"Что ищешь ты, ветер, в просторах небесных ..."

      Летняя ночь чернильным шёлком разлилась по Олларии. Воздух успел остыть, и лёгкий ветер приятно холодил разгорячённое лицо несущегося по тёмным улицам всадника. Сону не нужно было подгонять: влекомая ей одной ведомой силой, лошадь мчалась тёмным вихрем, распугивая одиноких поздних прохожих и кошек. Достигнув площади Франциска Великого, Дик остановился. Эхо цокота копыт Моро раздавалось одновременно со всех сторон из-за особенности архитектуры зданий вокруг площади, и Ричард впервые пожалел об этом её удивительном свойстве. Сона тоже несколько растерялась, насколько можно так говорить по отношению к животным, и поворачивала морду то в один, то в другой проход, прядая нервно ушами. Ричард понимал, что паника ему сейчас ни к чему. Покружив ещё немного, он спешился, чтобы унять дрожь в руках после бешеной скачки. Ко всему в спешке сапоги он так и не надел и сумел здорово намять стопы стременами. Теперь через тонкую ткань чулок юноша ощущал, как нагретые за день камни отдавали своё тепло, приятно разминал сведённые пальцы. За этим занятием он неожиданно ощутил под ногами странную вибрацию, словно булыжники мостовой разом пришли в движение. Пережив первый приступ страха, Ричард заметил, что от движения камней ему было… хорошо, а еще через несколько мгновений он услышал их. Серые камни мостовой говорили. Права была старая Нэн, не раз повторявшая, что Повелителю Скал камень всегда отзовётся.       Сперва он различил лишь нестройный хор гулких тихих голосов. Он замер, как и Сона: умное животное наверняка ещё раньше учуяла, что камни говорят. Ричард прислушался: «Восток шепчет… Волны Данара помогут… Ве́тра ночного песню слушай.» Данар! Верно, недалеко от городской стены располагались речные пороги, шум воды в этом месте заглушал все звуки, вот только место пользовалось дурной славой. Торчащие из воды осколки скал, острые, как шипы, грозили немедленной смертью случайно оступившемуся с крутого берега путнику. А уж ночью это проще простого. Как раз сегодня после обеда Луис на весь двор рассказывал очередную городскую страшилку про призраков погибших в этом месте. Ледяная волна страшной догадки окатила Окделла: неужели отчаявшийся дурак помчался туда. Вскочив на Сону, Ричард погнал её в сторону порогов. Только бы успеть, Создатель! Каррьяра! Идиот! Истерик нервный! Дикон на чём свет стоит костерил глупого мальчишку, даже не задаваясь вопросом: с каких пор жизнь и судьба кэналлийца его так волнуют. Однако правда жизни была в том, что посреди ночи гордый Повелитель скал нёсся во весь опор по следам графа-беглеца, живописуя в воображении, что он скажет ему, когда найдёт. Если найдёт.       Он и не заметил, как оказался у порогов: грохот бурлящей между скалами, падавшей с разной высоты уступов воды заглушал звуки. Дик с тревогой всматривался в пустынный высокий берег. Когда отчаяние почти затопило герцога Надора, из-за рваных грязно-серых туч милостиво выплыла луна, слабо освещая ночной пейзаж. И он увидел его, точнее их. Габриэль стоял, обнимая Моро за мощную шею, а это четвероногое чудовище смирно стояло, не делая ни малейшей попытки не то что лягнуть или укусить, а даже отойти. Мальчишка что-то говорил коню, а тот только порой фыркал и тряс огромной головой так, что грива закрывала голову соберанито. Опасаясь, что Зимородок услышит его и снова удерёт, Дик оставил Сону под прикрытием теней вековых клёнов и, крадучись, прячась за разросшимися кустами боярышника, начал приближаться. Расстояние около двадцати бье казалось огромным, идти приходилось по острым камням и корням, да и колючки кустов немилосердно царапали шею и лицо, но Ричард мужественно продолжал путь. Пока он раздумывал, как ему лучше поступить: заговорить или сразу хватать юношу (второе было опасно, учитывая близость жеребца), ветер донёс до его слуха всхлипывающие слова: — Спасибо тебе, Моро. Иди… Возвращайся к хозяину. Ну же. Давай. Ай! Пусти, сумасшедший конь! — вопль Габриэля вынудил Дика оставить своё укрытие и поспешить на выручку. Подлетев совсем близко, он замер, не веря своим глазам: Моро схватил мальчишку за колет, прямо на спине. Граф Альцедо тщетно пытался вырваться, смешно дёргаясь, но сделать ничего не мог, дотянуться до морды Моро не получалось. Дик не выдержал и в голос захохотал, прятаться не было нужды, конь монсеньора ни за что не выпустит беглеца. Как только Ричард оказался рядом и взял Габри за руку, Моро тут же разжал зубы и отошёл, будто ему наплевать на всех и вся. Соберанито резко повернулся и уставился на Окделла злющими, блестящими в свете луны глазами. — Se perca, javali nadorsky! — «выплюнул» он, сверкая белыми зубами. Но Ричард настолько обрадовался обнаружению пропажи живой и невредимой, что ему было не до обид, тем более языка он не знал, только по интонации догадываясь, что маленький кэналлиец не очень рад встрече. — Ругайтесь сколько влезет, граф, — усмехнулся в манере Первого маршала его оруженосец, — Мне разное в свой адрес слышать приходилось, так что поберегите вашу речь для монсеньора.        