— Габриэль — сын соберано? — серые глаза, отливающие надорской сталью, как скалы вокруг замка, приобрели какое-то ледяное свечение, заставив Альберто невольно поёжиться. Он ещё никогда не видел Дика таким, опасным и спокойным. Он привык к его горячности, порывистости, а сейчас видел перед собой истинного Вепря. Мысленно он порадовался тому, что они всё же друзья. Со временем этот «кабанчик» станет опасным соперником.
— Дик. Послушай, — начал осторожно Берто, но его тут же перебили.
— Да или нет?! Закатные твари? Я не достоин правды?!
— Успокойся, Дикон! Я не знаю этого наверняка. Мне адмирал никогда не говорил напрямую. Всё, что мне известно, так это то, что Габриэль лишился матери очень рано, потом его растили при каком-то монастыре. Когда ему было двенадцать, монастырь сильно пострадал от пожара. Тогда его и взял к себе Альмейда. Вот и всё. Но я понимаю тебя. Слишком у них много общего.
— Спасибо. Прости, что накричал, — Ричард виновато посмотрел на друга. Берто не умел врать, подозревать его в том, что он умышленно скрыл происхождение кэналлийца, было просто недостойно.
— Всё хорошо, Дикон! — марикьярец широко улыбнулся. — Не бери в голову. О! Кажется эры вернулись. Идём.
Они вместе резво сбежали по лестнице и вышли к воротам. Алва и Альмейда как раз въезжали во двор. Габриэль тоже был там, но держался поодаль. Спешившись и поручив лошадей заботам Пако, Рокэ выцепил взглядом порученца и громко объявил:
— Граф Альцедо, хватит прятаться за спинами. Сегодня у нас праздник, в вашу честь, между прочим. Так что отсиживаться по углам не получится.
— Прошу прощения, — Дик готов был поклясться, что в обычно равнодушном взгляде промелькнул испуг.
— За что вы извиняетесь, — маршал насмешливо посмотрел на мальчишку, — граф. Прекратите смотреть на меня, как на Зверя Раканов. Я уже не раз повторял, я никого не ем. Вы получили официальный титул графа Альцедо и приличный надел в Кэналлоа. Заметьте, с лучшими виноградниками. Надеюсь, вы не станете задирать цены на вино вашему герцогу?
— Я не понимаю. Что это? Эр Рамон, что это значит? — юноша растерянно переводил взгляд с маршала на своего адмирала, и Ричарду внезапно захотелось поддержать его, настолько обескураженным выглядел Габри, тонкий, хрупкий, похожий на застигнутую врасплох птицу.
— Габриэль, Рокэ, — тёмные глаза Альмейды смотрели с тревогой и озабоченностью, — думаю нам надо поговорить.
— Вы правы, Рамон. Хуан! Шадди, вина и касеры! В кабинет. И вы, юноши, тоже идёмте. Вопрос касается всех нас, особенно меня, Габриэля и кстати, вас, герцог Окделл, тоже.
С этими словами соберано легко взбежал по ступеням. За ним последовал оруженосец. Рамон и Берто, шли следом, ведя побледневшего Габриэля. Ричард пытался собрать в более-менее стройную кучку мысли, но они рассыпались песчаными струями, никак не давая себя упорядочить. Он то и дело поглядывал на порученца, который походил скорее на приговорённого к немедленной казни мятежника, чем на новоиспечённого кэналлийского графа. Адмирал шёл рядом, приобнимая худые плечи подопечного, периодически говоря что-то на ухо. Тот машинально кивал, как дрессированный пони. Альберто молчал с мрачным видом, глядя прямо перед собой.
Кабинет эра встретил их полумраком. Свечи ещё не зажгли, а сумерки успели раскинуть своё серо-лиловое покрывало. Стало прохладно, и расторопный Хуан сразу затопил камин. Все расселись: Алва в кресле, оруженосцы на шкуре у камина, Рамон на софе вместе с Габриэлем. Суавес налил вина оруженосцам и адмиралу, пихнул буквально в руки Габри бокал со «слезой». Маршал же красноречиво водрузил на стол бутыль касеры и окинул присутствующих долгим взглядом. В кабинете сразу стало тяжело, атмосфера давила могильной плитой и Ричарду стало не по себе. Он рефлекторно потянулся к горлу, но дыханию ничего не мешало, и он успокоился. Надорский недуг на сей раз не набросился на юного Повелителя Скал. Он сделал большой глоток «крови» и перевёл взгляд на маршала. Тот маленькими глотками цедил касеру, не глядя ни на кого. Габриэль вцепился взглядом в лицо герцога дома Ветра, пальцы, стиснувшие бокал, побелели, а сам вид Зимородка кричал о страхе перед неизведанным. Наконец, Ворон поднял глаза.
