Эгоисты

Звуки музыки она услышала еще в подъезде. Все как-то наложилось: цоканье каблуков, биты, доносящиеся из-за двери одной из квартир, и даже сердце зашлось, подхватив тот же ритм. Дом оказался вполне приличным — с ухоженным двориком, заморочено украшенными клумбами и немалой детской площадкой. Придя по нужному адресу, Симамото не удержалась от того, чтобы пройтись по ней: горки, качели с начавшими ржаветь цепями, песочницы, на которых облупливается краска… Все казалось старым. И именно от того было гораздо легче представить, как несколько лет назад здесь резвились еще совсем мелкие братья Хайтани. Наверное, были королями двора, устраивали разборки за территорию и использование каруселек, взимали плату сладостями, конфисковали у других детей игрушки, доводили их до слез, получали: сначала от чужих, а потом еще раз уже от своих родителей. Сачи невольно заулыбалась. Ей казалось, что такие замашки братьев просто не могли не проявляться в детстве. И даже не представляла, как была права. Интересно, а в районе Роппонги вообще бывают плохие дома? Ох, это Сачи просто не бывала в съемной халупе Хайтани и не слышала, каким щебетанием Ран сбивал цену… Это у Сачи еще просто аренда не закончилась, и ей не пришлось переехать во что-то поскромнее. Но обо всем по порядку. Сачи направлялась на вечеринку в новом жилище Хайтани, и повод был такой: новоселье (если это можно так назвать). Изнутри дом тоже показался приличным. Ровно до того момента, пока она не зашла в лифт и не увидела пару английских «R», намалеванных баллончиком прямо на зеркальной стене. Нетрудно было догадаться, кто пометил территорию. Симамото смотрелась в свое отражение, пересеченное фиолетовой краской: собранные на затылке волосы, из-за чего шея и ключицы полностью открыты, макияж и самое выигрышное платье из ее арсенала — черное, короткое, обтягивающее в нужных местах. Сачи — нечего юлить — любила внимание. Но сегодня у нее была одна конкретная цель — Хайтани Ран. После откровенного разговора на крыше он не появлялся в баре, и ей это не нравилось. Только один раз — ради приглашения. Выйдя на нужном этаже, девушка услышала музыку. Громкую, танцевальную. И в первую очередь подумала о том, что без полиции сегодня не обойдется. Но уже во вторую почувствовала, как тело само собой наполняется энергией, от которой хочется двигаться и двигаться. Симамото сдержалась, побоявшись поскользнуться на плитке и уронить то, что принесла в качестве подарка, пробежалась пальцами по волосам, убеждаясь, что там ничего ниоткуда не выбилось по пути, и позвонила. Как и ожидалось, открыли ей не сразу. — Пиздец, еще даже не поженились, а ты уже предпочитаешь мне работу. Открыл Ран. Симамото была рада, что именно он. Ей хотелось, чтобы он стал первым, кто увидит ее в таком виде, ведь обычно они пересекались лишь тогда, когда на ней извращенская форма официантки. Симамото считала ее вызывающей — в плохом значении этого слова, — и ужасно некомфортной — Чудо, что хоть с ночной удалось отпроситься. Я теряю кучу чаевых, цени это, дорогой муж, — подхватила Сачи, чувствуя, как внутри что-то взрывается и рассыпается фейерверком от вида его улыбки. Хайтани прикрыл за собой дверь, оперевшись об нее спиной, и опустил глаза на ее руки. Стало значительно тише. — Поздравляю с новосельем! — выпалила Симамото, наконец вручая свой подарок. — Это вам с братом: одна половинка с апельсином, одна с вишней. Понимаю, что у вас тут крутецкая вечеринка гопников, и нужно было, наверное, притащить еще сакэ, но я считаю, что лучший подарок — это тот, который можно съесть. Презентом оказался узористый поднос из белого стекла, крытый фольгой, на котором лежал еще теплый пирог, купленный по пути в пекарне. Печь Симамото не умела, да и к тому же являлась частью довольно любопытного треугольника любви/ненависти: Сачи нравится Ран — Ран любит апельсины — Сачи терпеть не может свою аллергию на них. Хайтани с интересом покрутил посудину в руках, будто рассматривая геометрический рисунок на ней, приподнял фольгу, приблизил к лицу, вдыхая сладкий запах свежей выпечки. Судя по блаженному вздоху, остался доволен. — Его же сожрут уже через десять минут и нам ничего не оставят. Спрячу в шкаф, но не гарантирую, что и там не пошарят… Наконец, Симамото оказалась внутри. И тут же была подхвачена общей атмосферой безудержного веселья, которая укутала ее, точно тяжелое покрывало, уже с порога. В коридоре стояла темнота, Сачи, едва не споткнувшись, прошлась по чьим-то ботинкам. Обуви, судя по всему, на полу было немало — она с трудом нашла место для своей пары, да и то было на проходе, из-за чего туфли подверглись немалому риску попасть кому-то под ноги. В глубине квартиры, в гостиной, горел прямоугольник света, показавшийся ей в первые секунды ослепительно ярким. Оттуда же и доносилась электронная музыка вперемешку с разными голосами, смехом. Звуками веселья. Вместе со сладковатым запахом чьих-то духов, она проникала в организм, всасывалась в мышцы, наполняя их энергией, не позволяющей устоять на месте. Сачи непозволительно давно для себя не бывала на вечеринках. У Рана глаза к темноте привыкли быстрее. Он ловко подхватил гостью под локоть, направляя в нужную сторону. Те жалкие пару метров коридора Сачи думала о том, что это довольно милый жест со стороны того, кто так просто отдал ее бандитам. На кухне свет был выключен. Его заменяла разноцветная гирлянда, подвешенная под потолком. Горящая паутина огоньков растягивалась от люстры в разные стороны, цепляясь за карнизы и все возможные выступы мебели, за которые только можно было ухватиться. Они мигали медленно — горели разными цветами и постепенно гасли, погружая комнату в полумрак на какое-то время, после чего вновь становилось пестро и светло. Ран с новым окрашиванием был похож в этой обстановке на хамелеона — свет проецировался на его теперь блондинистых волосах, рассыпавшихся по плечам. — Мальчишки и девчонки у нас так-то нормальные, — начал свой инструктаж Хайтани, пряча угощение далеко на верхнюю полку шкафа. От его движений ниточки гирлянды дернулись