месяц — не могла спокойно выйти из дома без мысли, что прохожие, не стесняясь, будут разглядывать и оценивать её, всем своим видом высокомерно показывая, что, мол, ей, деревенщине, здесь не место. В первые полгода — боялась тратить честно заработанные деньги на что-то большее, чем продукты пропитания и оплата аренды. Цены в мегаполисе оказались совсем не демократичными. Однако если не обращать внимание на все эти мелкие вскоре сами собой разрешившиеся неурядицы, Токио встретил её с распростёртыми (пусть и довольно скупыми) объятиями. Много воды утекло с тех пор. Акагири успела попробовать себя в разных профессиях, с отличием закончить учёбу, получить высокооплачиваемую работу своей мечты, которая должна была обеспечить её безбедное существование, в один прекрасный и ужасный момент лишиться её и вновь оказаться на ристалище обыкновенной официантки. Смириться с этим и привыкнуть она, кстати, тоже успела. Только-только поступив в колледж, девушка устроилась работать на почту разносчицей газет и прочей корреспонденции, чтобы не голодать и не просить больше денег у тёти, которая не особо охотно одолжила их и в первый раз. Так Мицуки и осознала, где очутилась. Каждый день она умыкала из отделения пару газеток или журнальчиков, чтобы было чем занять скучный вечер. Журналы читать ей нравилось — были и энциклопедические, и гламурные, и исторические, и литературные. У неё дома таких не печатали, поэтому особые любители заказывали их из Йокогамы. Акагири никогда бы и не подумала, что её так может занять подобное чтение, ведь раньше не интересовалась даже мангой, в то время как всё её одноклассницы просто с ума сходили по нарисованным семпаям и подражали героиням махо-сёдзе. Вот с газетами было не так приятно. По большей части потому, что большинство заголовков содержали в своём составе слова: либо «грабёж», либо «убийство», либо «изнасилование», — а временами и ядреную амальгаму из них. Для Мицуки это было настоящей дикостью как для любого человека приехавшего из глубинки, где самым страшным происшествием считалась пропажа домашнего кота, который спустя пару дней загула благополучно возвращался к хозяевам. Как оказалось, Токио — это самое настоящее сосредоточение всех тех ужасов, которыми беспокоящиеся родители предостерегают своих чад, отправляющихся в одиночное плавание по гавани взрослой жизни. Неспроста, как выяснилось. Мицуки с содроганием сердца пролистывала статьи о серийных маньяках, насильниках, подростковых группировках, что по жестокости и отмороженности ничуть не уступают взрослым гангстерам, всё задаваясь вопросами, на которые ей никто и никогда не даст ответов. Как люди могут быть такими мерзкими? Как могут приписывать себе право распоряжаться чужими жизнями и телами? Откуда в мире столько ублюдков? А потом она взяла и успокоилась. Вот так вот просто. Очередные кричащие заголовки и сенсации перестали её волновать и пугать. Это произошло постепенно: брюнетка однажды заметила, что уже не залипает ночью в потолок с бешено колотящимся в груди сердцем, обдумывая очередной газетный опус; затем вскоре поняла, что уже забывает о написанном тут же, как только откладывает корреспонденцию и берётся за свои дела; а уже совсем скоро обнаружила, что её ничуть не трогают эти статьи. Со временем привыкаешь ко всему, твой страх и опаска постепенно трансформируются в чёрствое равнодушие и чинное спокойствие. У Акагири даже наступил такой момент в жизни, когда она сама начала сотрудничать с людьми, не совсем чистыми на руку. Это как раз было в Роппонги. Так она и узнала о братьях Хайтани. Поначалу новый район её ничуть не удивил. И дело вовсе не в том, что Роппонги менее впечатляющий, чем её предыдущий. Просто Мицуки за шесть лет жизни в этом громадном мегаполисе уже разучилась удивляться. Молва о парочке, которая с особо садистским удовольствием проводит на улицах стрелки, её тоже мало тронула. Какие-то Хайтани мало интересовали брюнетку до поры до времени — то есть, до того момента, как она узнала, что эти два брата-акробата устраивают эти самые бойни в перерывах