— Итак. Сначала дело, потом сказки. Сегодня по моему прошению, всецело одобренному господином кардиналом, его величество подписал дарование вам титула графа Альцедо. Это графство — первый вассальный дом герцогства Алва, его глава — может стать наследником дома герцогов в случае, если у соберано нет наследников. В вашем случае, дорогой граф, в силу возраста вы не можете стать главой своего дома, вы поступаете под мою опеку. До момента совершеннолетия. По этим пунктам всё ясно?
Потрясённый новоявленный граф Альцедо кивнул, нервно сжимая хрусталь, так что Дик всерьёз опасался, что ещё немного, и бокал треснет, поранив тонкие пальцы. Соберано же будто не замечал смятения, пожирающего Габриэля, продолжая.
— Я безмерно ценю вклад дорогого Рамона в ваше воспитание. Но для наследника дома Алва этого недостаточно. Поэтому вы на ближайшие три года останетесь здесь. Я лично займусь вашим образованием и воспитанием. В противном случае вы тут долго не протянете.
Маршал говорил и говорил, не обращая внимания на реакцию присутствующих. Адмирал с непроницаемым лицом пил вино, Берто в каком-то ужасе во все глаза глядел на графа, а сам виновник переполоха белизной кожи и недвижимостью лица мог вполне составить конкуренцию мраморным статуям в особняке. «Твёрд и незыблем», сейчас этот девиз куда больше подходил Зимородку, застывшему изваянием на софе, чем истинному Повелителю Скал. И чего он так испугался, недоумевал Окделл. Он становился официальным наследником Первого маршала, да о таком большинство могло лишь мечтать. А этот...
Альмейда, посмотрев на бывшего теперь уже порученца, недовольно покачал головой, забрал бокал и в приказном порядке заставил сделать пару глотков. Это привело мальчишку в чувство, и он неожиданно зло уставился на Алву. Глаза, казавшиеся почти чёрными, недобро сощурились, делая его полной копией Ворона. Дику немного поплохело: он и с одним-то Алвой себя не в своей тарелке чувствовал, а тут сразу двое. А Габриэль, уже вполне успокоившись, пил вино, испепеляя нового опекуна взглядом. На попытку Рамона похлопать по плечу он резко дёрнулся, послав марикьярцу полный разочарования и презрения взгляд. Что ж, он имел на это право. Видимо перспектива, нарисованная Вороном, ставила крест на морских мечтаниях юнца. И в глубине души Дикон разделял его негодование. Кому понравится, когда с тобой обращаются, как со зверьком. Сегодня одни хозяева, завтра другие. Не зная, куда себя деть, Ричард поднялся и занялся своими обязанностями, а именно — наливанием вина в бокалы.
Эр закончил свою речь и наконец соизволил взглянуть на Габри. Тишиной, разлившейся по кабинету, можно было душить и давить. Казалось, проползи по стенке паук — все расслышали бы топот его лапок. Ричард замер с кувшином в руках, Альберто у камина, даже адмирал не двигался с поднесённым ко рту бокалом и перебегал глазами по лицам участников этой немой дуэли. Минуты издевательски медленно текли, напряжение росло, и Ричарду страстно захотелось оказаться в своей комнате, подальше от всех этих кэналлийских страстей. Кто их знает, что могут выкинуть эти Алва.
Видимо он так страстно этого желал, что где-то наверху его мольбы услышали. Герцог Алва вздохнул и бросил:
— Господа, прошу оставить нас с графом наедине.
— Рокэ, я прошу… — начал было Альмейда, но был остановлен жестом.
— Всё в порядке, просто есть вещи, о которых не говорят прилюдно, пусть и при друзьях.
— Конечно. Идёмте, молодые люди. — с этими словами, Рамон встал и поманил оруженосцев за собой.
Дик поклонился монсеньору, спросил дежурно, может ли он быть свободен, и, получив разрешение, направился к себе. Голова разваливалась от свалившегося на него известия, а паче всего от безумного количества вопросов, бесцеремонно вторгнувшихся в сознание и утомительно галдящих. После получасового шагания взад-вперёд по комнате он раздражённо упал в кресло. Надо было отвлечься, перенаправить бурлящие, как в котле, эмоции в мирное русло. Идея вылить их на бумагу показалась хорошей. И следующие минуты он провел в терзании пера и собственных губ.
Спустя час этих занятий он имел перепачканные чернилами пальцы, искусанные губы и зверски изгрызенное перо. Сонет не складывался. Удачные первые строки так и остались единственными, не вымаранными суровым внутренним критиком. Ричард откинулся на спинку, хмуро глядя в потолок. Из кабинета эра доносились отрывки беседы на кэналлийском, которая шла на повышенных тонах. Внезапно дверь скрипнула, а следом на стол взлетела серая лохматая молния. Закатные твари! Как он забыл, что в это время приспешник Леворукого выходит в свой ночной дозор. В доме Алвы кошек привечали, здраво рассуждая, что уж лучше они, чем крысы и мыши. А охотился Ызарг, как прозвали его слуги, отменно. Правда сейчас он избрал своей дичью ни в чём не повинный клочок бумаги. Схватив незавершённый сонет, отродье лабиринта рвануло вон из комнаты.