и закачались. Впрочем, когда он обернулся к ней, облокотившись об тумбу, на его лице слишком отчетливо читалось сомнение, в то время как в тоне уверенности не было совсем. Парень закатил глаза, покачал головой. — Вру, тут все с ебантизмом разной степени тяжести. Если кто-то доебется, обращайся сразу ко мне. — А если я до кого-то доебусь? — в шутку поинтересовалась Сачи. Хайтани в первую секунду не понял, но затем его губы расползлись в задорной улыбке. Как Симамото поняла, он был трезв как мутное закопченное треснутое стеклышко. Гопник молча пробежался взглядом по ней: от макушки до босых ступней, — и в этот момент девушка почувствовала, что совсем не зря потратила столько времени на подготовку. — Надо предупредить, что ты у меня немного бешеная. — Эй! А если до тебя? — То я, пожалуй, не буду против, — пожал плечами парень, подумав над этим совсем немного. И снова улыбнулся. — Серьезно. Если одно место зачешется в поисках приключений, лучше уж мне об этом скажи. Потом уже будем думать, что делать с этой проблемой. Сачи не совсем поняла, что он вкладывал в эти слова, ведь ждала в ответ только свойственный Хайтани колкий юмор. Но на душе стало немного светлее — Ран приветлив с ней, Ран предостерегает ее, Ран допускает двусмысленности. Все то время, что они не виделись, она думала, что сказала что-то не то тогда на крыше, и эта мысль была неприятной — ее бы отсортировать, но она все продолжает крутиться в голове заклинившей кассетой. Симамото фальшивую музыку не любила. Если бы гопник не объявился, ей бы пришлось брать инициативу разговора на себя. Только вышел бы он рисково-острым. — Может, выпьем спокойно, пока никто не помешал нам? — предложила Сачи. — Читаешь мои мысли? — не отрывая от нее взгляда, Ран скользнул рукой себе за спину и плавным движением фокусника вытащил оттуда двухсекционную бутылку. — Шериданс. Специально для дам прикупил. Ты говорила, что это истинно женский напиток. — Я же несерьезно! — хохотнула Симамото, и смех этот был искренний, довольный. Ран запомнил, какой алкоголь ей нравится, хотя она и рассказывала об этой в процессе распития другого градусного напитка. — Я всего лишь сказала, что мне он очень нравится. — Ну, — пожал плечами парень, скакнув взглядом на бутылку, будто ища на этикетке пояснения о гендерной принадлежности содержимого, а затем вновь на гостью, — ты же девочка. Должно сойти, думаю. Сливочно-кофейный ликер мягко щипал горло. Наверное, так он протестовал, ведь употреблять такое пойло в подобной обстановке — кощунство. Стол был сплошь заставлен бумажными стаканчиками, опустевшими бутылями, банками самых разных напитков и упаковками закусок. Сачи была уверена, что пьет из использованного стакана, в котором явно было налито нечто гораздо более крепкое. С Раном они выпивали, чокаясь буквально за каждую мелочь, будь то взрыв смеха в гостиной или проезжающая под окнами сирена. Хайтани явно принимал не впервые за вечер и теперь заметно распалялся. Сачи мысленно хвалила себя за то, что поступила по-умному перед выходом, и теперь напивалась не на голодный желудок. Огоньки все так же медленно мигали. В коридоре шныряли люди, иногда заскакивали на кухню за чем-то. Музыка в глубине квартиры стала заметно тише к тому моменту, когда бутылка сладкого ликера опустела наполовину. Ран уже, не шифруясь, рассказывал похабные истории про своих знакомых гопников. Сачи уже, не шифруясь, поносила хозяина бара. Атмосфера, образовавшаяся вокруг них, настолько увлекла ее, что стало легко забыть и про вечеринку, и про работу, и про трижды клятый Роппонги. Какое-то время существовала лишь она и Хайтани, запрокинувший на стол ноги, и от души смеющийся над какой-то понятной лишь ему шуткой. Однако в какой-то момент вместо того, чтобы плеснуть в стаканы еще выпивки, хулиган закрутил крышечку и поднялся со стула, разминаясь. Сачи вообще любила вечеринки, обычно рвалась в самую гущу событий, боясь упустить нечто хоть сколько-то интересное. Сейчас она впервые жалела, что не получилось весь вечер просидеть вот так вот на кухне вдали ото всех. Легкое разочарование подпортило общее впечатление, и полная людей гостиная с разбросанными повсюду вещами, светомузыкой и настоящей диджейской установкой не произвели на нее особого впечатления. Удивило другое: сдвинутые в центр комнаты диваны и кресла и тусовщики, расположившиеся как на них, так и на полу, образовав круг, в центре которого стояла лампа, для приглушения света накрытая цветастой тканью. Среди собравшихся она сразу же обнаружила Риндо и пятое колесо телеги Хайтани. Если Симамото и желала видеть Сейджиро, то только корчащимся и хватающимся за пах, в который перед этим прилетела ее нога. — Вот же предатели! Без хозяина дома начали… — по игривому тону Хайтани было ясно: не в обиде. Его рука легко скользнула по ее предплечью, и не успела Сачи и головы повернуть, как Ран устроился на ее плече локтем, наклонившись ближе к ее лицу: — Впрочем, если кто-то начнет перегибать палку, а меня не окажется рядом, можешь подсесть во-о-он к нему. — он указал пальцем на край дивана, и девушка сразу же поняла, о ком речь. Сидящий там бритоголовый парень в простой черной футболке, и в самом деле, не совсем вписывался. Хотя бы тем, что явно не был заинтересован в игре и в целом выглядел так, будто оказался не в своей тарелке. Хотя бы тем, что пил что-то из большой кружки и не морщился, и Сачи отчего-то была уверена: там какой-нибудь чай. Ран едва заметно кивнул в его сторону и пояснил: — Какуче, друг из исправительной школы. Чист и невинен, как Дева Мария! Голую женщину видел в последний раз, когда из мамки вылезал. Но парень хороший — и сам не обидит, и другим не даст. Симамото не сумела рассмотреть его лицо в полумраке. Только понятливо кивнула. Ран пошел к своим гостям и, примостившись на подлокотнике дивана, поманил ее жестом. Его появление тут же произвело фурор. Компания оживилась довольными возгласами, точно проигрыватель, в который вставили новую батарейку. Хайтани только махнул рукой, хотя было очевидно: ему приятно такое внимание. Сачи