между уроками и домашними заданиями. На тот момент Ран и Риндо оба учились в младшей школе, и, каким-то дивным образом, об их похождениях и геройствах было известно всему району. А дело обстояло, собственно, так: ещё с первых классов Ран прослыл главным хулиганом своей школы, что было на тот момент настоящим нонсенсом, потому что школа была довольно авторитетной, элитной и предназначенной для дисциплинированных богатых деток. Хайтани изрядно каждую неделю попадал в медпункт с разбитым носом, но ещё чаще отправлял туда кого-то из одноклассников и ребят постарше. Ответственные за воспитательный процесс и дисциплину учителя дружно хватались за головы, будучи твёрдо уверенными, что хуже уже точно быть не может. Может, как оказалось. Ещё и как. Через два года в эту же самую школу поступил Риндо. Уже в это время братья не стеснялись задираться к ученикам средней или даже старшей школы. И когда Ран, позволив учителям наконец вздохнуть с облегчением, перешёл на среднюю ступень, не здоровилось уже и местным бандитам. И дело было уже вовсе не в том, что мальчик так уж обожал подраться с кем-нибудь. Просто чёрный пиар сделал своё дело. Братья Хайтани стали чем-то вроде городской легенды, которую местная гопота всё пыталась испытать на правдивость. Огребали от них все — и школьники, и взрослые, — а авторитет и известность братьев всё росли и распространялись, уже доходя до довольно крупных и влиятельных лиц. Уже в двенадцать они могли спокойно подмять под себя многие группировки Роппонги, и, скорее всего, однажды и сделали бы это, если бы в один момент их не захотел испытать на прочность Безумный предел. На этом красивая легенда о малолетних королях Роппонги и закончилась, просуществовав всего ничего. Неясным оставалось лишь одно — мотивы. Мицуки не так долго крутилась в криминальных кругах, однако всё же успела понять одну до ужаса простую и банальную вещь, убедившись в ней на собственном опыте, — от хорошей жизни никто не бежит в преступный мир. Большинство гопников и бандитов — это выходцы из низшего социального класса, имеющие кучу проблем с ментальным здоровьем и деньгами. Хайтани же были детками богатых и довольно влиятельных родителей с потенциально обеспеченным и безбедным будущим, ради которого им не нужно было и пальцем о палец ударять, а лишь мило улыбаться и почаще спрашивать, как у папочки дела на работе. Хайтани буквально были теми самыми аристократишками, которым всё плыло в ручки на блюдечке, да ещё и с голубой каёмочкой. Идеальная семья, хорошее будущее, обеспеченная жизнь. Им повезло уже в том, что они просто появились на свет. Отец — преуспевающий бизнесмен, имеющий активы не только в Японии, но и за рубежом. Мать — красавица-модель и амбассадор нескольких крупных благотворительных фондов. Только услышав имя Хайтани Акеми, Мицуки поняла, что, как оказывается, видела братьев и раньше. В одном из выпусков какого-то журнала о моде была однажды статья о ней. Там модель говорила что-то о своих любимых брендах, что-то о косметике и, конечно же, о семье и детях. Была к статье, как положено, и фотография — Акеми и двое мальчишек четырёх и шести лет: светловолосый и до ужаса похожий на мать Риндо и тёмненький Ран, унаследовавший от родительницы только пронзительный взгляд и чарующий холодом цвет глаз. И в такой образцовой семье выросло два гопника. Чего им только не хватало? Акагири этого никогда не понимала. Ясным было лишь то, что эти братья Хайтани целиком и полностью оправдывают все те грязные слухи, что время от времени мелькают рядом с их именем. Поэтому теперь, когда Ран вновь заявился в бар, девушка сразу же поняла, что ничего хорошего это точно не сулит. Брюнетка только хмыкнула и демонстративно отвернулась, направившись к барной стойке с полным подносом пустых стаканов. Но даже так она почувствовала на своей спине цепкий пристальный взгляд, отозвавшийся мелкими мурашками на коже. Официантка смогла свободно выдохнуть только когда смогла опустить поднос на поверхность стойки — теперь-то точно не уронит, ничего не разобьёт, и ей не придётся вычитать из своей зарплаты приличную сумму. Но не успела Акагири расставить стекло и освободить поднос, как рядом с ней возник старший Хайтани — быстро и практически бесшумно. Или это из-за караоке она не услышала шаги?  — Симамото сейчас занята, — бросила девушка, не глядя на него, — помогает менеджеру делать ревизию. Ну, она надеялась на это. Заставить лошадку по имени Сачи работать — та ещё задачка, на самом деле. Хотя, надежда в этот раз была. В баре было два менеджера — парень и девушка, и Мицуки нарочно приставила подопечную именно к девушке. Во-первых, она была ответственнее своего коллеги, а во-вторых, на неё с большей вероятностью не произведут должного эффекта красивые глазки Симамото.  — Здорово. Потому что я не к ней, — хулиган как-то устало опёрся о стойку совсем близко к ней и скрестил на груди руки. — Я к тебе. — официантка всё так же возилась со стаканами, но после этих слов остановилась. Он продолжил: — Видел, как ты иногда выскакиваешь и перебинтовываешь парней. Скажи, ты разбираешься в медицине? Насколько хорошо?  — Я квалифицированная медсестра. Окончила медицинский колледж, — Акагири чуть насторожилась, уже чувствуя, чем пахнет дело. Обычно после подобных вопросов оно может пахнуть только одним. Стеклянная кромка стакана стукнула о соседнюю, и этот короткий отзвук прозвучал так громко, тонко и раздражающе, что девушка даже поморщилась. И только после этого решилась взглянуть на посетителя, и от одного только взгляда поняла — спокойного рабочего дня сегодня точно ей не видать. Ран хмуро изучал её взглядом сверху вниз. Он явно приехал в бар после какого-то тотального кошмара, и это было ясно сразу же. По растрёпанным косам, обычно аккуратным и приглаженным. По стёртым в кровь костяшкам и разбитому лицу. По опухшей скуле, где красовалась тёмно-фиолетовая продолговатая полоса — гематома, нанесённая неизвестным предметом. Мицуки, вроде бы разучившаяся удивляться, сделала это вновь. Побитый Хайтани — это зрелище казалось ей невозможным.  — Значит, так. — юноша наклонился ниже к самому её лицу и заговорил громким шепотом: — Там на парковке стоит красной масти машина с выбитым стеклом, а в этой машине истекающий кровью Риндо с ножевым. Сможешь подлатать? А вот и оно, то самое. Мицуки отшатнулась от него.  — Нет, не могу.  — И с чего так? — выпалил наконец Ран после нескольких секунд молчаливого прожигания её взглядом, от которого Акагири захотелось сквозь землю провалиться.  — Почему просто не отвезёшь его в больницу? — глупый вопрос официантки, естественно, остался без ответа. Ну, да, точно. Парочке гопников, только-только вышедших из исправительной школы, с ножевыми ранениями можно соваться в госпиталь только в одном случае — если им так уж не терпится поболтать с полицейскими. — А с чего я вообще должна помогать кому-то вроде вас? Обычно мне приходится приводить в порядок ваших жертв, и это у меня уже, если честно, в горле сидит!.. Хулиган молча смотрел на неё, легко постукивая пальцем по своему же локтю. Непринуждённая поза, расслабленные мышцы лица, но вот по глазам было ясно — ещё один выпад, и его хрупкое спокойствие разом треснет, как первый ледок на лужах, когда на него наступаешь каблуком. Девушка старалась не отводить взгляд, ожидая дальнейшей реакции и всем своим видом показывая, что её ничуть не взволновал их разговор. Наконец, уголок его разбитого рта дрогнул, вырисовывая на лице кривую натянутую усмешку.  — Тебе ведь несложно, — рука Хайтани со звучным шлепком опустилась на столешницу и потянулась к подносу. Раз — и округлый серебристый поднос соскользнул с края барной стойки. Два — и Мицуки едва успела отскочить в сторону, чтобы её не задело осколками. Три — и на оглушительный звон разбившихся стаканов обернулся, кажется, весь зал. Официантка с содроганием сердца посмотрела на рассыпавшиеся по полу осколки, будучи не в силах отделаться от мысли, что, не увернись она вовремя, часть из них могла оказаться у неё под кожей. — Не мы, так кто-то другой. Ты же каждый день тут играешь в ебучий санаторий, так почему бы просто не