"Что ищешь ты, ветер, в просторах небесных ..."

      Утренняя земля заднего двора — холодная, мокрая и скользкая от росы. Но иначе никак: сапоги стучат по мелким камешкам, а у привратников слух чуткий. Если шуметь — как пить дать сцапают, и прости-прощай семерная дуэль. А с ней и честь за компанию. Ладно ещё граф: именитые дворяне часто вмешиваются в дела отпрысков, неважно — законных или не очень. Но Ричард — другое дело. Не явись он на дуэль — «навозники» по всей Олларии разнесут, что надорский вепрь спрятался за спину монсеньора. Поэтому он не стал спорить с Габри, когда тот велел полквартала нести сапоги в руках. Что греха таить, если бы этот вражонок не вскрыл одному Леворукому известным способом двери своей и Окделла спален, плакали бы их честь и достоинство. Собственно, Дик уже и похоронил их вместе, сочинив эпитафию и почти рыдая. Однако едва забрезжил свет, Ричард едва не подскочил на кровати, заслышав характерное шкрябание у двери. Открывшаяся, как в сказке, дверь явила между тем не крысу, и не ведьму. Хмурый и взъерошенный Габриэль сунул нос в комнату и прошипев: «Быстро собирайся», — исчез. Окделл моментально оделся, прихватил оружие и выскользнул в коридор, здраво рассудив, что разобраться — Альцедо это или галлюцинации, он сможет по пути в Ноху.       Габриэль оказался вполне себе живым, невыспавшимся и ворчащим на эти gatunos замки́ и рассохшиеся двери. И вообще, куда Хуан смотрит и далее, по тексту. На вопрос, как он освободился и открыл двери, он гордо хмыкнул и заявил, что это секрет, освоенный ещё в монастыре, когда он пробирался к сестре, чтобы совершать ночные вылазки в богатые вишнёвые сады. Дик про себя ещё раз утвердился во мнении, что нарушать правила и плевать на то, что скажут на это другие, у Алва в крови. Хотя, если бы не находчивость Зимородка, от его хвалёной чести не осталось бы и следа сегодня. Вот и как теперь жить с пониманием того, что для сохранения этой вот самой чести порой приходится прибегать к не совсем достойным приёмам. И как же жизнь любит лишний раз его ткнуть носом, доказывая неоспоримый факт: для сохранения чистоты одного другой непременно вымажется по самое не хочу. И кто после этого будет истинным Человеком Чести?       Габриэль же не испытывал ни малейших угрызений совести, зевая и шлёпая, как ни в чем ни бывало, босыми ногами по мостовой и воровато озираясь в поисках возможной слежки. Дик же только через полквартала спохватился, что идёт, пялясь на мельтешащие ступни, казавшиеся ещё меньше из-за чёрной ткани чулок. «Вообще он какой-то странный, мелкий», — раздражённо подумал Ричард. Не знай герцог, как он умеет управляться со шпагой, в жизни бы не отправился с ним вместе на дуэль. Хотя кэналлийцы и не отличались габаритами, взять того же Пако. Ровесник Ричарда выглядел чуть крупнее соберанито.       Из раздумий об особенностях конституции южан его вывел спутник, объявивший, что пора бы обуться и прицепить оружие, как положено, а не тащить в руках, соблюдая тишину. Приведя себя в должный вид, они спокойно направились в Ноху. Улицы утренней Олларии были пустынны, небо затянули серые унылые тучи, и никому не было дела до двоих молодых людей, спешащих по своим делам, кроме одного человека, неприметно следовавшего за парочкой искателей неприятностей. Он то и дело прятался в нишах и за колоннами, наблюдая, куда именно направились юноши. После чего развернулся и со всех ног бросился в обратную сторону.       Колиньяр и шестеро других «навозников» уже ждали. Кошки знают, зачем они притащились в такую рань. Часы ещё не пробили и три четверти седьмого, когда герцог Окделл с графом Альцедо вошли под своды серых арок аббатства, и на них уставились семь пар разноцветных глаз.       