последовала его примеру, стала выискивать взглядом свободное место, но тут оно освободилось само собой. На нее обратила внимание сидящая на полу девушка и, отодвинувшись немного в сторону, похлопала по полу. — Спасибо. — Симамото благодарственно улыбнулась и опустилась рядом с ней, поджав под себя ноги. — Меня Сачи зовут. — Надо же, у нас одинаковые имена… — задумчиво заметила она, но затем просто махнула рукой. Это была девчонка на вид лет семнадцати, как и сама Сачи, с длинными темными волосами, распущенными по плечам легкими волнами, и точеными чертами лица. Симамото с удовольствием настоящего эстета рассмотрела в полумраке, как западают тени, очерчивая ее ровный нос, острый подбородок, тонкие губы, изогнувшиеся ответной улыбкой — единственная мягкая линия, показывающая, что девушка эта не высечена из камня. Ее глаза пьяно-рассеяно блестели, в них красиво отражался тусклый свет лампы, делая розовые радужки почти бесцветными. Девушка протянула ей руку: — Меня зовут Миясита Акико. Зови просто по имени. Симамото ответила рукопожатием. Она решила не обращать внимание на странность ее слов. Выпив чего-то градусного, и не такое выкинешь. Интересно, поил ли Ран и ее шеридансом?.. Сидели ли они наедине на кухне, пока вечеринка была в самом разгаре? Ребята располагались на полу и паре сдвинутых диванах, образуя круг, внутри которого обнаружилась только вышеупомянутая лампа и пустая бутылка. — Во что мы играем? В бутылочку? — поинтересовалась Симамото. — Не-е-ет, тут смесь более ядреная, — загадочно улыбнулась ее новая знакомая, придвигаясь к ней поближе. — Семь минут в раю и правда или действие! А помогает нам в этом первая распитая здесь бутылка. Разыгрываем поход в ванную, а в промежутках крутим, и на кого укажет, тот отвечает на каверзный вопрос или выполняет задание. Сейчас как раз решаем, кто и с кем уединится. Симамото, кажется, никогда не видела таких странных игр, но это отчего-то только раззадорило ее. И обрадовало — целоваться ни с кем не придется. Ее последний поцелуй был с Раном, и ей не хотелось чем-то забивать это еще свежее воспоминание. В нетрезвую голову ненароком ударила мысль, что у нее есть шанс оказаться в отделенном ото всех закрытом пространстве с Хайтани. А пока она представляла, что может там сказать ему, ее планы накрывались медным тазом. Кто-то раскрутил бутылочку. Она завертелась сначала быстро, но затем начала замедляться, но не успела остановиться, как Акико, резко подавшись вперед, ухватила ее рукой. Горлышко замерло в ее направлении. Девушка победно вскинула кулак. — Я хочу остаться наедине с хозяином дома, — заявила Акико, начав твердо и как-то ласково закончив свою фразу, искоса поглядев на Рана. — Если он не испугается, конечно. Хайтани, сверху вниз наблюдавший за происходящим, задумчиво трогал подбородок, будто раздумывал над каким-то спором, который его попросили рассудить. Акико в свою очередь слегка запрокинула голову, ведь сидела возле подлокотника — у самых ног хулигана. Наконец он запросто пожал плечами — мол, так и так, — и соскользнул с насиженного места, пьяно покачнувшись и вполне трезво выругавшись. Миясита бодро подскочила со своего места, поправила юбку и посеменила рядом. Симамото смотрела на их удаляющиеся в темноту комнаты и исчезающие в дверях спины и не понимала, какого черта сейчас произошло. Ран включил в ванной свет и приоткрыл для нее дверь. И никто не выразил протест, не сказал, что это против правил. Отчего-то девушке показалось, что такое позволено только Акико. Вернее, она сделает, не спросившись, а никто и не возразит. Главная звездочка компании. Она считала время. Однако ни через семь, ни через десять, пятнадцать, двадцать минут они не появились, но, кажется, это взволновало только Симамото. Игра продолжилась, весело, шумно, со странными заданиями и пошлым юмором, а она все поглядывала на дверь и ощущала, что ситуация расстраивает ее все больше. Ран хоть и был в ее глазах сволочью, но все же умудрился понравиться ей, и теперь Симамото чувствовала то, что совсем не хотела в этот момент. Бутылка указала на нее, Сачи выбрала действие, поэтому вот уже минут десять в полумраке разрисовывала какой-то незнакомой девушке руку маркером, максимально стараясь разбудить своего внутреннего художника, который в детстве вместо типичной картинки «мама-папа-я» малевал пианино и танцовщиц, занимающихся у станка. Просто никакой семьи у маленькой Сачи не было. Только бесконечные кружки и занятия, которые, кажется, должны были превратить ее в вундеркинда. Но превратили в безответственную гедонистку. Все же, где-то ее отчим ошибся, видимо. Счастливая парочка, познавшая двадцать две (!) минуты рая, объявилась внезапно, когда ей уже удалось отвлечься и посвятить себя художеству. Она изображала замысловатый геометрический рисунок, решив, что это будет намного симпатичнее смотреться, нежели банальные цветочки-бабочки. Самое глупое, по ее мнению, — делать тату, связанные со своей второй половинкой. Просто знала, как отношения недолговечны и теперь ужасно жалела о крылышке ангела на лопатке, все подыскивая дизайн, которым бы его перекрыть. Ран и Акико вернулись и примостились на тех же местах. Никто ничего не сказал им. — Разыгрываем следующие семь… — в этот момент ей самой сделалось смешно, — минут! — бодро объявила Миясита и сильно крутанула бутылку так, что та закружилась не только по своей оси, но и сама выписала окружность. Она не удосужилась узнать, чья была очередь. Просто крутнула и ловко отскочила на свое место. Сачи тут же подумалось, что она спортсменка. Или танцовщица — грация в этом движении тоже была. Симамото вернулась к рисунку. Бутылка тем временем постепенно снижала скорость оборотов, и замерла. Горлышко указало на парня, которого Ран обозначил именем Какуче. Тот безразлично взглянул на нее и отхлебнул из своей чашки. Рана заметно развеселил исход, он даже прихлопнул в ладоши. — Твою же мать, жизнь — и в самом деле, ебучий рандом! Выбирай, с кем хочешь пойти? Юноша поднял на него глаза с таким видом, будто только сейчас понял, что теперь нужно