Окделл старался придать больше строгости голосу. Ноги ныли и саднили, а царапины на коже неприятно жгли, и всё из-за этого неразумного отпрыска. Габриэль дёргался, разражаясь потоком ругани, но хватка у оруженосца по сравнению с тощим Альцедо была почти стальной. Ричард ощутил дикую усталость, хотелось спать, а не таскаться босиком по берегам Данара. Поэтому он покрепче стиснул этого несносного «жеребёнка» и сказал твёрдо: — Прошу прощения, ваше сиятельство, но мы возвращаемся домой. Тренировки в семь утра мне никто не отменял, я хотел бы выспаться. — Катитесь куда хотите, а меня оставьте в покое, — кипятился мальчишка, брыкаясь, пока Дик невозмутимо тащил его к Соне. Сесть на коня герцога Ричарду не пришло бы в голову, даже упейся он «Дурной Кровью» до состояния своего гербового зверя.       Ему стало так хорошо и спокойно, что он лишь посмеивался, пока тащил Габриэля до Соны. Подойдя к лошади, он потянул за поводья, прося животное опустится на колени: лихо взлететь в седло вместе с мальчишкой явно не выйдет, а если он полезет первым, велик риск, что возмутитель спокойствия вновь удерёт. Сона, умница, всё поняла, и вскоре они мерно трусили по ночным улицам, сопровождаемые Моро. Одной рукой Ричард держал поводья, а другой крепко прижимал к себе Габриэля, который верно оценил весовые категории и перестал вырываться. Спустя пару минут он попытался правда снова осуществить свою задумку, но на сей раз просьбами: — Отпусти. — Нет! — отрезал Дик, — Я уже сказал, что хочу спать, а носиться за вами по всей Олларии у меня нет уже никаких сил. — А кто вам велел за мной носиться, господин герцог! Неужели соберано? — ехидно поинтересовался Габри. — Да, — на голубом глазу соврал Дик, не испытывая ни малейших угрызений совести. Эр так и так бы это приказал, оруженосец просто начал выполнять поручение несколько раньше, чем оно поступило. Как там в арифметике? От перемены мест слагаемых сумма не меняется? — Скажешь, что не нашёл, — как-то отчаянно прошептал Зимородок, вздыхая, — ну что тебе стоит?       Теперь пришёл черед вздыхать Дику. Говорить ему было лень, но, видимо, настырный наследник не отстанет. — Не поверят. Сона всегда найдет Моро, да будет вам известно. Поэтому я и погнался за вами. Ещё вопросы? — ответом был ещё более тяжёлый вздох. — Ты не понимаешь! Я как собака — не знаю, куда отправят завтра. Сначала монастырь, потом эр Рамон. Я решил, что обрёл дом. А оказалось, он просто держал меня временно. И ничего не говорил. Он предал меня. Я живу и не знаю, что будет завтра. Кто я на самом деле, куда исчезла Барб, — он вдруг как-то по-детски всхлипнул, и у Ричарда внутри что-то сжалось. Но новое имя заставило его оживиться, и он спросил: — Кто это, Барб? — Моя сестра, — тихо проговорил Альцедо, — мы росли в монастыре, а после пожара она исчезла. Никто не говорит мне, жива ли она вообще. — Прости, я не знал, — искренне произнёс Ричард, незаметно для для себя переходя на «ты». — Не извиняйся, — покачал головой Габри, шмыгая носом. Неожиданно он облокотился на всадника, и Дик почувствовал, как тело под его рукой сотрясает дрожью. Она волнами прокатывалась по спине и рукам соберанито, и надорский вепрь даже первый момент испугался — не судорога ли это, но вскоре понял, что мальчишку бьёт истерика. Волнения и эмоции превысили предел человечьих сил взведённого подростка, и он не выдержал. Он рыдал, громко и горько, а горячие капли, обжигая, падали на кисть Ричарда.       Дик остановил Сону, ожидая, пока приступ пройдёт. Он отпустил поводья и обеими руками прижал к себе юношу. Тот не сопротивлялся, выпуская со слезами всю горечь и боль, свалившиеся на него за последние сутки. Дик что-то бормотал в тёмные пряди, на ухо, пытался утешить: везти его в таком состоянии в особняк он считал неправильным. Он во многом понимал его и искренне сочувствовал. Истерика закончилась довольно быстро, вымотанный соберанито попросту уснул, пригревшись в медвежьих объятиях оруженосца. Ричард выдохнул: слава абвениям, Создателю и всем кошкам Леворукого. Он схватил поводья, пристроил поудобнее голову мальчишки на себе, чтобы она не раскачивалась при скачке, и пустил Сону неспешным аллюром. Моро уже давно исчез. Очевидно мориск счёл свою миссию выполненной и вернулся домой.       