— Леворукий тебя побери! Ызарг! — юноша пулей понёсся за лохматым вором. Но проклятая тварь взлетела вверх по лестнице и скрылась в комнате. Ворвавшись следом, Дик осмотрелся. Кажется это была комната порученца адмирала, то есть бывшего порученца, зря он её не закрыл, кто знает, что может натворить серый обормот. Пушистая гадина сидел на столе, придерживая добычу лапой и пристально смотрела жёлтыми круглыми глазами. Осторожно приблизившись к столу, Ричард старался не выпускать из вида наглого кота, но тот не предпринимал попыток удрать. Когда же Окделл протянул руку, тот бесшумно соскочил, оставляя слегка порванный сонет, и с достоинством удалился.
— Ызарг кошачий! — выругался юноша, забирая бумагу. Он невольно пробежал глазами по столу. Взгляд упал на небольшой двойной портрет. С овальной формы полотна на Ричарда смотрели двое маленьких детей столь нежного возраста, что угадать пол было затруднительно. В одном он всё же безошибочно определил Габри, несмотря на круглые щёки и пухлые губы. Взгляд наследника дома Ворона уже тогда был узнаваем. Рядом неизвестный художник изобразил очаровательное светловолосое существо с милыми кудряшками и ямочками на щеках. Ричард разглядывал портрет и неожиданно для себя отметил, что различия между детьми — кажущиеся. По мере того, как юноша рассматривал изображения, он отмечал всё больше сходств в облике малышей. Кто это? Брат, сестра? Альберто ничего такого не рассказывал, да и маршал не упоминал при всех о родне мальчишки.
Голос эра, покинувшего кабинет, вывел Дика из состояния транса. Он очнулся и, осознав, насколько некрасиво смотрится, роясь в чужих вещах, спешно покинул комнату, комкая в руках безнадёжно испорченный листок. Спустившись вниз, он вернулся в свои покои и подумал уже, что самым правильным будет лечь спать, когда в дверь постучали. Он ожидал увидеть Берто или Пако, но к его немалому удивлению на пороге стоял Суавес.
— Дор Рикардо, простите за беспокойство. Могу я с вами поговорить? — услышать подобное от бывшего работорговца было настолько неожиданно, что Дик только молча кивнул и отступил в сторону, пропуская Хуана. Тот огляделся, проверяя, что его никто не видит, и скользнул внутрь.
— Дор Рикардо. У меня нехорошее предчувствие. Соберанито очень расстроен, он может наделать глупостей. Вас не затруднит сегодня лечь спать, не раздеваясь?
— Вы полагаете, что Габ… Что граф Альцедо сбежит? — удивлённо протянул Дик. О том, почему старая лиса явился с такими вопросами к нему, а не к Берто или адмиралу, он предпочитал не задумываться.
— Юный граф горяч и порывист. Возраст, — усмехнулся верный пёс Алвы, — так я могу рассчитывать на вашу помощь?
— Разумеется! — выпалил Дик прежде, чем успел подумать. Ему ли не знать, не понимать, что чувствовал сейчас сын этого чудовища. Внутри него закипала злость, несколько разбавленная дружеским участием.
— Где сейчас граф? — Ричард и сам не соображал, зачем он спрашивает, но Хуан понимающе склонил голову и ответил:
— В кабинете его светлости. Один. Соберано считает, что надо дать мальчику побыть одному, — он покачал головой, и Ричард догадался, что сейчас один из редких случаев, когда Суавес не согласен с хозяином.
— У вас не найдётся небольшой скамеечки?
— Найдётся, но разрешите узнать: зачем вам? — прищурился старый плут.
— Хочу поближе послушать игру дора, а на полу в коридоре сидеть неудобно, — оруженосец позволил себе улыбку и кивнул головой в сторону кабинета, откуда доносился надрывный плач гитары. Даже в этом «воронёнок» повторял своего родителя. Одна была надежда, что мальчишка не проводит время ещё и в обществе бутылок.
Суавес смекнул, к чему ведёт Ричард, и с ухмылкой пообещал достать. Ричард снял сапоги и бесшумно прокрался к знакомой двери, моля абвениев, чтобы погружённый в омут своих страданий Зимородок не услышал. Через пару минут Хуан приволок мягкий пуфик, и Ричард, удобно расположившись, прислушался.