сделать, пробежался взглядом по смолкшим рядам. На его лице не отразилось ни растерянности, ни испуга, но было слишком очевидно: ему некомфортно, внимание ему не нравится. Иронично, но Симамото поняла это по лицу Хайтани, которого совершенно ничего не смущало. Он с интересом зрителя в кинотеатре ждал продолжения, в то время как Какуче одарил его таким тяжелым взглядом, что, по идее, тому должно было ударить в голову нечто невидимое. Но, кажется, ударило что-то по Симамото. — Я хочу, — подняла она руку. Так и не поняв, кого из парней она удивила сильнее, Сачи надела на маркер колпачок и поднялась на ноги. Ран едва присвистнул — едва слышно, ведь растерял этот навык, — и привалился к спинке дивана, покачав головой. Какуче, который явно хотел пропустить свой ход, посмотрел на нее неодобрительно, но девушка в ответ только настойчиво кивнула в сторону ванной. Того это, видимо, слегка ввело в ступор, потому что он слишком уж задумчиво заглянул в свою чашку, будто гадая на кофейной гуще и не совсем понимая, что делать дальше. Но ожидание продлялось недолго: ответа не нашлось. Какуче с заметным недовольством отставил свой напиток и молча пошел в ванную, не дождавшись Сачи. И вот так. В ванной комнате оказалось так непривычно светло и бело, что по глазам резануло. Симамото поморщилась и опустилась на бортик ванной, в то время как друг Хайтани оперся спиной об дверь. Она именно такую картину и представляла: тяжелое молчание, руки, скрещенные на груди, взгляд в никуда. Наконец, ей удалось более детально рассмотреть этого человека. У него на лице был крупный рваный шрам, тянущийся через весь лоб и на макушку, пересекающий левый глаз, отличающийся цветом от второго, и в нем был мутный, практически белый зрачок. То, что Какуче отлично сложен, высок и широкоплеч, уже ускользнуло от Сачи, которая не могла перестать искоса смотреть на его лицо, надеясь, что он слишком погряз в свои мысли, чтобы заметить, и чувствуя, как у самой возникает во лбу фантомная боль. Стало неприятно и жалостливо. И противно от того, что неприятно и жалостливо. — Ты зачем вызвалась? — все же заметил, но неясно, в какой момент. Он даже не поднял на нее глаза. Симамото свои тоже опустила, немного устыдившись. — Я бы просто пропустил свой ход. Веселье бы от этого не остановилось. «Потому что Ран дурак, — пронеслось у нее в голове. А потом она задумалась, подперев подбородок ладонью и принявшись рассматривать мраморный узор плитки на стене. Действительно, что Сачи пыталась показать? Что тоже может общаться с другими мальчиками? Ясно. А зачем? Потому что Ран общается с другими девочками? Она не понимала, что за идиотский порыв, но чувствовала: стало немного легче. Тут тихо, светло. Тут проще наскочить на нужную мысль. Сачи прекрасно знала, что занимает далеко не первое место в списке его знакомых. Но ведь и не последнее же. Именно к ней он обратился за помощью, именно ее позвал в Саппоро и сводил к родителям. И именно ее так легко использовал в качестве приманки. Ревность — это, пожалуй, худшее, что она только могла чувствовать, самое необоснованное и глупое. — Или это я сегодня встала не с той ноги…» — А ты для чего пришел сюда? — задала она встречный вопрос. Наконец Какуче взглянул на нее — повернул в ее сторону голову, и сделал это сильнее, чем следовало бы. Сачи уже успела догадаться, что он плохо видит травмированным глазом. — То есть, как ты оказался на этой вечеринке? С первого же взгляда понятно, что ты бы предпочел оказаться где угодно, но не тут. — Потому что Ран дурак. Симамото согласно кивнула, радуясь, что кто-то озвучил ее мысль. Ран — это, пожалуй, квинтэссенция дурачины. — И что же он такого натворил? — невзначай поинтересовалась она. — Если это не что-то личное, конечно. Парень шумно вздохнул и запрокинул голову, стукнувшись головой о дверь. Кажется, достаточно сильно: в следующее мгновение он потер затылок рукой, шепотом чертыхнувшись. — Я здесь по делу, — шипя от боли, пробормотал он. — Нужна помощь, а Ран еблана включил очень не вовремя. — Печально, — констатировала Сачи, пожав плечами. — А самое обидно в том, — продолжил Какуче, — что я не прошу ничего сверхъестественного. У нашего общего друга ужасный период. Неужели так сложно просто приехать, поговорить, за руку подержать? До Йокогамы добираться недолго тем более. Парень пнул пяткой дверь, отчего она дрогнула. Симамото почувствовала его раздражение и вздохнула, шлепнув себя по ляжке. О кожу ударилось что-то твердое. Девушка с удивлением посмотрела на зажатый в пальцах маркер. — Когда в следующий раз он тебя разозлит, заходи в бар «Уси» в Роппонги. Я там официанткой работаю, могу угостить разок. Ну, или посоветовать что-то, от чего ты не уснешь на лавочке. — блондинка протянула ему маркер, глянув ему в глаза снизу вверх, стараясь не смотреть на шрам. Казалось, он почувствует малейшее внимание к нему. — Обменяемся номерами. — Я не пью алкоголь, — сказал он, но маркер взял, покрутил в руках, щурясь и рассматривая кончик. — Но молочные коктейли точно пьешь. И не обманывай, будто это не так. Они обменялись номерами, написав их прямо на руках. И в оставшиеся четыре минуты не произнесли ни слова. Их возвращение было ознаменовано лишь косым взглядом Рана и его хитрой улыбкой. Видимо, за время их отсутствия не произошло ничего интересного. Следующую пару разыграли быстро — парень с девчонкой, явно обрадованные выдавшимся шансом, спешно скрылись за дверью, держась за руки. Сачи без лишних намеков поняла, что за рай там будет на этот раз. Игра тем временем продолжалась. Ребята выкладывали самые разные истории, выбрав правду, — так Ран рассказал, впрочем, всем известную историю про свержение Безумного предела. Отчего-то слушать ее от первого лица было жутко, хотя раньше она у Симамото никаких эмоций не вызывала. И выполняли различные странные действия, решив сохранить свои секреты, — так Акико, пародируя тонкий голосок героинь аниме и пританцовывая одними руками, спела какой-то опенинг. Закончив песню, она громко прокашлялась и толкнула пальцем бутылку. Та не закружилась, лишь