Когда Ричард въехал во двор, он впервые в жизни ощутил себя героем, вернувшимся с кровопролитной войны. Дом горел огнями, все слуги, адмирал, Берто и сам Первый маршал высыпали на улицу, застыв в немом удивлении. Первым очнулся герцог. Подойдя к прибывшим, он принял на руки сонного отпрыска и быстрым шагом направился в особняк, кивнув оруженосцу и бросив взгляд, что говорил красноречивей всяких слов. Следом подошёл было Пако, чтобы принять поводья, но его остановил Хуан. Бросив беглый взгляд на ноги Ричарда, старик покачал головой, подошёл к всаднику и встал, не давая спешиться: — Обопритесь на меня, дор Рикардо. Прыгать на плитку вам будет больно, — он улыбнулся, опускаясь на одно колено, заодно подставляя второе, как и свое крепкое плечо, Окделлу. Юноша признательно опёрся на Суавеса, а коснувшись уже холодных камней, ощутил прилив горячей благодарности: острая боль пополам с тянущими ощущениями вновь напомнила о себе. Пако забрал лошадь, а Хуан сопроводил Дика прямо в дом, поддерживая хромающего герцога.       Сонно клюя носом, Ричард еле держался пока Луис обрабатывал его раненые стопы: — Всё будет хорошо, дор Рико! — скалил он свои огромные зубы, ловко протирая порезы и синяки касерой и нанося сразу мазь, любезно предоставленную господином маршалом. — Заживёт, как на кошках Леворукого, Закатная тварь меня задери. Денёк отлежитесь — будете бегать быстрее прежнего. — Как ты нашёл его, Дикон? — Альберто тоже невоспитанно широко зевал, забывая прикрывать рот, но желание узнать подробности пересилило тягу ко сну. — Это не я, — устало пробормотал Ричард, жуя подогретый душевной Кончитой пирог. Женщина хлопотала над Ричардом, то и дело восклицая, какой же он герой и вообще «у неё сердце кровью обливалось, как он кинулся босиком, в ночь за соберанито». — Это Сона нашла Моро, а тот не дал сбежать графу, — меланхолично ответствовал Дик, наслаждаясь едой и тем, что стараниями Луиса боль наконец отступила. Царапины на лице уже промыли и обработали той же касерой и настоем трав, в желудке ощущалась приятная тяжесть, тело наливалось усталостью, но позволить себе позорно заснуть за столом прямо в кухне Дикон не мог. Он собирался сделать последний «рывок» и дойти до своей комнаты, когда заглянувший «на огонёк» эр Рамон выгнал любопытного оруженосца и уселся напротив. Альмейда выразительно посмотрел на присутствующих, и вскоре они остались вдвоём. Дик сонно моргнул и спросил: — Вы что-то хотели, эр Рамон? — Ричард. Ты сегодня проявил себя истинным Человеком Чести и достойным оруженосцем. Поверь, Росио этого никогда не забудет. Я завтра уезжаю назад, в Кэналлоа. Зная твое отношение к его светлости, я бы хотел смыть с его имени одно пятно, тщательно наносимое многими уже много лет. — Что вы имеете в виду? — Дик еле сидел, но серьёзный взгляд и тон, с которым говорил адмирал, заставил его собрать все силы и внимательно слушать. — Ты знаешь, что бывает с семьями и имуществом тех, кто попадает в Занху? Кто оканчивает свой земной путь на эшафоте? — Д-да, — с запинкой ответил юноша, не понимая, к чему ведёт адмирал. — То есть, если бы Эгмонт Окделл был пленён, а не убит на дуэли, сейчас бы ты не был герцогом Надорским, Повелителем скал, оруженосцем Первого маршала. Не сидел бы сейчас здесь, заслуженно принимая лавры героя. Ты когда-нибудь над этим задумывался? — чёрные глаза южанина проникновенно смотрели на Ричарда, пока осознание медленно, лениво наполняло собой голову. Он застыл, переваривая услышанное. Альмейда не торопил, понимая, что юноше нужно время, чтобы принять очевидные вещи, от которых его так долго отвлекали Люди Чести, взращивая в нём год за годом ненависть, воспитывая из него орудие, как они выражались, праведной мести. — Но дуэль. Отец хромал. Он был заведомо… — начал было Дик. — Линия! — резко и неожиданно громко оборвал его адмирал. — Что, простите? — Дик смешно хлопал ресницами, смягчив суровость собеседника. — Это была схватка на линии. Ты же знаешь, что это такое, — мягко проговорил Рамон, поднимаясь. Уже у двери он обернулся: — Я не защищаю Рокэ, хоть и готов отдать за него жизнь. Но ты должен сам определиться в своих суждениях и оценках, основываясь на правде, а не на лжи и исковерканной истине. Поверь, не все Лучшие Люди — подлецы и негодяи. И не все Люди Чести имеют право таковыми называться. Доброй ночи, Дикон. Пригляди за Габри. — Доброй ночи, господин адмирал.