Эгоисты

Как может чувствовать себя человек, накануне вечером избивший собственного отца? Ран бы сказал: ахуенно. Особенно если это семейное застолье потом запить сладеньким ликером в компании весьма ничего такой девчонки, которая, как оказалось, знает толк в веселье. Совсем как леденец после горькой пилюли, столь необходимой для исцеления. Впрочем, приятное послевкусие длилось недолго. Вчерашняя эйфория прекратилась довольно быстро, и начался отлив, прямо как от волшебных коктейлей из бара Симамото. Покинув родительскую квартиру, Хайтани не ощущал ничего кроме ненависти и злости, эти чувства гадко жгли, неприятно давили на то абстрактное явление, что люди величают душой. Парень ненавидел отца и мать и злился на себя за то, что не может снова стать равнодушным по отношению к ним. Обида колко пронзала, будто зажатая в ладони ледышка, — нужно поскорее выпустить и чуть обождать, пока кожа не согреется и мокрый холодок не сойдет. Он не хотел забывать ее, но был бы рад отпустить своего же спокойствия ради. Хулиган и не понимал, отчего вдруг так расчувствовался вчера, ведь уже давно считал родителей предателями и чужими людьми, а к посторонним довольно странно что-то испытывать. Наверное, все еще где-то в глубине надеялся на их благоразумие. Думал, общая беда сможет на время сточить острые углы. Это же, в конце концов, было для Риндо, не для Рана. Однако трогательная сцена возвращения блудного сына превратилась в какой-то сюр, где ничего не разобрать, кроме обилия несочетающихся наляпистых красок. Старшие Хайтани превзошли все его ожидания настолько, что хулигану хотелось хорошенько залепить себе пощечину, чтобы проснуться и убедиться, что настолько ебанутым его отец быть не может. Может, как оказалось. И наглядно уяснив это, Ран вчера сорвался, о чем теперь — на свежую голову — очень жалел. Наверное, обиднее всего было за то, что он вновь не вписался в свои рамки. Планировал быть собранным, контролировать ситуацию и ни в коем случае не позволить вывести себя. Родители в детстве часто ругали его за драчливость и несговорчивость. Должно быть, для них он был спесивым диким чертенком. Вчера, наверное, окончательно убедились, что были правы. Да, впрочем, и похер. Рану плевать на их мнение, плевать на мнение любого, кто посмеет судить его. Пусть только попробует, мигом получит по еблу. Самое главное — Хайтани сам прекрасно знает, кто он, и ошибаться точно не может. А белоручка Хидео наверняка вчера впервые схлопотал кулаком в лицо. Конечно, интеллигенты так не ведут себя. Думая о том ауте, что испытали вчера его предки, гопник не мог сдержать смешок, чем время от времени привлекал внимание своей спутницы, которой приходилось пару раз наблюдать, как юноша ни с того ни с сего начинает безумно улыбаться, будто резко ловит смешинку. Вот перед ней еще было неприятно и стыдно. Она же вчера увидела его очередной срыв, видела его семейку. Это уже испанский стыд и злость, ведь даже в компании постороннего человека старшие — на минуточку, взрослые, образованные и, по идее, умные люди — сумели показать себя во всей своей блядской красе. По отношению к самой Сачи он испытывал что-то амбивалентное — с одной стороны, она была единственной, кто поддерживал и помогал ему все эти тяжелые дни, кто отвлекал вчера от неприятных мыслей и напоминал главное, кто заставил его засмеяться после адского вечерка, когда хотелось просто взреветь от ярости. Но с другой, — она невольный свидетель почти что худшего вечера в его жизни. Достаточно одного взгляда в ее сторону — и в памяти тут же слишком живо воскресают нежеланные воспоминания, мерзкие ассоциации, от которых так хочется избавиться. Должно быть, Ран просто запутался и еще не пришел в себя. Юноша, и правда, чувствовал себя полностью истощенным как морально, так и физически. Тяжелая дорога, нервная голодовка и сон, больше похожий на приступы нарколепсии, от которой отходишь с раскалывающейся головой и, закинувшись обезболивающим, и тут же прыгаешь за руль. Хулиган просто был рад, что скоро это закончится, он вернется домой, распрощается с Сачи и больше никогда в жизни не вспомнит эту чертову поездку. В конце концов, худший день не настал, страшнейшего не произошло. Риндо будет жить, и это самое главное, а на остальное наплевать. Похер на предков, похер на Симамото, похер на то, что они теперь думают. Все позади, а вперед он пойдет уже без них всех. — Хуйня полная эти коктейли, дури не хватает. В твоем баре лучше, — неожиданно проговорил юноша, оторвав губы от цветастой соломинки. Блондинка лишь чуть удивленно взглянула на него, искренно радуясь, что хоть кто-то наконец нарушил эту гнетущую неловкую тишину, витающую над их столиком. Никто не знал, что сказать после вчерашнего весьма напряженного вечера и не менее бурной ночи, после которой было особенно стыдно. По крайней мере, ей. — Мне заплатить? Или ты из тех, кто разделит с мужчиной счет? — Я из тех, кто знает, с