слегка сдвинулась и указала горлышком на сидящего рядом с ней человека. — Действие, — опередила вопрос Сачи. Миясита вскинула бровь, пожала плечами. — Жалко. Я такой каверзный вопрос заготовила специально для тебя… Значит, действие должно соответствовать. — брюнетка надолго задумалась, то спохватываясь, то качая головой и прикусывая кончик пальца. Игра стала на паузу. Ран скучающе опустил подбородок на кулак. Симамото тоже ждала. В этой забаве она больше всего не любила то, что приходится подчиняться чьим-то фантазиям на потеху остальным. Правду она никогда не выбирала. — Что же такое интересное загадать?.. Пожалуй… Подари Риндо его первый поцелуй. Младшего Хайтани предложение явно не обрадовало. Юноша, до этого скучающе залипающий в своем мобильнике, поднял глаза, не особо понимая, в каком контексте прозвучало его имя. Акико, заметив его замешательство, заговорчески подмигнула и приложила пару пальцев к губам, поцеловав подушечки. Риндо непонимающе нахмурился, бегая взглядом от нее до брата и обратно. На Сачи даже не подумал ничего. А ведь корень был в ней. Девушка, задумчиво потеребив маркер, который там остался у нее в руках, пожала плечами и в пару движений на коленях описала радиус их кривого круга, перебравшись поближе к хулигану. Ран — вот уж кого ситуация взволновала больше остальных — перебрался на место Сачи, зорко наблюдая за происходящим. — Пиздец, я не могу смотреть, как моего маленького братика развращают… — страдальчески простонал он, закрывая глаза ладонью. Риндо нахмурился еще сильнее, окончательно запутавшись, но поглядел теперь уже на Симамото. С плохо скрываемым подозрением. На все ушло несколько секунд. Мир, к счастью, не раскололся. И никто никого не растлил! — Да открывай уже, мученик, — с разочарованием несильно стукнула его кулаком в предплечье Акико. Хайтани послушался. И увидел такую картину: в полутьме их большого зала в окружении кучи людей сидят на полу Сачи и Риндо, и она держит его руку, прижимаясь губами к тыльной стороне ладони. — Это по-королевски, — пояснила Симамото, наконец оторвавшись. Но руку не выпустив. Риндо заворожено смотрел на их сцепленные пальцы, после чего гневно зыркнул на брата и Акико, которая всем корпусом примостилась на его плече. Ран реакции не выдал. Видимо, для них это вполне нормальное положение тел. — А что ты хотела спросить? Миясита задумчиво бросила взгляд в потолок, мягко освещенный лампой и затемненный двигающимися тенями. — В другой раз теперь уже, — пожала она плечами. Сачи почему-то захотела, чтобы следующий раз наступил скорее. Игра продолжилась, но довольно быстро изжила себя. Кто-то в наступившей в один момент тишине уж слишком громко сообщил, что хочет танцевать. И его поддержали. Риндо перебазировался за пульт и натянул наушники. Ран заново включил светомузыку и погасил лампу. Комната на миг погрузилась в темноту. И взорвалась цветными лентами бегающего света. Симамото отчего-то почувствовала облегчение. В неоновой темноте чувствуется свобода, в музыке замолкает пульс. Как только зал превратился в маленький танцпол, Ран потерялся где-то среди гостей. Сачи это немного разочаровало. Она подумала, что он с Акико, но ошиблась. Миясита тоже осталась без пары и проворно предложила новой знакомой дополнить одиночество друг друга. Девушка отнеслась в этому крайне недоверчиво, но все же согласилась. И, как оказалось, не зря — танцевала та отменно. Вечеринка нашла свою развязку в лучах восходящего солнца. В комнате стало светло. Могли бы помочь занавески, но гости начали расходиться еще с час назад. Зал обмельчал, и было принято окончательное решение расходиться. Сачи, которая успела и натанцеваться с неожиданной партнершей, и попробовать еще два вида алкоголя, восприняла эту новость без особого энтузиазма. В венах текла энергия, которую хотелось растратить — да хоть просто побежать по улице сломя голову! Но нужно было отправляться домой, ведь ночную смену никто не отменял. Она с превеликим трудом нашла в образовавшемся беспорядке свои вещи и тоже пошла прощаться с хозяевами. — Как же так? Даже прибраться не поможешь? — вскинул бровь Ран с видом искреннего изумления. Даже непонятно было, прикалывается ли он снова или в самом деле предположил, что Сачи возьмет в руки метлу. Наивно! Даже дома она делала это только тогда, когда бардак начинал настолько бросаться в глаза, что само собой появлялось редкое желание убрать его. То есть, уборку Сачи делала примерно раз в сто лет. — Еще чего, — фыркнула блондинка. Притворно, конечно же. Друзьям всегда нужно помогать даже в мелочах или же филигранно делать вид, что помогаешь. Хайтани пожал плечами, как будто такого ответа и ждал. Они с братом были такими же фанатами уборки, как и она. — Это же ты сейчас завалишься спать и проспишь недели две подряд, а мне нужно на работу. — А я помогу! — какой-то магией за ее спиной материализовалась Акико, которая занималась ликвидацией недопитых остатков со дна бутыли, некогда полной сакэ. — Как в старые добрые времена, когда веселились вместе до утра, и у нас оставался какой-то час до возвращения отца. Рана предложение явно воодушевило. — Отлично. Помоги тогда Рину, пока я буду отвозить Сачи домой. Симамото не смогла увидеть лицо Мияситы, услышавшей это, не смогла и лицо Риндо, который понял, что брат его кидает, — сама удивилась. Ведь не просила, ведь и сама может добраться до квартиры. Но перечить не стала. И даже не хотела. Послушно спустилась за ним и села в его машину — синенький «шевроле», — будучи уверенной, что она тоже угнана. Хайтани был восхитительно пьян и, кажется, заразил ее отключением инстинкта самосохранения. Сачи не просто устроилась рядом, но и закинула ноги ему на колени, — ситуация как-то сама собой подстегивала к этому. Сделала это просто по приколу, ради шутки про личного водителя. Но Ран придержал ее колени, когда она попыталась вернуть их в более приличное положение. И оставил на них руку. Его пальцы были очень теплыми, они слегка щекотали кожу, исследуя неровности коленной чашечки. Сачи показалось, что здесь, в салоне