После небольшого «обмена любезностями» между Ричардом и навозниками встал вопрос о порядке поединка. И тут оказалось, что к Ричарду есть претензии у всех, а к юному графу лишь у Манрика, Заля и Колиньяра. — Вам придется выбирать, Эстебан, — рассмеялся Северин, пошло улыбаясь, — вы просто нарасхват. — О да, бесспорно! И всё же придется выбирать, не будут же господа нападать на маркиза вдвоём, — прищурился Манрик. Дик мрачно взглянул на него: ясно как день, что именно так и поступит вся эта камарилья. — Доверимся Провидению, — высокопарно произнес Анатоль, картинно возводя очи к серому, как надорские скалы, небу, — дракон или решка. Кто победит — дерётся с господином Колиньяром первым.       Альцедо пожал плечами и холодно взглянул на маркиза Сабвэ. И вновь, как вчера, воздух стал сразу вязким и удушливым, движение ветра стихло, а тишина отдавалась в голове пугающей пустотой. Ричард нарочито кхекнул, отвлекая любителей странных гляделок. Оба одновременно вздрогнули, будто очнулись от сна, и синхронно отступили назад, продолжая прожигать друг друга ненавидящими взглядами. — Дракон — Окделл, решка — граф, — объявил Анатоль, подбрасывая в ладони блестящий тал. — Как угодно, — невозмутимо ответил Ричард, сдерживая волнение. Он вдруг испытал странное неприятное чувство тревоги, глядя на тонкую фигуру Габриэля. Он, конечно, неплохо фехтует, но против молодого «медведя» шансов у Зимородка нет. И вообще, здесь, среди серых мрачных стен, повидавших не одну смерть, на плитах, напоённых кровью стольких защитников чести, юный граф смотрелся неправильно, не на месте. Дика охватило странное горячее желание спрятать мальчишку, убрать, закрыть от компании жаждущих крови ызаргов. Но увы, менять правила уже поздно. Единственное, о чем Ричард молил Создателя, чтобы выпал Дракон. Анатоль подбросил высоко вверх монету…       Выстрел эхом прокатился по двору, отражаясь от стен. Оставшийся от монеты тонкий ободок звонко ударился о гранит. Все обернулись. — Роскошно! А почему вас так мало? — герцог Алва, собственной персоной, вплыл верхом на своём четвероногом чудовище, причём абсолютно бесшумно. Священный ужас в глазах всех присутствующих, однако, быстро пропал. Неслышимость объяснилась обмотанными тряпками копытами Моро. Спешившись, Рокэ медленно обвёл глазами собравшихся, усмехнулся в ответ на мечущие молнии убийственные взгляды Габриэля, сердито зыркнул на оруженосца и, наконец, упёрся тяжёлым взглядом в Колиньяра. К чести последнего, тот даже не поменял выражения лица, продолжая дерзко и нагло смотреть прямо на маршала. — Я не буду интересоваться, как вы тут очутились, — вежливо проговорил Алва, вновь переключая внимание на «дезертиров», — но раз уж я тоже здесь, позвольте полюбопытствовать: почему эти благородные дворяне стоят в позиции для дуэли, если планировали убийство. — Это и есть дуэль! — запальчиво воскликнул Эстебан, сдерживая нервную дрожь. При всей своей бурной натуре, маркиз не был идиотом и прекрасно осознавал, чем ему может обернуться затянувшаяся шутка над Окделлом. Если маршал и правда решит, что жизни графа угрожали — постоянное пребывание в Багерлее ему обеспечено. Манрик выкрутится, а остальные открестятся. — Семеро против двоих? Один из которых даже в Лаик не обучался. Успокойтесь, граф! — он раздражённо махнул рукой, пресекая попытку возмутиться, — никто не сомневается в вашей способности украсить творение Создателя дополнительными вентиляционными отверстиями. Но есть правила. Вы же подставляете сих доблестных сынов отчизны. — Ваше сиятельство, взгляните, — граф всё же втиснулся между строем речей маршала и предъявил ему пару перчаток. Изогнув бровь, Алва изучил то, что некогда было предметом одежды, и спросил: — Чьё это? — вперёд несмело выступили Манрик и Заль. Они несколько спали с лица, но нашли в себе довольно храбрости не прятаться за спинами друзей. — Чудесно! Вот и верните им, а с господином маркизом я побеседую лично. Герцог, вам хватит остальных четверых? Вы не должны обижаться. В позицию, господа!       