каким мужчиной обязательно нужно разделить, а с какого можно потребовать еще и десерт, — ухмыльнулась девушка, демонстративно отправляя в рот вишенку и совсем не боясь, что ее поведение могут принять на неуместный флирт. На Хайтани такие дешевые трюки не работают. — То есть, с меня можно содрать по полной программе? — парень уставился на собеседницу, но толка от этого не было никакого, кроме заезженной иллюзии зрительного контакта. Правда в том, что Ран видел ее с трудом. Обычно взглянув на братьев и заметив у Риндо очки, люди думали, что от плохого зрения страдает только один из них. И это, черт возьми, истинно. Вот только мало кто может и помыслить, но зрение старшего намного хуже, и если без своих очков Риндо вполне себе может существовать, то Ран со своей миопией готов проклясть весь мир. А что? Пусть себе горит хоть синим пламенем. Он ведь даже не увидит. Он с горем пополам видел Симамото, сидящую на другой стороне столика, и не мог нормально разглядеть черты ее лица, они были будто через мутноватую пленку, и это слегка сердило. Будто разговариваешь с фантомом. Серьезно, если бы он только нашел где-нибудь лампу с мифическим джинном и получил три желания, в первую очередь бы попросил себе стопроцентное зрение, а уже потом подумал о Роппонги и прочем. Но пока подобных чудес в его жизни не случилось, гопник носил линзы. Увидеть его в очках — слишком редкое удовольствие даже для брата. Просто терпеть их не мог, совсем как Рин линзы. Однажды в детстве Ран убедил младшего примерить сие чудо офтальмологии. Надеть оказалось не проблемой, и мальчишка был в восторге, кажется, впервые видя мир вокруг так четко и ярко. Проблемы начались позже, тогда, когда пришлось их снимать… — Слушай, — снова начал юноша, прекрасно понимая, что этот разговор обязательно нужно начать после произошедшего, и лучше с этим не затягивать, — то, что произошло вчера после ухода от моих недородителей, было лишним. Пусть это останется между нами, ладно? — А что такого-то? Мы же не переспали, не поцеловались даже, — произнесла Сачи, посмотрела на спутника. И тут же пожалела о сказанном. Ран поднял на нее глаза, чисто инстинктивно, но даже не прищурился в бесполезной попытке что-либо разглядеть. А потом его губы медленно растянулись в широкую озорную улыбку, которую блондинка наблюдала сегодня уже все утро. — Ага, так вот, что ты вчера хотела от меня! — на лице парня изобразилось озарение, будто тот только что понял нечто, что никак не давалось ему до этого. В хитрой лисьей ухмылке поблескивали его ровные белые зубы, пока кончик языка упирался в щербинку меж резцами. Ран ловко прихлопнул пальцами по столешнице и, все не отрывая от нее взгляда, продолжил уже тише, так, будто раскусил чью-то неудавшуюся уловку и теперь был готов начать шантаж: — Ну признайся же, с порочными мыслишками так тяжело спать в одиночестве. Хочется ласки, любви и чего-нибудь крепкого промеж ляжек? Девушка шумно вздохнула. Кризис прошел, Хайтани, похоже, успешно вернулся в свое привычное состояние. С одной стороны — замечательно, но вот с другой… — Мы же вчера еще вот это обсудили. — Сачи не сдержалась и закатила глаза. — Прости, не думала, что на тебя подействует такое сексуальное давление… — Так значит, ты все же пыталась надавить на меня? — Ты тоже хорош со своими намеками. Давно я такого разврата не слышала в свой адрес. — Я тебя просто в кино пригласил. — по этой довольной ухмылке было ясно: речь по-прежнему не о кино, совсем не о кино. — И вообще, откуда в твоих настройках режим доминатрикс, не подскажешь? С этими словами хулиган повернулся к своей сумке, что стояла рядом с ним на диванчике. Послышался звук расстегивающейся молнии, затем тоненький звон металла, и ровно за секунду до того, как его рука вновь оказалась над столом, девушка вдруг с ужасом поняла, что там. Пара серебристых наручников сверкнула на солнце. Симамото ахнула и рывком перегнулась через стол, пытаясь выхватить атрибут их вчерашних спонтанных игр, но юноша ловко вывернулся, и блондинка, сверля его взглядом, напряженно оперлась о его край стола. Теперь он, по крайней мере, мог разглядеть ее лицо, и увиденное не могло не веселить. — Так ты их с собой взял! — Мне больше интересно, где ты их достала вчера, — Хайтани пришлось чуть запрокинуть голову, снизу вверх глядя на спутницу и наконец-то понимая, зачем та использует так много макияжа. Сегодня она была без него и казалась какой-то бледной, будто ее лицо абсорбировало любой румянец и цвет. Как Снежная королева из детской сказки, вся слепленная из снега и выточенная изо льда. Собранные в аккуратный хвост волосы теперь не скрывали ни миллиметра перламутра кожи. Розоватые губы искривились и плотно сжались, бесцветные серые глаза угрожающе сверкали, как снежное альбедо, и очень внимательно всматривались. Наконец, ее взгляд смягчился, и Сачи, негромко вздохнув и поняв тщетность своих попыток, опустилась на свое место, вновь