"Что ищешь ты, ветер, в просторах небесных ..."

      После импровизированного концерта в беседке Ричард попросил Берто перевести ему песню. Его не оставляло ощущение, что было там что-то важное, что-то предназначеное лично для него. Но тот лишь в общих чертах обрисовал сюжет и развёл руками: — Дикон, пойми, я не мастер в этих делах. Когда я начинаю петь, Хулио хватает свечи и шепчет заговор четверых, — рассмеялся Салина. Ричард не сдержал улыбки: приятель всегда славился своим умением посмеяться над собой. Сам же Окделл подобным талантом не обладал, попадая часто под град насмешек и подшучивания всех, кому не лень. — Ты лучше у Габри спроси. Он эту песню на талигойском тоже поёт. Если честно, я первый раз на кэналлийском её услышал. — Не пойду я к Габри, — надулся Дик. Просить еще этого. — Да брось, Зимородок добрый, он просто нелюдимый. Как Придд. Хотя если бы ты его в море увидел. Ух, ещё тот чертёнок. По мачтам только так скачет. Я раз его догнать попытался, да куда там. С ним разве кошки Леворукого смогут сладить. Адмирал ругается, но по мне — больше для вида. Один раз...       Маркиз продолжал болтать, а Ричард неожиданно для себя понял, что Зимородок всё же раздразнил его любопытство. Внутренне Окделл ощущал странное несоответствие, некую раздражающую неправильность, сквозившую в воспитаннике эра Рамона. Будто шпага с плохим балансом: на вид всё правильно, а не то.       Ну допустим, рассуждал Ричард, мальчишка похож на монсеньора: внешне, манерами, талантом в игре на гитаре и пении. И что? Учитывая славу на любовном фронте, которая явно переживёт своего героя, не нажить определённого количества бастардов было даже и неприлично в некотором роде. То, что этого «птенца» отдали на воспитание верному марикьярцу, тоже логично. А кому ещё? Вассалов у дома Алва считай и нет. А в Кэналлоа, видимо, все свободные семейства уже «заняты». Воображение рисовало огромное количество темноволосых синеглазых сорванцов, наводнивших знатные дома Кэналлоа.       Дик даже почувствовал некоторое подобие неловкости и вины перед Габриэлем. Сам-то Ричард был законным Повелителем Скал, наследником, пусть и опальным. Он гордо носил фамилию отца, ставшего символом чести и достоинства для дворянства. Его с рождения окружала семья: матушка, сёстры, дядя. У него был дом: бедный, холодный, — но свой дом. А этому «побочному плоду страсти» приходится жить при милости опекуна и приёмного родича. Какими бы талантами он ни обладал, как бы ни рвался в будущем на службе — он так и останется бастардом Великого Маршала.       Погрузившись в высокие размышления о судьбах незаконных потомков эра Рокэ, Ричард незаметно задремал, благо атмосфера библиотеки, куда он привёл друга, способствовала. Салина самзабвенно копался в старинных навигационных трактатах и картах, кои в изобилии наводняли полки особняка Алвы. Мерно тикали часы, само время словно замедлило бег, не нарушая строгую и благостную атмосферу книжного царства. Сквозь сон до слуха Дикона долетали звуки неторопливой песни, что красиво выводил звонкий голос, вторящий плачу струн.

Что ищешь ты, ветер,

В просторах небесных,

Куда ты спешишь

От пределов земных?

Что знаешь ты, ветер,

Об огненных песнях

Танцующих молний,

Скользя среди них?

      Перед глазами засверкала водная гладь, лучи солнца, отражаясь от сине-зелёных волн, сложили широкую, переливающуюся алмазными искрами, золотистую дорожку. А яркое голубое небо ныряло на горизонте в ждущие, гостеприимные воды. Внезапно прямо перед Ричардом выпорхнула маленькая птичка. Голубые перья, отливающие металлом, сверкнули на солнце. Ветер донёс шум волн.

Что видишь ты, ветер,

Летя над волнами,

О чем ты поёшь,

Поднимая их ввысь?

Что думаешь, ветер,

Паря над горами,

Свистя в седых скалах?

Ко мне прикоснись!