автомобиля, обстановка еще более интимная, чем была на прошлым вечером на кухне. Особенно в рассветных лучах среди одиноких машин, так рано мчащих по своим делам. — Я хотел сказать спасибо за то, что не стала лезть к Рину, — проговорил хулиган, когда автомобиль вырулил со двора. Симамото даже не сразу вспомнила о чем речь, но затем перед глазами все же возникло симпатичное женское личико. Акико явно дружна с Раном, их отношения более устойчивые и близкие, в то время как у них все было слишком непонятно. Она точно знала, что что-то значит для Рана. Только не могла понять, насколько. — Хочется, чтобы все у него по красоте получилось. Ну, там девчонку понравившуюся поцеловать впервые, впервые сводить ее в ресторан, впервые придумать способ, чтобы сплавить меня на ночь из дома… Ума просто иногда увлекается слишком и перестает думать. — Как ты ее назвал? — не поняла девушка. — Прозвище, — пояснил он. — Ее мало кто по имени зовет. Симамото точно слышала, как он называл ее именно Акико. И хотела, чтобы Ран и ее звал Сачи — часто, а не будто случайно оговорился. И чтобы можно было еще раз сыграть в эту игру и вместе удалиться ото всех на двадцать с лишним минут, вместо положенных семи. И чтобы так просто ложиться на его плечо. Ей захотелось тоже быть особенной для него, ведь Хайтани уже постепенно становился таковым для нее. Когда перебралась в Токио, она разочаровалась. Яркая, шумная, пестрая столица надоела ей меньше, чем через месяц, и жизнь слишком быстро устаканилась. Сачи работала и гуляла, гуляла и работала, уже не находя интереса ни в том, ни в другом. Душа не могла сидеть на месте. А потом появились Хайтани, и все перевернулось с ног на голову. Ран дал ей то, без чего она задыхалась, — интригу, неожиданность, разнообразие. Сачи напечатал себе жизнь на принтере, а он разрисовал ее карандашами. Всеми цветами радуги — поездка на байке и Западный парк, клуб и наручники, поцелуй в наркотическом угаре на парковке. Фиолетовым и серым — предательство. Симамото чувствовала, как в голове что-то взрывается от злости, когда думала об этом. Было отвратительно от мысли, что понравившийся ей парень оказался мудаком. Хоть ей и не привыкать — и это раздражало больше всего: балансировать на рукояти грабель она не научилась. Она привыкла платить той же монетой, хоть и понимала, что этот метод не всегда подходит на все сто процентов. Сачи — и сама не ангел, сама наворотила кучу бед, чтобы так просто судить других. Она знала, что такое желание исправить свою ошибку, и надеялась, что такие мысли закрадываются в крашеную головку Хайтани. Она даст второй и последний шанс. Если Ран захочет стать лучше, она поможет ему в этом. И первым толчком в эту сторону будет… «Когда мы доберемся, когда будем расставаться, я… поцелую его. Точно», — подумала Сачи и невольно улыбнулась. Пальцы Хайтани все так же поглаживали ее колено, их тепло по-прежнему просачивалось глубоко под кожу, передавалось разрядами по синапсам и ударяло в самый мозг. Ощущалось именно так. Наверное, истинно: в голову, действительно, пришло поспешное желание. Симамото невзначай накрыла его ладонь своей, легко, ненавязчиво, все так же глядя на светящуюся от фонарей и фар трассу. Будто сияющая река с черным дном. Ран, даже не посмотрев на спутницу, сжал в ответ ее пальцы. И… возможно ли это, но через касание она почувствовала его улыбку. Конечно, Сачи понимала, что так просто ничего не бывает, но точно знала: поцелуй станет отличным началом. Нет, не отношений — до этого еще далеко. Он даст старт пониманию, что между ними может быть нечто совершенно другое, отличное от банальной дружбы. Ран абсолютно точно нравился Симамото, и она абсолютно точно нравилась ему. Именно ее — а не Акико, — он позвал в Саппоро, сводил в квартиру родителей, с таким напором целовал, прижимая к груди, ей признавался на крыше в симпатии. Игра стоила свеч, а Симамото бывает азартна. И поцелуй — это фул-хаус, который принесет одному из них победу досрочно. — А кто эта девушка, кстати? Твоя подруга? — Бывшая. Моя первая и единственная, — пояснил гопник. — Встречались в начале средней школы, но потом я подрался с ее отцом, и меня за это отправили в исправительную школу. Расстояния, бумажных писем и редких свиданий под камерами наши отношения не выдержали. Сачи потребовалось несколько минут, чтобы составить в голове цельную картинку. Получалось скверно — но это из-за удивления. — Ты убил ее отца, и после этого вы продолжили встречаться? — вырвалось со странным смешком, но в абсурдных ситуациях только так. — Нет, конечно. Убил я кое-кого другого, а того просто в больничку отправил. А жаль, не пугал бы он тебя тогда страшными историями про свой дурацкий индуизм. Миясита Ума — дочь Безумного предела и его наследница. Мы встречались, но затем приняли решение разойтись на время, а потом уже решить, нужно ли нам обоим это болото. Ну, девственницей она меня, конечно, не дождалась, — юноша хитро оскалился и легонько шлепнул ее чуть выше колена, отчего девушка ойкнула, хоть и было совсем не больно, — но зато забрала мою! — Я думала, ты родился без нее уже. — Сачи нахмурилась и обхватила его запястье, заставляя оторваться от себя. — И что же? Расстались окончательно? — Чего это? Я собираюсь предложить ей начать все заново. Если у Симамото и бывали моменты в жизни, когда в голове разом становилось пусто от непонимания, то сейчас в черепе образовался настолько плотный вакуум, что, казалось, он всосал в себя все пережитые за вечер эмоции. И на их место вдруг встала нужная переменная, ранее спрятанная за икс. А математика — вообще не ее сильная сторона. Ран возил ее в парк, заявлялся к ней домой, просил помощи, спасал, целовал, мать его! Картина взаимной симпатии, помноженной на пережитые — ах, как поэтично! жаль, что неуместно для настолько херовой ситуации, — испытания, казалась красивой. Издалека, а ведь Сачи слегка близорука. Оттуда не было видно деталей, но сейчас, приблизившись, она смогла кое-что разглядеть. Все те факторы, которые она сама себе приводила в пользу вероятной взаимности со стороны