оказавшись за границей его досягаемости. — Да ладно, не боись. Я, если что, не против легкого БДСМ, но только чтобы без всяких игрушек, потому что лучшая игрушка в моей спальне — это я. Он произнес это так просто, как обыкновенную констатацию факта. В этот раз без какой-либо пошлости и пьяных намеков, о которых он будет жалеть на следующее утро. На сегодняшнее, то есть. Но если единственное, что теперь могло волновать Рана, — это случайный флирт в нетрезвом состоянии, то у Сачи после вчерашнего образовалось куда больше поводов для тревоги и расстройства. Официантка смущенно уставилась на свои же руки, прекрасно понимая, что нужно извиниться за свою выходку. И речь вовсе не о наручниках. Серый взгляд уверенно скользнул по спутнику и замер, потому что не смотреть на него сегодня было просто невозможно. Телефонный разговор с братом вчера явно улучшил его настроение и сбросил с шеи тяжкую удавку тревоги и страха, теперь его не сковывало ничего. Свобода, как долгожданный глоток воздуха, пьяняще ударила в голову. Ран не мог избавиться от улыбки облегчения, что прочно прописалась на его губах, наверняка глупой. Ну и что, пусть Симамото и считает его дурачком, но хулиган был счастлив, впервые за долгое время по-настоящему счастлив, и хотел, чтобы это видели все. Общаться с довольным Хайтани было куда приятнее, так посчитала Сачи, вдруг ловя себя на мысли, что откровенно пялится на него и совсем не боится, если кто-то это заметит. За это утро она подметила так много вещей, неуловимых, которые оставались доселе спрятанными от нее, и эти маленькие открытия пробуждали в ней все больше симпатии. У Рана очень красивая улыбка. Серьезно, вместе с ним, кажется, заулыбался весь мир. Тучи на небе рассеялись, и сквозь яркие расколы теперь пробивались теплые солнечные лучи, что мягко падали на его лицо, заставляя парня щуриться. У Рана очень звонкий смех, заливистый, заразительный. Когда смеется, на его щеках появляются ямочки, он морщит нос и невольно касается кончика согнутым пальцем, будто пытаясь успокоиться. Ран, действительно, любит цитрусы. Даже сейчас пьет коктейль с апельсиновым вкусом… Ох, наверное, с этого и стоило начать. Компания, в общем-то, такая: Хайтани Ран, что вчера очень так неудачненько посетил семейный ужин, и Симамото Сачи, которая до сих пор гадала, каким чудом оказалась рядом с ним. А сидели они в какой-то забегаловке, но только не такой, в каких питаются нищие студенты и всякий сброд, но и не в дорогущем ресторане. Скажем так, в заведении средней ценовой категории. Ребята отпраздновали, дружно выдохнули и теперь были готовы ехать домой, но только в этот раз решили сделать это, как все нормальные люди, то есть на поезде, до которого еще оставалось немного времени. Ран и Сачи решили скоротать его в ближайшем к станции кафе, где блондинка, видимо, вознамерилась разорить напарника на сладком. Да уж, она явно не из тех девушек, которые на свиданиях заказывают салатик и водичку. Так бы подумал Хайтани, если бы хоть раз в жизни был на свидании. — Прости за вчера. Ну, ты понимаешь, о чем я, — вполголоса произнесла спутница. О да, Ран прекрасно понимает, о чем речь. Вчерашним вечером Сачи показала себя с весьма интересной и неожиданной стороны, тем самым подломив и смяв все его представления о ней. А ведь за неделю совместных злоключений ему уже показалось, что он начал ее понимать. Что загадка почти разгадана, а таинственная девчонка из бара больше не будет вызывать столько недоумения. Ран ошибся, теперь количество вопросов к ней выросло в геометрической прогрессии, и он окончательно убедился, что понять эту беловолосую бестию ему не под силу. За ней можно только наблюдать, удивляться и поражаться, настолько же может человек быть интересным. Вот бы только найти инструкцию. Это как взяться за сложную головоломку, перед этим даже не уточнив, что с ней делать. Хайтани этой ночью дал себе слово уже ничему не удивляться в ней, поэтому сейчас только отмахнулся и заверил, что уже и не помнит. Пусть мысленно и возвращался к этому всю ночь, пусть и думает о случившемся все утро, пусть и будет вспоминать еще долго. Негромкий щелчок. Наручники оказались прикованными к ножке стола. Пусть у официантов случится полет фантазии. Симамото не поверила, но все же поблагодарила, продолжая любоваться спутником и уже немного жалея, что совсем скоро их пути разойдутся. У Рана сильно сбиты костяшки, крупные кровавые гематомы украшают ладони, а на лице по-прежнему пятно, будто расцветшая астра цвета кобальта. И он сидит, расслабленно потягивает коктейль, время от времени слизывая с губ воздушную пенку, совсем как ребенок. Хулиган, кажется, весь состоит из сплошных контрастов и несостыковок: разбитое лицо и аккуратные косы, молочный коктейль после избиения собственного отца, желание править бандой преступников и глупые неумелые подкаты. Складывается ощущение, будто это совсем другой человек, не тот, с