сделать это ещё раз? Вновь раздался хруст стекла, в этот раз ещё более противный, — это Ран наступил прямо на гору осколков полной подошвой, отталкивая носком поднос, перешел её и оказался впритык к официантке. Акагири боязливо осмотрелась по сторонам, ища помощь и одновременно осознавая всё тщетность этого действа. В этом баре, пожалуй, нет никого, кто бы решился заступиться за неё перед разозлённым Хайтани. Даже охранники, чья работа, собственно, в этом и заключается, — и те в большинстве своём предпочитают игнорировать выходки братьев. Просто уже успели в своё время получить от них, причём, некоторые ещё даже до истории с Безумным пределом. Парень уже не улыбался, только зло хмурился, нервно напрягая желваки и буквально нависая над ней.  — Не забесплатно, — с натянутым спокойствием тяжело выдавил юноша и попытался тронуть её за плечо, но брюнетка ловко вывернулась.  — Не прикасайся ко мне! — Мицуки сорвалась на вскрик и оттолкнула его руку, поморщившись — звук собственного голоса показался ей необычно резким и низким. Ран приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но она шикнула, прижав к губам палец. Прижала, потому что иначе было бы виден мелкий тремор, бегающий по конечности. Вот она, правда — Акагири всегда боялась Хайтани, боялась с тех самых пор, как они облюбовали это заведение и начали посещать его на регулярной основе. Она знала, на что они были способны несколько лет назад, и была полностью уверена, что система правосудия в лице почти трёх лет исправительной школы не оказала на них никакого влияния. А ещё частенько сталкивалась с людьми, покалеченными ими, поэтому в полной мере осознавала одну вещь — от этой парочки можно ожидать всё что угодно. «Всё» — в плохом смысле. — Хорошо. Я подлатаю в этот раз твоего брата. Но после этого вы оба оставите в покое меня и Сачи!  — Ладно, — равнодушно пожал плечами хулиган, наблюдая, как официантка, переступая осколки и на ходу отдавая указания бармену насчёт разбитых рюмок и шотов, извлекает откуда-то из-под стойки свою незаменимую аптечку, которой здесь пользовались примерно в Х-раз больше, чем в любом другом баре. Просто не во всех барах есть человек, умеющий грамотно обращаться со всеми этими принадлежностями. Воспользовавшись моментом, Хайтани быстро оббежал взглядом бар в поисках одной белобрысой макушки, и, к сожалению или к счастью, её не обнаружил в поле зрения. Как только оказались на стоянке, Мицуки сразу же приметила издалека вишнёвую «мицубиси» с выбитым стеклом, живо припомнив её. Стаккато каблуков звонко отдавало от сухого пыльного асфальта, и девушка старалась сконцентрировать всё своё внимание на этом звуке. Просто чтобы не думать о том, что прямо за ней плетётся старший Хайтани. И ещё о том, что будет, если она не справится со своей работой. Ей было не впервые, будучи фактически на мушке, проводить подобные операции, причём, в самых неподходящих для этого местах. Хм, медик, который не брезгует помочь преступникам? Пожалуй, в какой-то степени, она была популярна на пару ближайших кварталов. Риндо сидел на заднем сидении, привалившись виском к прохладному стеклу и прикрыв глаза. Кажется, он и не заметил подошедших. Официантка плотнее сжала ручку аптечки и напряжённо прищурилась — хулиган и впрямь выглядел скверно. Ран слегка помрачнел, заметив её реакцию.  — Эй, ты живой ещё? — он приоткрыл дверку и заглянул внутрь. Младший устало открыл глаза, оценив, что с опущенными веками ему было куда комфортнее. Брат одобрительно улыбнулся, слегка хлопнув того по щеке, окончательно приводя в себя. Рин скривился от такого жеста, в любой другой ситуации он бы тут же возмутился, но вымученная натянутая полуулыбка напротив, которая вроде бы должна была приободрить, заставила его замолчать. Он мог прочитать её как открытую книгу.  — К сожалению, да, — фыркнул блондин как можно более безразличным голосом.  — Смотри, кого я тебе привёл, — Ран отступил в сторону, пропуская девушку внутрь. — Везёт, будешь развлекаться на заднем сидении с симпатичной медсестричкой.  — В следующий раз на моём месте будешь ты. Акагири смятенно бегала взглядом от одного брата к другому. Как только старший отвернулся от Риндо, улыбка с его лица моментально спала, а на губах заблестели алые капельки. Девушка старалась не думать, каких усилий она ему стоила. Говорят, Хайтани друг за дружку горой. И это, как она поняла, истинно. Увидела это в выжатой твёрдости Рана, его улыбке и неумелых попытках подбодрить младшенького.  — Приступай, — кивнул в сторону открытой двери опёршийся на багажник хулиган, напряжённо глядя на медика, и этот взгляд точно не обещал ничего хорошего. Девушка, не заминаясь более ни на секунду, залезла внутрь и устроила рядом с собой аптечку, которую тут же распахнула, уже подготавливаясь к работе. Хайтани и в самом деле выглядел не очень: бегающий взгляд, растрепанные по лбу блондинистые волосы, сплошь покрытому тончайшей плёночкой липкого пота. Мицуки осторожно тронула его щёку — холодные пальцы особенно остро ощутили, как горит его кожа, а юноша чуть вздрогнул от этого касания и пытливо посмотрел на неё, будто спрашивая, насколько всё плохо. Акагири, поняв это, тут же отвела взгляд, стараясь не выдавать своей реакции, чтобы не расстраивать его. Риндо прижимал к левому боку сложенный в несколько слоёв чёрный свитер. Нехорошо, что чёрный. Будь светлым, официантка смогла бы определить, сколько крови он успел потерять. Как только она натянула медицинские перчатки, парень отбросил вещь, открывая ей доступ к своему телу. Без лишних разговоров Мицуки осторожно задрала край его футболки до самой груди и внимательно присмотрелась к ранению, пытаясь оценить степень опасности. На первый же взгляд ей показалось, что страшного здесь нет ничего, и хулигана просто чиркнуло лезвием — рана, правда, к её невезению, была на забитой тату части живота. О парных татуировках братьев, кстати, она тоже частенько слыхала. Порез тянулся горизонтально чуть выше уровня тазовой кости и был около пяти дюймов в длину. Однако в следующую секунду стало ясно — хорошего здесь тоже мало. Кровь всё продолжала обильно сочиться, и медсестра прижала к ране кусочек бинта, смоченного бетадином, отчего юноша сильнее пождал челюсть и отвернулся в сторону, чтобы она не увидела, как он морщится от боли. Чёрт, хоть бы знать, насколько глубоко вошло лезвие!.. Акагири напряжённо всмотрелась в него, замерила пульс, обратила внимание на частоту вздымания груди, цвет лица, ещё раз температуру, потрогала его холодные пальцы, понимая, что её собственные ничуть не теплее. На каждое касание резиновых перчаток Рин едва заметно хмурился. Мицуки тоже хмурилась, судорожно соображая, что делать дальше.  — Насколько всё серьёзно? — холодно спросил Ран, поглядывая на них через заднее стекло. Официантка поджала губу. В машине прямо под сидением валялись сплошь окровавленная бита и цепь — два незаменимых атрибута братьев. Если у них не оказывалось при себе первого, то точно было второе, и наоборот. И если о возможном применении биты в драках она была наслышана, поэтому не удивилась, однажды увидев, как Ран на этой самой стоянке играет в бейсбол чужими головами, к счастью, прикреплёнными к телам, то об использовании обыкновенной цепи она и не догадывалась, пока не увидела старшего, намотавшего её на руку и довольно ловко орудовавшего ею. Да, гематомы от удара металлической цепью остаются неслабые. Злость накатила всего на короткий миг, сменившись страхом. По-другому не бывает в компании братьев Хайтани. Тех самых братьев, которые ХХ августа двухтысячного года в 21:00 ещё были обыкновенными школьными забияками, а в 21:10 уже стали королями Роппонги. Казалось бы, невозможно подчинить себе целый район менее чем за десять минут. Но не в этом случае. От этой парочки можно ожидать всего.  — Справлюсь, — твёрдо сказала Мицуки, по большей части, самой себе. Старший скрестил на груди руки, вновь оперся на кузов, посматривая по сторонам, чтобы никто им не помешал. Медсестра ещё раз хорошенько промочила рану обезораживающим средством, выгнав изнутри успевшую запечься кровь. Не теряя драгоценное время, подготовила хирургическую иглу и начала делать аккуратные стежки, периодически подтирая выделяющуюся кровь. Её тщательно подготовленные именно для таких случаев руки совсем не дрожали и действовали точно, несмотря на нервозность. Риндо, которому пришлось очень неудобно вытянуться, чуть жмурился, но стойко не издавал ни звука. На самом деле он до крови закусил изнутри щёку. Уверенными точными движениями девушка вскоре закончила со швами и принялась накладывать повязку.  — Куда вы вляпались на этот раз? — решилась спросить она, когда разматывала рулон бинта. — Одного ножом в живот, другого — по лицу вообще не пойму, чем… Ломом, что ли?  — Телескопкой, — поправил Ран, трогая пальцем распухшую щёку и морщась от боли. За последними событиями он и забыл, что ему и самому досталось. А доставалось ему довольно редко. Не досталось бы и в этот раз, если бы не форс-мажор с Риндо. — Ахуенная вещь, оказывается. Надо и себе такую приобрести.  — И это всё стоит того?  — Да, стоит. Официантка только хмыкнула в ответ, уже обматывая тугую повязку вокруг торса гопника. Юноша чуть успокоился и теперь, не отводя глаз, наблюдал за её действиями.  — Спасибо, — вполголоса выдавил он, но брюнетка только отмахнулась.  — Спасибо в карман не положишь, — старший из братьев, когда она, собрав вещи и упаковав аптечку, выбралась на улицу, заглянул внутрь, будто желая убедиться, что дело сделано. После этого он посмотрел на девушку уже более спокойным взглядом, в котором она отчётливо прочитала облегчение. Теперь она подумала о том, что его лицо тоже не мешало бы хорошенько полить бетадином. — Я заплачу.  — Мне не надо денег. У меня к вам… вернее, именно к тебе просьба, — девушка, уже собравшаяся уходить, ловко развернулась на каблуках и серьёзно посмотрела на хулигана. — Отстань от Сачи и больше не подходи к ней.  — Это всё? — недоверчиво вздёрнул бровь гопник.  — Да. Всё. — Акагири поставила аптечку на асфальт и чуть размяла напряженные после работы руки, продолжая прожигать парня глазами. — Симамото, понимаешь… она как ребёнок. Я никак не могу понять, что там творится в этой белобрысой головке, а факт того, что она так просто влилась в вашу компанию, меня и вовсе пугает. Она приезжая и совершенно ничего не знает о Роппонги, в отличие от нас, так что это лишь вопрос времени, когда она влипнет во что-то такое… — брюнетка поморщилась. — Короче, я этого не хочу. Сачи до ужаса простецкая и глуповатая, поэтому, если она сама не понимает, с кем собирается крутить шашни, то пусть лучше я закончу это вместо неё. Ради её же блага, оставьте её в покое. Ран чуть помолчал.  — Если ты так следишь за ней, то тебе точно должно было быть видно, что мы ошейник на неё не надевали и за собой не волокли. Так за каким хером ты лезешь ко мне с этим?  — В этом баре уже было достаточно нехороших историй с официантками. Я просто не хочу, чтобы произошла ещё одна. ___  — Расскажите немного о себе. Всё, что сами посчитаете нужным.  — Меня зовут Симамото Сачи, — отточено и явно отрепетировано начала девушка, выпрямляясь на стуле и уверенно ловя чужой взгляд. — Мне семнадцать лет, и я приехала из округа Сирибэси.  — Очень красивое имя, — из вежливости заметила Акагири, бегая взглядом от неё до только что заполненной ею анкеты.  — Спасибо, я сама его придумала, — на губах, сегодня выкрашенных кармином, который так гармонировал с такого же цвета блузкой, высветилась довольная полуулыбка, но Сачи поспешила стереть её, чтобы казаться более серьёзной во время собеседования. Мицуки выразительно вздёрнула бровь, глядя на неё поверх листа. Когда ей позвонили по поводу объявления об открытой вакансии, уже по голосу она поняла, что это стопроцентно школьница, решившая устроиться на полставки. Однако теперь, рассматривая заполненную стандартную анкету, которую она дала пришедшей по большей части для того, чтобы проверить, умеет ли та писать иероглифами, официантка понимала, что блондинку привёл сюда не просто вопрос карманных денег. В графе об уровне образования и месте жительства стояли прочерки, как и в вопросах об предыдущих местах