      Дик протянул руку, и птица села на запястье, внимательно глядя блестящими бусинками глаз. Он вдруг вспомнил, как вместе с Айрис кормил свиристелей и красногрудых коронадо,что алели на фоне ослепительно белых снегов.       Птица не пыталась улететь, сновала туда-сюда, смешно перебирая лапками, от чего было приятно и весело. Однако постепенно оперение стало темнеть, превращаясь из голубого в иссиня-чёрное, как небо над Надором в месяц летних ветров, когда господствует созвездие Малой кошки. Затем птица вспорхнула и на глазах выросла, превратившись в человека. Чёрные волосы развевались под порывами внезапно окрепшего ветра, а синие глаза в один миг оказались близко-близко, пристально смотрели, заглядывая в душу Ричарда. Песня звучала всё громче и торжественнее, вызывая бег мурашек от затылка по всей спине. Ричарду стало одновременно и жарко, и холодно, он не помнил сам себя, глубже погружаясь в завораживающую синеву глаз напротив.

Ты грозы рождаешь,

Ты волны вздымаешь,

Скалу разрушаешь,

Таков твой закон —

Извечно резвиться

Невидимой птицей,

Пронзая границы

Миров и времён.

      Глаза не исчезают, заслонив собой всё вокруг, но взгляд теплеет, в нём появляются оттенки сочувствия и радости. Внезапно вместо Габриэля перед Диком появляется большой индюк и голосом Хуана возвещает: — Всё готово, дор Габриэлло.       Дик вздрогнул и распахнул глаза. Ну и дела. Заснуть прямо в кресле. Хотя после обеда, как всегда с душой приготовленного заботливой Кончитой, приправленного отменным кэналлийским вином, оно и немудрено. Берто вон тоже захрапел прямо над очередной картой. Ричард усмехнулся, Альберто смешно сопел, щека, на которую он прилёг, уморительно растеклась по старинному изображению, а рот приоткрылся. Только что слюни не пускал прямо на древнюю карту. Дикон пожалел даже, что не умеет хорошо рисовать, вот бы навсегда запечатлеть это, то-то можно было бы повеселиться.       Мирную картину вдребезги разнёс пистолетный выстрел. Салина резко подскочил и в ужасе вытаращил глаза, дико вращая ими в тщетных попытках найти нежданного противника. — Cona da tua! — выругался он, когда за первым выстрелом последовал второй, а следом раздался восторженный свист и смех Хуана. — Grando disparo, dor Gabrielo! Exelento! — Gracias! — Габриэль засмеялся, звонко и легко. Окделл не поверил своим ушам, он и представить не мог, что этот мрачный бастард может так смеяться. Смех хрустальным колокольчиком пролетел, нежно касаясь слуха, и растворился в привычном лёгком шуме медленно подкрадывающегося вечера. Однако маркиз Салина не разделял настроения Дика: — Вот же треклятый Аlcedo! Приспичило ему упражняться, — проворчал оруженосец адмирала, сердито растирая шею. Сон со свёрнутой на бок головой дал о себе знать.       С улицы вновь послышались выстрелы, сопровождаемые уже хоровым художественным свистом и девичьим смехом, к Хуану, похоже, присоединилась остальная челядь. Не выдержав, Дикон высунулся в раскрытое окно. Его изумлённому взору предстал внутренний двор, превращённый стараниями Хуана в своеобразный тир. На приличном расстоянии от рассевшейся на ступенях и земле компании слуг на столах были разложены разные фрукты: от винограда до яблок. А Габриэль под подбадривающие свист и улюлюканье с двух рук целился в плоды, что ещё не были разнесены в клочки, оставив сочные яркие пятна на поверхности. Сам же виновник резкого пробуждения оруженосцев весело перебрасывался со слугами шуточками, очевидно весьма фривольного содержания, насколько мог судить Дик по вспыхивающим щекам служанок, что тем не менее не мешало им стрелять чёрными очами в сторону юнца.       Луис перезарядил пистолеты и почтительно протянул их Альмейде. Тот прицелился, но передумав, опустил оружие и задорно крикнул: — Lyanzar una moneda, Juan! — Сon mucho gusto, juveno dorо!       