Манрик разозлился. Искренне, истово, как когда-то в детстве. Мелкий бастард нагло насадил его перчатку на шпагу, как на вертел, видимо намекая на род занятий далёкого предка. И Констанс сорвался. Он покажет этому мелкому выскочке! Не убьёт, но подправить тонкое холеное лицо можно. Он рассчитывал, что мальчишки надолго не хватит. Слишком мал, тонок, да и муштру Лаика не прошёл. Хотя откуда ему было знать, где, как и кто тренировал это ходячее безобразие. Увы, скромность размеров кэналлийский ублюдок, как мысленно его именовал потомок гоганов, компенсировал проворством, с ловкостью и скоростью чёрного горностая кружа вокруг соперника. Всякий раз, едва Константин был почти у цели, противник ускользал как угорь, не забывая контратаковать, возвращая виконта на только что отвоёванные позиции. По требованию маршала сражались или до первой крови, или до признания себя побеждённым. Но пока что ни того, ни другого достичь не удалось. Со стороны друзей послышались ехидные смешки. Манрик и сам понимал, насколько нелепо и обидно он смотрелся, неловко отражая выпады проклятого Кэналлийского бесёнка. Он в очередной раз сделал поспешный выпад, но гадёныш снова увернулся и… Сын тессория застыл, чувствуя как что-то острое касается самого ценного. Он испуганно бросил взгляд вниз и убедился в самом страшном: подлец не стал угрожать жизни, а пошло смеялся над ним, намекая на возможность лишить чести и достоинства прямо здесь, одним движением кисти. Судя по всему, вид у младшего из Манриков был такой, что двое приятелей, ожидавших своей порции «внимания» дома Алва, прыснули, а один посоветовал: — Сдавайтесь, виконт. А то вам прямо сейчас придется принимать сан.       Манрик сглотнул и внятно, с расстановкой, произнес: — Приношу извинения за те слова в парке. Я… Погорячился. — Принимается, — угроза была отведена от проигравшего, и он, полыхая пунцовыми щеками, поспешил убраться. На его месте сразу же возник Заль.       Ричард к тому моменту уже успел в прямом смысле надрать уши Анатолю и краем глаза наблюдал за Зимородком, пока Первый маршал развлекался, гоняя Эстебана. Вспотевший, в местами порванной рубахе, «навозник» напоминал хорошо потрёпанного щенка, тогда как противник даже не утомился. Дик ухмыльнулся про себя: Эсти жаждал попасть к этому Чудовищу в оруженосцы? Пусть пробует — каково это.       Следующий нападающий на герцога Окделла дрался вяло, будто по принуждению и, облегчено выдохнув, принёс извинения, как только шпага, выбитая повелителем Надора, виновато забренчала по плитам аббатства. Пользуясь краткой заминкой, Дик вновь поискал глазами Габри.       Противники кружили, обмениваясь пробными ударами, не срываясь в бездумные атаки. Но… Каррьяра, ругательство пронеслось в голове помимо воли. Ричард скрипнул зубами от злости, кроме шпаг левая рука каждого держала короткий клинок. Проклятье! Они не слышали, что приказал маршал? Нет! Они просто наплевали на все условности. Почуяли интересного соперника и радостно скалились, периодически «пробуя на вкус». Затылок Дика свело, что всегда служило предвестником страха, вот только боялся он не за себя. Тревога выплёскивалась из него с каждым ударом сердца, и он едва не проиграл третий поединок. Это немного отрезвило. С Жеромом Ремонсо отвлекаться нельзя. Всё же он слыл заядлым дуэлянтом, пусть и не всегда удачливым. Дик с раздражением завершил третий спор чести, а четвёртый «навозник» и сам не стал участвовать. Видимо, был уверен, что ему не придётся драться, потому и согласился. А сейчас струхнул. Он пробормотал дежурные слова и быстро удалился.       