работы и особых умениях. Зато колонки о положительных и отрицательных чертах характера были досконально расписаны аккуратным ровным почерком. Симамото держалась спокойно, хотя была заметно напряжена и взволновала: её с потрохами выдавал типичный девчачий жест — попытка заправить прядь волос за ухо без особой на то необходимости. В такие моменты маленькая рука Сачи приподнималась, позвякивая браслетом — недешёвым, Мицуки в своё время повидала достаточно дорогих аксессуаров, — и аккуратно очерчивала ушную раковину, небрежно задевая кожу накрашенным ноготком. Волосы послушные и мягкие, наверняка пользуется шампунями только из салонов, да-да, теми самыми, на цены которых посмотришь и ахнешь. Да и в целом блондинка не выглядела дёшево ни в чём — ни в одежде, ни в маникюре, ни даже в макияже, и совершенно не походила на приезжую сельскую замарашку, какой была сама Акагири в её возрасте. «Богатенькая птичка взбунтовалась и выпорхнула из своей золотой клетки», — такой была первая мысль у официантки.  — Опыта работы с людьми, как вижу, нет, — не отрываясь от листа бросила брюнетка. — Хорошо, тогда вопрос. Почему вы хотите работать именно в этом заведении? Блондинка чуть замялась, но быстро сориентировалась и нашлась с ответом:  — По той же причине, что и многие. Мне нужны деньги, — честно ответила она, впервые за весь разговор коснувшись своего стакана с холодным кофе. — А ваше объявление о поиске официантки давно мелькает в газете, и мне подумалось, что к вам толпы не выстраиваются, поэтому вы, возможно, примете даже меня.  — Даже вас?  — Я ничего не умею, — грустно улыбнулась и развела руками Симамото. — Буквально. Мицуки всё бегала глазами по столбикам и строчкам иероглифов, узнавая всё новую информацию о сидящей перед ней девчонке. Как оказалось, у неё гемофобия. Она закончила только младшую школу в городе, название которого указать забыла или не захотела. Среди её лучших качеств — отличная коммуникабельность и умение разрешать конфликтные ситуации, оптимизм, стрессоустойчивость, хорошая память, желание пробовать что-то новое (это даже подчёркнуто) и нечто ещё в подобном духе. Среди отрицательных — наличие вредных привычек и возможная рассеянность. Кто же на тот момент знал, что эти два качества так тесно взаимосвязаны?  — Вредные привычки?  — Курю очень много. Акагири впервые за долгое время подняла на неё взгляд, на миг встретившись с её серым. Сачи чуть склонила голову набок, опирая щёку на кулак и в свою очередь с интересом рассматривая освещённый дневным солнцем зал, где, возможно, совсем скоро ей придётся дневать и ночевать, ведь блондинка указала, что готова работать не только в полные дневные, но и в ночные смены. Пальцы другой руки невзначай барабанили по ободку запотевшего на тёплом воздухе стакана, чуть задевая ногтями его содержимое. Уже в тогда, сидя напротив неё и тщательно изучая каждое её движение, Мицуки понимала, что образцовой официанткой той никогда не стать. На самой себе как медсестре она тоже ставила крест едва ли не каждый день первого семестра в колледже, всё думая о том, что она ни на что не способна и лишь тешит себя тщетными надеждами. А потом окончила этот самый колледж с красным дипломом.  — Думаю, большого таланта не требуется, чтобы рюмки разносить, — с негромким усталым вздохом брюнетка аккуратно сложила анкету напополам и вернула её удивлённой Симамото. Всё равно ей совершенно не нужна была записанная там информация. Официантка в этот бар требовалась катастрофически, ибо Акагири уже просто не справлялась самостоятельно. Это был тот самый момент, когда Мицуки решила дать Сачи шанс, точно так же как Токио когда-то давно дал его ей. ___ Хайтани неприятно хмыкнул и равнодушно махнул рукой, но этот жест остался непонятен брюнетке. Она ждала, что тот всё же скажет что-нибудь вразумительное, но парень молча развернулся и, просунув руки в карманы, побрёл в сторону своей «мицубиси». Мицуки проводила хмурым взглядом отъезжающую машину и только после этого, чуть потянув плечи, поплелась обратно в бар. Работу ещё никто не отменял.