Хуан порылся в карманах и извлёк на свет блестящий суан. Габри кивнул, и Хуан, что-то пробормотав, высоко подбросил монету. Зимородок хищно сощурился, резко выбросил вперёд руку и выстрелил. Монетка жалобно и тихо звякнула о плиты двора. Луис рванул первым и торжественно поднял над головой... кольцо, поскольку пуля прошила мелкую монету насквозь, оставив лишь тонкий ободок. Луис весело оскалился, обнажая белоснежные широкие зубы и крикнул: — Кому колечко от дора?! — и бросил остатки монеты в сторону служанок. Те с визгом и хохотом бросились ловить «подарок». Повезло Микаэлле, шустрой черноволосой горничной, больше других заигрывавшей с порученцем. Она схватила «кольцо», как Леворукий грешную душу, принимая недовольные взгляды товарок.       Ричард раздражённо фыркнул: вот нашелся позёр. Теперь юный Повелитель Скал окончательно убедился для себя в истинном происхождении этого выскочки. Меткость стрельбы и непомерно живой интерес прекрасной половины слуг Алвы ещё раз убедили Дика в родственной связи Габри и монсеньора.       Окделл так и стоял, облокотившись на подоконник, когда Габри вдруг поднял голову и заметил оруженосца. Он приветливо помахал ему разряженным пистолетом и широко улыбнулся. Отчего-то этот простой дружеский жест смутил Ричарда, уже почти привыкшего к тому, что протеже адмирала смотрит на него, как на пустое место. Он поспешно отошёл от окна и хотел было позвать Альберто, но тот снова уткнулся в бумаги, что-то бормоча под нос. Дик махнул рукой и отправился бродить между полками.       Он медленно водил глазами по корешкам, когда взгляд наткнулся на книжку в красивом бархатном переплёте с серебряным шитьём. Так обычно переплетали книги, заказанные специально для библиотеки семьи Алва. Дикон потянул на себя небольшой томик и уставился на обложку: «Животный и растительный мир Кэналлоа». Нате вам. Он тупо пялился на книгу, размышляя, а не поставить ли обратно, но Альберто всё ещё не вынырнул из старинных манускриптов, Альмейда и Алва внезапно сорвались на приём к кардиналу. Общаться с мелким выскочкой желания не было, и Дик с изяществом гербового зверя плюхнулся обратно в кресло. Предмет мебели возмущённо скрипнул, но Ричард покрутился, устраиваясь удобнее, пихнул под локоть подушку, невесть как тут оказавшуюся, и погрузился в чтение под звуки выстрелов, смеха и девичьих взвизгиваний.       Как оказалось, животный мир родины его эра отличался удивительным разнообразием. Больше всего, Дика интересовал, конечно же, водный мир. Однако через полчаса продирания через безумные названия и жуткие картинки огромных зубастых рыб он пролистал вперёд. Глаз зацепился за красочные изображения птиц, и юноша внимательно изучил список, выискивая определённое название. Вот оно! Зимородок. Вскоре Ричард выяснил, что в Кэналлоа обитало несколько видов этих ярких птиц. Но царством зимородков по праву считалось графство Альцедо, получившее своё название как раз из-за огромного количества синепёрых маленьких речных охотников, населявших её живописные леса. По диагонали просмотрев скучную информацию о размерах, гнездовании и прочем, задержавшись на способности малютки взлетать из-под воды, он дошёл до самого интересного: поверий, легенд и мифов. Первая же информация повергла его в столь сильное изумление, что он застыл не хуже родных надорских скал, когда глаза пробежалась по строчке: «Название происходит от имени Альцеоны — дочери повелителя ветра Эоленце...».       Сердце неожиданно исполнило фанданго, после чего провалилось куда-то в живот и затихло. Ричард так бы и сидел, складывая все осколки мозаики в одно целое, если бы не приятель. Берто уже давно закончил свои изыскания и с тревогой поглядывал на живую статую в кресле. Но время шло, а отмирать Повелитель Скал, похоже, не планировал. Тогда Салина подошёл и встряхнул товарища. Дик вздрогнул всем телом, книга полетела на пол, а сам «съентифик» уставился странным подозрительным взглядом на однокорытника: — Зимородок. Ветер, — пробормотал Окделл, продолжая сидеть в кресле. Салина не на шутку испугался. Он поднял книгу, проверяя, не начитался ли Дикон каких древнегальтрских легенд, случайно произнеся заклинание. Но ничего и близко напоминающего заклятье в книге не обнаружил. Тогда он вздохнул и громко гаркнул прямо в ухо: — Дик! Подъём! — Не ори ты так, — недовольно скривился Ричард и встал, потягиваясь. Безумное выражение слиняло с лица, и он тихо серьёзно спросил: — Габриэль — сын соберано?