Отец и дочь:
Мы Да и Нет.
Отец и дочь:
Вопрос — ответ.
Как уберечь,
Спасти, помочь
Мой дух и плоть —
Родную дочь?
Родную дочь.
— Ты знал, что я почти год был женат? — Алва не смотрит на друга, устремив усталый взгляд за горизонт, выдавливает слова как сок из полусухого плода. — Что?!!! — Рокэ оборачивается, не без удовольствия наблюдая за реакцией обычно невозмутимого генерала. Глаза Эмиля похожи на два огромных тёмных круга, и Ворону чудится, что он смотрится в чашки с шадди, видя в каждой своё отражение. В другой раз он бы, наверное, расхохотался, но сейчас… Сейчас ему предстоит пройти через боль и горечь, явить на свет чувства, запечатанные похлеще изначальных тварей под Гальтарой, и даже идиотское выражение лица друга не может развеселить. — Её звали Оливия Дель Маре, — пауза, но Миль терпеливо ждёт, чувствуя, как крошится защитный панцирь, скрывающий то, что Алва берёг больше, наверное, чем самое себя. — Сирота, она воспитывалась у дальних родичей Варзова. Я случайно увидел её, когда приехал в дом опекуна с поручением. И пропал, как сопливый мальчишка. Если бы ты видел её, Эмиль. Святая Октавия… Она любила меня, как, наверное, никто ни до, ни после. Никогда. Её любовь была осязаема, словно она всегда была рядом. Мы виделись тайком, я писал ей письма, даже стихи. А потом об этом узнал маршал. Он отговаривал, увещевал. Но… Я никого не слышал. Я потерял голову. Всё свободное время я только и мог, что думать о ней, был готов вызвать на дуэль любого, кто хотя бы смотрел на неё. Но оказалось, что у её опекуна другие планы на Оливию и наследство девушки. Да и мой отец… Он и слышать не хотел о безродной девчонке, угрожал лишить титула и наследства… Хотя его можно было понять, — он замолчал. Спешившись, друзья просто стояли рядом. Генерал не торопил друга. Откровения шли одно за другим. Он слышал что-то об этой истории. Но они служили у разных эров, а армия — не королевский дворец, чужие амурные дела генералов и маршалов не интересуют. Но кто бы мог подумать. Рокэ и такое. — Оливия сбежала в монастырь и хотела принять постриг… Её служанка сообщила мне. Я еле успел. Слышал бы ты, что я там плёл аббатисе, — он усмехнулся, видимо припоминая тот диалог: — Она не выдержала, расчувствовалась и тайно приютила Оливию. А потом приехал Дорак. — Кардинал! — новые подробности падали на совершенно к этому не готового бравого кавалериста, выбивая все представления о логике и здравом смысле. — Тише, Миль, тише, — маршал замолчал, вновь устремив взгляд в степь, хмуря красивое лицо. Ветер то и дело налетал на них, играя в отросших волосах, трепля гривы коней и припудривая дорожной пылью. Генерал озадаченно вертел в руках рукоять шпаги, пытаясь представить Рокэ влюблённым мальчишкой в духе Ричарда. Воображение живо нарисовало сияющие синими звёздами сапфировые глаза и восторженный взгляд. Мог. Конечно мог, он же южанин. Для него любить — то же, что и дышать. Сколько лет он уже не дышит? По крайней мере это многое объясняет. Рокэ усмехнулся свои воспоминаниям. — Да. Он тогда ещё был аббатом и прибыл в Торку по делам церковным. Он и обвенчал нас, тайно. Не знаю почему, он так и не сказал. Может какие планы имел или не прочь был подразнить сильных мира сего. Кто знает, может отцу моему насолить хотел. Они частенько спорили. Сейчас это не имеет значения. Я провел с ней одну ночь. Всего одну. Фок Варзов уезжал на север, и нам пришлось расстаться надолго. А потом получил тайное письмо от аббатисы, у которой она так и осталась. Оливия была беременна. Я был так счастлив. Миль! Я уже подумывал отказаться ради неё от титула, если бы отец не разрешил! Ради Оливии и её ребёнка, нашего с ней ребёнка. Но северная кампания затянулась. Я рассчитывал вернуться к родам… Алва выругался на кэналлийском и замолчал. Савиньяк поражённо глядел на него. Всё походило на пьесу в стиле Дидериха или Вененна. Может поэтому друг и не любил этих рифмоплётов, едко осыпая оскорбительными эпитетами их творения. Тяжело вздохнув, Ворон продолжил. — Она умерла. Во время родов. Аббатиса сказала, что не смогла разродиться. Чёрт! Даже на её могиле не написали Оливия Алва! Сестра Октавия. Сестра, Миль! — он схватил камень и зашвырнул его в поле. Тот упал на приличном расстоянии с глухим стуком. Мимо них пролетела большая стрекоза, в вышине пронзительно закричала птица. Эмиль машинально посмотрел на теснящиеся на небосклоне облака. Сизо-белые, рваные и неопрятные они беспокойно толкались, предупреждая о скором