Хайтани, для него значили целое ни-че-го. Сон в одних наручниках и под одним одеялом, поцелуй, Шериданс на кухне обособленно от шумной вечеринки, ладошка на коленях, — для Рана это не имеет никакого значения. — Ты ее любишь? — всю оставшуюся дорогу до дома Сачи без умолку болтала, выкладывая все свои впечатления о вечере, которые, впрочем, уже казались ей киношными и совсем не своими, чтобы хулиган не понял: его слова разочаровали ее. Ноги не стала убирать по той же причине, как и улыбку с лица. Когда «шевроле» оказался во дворе ее дома, на улице уже было по-утреннему светло и свежо, будто воздух стал особенно прозрачным — таким, какой ускользает не только от зрения, но и от остальных органов чувств. — Разве для отношений нужна любовь? Действительно… Сачи только хмыкнула в ответ. Больше всего хотелось уединиться в своей квартире и еще раз обдумать все, что произошло за прошлый месяц, но пока что последний час казался более значимым. В висках начали появляться признаки головной боли, отчего девушка поморщилась. Алкоголь и недосып — ужасная комбинация, настолько ужасная, что Сачи даже готова отложить размышления и первым делом упасть на кровать. В любом случае больше всего хотелось домой, огородиться от всего и всех. Даже экстравертам иногда не хватает уединения, особенно когда они решаются поцеловать понравившегося человека и перед самым ответственным моментом узнают, что он собрался вернуться к бывшей. Симамото вспомнила своего — тоже первого и единственного, — бывшего и подумала о том, что скорее бы угостилась чаем с персиком и цианидом, чем снова назвала бы его своим ангелом. — Не уходи, — мягко попросил Ран, когда она приоткрыла дверку. Повеяло холодом, от него пошли мурашки по коже. Или оттого, что ее снова взяли за запястье? Нет, шутить о том, что это ужасная привычка, уже слишком банально. Хайтани отстегнул свой ремень безопасности и удобнее устроился в кресле, постукивая пальцами свободной ладони по рулю. На его лице уже не было улыбки, и, казалось, он оставил все веселье где-то там, дома. — Давай еще немного посидим здесь. Сачи вздохнула и захлопнула дверь, хотя в первую секунду и была мысль вырваться и уйти домой. Она догадалась, что теперь, когда все хорошо, могло беспокоить его: Ран доживал свои последние спокойные деньки. Он ведь затеял опасную игру, правила к которой для него прописал кто-то другой, и вряд ли собирался затягивать с началом. Верно подобранный первый ход — половина гаранта на победу. Симамото была уверена, что руководствуется он именно этим принципом, поэтому точно будет раз за разом идти на риск. Ран был обычным шестнадцатилетним гопником. И он метил в якудзы. — Не лезь на рожон, — спокойно сказала она, глядя ему в профиль. — Будь осторожен, всегда думай перед тем, как соберешься сделать что-то. Эти люди — настоящие бандиты, но ты и сам это знаешь. Это не просто хулиганье, которое ты лупишь вместо десерта на ужин, это взрослые дядьки с пушками, и вряд ли они долго думают перед тем, как использовать их. Я не буду тебя отговаривать, но все же прошу об осторожности. Я не хочу ехать в Саппоро еще и с твоим братом. Ран молчал какое-то время, разглядывая просыпающиеся и трогающиеся с места автомобили, как в лобовых стеклах преломляется розовый рассвет. Люди спали всю ночь, набирались сил и теперь начинали разъезжаться по своим делам. Это у Сачи день с ночью попутался. Было ранее утро. И она только-только собиралась идти на боковую. — Я ведь уже говорил: в мире нет вещей, которые были бы мне не под силу, — пожав плечами, ответил Хайтани и улыбнулся, наконец глянув не нее. Раньше Симамото любовалась его улыбкой, сейчас же что-то в подсознании укололо отторжением, будто увидела белую нитку на черной одежде — чужой, поэтому нельзя лезть, остается только смотреть и про себя мечтать оборвать ее. Сачи сокрушенно подумала лишь о том, что беззаботный тон, чертовы искорки в глазах, ямочки на щеках подкупают, поэтому она не могла не поверить его словам, снова упуская одну еще одну переменную. Ран ошибался. ___ Хищник терпеливо выслеживал добычу, готовясь ее раскромсать. Мало кто, увы, понимает истинный смысл охоты, выдвигая на первый план низменное желание утолить свой голод. Но, впрочем, упрекнуть этих людей не в чем. Сложно читать между строк, когда они написаны кровью, тяжело искать другие смыслы, когда перед глазами неоспоримый факт: хищник рвет жертву, упиваясь ее воплями и звуком разрываемой кожи. Сложно думать об оправданной жестокости в мире, где данное никогда не воздается данным, а ценой за убийство служат смешные три года неволи. Этот хищник был бездомной одичавшей гончей, которой пришлось ластиться к холодной ладони мертвого хозяина. Кажется, та девчонка спрашивала, каковы же звезды под небом Берлина? Ему не довелось их увидеть — родина в один момент превратилась в огромный силок, и он грозился сдавить шею так, что скрошатся позвонки. Зато звезды Будапешта и Бухареста, Праги, Вены, Варшавы, Пекина светили ярко, раз за разом звали вперед — когда над головой такая сияющая красота, невозможно таиться где-то в тени. Он же не крот: зубов больше, и все острые, когти длиннее, глаза зрячие. И хищник вышел на свет, и больше не захотел прятаться. И увидев мир вокруг во всем его блеске, нашел себе новый дом на другом конце света, и стал его оберегать, выходя на охоту уже не ради выживания. Ради жизни. Крысы, мыши и другие мелкие грызуны всегда первыми чуют опасность и, трусливо поджав хвосты, пытаются сбежать. Имеется смысл расставить мышеловки, но есть способ и проще: найти самый легкий путь к отступлению и затаиться, а дальше инстинкты сделают все сами — вон сердце уже возбужденно трепещет, дыхание настраивается на размеренные вдохи-выдохи, энергия в мышцах копится, трещит, как электрический заряд, перегнавший по мощности проводник. Хищник усилием воли успокаивается. Охота — это не просто бег, поимка и убийство. Охота — это терпеливое ожидание, это контроль над собой, это цепкая внимательность, холодный ум. Это осознание, что попытка всего одна, и упустить ее нельзя. Дичь, как