Заль и Альцедо продолжали свои экзерсисы. Пару раз клинки опасно свистели у лиц, хотя в остальном со стороны это смахивало на тренировочный бой. И вдруг они будто решились: дернувшись, противники ринулись навстречу друг другу; граф, подпустив Северина на опасно близкое расстояние, воспользовался низким ростом и буквально поднырнул под руку, чиркнув кинжалом по колету, оставляя прореху. Разозлённый Заль развернулся и повторил атаку, целясь уже прямо в лицо. Но Габриэль, этот юркий хорёк, вновь сумел увернуться, оказавшись сбоку от противника. Они бы ещё долго так резвились, но похоже сам Леворукий, наверное, решил посмеяться над другом маркиза. Заль споткнулся, пытаясь повторить лёгкий пируэт графа Альцедо, и неизящно грянулся на каменный пол двора, напугав шебуршащуюся у норы мышь, которая, возмущённо пискнув, бросилась прочь от страшного места. Северин поднялся, кряхтя и морщась. Правую руку он придерживал на уровне груди, как ребёнка. Видя противника в столь плачевном состоянии, граф Альцедо, убрал шпагу в ножны, сунул кинжал за пояс и направился к бывшему врагу, на ходу подбирая выпавший при падении клинок. — Думаю, сегодня нам придётся прервать беседу, — серьёзно проговорил он, отдавая оружие подоспевшему Анатолю, — прискорбно. С вами интересно сражаться. Как будете в состоянии держать шпагу — я к вашим услугам.       Северин внимательно посмотрел на него и неожиданно весело, превозмогая боль, улыбнулся: — Не думаю, что мы продолжим. Я приношу свои извинения и не имею претензий по поводу простреленной вами перчатки. И всё же прошу её вернуть. Сохраню на память о нашей стычке.       Габриэль недоумённо уставился на Заля, как на холтийского торговца. Но вскоре лицо его озарила искренняя улыбка: — Разумеется. Извинения приняты. Вот ваша перчатка. На прощание — позвольте поинтересоваться. Какие лично у вас были претензии к моей скромной персоне?        Северин нахмурился и поджал губы. А и правда, какие, кроме подтявкивания Колиньяру? — Лично у меня… Никаких. — выдавил он и вдруг покраснел. — Я так и думал, — кивнул сам себе юный граф. — Я также не питаю к вам ненависти. Более того. Поскольку нам с вами нечего делить, не стать ли нам друзьями? Хорошие друзья — подобны бусинам в дорогом жемчужном ожерелье. Их собирают всю жизнь. И вас я бы охотнее видел на своём, чем вражеском. — Друзьями? С вами, граф? Я. Почту за честь, — Заль серьёзно посмотрел на Габриэля, — сожалею, что не могу пожать вам руку. Кажется, я её серьезно повредил. — Ну значит нам определённо придется ещё раз встретиться.       Ричард смотрел и не верил своим глазам. Надменный Северин Заль запросто болтал с бастардом Алва, с тем, кому, судя по лицу, ещё минуту назад был готов выколоть глаза. Приятное ощущение тепла мгновенно разлилось по телу. Опасность миновала, Габри вне опасности, и можно не отвлекаться от основного зрелища.       Эстебан, оставшийся один на один с маршалом, бегал, яростно защищаясь, по всему двору. На раскрасневшемся лице эмоции устроили дикие пляски. Ненависть, ярость, растерянность напополам со страхом сменяли друг друга, как в бешеном калейдоскопе. Он начал уставать, больше даже от нервного напряжения. Шпага Первого маршала Талига раз за разом рассекала воздух в смертельной близости от шеи. Он и не заметил, что остальные закончили выяснение отношений, и отдыхали, глядя на них. А вот от Алвы, судя по всему, сей факт не ускользнул, и он решил закончить показательный урок. Молниеносный удар заставил маркиза Сабве осесть на поросшие мхом плиты Нохи, держась за проколотое плечо. Белая ткань мгновенно окрасилась алым. — Ваше счастье, маркиз, что в этом скандале оказался замешан граф Альцедо. Он слишком сентиментален и не простил бы мне вашу смерть. Так что живите. Рана ваша неопасна, но определённое время вы проведёте вдали от дуэлей, игр и интриг. Надеюсь, вы потратите его с пользой и сделаете выводы. В другой раз я уже не буду столь великодушен, — герцог развернулся и направился к своим подопечным, — Идёмте, господа. .