которым она приехала в Саппоро. Нет, тут же одернула себя Сачи, тот же самый. Просто сейчас он чувствует себя в безопасности и может позволить себе расслабиться, ему не нужно выпускать когти и защищаться. Девушка только в очередной раз поймала себя на мысли, что сидит за одним столом с поразительным человеком, амбициозным, самоуверенным, целеустремленным и действительно способным добраться до своего и зубами выгрызть желаемое. Наверное, именно такими качествами и обладали пророки и революционеры, те самые великие люди, кто смог изменить мир, и возможно, появись Хайтани на свет в другое, более напряженное и смутное время, он бы стал одним из них. Симамото как в воду глядела, даже не подозревая об этом, ведь прямо сейчас бесстыдно разглядывала будущего руководителя Бонтена, группировки, что однажды будет крепко держать за горло всю Японию. Но это вполне закономерно: принц однажды станет королем, бутон орхидеи распустится в прекрасный цветок, легкий ветерок раздует маленькую искру во всепоглощающее пламя. Пламя, которое будет гореть ярко, пока не перегорит окончательно. Прекрасный лепесток сакуры, что сорвался раньше остальных, будет парить и радовать своим падением неискушенный взор. Пока гравитация не убьет его. Ран — это, пожалуй, самый страшный, самый худший тип человека. Они ужасные максималисты, для них не существует полумер, им либо все, либо ничего, они ортодоксальные радикалы. Эти люди разрушают города, если хотят сделать больно одному человеку. Они уничтожают вселенные, когда им становится тесно, и создают новые миры. Они неумолимы и никогда не отступаются от своего, ставят на кон все и выигрывают. Жертвуют всем миром ради того, что им дорого, но сами не складывают головы во имя цели. Конечно же, Ран вернется в свой мир крови, боли и страха и потащит за собой брата, он не отступится. Эти люди горят ярко, и долго не перегорают, лишь распаляясь и поглощая все больше. Наверное, это самая опасная и жестокая шутка природы, что у такого человека, как Хайтани Ран, в голове лишь желание властвовать и подчинять. И сама большая ее ошибка, венец творения. Блондинка все еще находилась под странным впечатлением, будто под гипнозом, и не могла перестать восхищаться. Есть в нем что-то такое очаровательное и впечатляющее, что ему хочется верить и идти за ним. Это и есть харизма — что-то непонятное и неуловимое, но ощутимое, как чужеродная энергетика, вдруг ворвавшаяся в твое пространство и мигом подчинившая его, как пение мифической сирены. Сачи просто в лишний раз поражалась тому, насколько они непохожи. Как только приключилась беда, Ран тут же начал искать выход. Та самая неудачная попытка продать убийство в ее квартире — слишком радикальный шаг, слишком опасный, слишком сложный. На первый взгляд казалось, это акт необдуманного отчаяния, бессильного рывка к спасению близкой души. Но только не в случае с Хайтани. Каким бы безумцем ни казался, но он явно не из тех, кто без задней мысли рвется в самый шторм. В тот момент им двигали не слепые эмоции, а трезвая голова, пусть и работающая на грани своих возможностей, выжимая последний максимум испуганного и скорбящего рассудка. Симамото бы так не смогла, это точно, просто бы не нашла в себе столько силы. Ей совершенно незнакомы кровные узы, незнакома борьба. Путь до Саппоро — это не просто крайний вариант, для Рана это была самая настоящая борьба с самим собой, в которой он с таким трудом одерживал верх. Чтобы в последний миг принять сокрушительное поражение. Хулиган буквально наступил себе на горло, признавая свой провал и усмиряя гордыню перед столь ненавистными людьми. А уж Сачи точно знает, насколько тяжело разбить собственную гордость и наблюдать, как с улыбкой топчут осколки некогда прекрасного целого. — Раскрыть маленький секрет? — вдруг подняв на нее глаза, задумчиво пробормотал юноша. — У меня прекрасно развито шестое чувство. Когда я без линз, то ничего не вижу, но зато отлично чувствую, когда, например, на меня кто-то пялится, а ты уже минут десять пытаешься во мне дыру просмотреть. У тебя из глаз хоть лазеры не бьют? — Просто горжусь тобой, — честно и без обиняков ответила она, чем заметно удивила собеседника. — Ты большой молодец, Ран, в самом деле. То, как ты не сдался и стал искать выход, даже когда его, казалось бы, не было… это действительно впечатляет. Ты же ничем не мог помочь ему, но даже так ты не отступился! Ты, правда, сильный и решительный человек, Ран, и сейчас мне отчего-то кажется, что у тебя все получится с Роппонги и со всем остальным, если продолжишь в том же духе. Хайтани отвел взгляд, чтобы она не заметила, как напряженно кривится уголок губ. Сильный? Решительный? А как по-другому? Это же абсолютная необходимость, первостепенное условие для выживания, что-то вроде стандартного набора характеристик. Ран, вообще, никогда не жаловался на жизнь, только плотнее стискивал зубы и сжимал кулаки, готовясь противостоять