и ожидалось, появилась в поле зрения — черная фигурка в плаще вынырнула из-за металлической двери, огляделась, выждала и, сделав пару пробных шагов, сорвалась на бег. Тут-то охотник и сделал свой ход. Первая пуля угодила ей в колено — жертва отчаянно ступила ногой, но будто не нашла в ней опору и плашмя повалилась на землю, прижавшись к ней всем телом. Целиться по ногам — та еще лотерея. Всегда есть риск попасть в бедренную артерию, и тогда быстрая смерть обеспечена. Но этот охотник убивал не потому, что это необходимо. Он делал это по причине того, что желал своему врагу смерти. Но уж точно не от кровопотери — это будет слишком неравноценно, все равно что посадить еще на три года. Это ничего не исправит, не изменит, не вернет. Это нечестная месть, это будто избавление от себя же. Будто спасение. Зверь отер с лица кровь и вышел из своего укрытия. Вторая пуля лизнула плечо, не задев ничего важного, но именно она и позволила наконец выдавить из крысы отчаянный писк, оборвавшийся не полузвуке, точно зубы впились в ее же шкурку. И отсечь лишнюю надежду, а то уже начала она подниматься на локтях, озираться по сторонам, искать, куда бежать и как спастись. Новая порция боли (или же осознание, что хищник совсем рядом, уже дышит в загривок) заставила ее оставить свои попытки. Шипя от боли и едва слышно вскрикивая в прикушенный рукав, она тяжело приняла сидячее положение, стараясь не шевелить травмированной ногой, и оглянулась на своего убийцу. Кажется, это был первый раз, когда Фриц увидел, какой гримасой на Хайтани Ране отражается страх. — Доигрался, сука? Разве я не предупреждал тебя, сволочь? — говорить было тяжело из-за травмированной челюсти, но и в этом была вина Рана, поэтому при каждой новой вспышке дергающей боли Карстен все больше чувствовал, как внутри разгорается ненависть к этому человеку. — Цирк кончился. Сейчас я покажу тебе, что все это время значили мои слова. В принципе видеть этого мальчишку было необычно в таком потрепанном виде: порванный плащ, волосы, слипшиеся так, что и не отличишь, где черная краска, а где кровь, перепачканное лицо. Король Роппонги снова пал — без своей ровной осанки, высокомерия во взгляде, острой ухмылки. Юный королек опустился на колени перед гончей, безумно оскалившей зубы, ожидая своей участи. — Сначала я нашпигую тебя свинцом. Потом заставлю выковырять все из себя и повторю. Так будет продолжаться до тех пор, пока твоя тушка не превратится в костяной фарш. Ран, закусив изнутри щеку, склонился над простреленным коленом, пытаясь обеими руками пережать нижнюю часть бедра. Его почти что трясло, но удивительного в этом не было — сутки выдались адские. Фриц был готов голову дать на отсечение: тот едва сдерживает слезы. Он-то уж точно знал эти ощущения — боль не идет ни в какое сравнение с отвратительной пульсацией в поврежденной конечности, когда кажется, что сердце сменило место дислокации, и артерия вот-вот лопнет от напряжения. Перед ним был человек, который впервые испытывает такую боль, который впервые видит собственную кровь в таком количестве. Дыхание, глубокое и частое, из его сломанного носа шумно вырывалось со свистом, пока парень со всех сил стискивал зубы, не зная, за что хвататься: нога или плечо. — Интересно, придет ли кто-нибудь на помощь?.. Уж точно не Ума, что даже знать тебя не хочет после всего, и уж точно не твой братец-кролик, у которого достаточно ума, чтобы не лезть в наши дела. Повезло мальчику, башковитые долго живут, а идиоты с крысиным мозгом сдыхают так, как им и положено — в пасти охотничьей собаки. Фриц сотню раз представлял себе этот момент. Как опускает голову Рана в таз с крутым кипятком. Как медленно вскрывает каждую вену в его теле, и обязательно поперек — вырисовывает их очертания острым лезвием. Как оставляет на коже мелкие насечки и посыпает их солью. Как филигранно освобождает от кожи и мышц его кости и заново собирает скелет, скрепляя шурупами. Как колотит его по лицу, пока оно не превратится в сплошное месиво, а черепно-мозговая травма не вгонит его в кому. Знакомая ведь история, даже сам Хайтани подтвердит. Расскажет от первого лица. Когда Ран убил его начальника — зама Предела, — ХХ августа двухтысячного, Фрица и рядом не было. И за это наказание от самого себя — юбицумэ. Но ведь правда всегда была в том, что он не чувствовал себя виноватым. Месть себе же — обыкновенная попытка избавиться от боли и бездействия, от бесконечно долгого ожидания, пока Хайтани отсидит свой мизерный срок. Отсидел. И сам пришел в капкан. — Я никогда не отдам тебе Безумный предел, — почти прошипел Карстен, опускаясь перед ним на корточки и приставляя пистолет ближе к лицу. Хайтани встрепенулся от его приближения, сделал неудачную попытку отползти назад, но, тут же скривившись, случайно дернул поврежденной ногой и только усилием воли не вскрикнул снова. Немец рывком сжал пальцами его подбородок, заставляя наконец посмотреть на себя, на лицо, которое Ран сегодня испортил. — Не заслужил. Не ты его поднимал и взращивал. Я не позволю тебе разрушить то единственное, что осталось у меня. Расстояние между дулом и его лбом было будто перетянуто серебряной нитью, что соединяла пулю с будущей смертью. Так всегда легче целиться, если представить ее — будто оружие уже связано с жертвой, и остается только лишь дать старт вечному механизму убийства. — Смотрел «Терминатора»? — Да. Взгляд Рана наконец сфокусировался, головокружение немного отступило, дав взбудораженному сознанию проясниться. В его глазах была холодная непокорная злость. Она вытеснила собой боль, растерянность, но не парализующий естество страх. Уж чего-чего, а достоинства Хайтани не занимать — даже в самой тупиковой ситуации не желает терять лицо, остается неприступным. Глаза горят. Только вот рука, зажимающая рану, крупно дрожит. Только вот губы плотно поджаты и искривлены. Только вот голос с таким трудом возвращается, ломается на каждом вздохе. В ответ на этот взгляд Фриц только усмехнулся. И спустил курок. — Hasta la vista, baby. Серебряная нить натянулась. И, сверкнув, разорвалась.