Сперва Габриэль просто играл, выплёскивая свой гнев и обиду, немилосердно терзая струны гитары. Боль, чувство преданности адмиралом, не сообщившим истинной причины их визита в дом Первого маршала, отчаяние, нежелание смириться с судьбой. Как же хорошо его понимал наследник дома Скал. Первым порывом было войти и предложить помощь, но Дикон с досадой отмёл эту идею. Если мальчишка во всём похож на отца, то сочувствие — последнее, что ему сейчас нужно. Вороны справляются со всем сами.
Так что Ричард просто сидел и слушал. Мелодии сменились, стали спокойнее. То ли музыкант начал уставать, то ли и вправду утешился малость. Затем знакомый высокий, чуть надтреснутый, с хрипотцой голос запел:
Брат мой сводный,
брат мой с перевала,
Что мне делать с сердцем,
что болеть устало?
Чёрный камень заменит сердце,
Ай-яй-яй-яй, чёрный камень.
Ай-яй-яй-яй, чёрный камень.
Брат мой сводный,
брат мой с побережья,
Не отмыть ножа мне,
что убил надежду!
Горький ветер высушит слёзы,
Ай-яй-яй-яй, горький ветер.
Ай-яй-яй-яй, горький ветер.
Непроизвольно Дик вторил припеву, пока в голове продолжал звучать тревожный голос Хуана. Тот искренне волновался за Зимородка. И хотя Окделл понимал, что в подобном состоянии и правда можно совершить нечто дикое и нелепое, он не верил, что Альцедо на это способен. Слишком расчётливым казался. Попсихует, выскажет потом всё эру, да и угомонится. Хотя, чем Леворукий не шутит, у этого птенчика хватит наглости к примеру вызвать эра, как это уже сделал Ричард. А песня лилась, как вода просачиваясь через заслоны, прямо в душу, в сердце, больно и нежно царапая старые раны, заставляя кровоточить то, что казалось, уже отболело.
Брат мой сводный,
брат мой из пустыни,
Вспомнишь ли о мести,
когда труп остынет?
Алой кровью умоется сталь,
Ай-яй-яй-яй, алой кровью.
Ай-яй-яй-яй, алой кровью.
Брат мой сводный,
брат мой из дубравы,
Помянешь ли брата
на заре кровавой?
Струнным звоном расколется ночь,
Ай-яй-яй-яй, струнным звоном.
Ай-яй-яй-яй, струнным звоном.
Песня стихла, Ричард слышал, как Габриэль положил гитару. Шаги то приближались, то отдалялись, видимо граф бродил по комнате. Дикон замер, превратившись в слух, как тварь Леворукого, выслеживающая мышь. Вот скрипнула рама, Ричард напрягся, готовый ворваться в кабинет, когда прямо рядом послышался звук поворота ключа: Габриэль закрылся изнутри.
Окделл замер на мгновение, а затем сорвался, стремглав помчавшись по направлению к кухне, он был уверен, что застанет Хуана там, и не ошибся. Тот сразу вскочил из-за стола, опрокидывая кружку, едва взъерошенный Ричард нарисовался на пороге.
— Он заперся! — пояснять не пришлось, Хуан всё понял: раттоны знают, что задумал этот воронёнок. Суавес бросился в кабинет, пока Ричард пытался успокоиться. Противное холодное чувство страха неприятно расползалось от затылка по плечам. Он машинально приложил ладони глазам и провёл ими по направлению к вискам, даже не задумываясь, что повторяет манеру ненавидимого монсеньора. Он уговаривал себя, что раз Суавес там, то всё в порядке и волноваться не о чем, и это ему почти удалось, но грохот выбитой рамы и крики людей сообщили, что успокаиваться рано. А затем. Затем он расслышал ржание Моро и крик Пако:
— Нет! Соберанито! Моро убьёт вас!
— Fuero de mi caminas, Paco! — Моро заржал ещё раз, а затем раздался громкий цокот копыт, сопровождаемый полными ужаса воплями конюха. Рассуждать было некогда, если глупый мальчишка потеряется — плохо будет всем. Плана у Дикона не было, он просто отчётливо знал, что должен найти и вернуть это наказание эру. Но куда тот подался? Влекомый неведомым чувством, странным инстинктом, юноша кинулся на конюшню. Сона нервно металась в стойле, тревожно фыркая, и Ричарда осенило. Сестра сумасшедшего мориска всегда найдет брата, где бы тот ни был. Оседлать лошадь было минутным делом. Дик взлетел в седло не хуже своего эра и крикнул:
— Найди их, Сона! Hacia adelante!
Он ураганом пронёсся мимо Пако, решившего, что молодые доры окончательно спятили, и устремился во мрак летней ночи.
Хуан проводил его взглядом и улыбнулся, всматриваясь в звёздное небо.
— Bien hecho, jovencito. Eso es, te mantengo Anem!