очередному курьезу пресловутой суки-судьбы. Этому он научился еще в детстве, когда не мог ни на кого положиться, а проблем было ничуть не меньше, пусть они и казались ему теперь мелкими и смехотворными. А кто смеется над своей болью, тот ее и побеждает. Одиночество, непонимание, разочарование, злость, обида, — для малыша почти что трагедия планетарного масштаба. Ребенок неосознанно смещает центр Вселенной на себя. Мир вокруг пока еще такой маленький, в нем столь мало декораций и действующих ролей, что слишком сложно придать окружающему большее значение, нежели самому себе. Это тот самый детский эгоизм, пока что невинный и случайный. А Ран был тем еще эгоистом, постоянно требовал чего-то от людей, которые были просто не в состоянии дать ему желаемое. Родители его не понимали, а он в ответ лишь бессильно злился, скалясь, как дикий волчонок. Тут-то и начинается терпение, а где оно заканчивается, — дает свой старт выносливость, основа человеческого характера и его главный стержень. — Ну, ничего нового, конечно, не узнал. — явный комплимент больше удивил гопника, нежели обрадовал. — А что еще делать? Будешь бездействовать, ничем не поможешь и сделаешь только хуже, а потом будешь корить себя за упущенное время и возможности. С чего ты взяла, что ситуация с Риндо была безвыходной? — Сачи вся напряглась, тон вопроса отдавал неожиданной строгостью, бередя прежнюю непринужденность и веселье. — Откуда ты знаешь? Многое кажется невыполнимым, пока не возьмешься за это, и пусть, может быть, ничего не получится, зато попробуешь. Все же лучше, чем сидеть на жопе ровно и ждать, пока за тебя кто-нибудь разрулит. Потому что так не бывает. Единственный, кто может тебе помочь, это ты сам, и нехер ждать милости от жизни, ее все равно не будет. Закончив тираду, Хайтани вернулся к еде. Он и не видел, как помрачнело лицо напарницы. Сачи откинулась на спинку дивана, с задумчивостью прикусив кончик ногтя, с которого уже сполз почти весь лак. Он ведь просто чертовски прав. Никогда нельзя сдаваться, никогда нельзя отступать от своего, какие бы препятствия не маячили на горизонте, и жалеть себя. Это опасно. Начнешь — уже не остановится, и жизнь превратится в сплошную карусель из сожалений и ненависти к себе, это недопустимо. Это тяжело и больно, а никто не любит чувствовать боль. И даже когда доходишь до состояния, что уже не можешь выдержать, ни в коем случае не сдавайся. Именно в такие моменты меняется твоя судьба. Девушка всегда знала эту простую истину, однако сейчас, услышав ее из чужих уст, Симамото показалось, будто ей наконец раскрыли глаза. Ей явно недостает этих качеств Рана, иначе ее жизнь бы сложилась совсем по-другому. Теперь она думала лишь о том, что было бы, если бы она только повстречала его на пару лет раньше… Но, увы, все самые нужные люди появляются в нашей жизни слишком поздно. Видимо, для того, чтобы можно было в полной мере осознать их ценность. — Спасибо, — не отрываясь от тарелки, вполголоса, как бы между делом, буркнул хулиган, заставив ее вынырнуть из омута мыслей. Блондинка удивленно вздернула бровь, ожидая продолжения, но тот замолчал, и уточнять, за что конкретно он расщедрился на первую за все время благодарность, видимо, не стоило. — Если кто быканет в баре или понадобится еще какая-то помощь, звони, мы с братом все сделаем. Имеешь право на желание. — юноша ехидно улыбнулся, видимо, вновь мысленно вернувшись к злосчастному вчерашнему вечеру, отчего официантка ощутила, как щеки вновь раскаляет стыд. Он точно знал, что спутница не станет отнекиваться и легко примет долг. — Только осторожнее с этим. Я же и исполнить могу. — Ты тоже будь осторожен, — нарочито четко выдала Сачи, явно показывая, что хочет сменить тему. — То, что ты собрался делать, довольно опасно, тебя ждет много всего впереди. — неожиданно для себя девушка мягко улыбнулась в ответ и опустила лицо на сцепленные ладони. Это ведь что-то вроде начала прощания, сейчас они покинут Саппоро и через несколько часов разойдутся, чтобы затем лишь мимолетно пересекаться как официантка и посетитель, если ее только не уволят. А при прощании важно успеть все сказать. — Будет трудно, иногда даже очень, но ты не отступайся. Знаешь, как иногда говорят… Если и суждено гореть, то пусть это будет грандиозный пожар. — С чего это мне отступаться? — внимательный сиреневый взгляд, пронзительный и острый, как заточенные грани ножниц. Смотришь в ответ и понимаешь, что предстаешь перед ним лишь размытым пятном, но от этого не легче. Чувствуешь на коже кусачее покалывание, как от хлесткого зимнего ветра. Его улыбка — будто вырезанная лезвием на бумаге — такая же колкая, в ней так и чувствовался снисходительный укор и подхваченная налету веселость. — Не-а, не дождетесь. Хочешь шоу? Я его вам еще устрою, так что бронируй первый ряд. — В таком случае, я согласна зачеркнуть вчерашний вечер. Ты прав, мы расходимся, и нечего вспоминать случайную пьянку, — блондинка подняла над столом руку и протянула ему, оттопырив мизинец. Хайтани пару секунд рассматривал, как на золотом браслетике отплясывает солнечный свет, как рядышком на запястье красуется красноватый след от наручника. И бодро перехватил вытянутый ею палец своим мизинцем. На его коже отчетливо выделялся такой же отпечаток. Симамото наклонилась поближе и почти что прошептала, чуть ухмыляясь: — Хоть это и было чертовски весело. Вот теперь она была похожа на ту вчерашнюю Сачи, пусть наваждение и продлилось недолго. Рану не осталось ничего другого, кроме как согласиться и чуть встряхнуть их сцепленные в немом договоре пальцы, совсем не понимая, на что соглашается. Колесо судьбы замерло на долю секунды. И начало крутиться с бешеной скоростью. Общее прошлое, общие секреты обладают воистину удивительным свойством объединять людей, притягивать друг к другу, как случайно соединившиеся в коробке кусочки пазла. Но фигурные кусочки, пусть и могут сцепиться, зачастую слишком не подходят и не могут стать одним целым, как ни пытайся их приспособить. Хайтани посмеивался и смотрел на улыбающуюся в ответ девчонку, еще и понятия не имея, сколько проблем в его жизнь принесет связь с ней, сколько разочарования и злости. И сколько боли сам сумеет причинить ей, осознанно и неосознанно. Судьба ведь та еще изменчивая сука. Никогда не знаешь, что скрывается за очередным поворотом, за очередной маской, за очередным невинным жестом. Хулиган протянул руку, чтобы детским способом закрепить простое и, на самом деле, совсем неважное обещание, и даже не услышал, с каким тоненьким звоном на запястье защелкнулась новая цепь, пока что незаметная и легкая. Ребята посидели в кафе еще немного и, подхватив свои вещи, бодро отправились на станцию. Ведь их обоих уже заждался Токио. И новые проблемы. Ну, а что происходит в Саппоро, то в Саппоро и остается. Но, впрочем, ненадолго. ___ — Добрый день! Вы уже определились, что будете пить? — и Сачи улыбнулась своей самой очаровательной улыбкой, на какую только была способна. Потому что это добрая половина успеха в официантском деле. А она ведь по-прежнему официантка, пусть и успела несколько раз поставить крест на этой работе, пока возвращалась в столицу и в очередной раз отписывалась Мицуки, что вынуждена продлить свой «отпуск». С работы не поперли. Все благодаря наставнице, которая, как оказалось, прикрыла ее. Симамото впервые была так ей благодарна, пусть и получала от нее услугу уже ни единожды. Но вот только сама Мицуки взаимной радости явно не испытывала. Как только девушка вернулась в бар, тут же заметила определенного рода изменения во внешнем виде подруги, а если точнее, — лонгету на правой руке. На ее закономерный вопрос старшая с явной неохотой пояснила, что оступилась на лестнице и упала, при этом особенно странно поглядев на нее, с каким-то вызовом. В любой другой раз блондинка бы списала этот непонятный взгляд на праведную злость за то, что она оставила ее одну на несколько дней в переполненном баре, однако слишком хорошо понимала, что происходит на самом деле. Если возвращаться ко лжи девушки, то можно сказать, что со своей лестничной клетки та свалилась ни на кого иного, как на Хайтани Рана, который еще неделю назад грозился сломать ей руку и, видимо, решил не затягивать. Симамото, откровенно говоря, была удивлена. Она уже и забыла о том его обещании, думала, оно было брошено в пылу гнева, и вряд ли будет исполнено. Но Ран, как оказалось, слов на ветер не бросает. Блондинка была в смятении. С одной стороны она уже довольно наглядно и жестко уяснила, что от Хайтани можно ждать чего угодно, и теперь не понимала, чему так удивляется. Наверное, тому, что совсем недавно подбадривала его не отступаться, и вот уже сегодня столкнулась с первым последствием. Со слов хулигана не открывалась полная картина, поэтому она точно не знала, что произошло между ним и наставницей, и теперь ощущала противный укол совести, столь непривычный для себя, и вдруг возникшую острую необходимость схватиться обеими руками за поднос и выложиться по максимуму, будто извиняясь за руку и прогулы. И еще время от времени проскакивала неприятная мысль, что она не сумела предугадать эту выходку хулигана, легкомысленно не восприняв ее всерьез. А с такими людьми это опасно. Ей казалось, что за эту неделю она сумела немного понять его и от первого лица узнать того самого Хайтани Рана. В какой-то мере, почувствовать себя особенной, оказавшись так близко к человеку, о котором столь много говорят все вокруг. Так много, что голова вскипает, в то время как голодный разум просит информации, желая понять этот феномен. Сачи чувствовала, что обманула собственное тщеславие. Их поездка уже закончилась, и все возвращается на круги своя. Она вновь облачается в неудобную и излишне открытую форму официантки и берется за стаканы, а Ран, похоже, помчался по своим гангстерским делам покорять новые вершины амбиций. Видимо, очень занят теперь. Ни разу не заскочил в бар и даже не позвонил хотя бы уточнить, не уволили ли ее там из-за него. — Тебя, пожалуйста, — Симамото подняла глаза над блокнотом и с явным недовольством взглянула на посетителя, но тут же попыталась скрыть это за легкой усмешкой. А усмехнуться был повод. Помнится, Ран однажды выдал нечто похожее. Только до «пожалуйста» не снизошел. — Вы, кажется, заведением ошиблись. — Я бы так не сказал. — мужчина, сидящий за столиком, вне всяких сомнений, был не простым офисным работником, решившим взбунтоваться и выпить посреди рабочего дня. Его слишком выдавали хороший костюм, брендовые серебряные часы и скучающий внимательный взгляд, которым он лениво пробежался по залу, будто демонстративно удостоверяясь, что он попал в нужное место. Симамото уже успела насмотреться на таких вот пижонов и понять, что с ними нужно быть особенно учтивой и обходительной. — Поговаривают, в этом клоповнике можно частенько встретить братьев Хайтани. Посетитель, не отрывая от официантки взгляда, осторожно оттянул стоящий рядом стул, как бы приглашая присесть. Сачи быстро осмотрелась, выискивая среди незнакомых лиц Мицуки, однако наставницы в поле зрения не оказалось, и она осторожно опустилась на предложенный стул, уже напрягаясь и попутно усмиряя нехорошее предчувствие. Это был не первый клиент, у которого возникало желание пообщаться с ней или какой-нибудь другой девушкой, что работает здесь. Подобная практика в их баре нередка и столь ненавистна для всей женской части персонала. Однако это был первый раз, когда разговор заходил о Хайтани, и это с полуоборота настораживало. — Или того, кто хорошо знаком с ними. Я уже пообщался со всеми здесь, но вот тебя вижу впервые. Мне подойдет любая информация, — он говорил с заметным акцентом, по-европейски медленно и четко выдавая слова, будто боясь упустить хоть один слог. Звучало непривычно, но блондинка мысленно похвалила его, ведь обычно иностранцы справляются с этим куда хуже, она уж точно знает. Мужчина деловито сцепил ладони в замок, Симамото же только удобнее перехватила блокнот, очень надеясь, что тот решит заказать какое-нибудь пойло и даст ей возможность отойти, чтобы найти наставницу и на всякий случай проконсультироваться. — Видишь ли, дней десять назад, ХХ июня, один из складов моей организации был ограблен, и есть немало оснований полагать, что это дело рук Хайтани. Крайне неприятная ситуация. Хотелось бы поскорее отловить этих ratten, но я, к сожалению, все не могу найти их норки. Может, ты что-нибудь об этом знаешь? А вот и оно. То, ради чего Ран устроил здесь целое шоу и аттракцион неслыханной щедрости. Девушка задумчиво нахмурилась, силясь не прервать с ним зрительный контакт. У него были очень светлые глаза — голубовато-зеленые, почти прозрачные. Они будто пронизывали насквозь, проникали сквозь кожу и кости в самые мысли, совершенно спутывая и волнуя их. Казалось, вопрос был риторическим, ведь бандит мог легко выловить любые ответы, не вынуждая собеседницу открывать рот. То, что упомянутая им организация является преступной, понять было довольно легко, и даже не требовалось лишнее подтверждение в виде округлой татуировки на его запястье, которую блондинка заметила еще в самом начале. — Вряд ли это могли быть они, — так же отстраненно, повседневным спокойным тоном, начала девушка, сразу вспомнив наставление Рана, которое теперь, когда до него дошло дело, стало казаться ей довольно странным. — ХХ июня господа Хайтани весь день были у нас в баре и точно не отлучались. — У тебя отличная память, — будто невзначай заметил иностранец, ничуть не изменившись в лице после сказанного. Конечно, наверняка уже слышал эту историю от всех в этом заведении. — Обычная. Просто визиты Хайтани, увы, всегда нелегко забыть. В любом случае, это единственное, чем я располагаю. Сачи поерзала на стуле. Буквально каждый нерв в теле ощущал, по какому тонкому лезвию она пошла, будто острые грани так и терлись о синапсы, угрожая с мучительной болью перерезать их. И это предчувствие изводило. Он тихо хмыкнул с заметным разочарованием, как-то задумчиво уставившись ей за спину, будто раздумывая, что же делать дальше. Девушка нервно теребила уголок страницы ноготком, уже ожидая, когда продолжится расспрос, и больше всего в данный момент опасаясь, что мужчина попытается надавить на нее как на последний источник информации в этом баре. Чужой нежеланный взгляд прямо чувствовался на коже, и хотелось просто отвернуться, чтобы только не бояться оторвать глаза от пустых страниц и пересечься с ним. — Спасибо, что уделили мне минутку своего драгоценного времени. — Симамото искренне надеялась, что облегчение и удивление не сильно отразились на ее лице, пока она наблюдала, как посетитель неспешно поднимается с места и поправляет пиджак. Бандит дождался, пока блондинка так же встанет на ноги, и протянул ей руку, чуть поклонившись. Только сейчас она заметила, что у него не хватает двух фаланг на безымянном пальце. Официантка неуверенно ответила на рукопожатие, подмечая, что этот иностранец, по крайней мере, знаком с их традициями, путь и на свой европейский манер. Возможно, при других обстоятельствах ее бы это заинтересовало. Мужчина, радуясь, что можно наконец покинуть этот вшивый бар, вышел на улицу и взглянул на циферблат часов, нарочно сдвинутый на внутреннюю часть запястья, к самой татуировке, изображающей колесо сансары. Логотип Безумного предела. Какое везение. Потерял не так много времени для столь ценной находки. Сачи, как зачарованная, смотрела ему вслед и все еще не могла поверить, что он отделался так быстро и просто. Однако облегчения не чувствовала, уже была слишком встревожена и понимала, что теперь запросто не успокоится. За спиной послышалось быстрое стаккато каблуков, и она, не глядя, бросила, тут же вогнав Мицуки в ступор: — Что такое «ratten»? — «Крысы». По-немецки, — немного подумав, ответила брюнетка, с подозрением косясь на подопечную. — Что ты сказала этому человеку? — Как Ран и просил. Без понятия, что там у них происходит, но лучше придерживаться общей версии, чтобы избежать проблем. Не хочу еще и в разборки всякие встревать. — Ты совсем, что ли? — пальцы наставницы резко сомкнулись на ее плече, и уже в следующее мгновение Симамото едва ли не впритык встретилась с ее лицом, что выражало ни то раздражение, ни то самую настоящую злость. Акагири продолжила громким шепотом, заглядывая ей прямо в глаза: — С ума сошла?! Никто здесь не хочет подставляться! Ты хоть представляешь… с какими людьми они связались? Пару дней назад здесь уже искали Хайтани, и все сказали правду. Кроме тебя. Блондинка неловко отшатнулась, сбрасывая с плеча чужую ладонь. Инстинктивно отшагнув назад, она наткнулась на столешницу, об которую и оперлась руками. — Секунду… То есть, вы тут все сдали братьев? — Конечно, — вскинула бровь наставница, будто удивляясь и недоумевая ее вопросу. — Может, эта парочка и умеет запугивать, но, объективно, пусть лучше Ран сломает мне вторую руку, чем это сделает… вот тот, который с тебя спрашивал. После Рана хоть кости собрать удается. Из двух зол, как говорится… — Мицуки демонстративно щелкнула пальцем по твердой лангете, все так же серьезно смотря на подопечную тем самым взглядом, который та терпеть не могла больше всего, — холодным с проблеском презрения и тут же следующего за ним снисхождения. Совсем как на глупую школьницу, которая битый час не может сложить два и два. — Я ведь предупреждала, не нужно искать неприятностей, не нужно связываться с гопниками и бандитами. И покрывать кого-то тоже не надо, это слишком опасно. Братьям, как всегда, ничего не будет, но вот ты пострадать можешь в их разборках. Брюнетка внимательно следила за ее реакцией. Сачи несколько секунд смотрела на нее в ответ, затем задумчиво отвела взгляд и по привычке прикусила кончик ногтя, будто теперь анализируя полученную информацию. Мозаика складывалась скверная: Хайтани перешли дорогу каким-то серьезным людям, что теперь, конечно же, разыскивают их. Но они подстраховались и заранее приобрели себе алиби, которое никто не подтвердил, кроме нее, и это теперь делает официантку соучастницей. Правда, полной картины перед глазами так и не предстало, не хватало нескольких деталей. Симамото, по правде сказать, в свете последних событий совсем забыла о той выходке с караоке, пусть до этого и задумывалась, что же такое местные хулиганы могли затеять. Как оказалось — грабеж. И это первая недостающая часть, замену которой она не могла придумать. Зачем Рану что-то красть, если после этого он все равно остался с дырявым карманом? Смог бы заработать, тогда бы не явился в ее квартиру и не повез в Саппоро. И что вообще они украли? И с чем связались, что им даже на алиби пришлось раскошелиться? Алиби, больше похожее на игру в прятки… а его можно назвать таковым? Как будто для преступной группировки будет достаточно ничем не подкрепленных слов персонала бара, который постоянно терроризируют и запугивают братья. Это выглядело как серьезный просчет, и Сачи даже не верилось, что Ран мог допустить подобный абсурд. И — самое главное — чем это чревато для нее? Суммарно не хватало четырех кусочков. — Сачи, это тебе не шутки, это уже серьезно, — нахмурилась женщина. — Мне надо позвонить, — выдала официантка, наконец отдернув руку от лица. Отломанный кусочек ногтя так и остался зажатым между зубами, и она тут же сплюнула его на пол. Акагири безразлично посмотрела под ноги, затем снова на подопечную, которая уже пересекала зал и на ходу вытаскивала из кармана фартука свой мобильный и неизменную пачку сигарет. Она отчего-то точно была уверена, что знает, кому будет адресован этот звонок. Как же тут не закурить… Не думала Симамото, что ей придется так быстро созвониться с Хайтани. И очень удивиться, когда он предложит ей встретиться в той самой больнице.