дожде. Алва потёр виски и продолжил: — Тогда я стал искать смерти. Но и она отвернулась от меня. Это дама предпочитает счастливых. Я запретил себе любить. Мои бастарды умирали в раннем возрасте. Я поверил в проклятие. А недавно… Недавно я узнал, что Оливия умерла одна. А детей просто спрятали. Даже от меня. — Детей! — Да. Моя маленькая девочка покинула этот мир, подарив напоследок маленькие копии. — Погоди, значит этот граф, про которого ты рассказывал — один из них. Это твой сын? — Савиньяк нервно закружил вокруг коней. Деятельная натура кипела от переизбытка эмоций и информации. Решительно к такому «бою» он был не готов. — Но зачем?! Зачем было прятать их? — Дорак. Кто ж знал, что он способен так хранить тайну. Мне он сказал, что опасался. Сначала гнева отца. Потом мести врагов. Дети могли легко стать заложниками в гнусных играх типов вроде Штанцлера, как законные наследники. До двенадцати лет они росли при монастыре в Дораке. К слову, старый хитрец дал им вполне сносное образование. Потом там случился пожар. Кардинал не верил в случайность. А может у него развилась уже тогда паранойя. Хитрая лиса, он разделил их. Рамон четыре года растил Габри. А вот вторая дочь оказалась… Ты не поверишь. В Торке! Под опекой семьи Катершванц! Ты можешь представить, — маршал нервно рассмеялся злым смехом, — Бергеры опекают Кэналлийскую наследницу. У абвениев неплохое чувство юмора. — Погоди! Что значит вторая?! — Алва с сочувствием взглянул на друга, всё же многовато новостей на одного Савиньяка. Но кто сказал, что быть другом Рокэ Алвы легко? Назвался — терпи. — Габриэль Альцедо на самом деле не граф, а маркиза Габриэлла Алвасете! Моя старшая дочь, а никому доселе не известная графиня Барбра Дитмар — её сестра, — Савиньяк глупо хлопал глазами и мотал головой. От этого он стал похож на бестолкового унара, который не выучил урок. Ворон не выдержал и улыбнулся. — Но зачем, Рокэ. Я уже ничего не понимаю. Зачем этот театр с переодеванием. — А что мог сделать Рамон? Кардинал поставил его перед фактом. Наверняка надавил на нужные струны. К тому же эти проклятые ызарги чести на Марикьяру не суются лишний раз, предпочитая пакостить с комфортом в столице. Да и не до сплетен на море. А куда бы он дел мою копию в юбке? Да он бы замучился охранять её! Нет. Он сделал всё верно. А мальчишка, скачущий по вантам и мачтам… Кто на него посмотрит. Он научил её защищаться и нападать. А главное — видеть ложь и искать ответы. — Когда ты узнал? — Когда он привез её. Я сразу заподозрил подвох. А потом уж он выложил всё начистоту. Он просто боялся, что не сможет больше скрывать, кто она на самом деле. И на полноценную войну он бы её никогда не потащил. А ситуация на морях тебе известна не хуже моего. — А Ричард? Он знает? — Миль! Это же Окделл. Нет. Он даже не подозревает. Именно поэтому рядом с ним тайна была под надёжной защитой. Но в этом вся комедия и драма. — Драма? Только не говори, что твоя дочь влюбилась в этого кабанчика? — Если бы только это, — обречённо проговорил Ворон, скорбно сводя брови к переносице. — Хочешь сказать, — осторожно начал Савиньяк, почти испуганно глядя на маршала. — Да. Наш надорский праведник решил, что воспылал страстью к графу Альцедо. К юноше. Девушку он в ней в упор не видит. И сходит с ума с самого начала кампании. — Он сам сказал тебе? — генерал ошарашено замер, забыв закрыть рот. — Нет конечно, — Алва одарил его взглядом, будто тот произнес нечто кощунственное, — после ранения мальчишка бредил. Я расслышал имя. А до этого… Нашёл письмо от Габриэллы и заговорённый кровью талисман. Она провела ритуал кровной связи. Ты… Перестань ржать! Савиньяк сидел на траве и, уткнувшись лбом в колени, громко и неприлично хохотал. Он смеялся, рыдая и чуть не подхрюкивая, и едва ли не стонал. А когда поднял лицо, Ворон почти подавился воздухом. Давненько он не видел, чтобы друг так веселился. Лицо стало пунцовым, а из глаз текли слёзы. — Ох. Рокэ. Бедный Ричард. С его установками, воспитанием… Ох. Бедный мальчик. Почему ты ему не сказал? — утирая слёзы веселья, задал вопрос генерал. — Что знает Окделл, то знает гусь. Даже не специально, он мог выболтать. А уж что способен накрутить этот мерзкий интриган, даже страшно представить. После этого пришлось бы пристрелить кансилльера. — И все равно ты отправил её в Алвасете? — А что делать? Если даже живя при мне, она, будучи графом Альцедо, спелась с Окделлом и ввязалась в дуэль. — Ого! Так это правда! — Миль вскочил на ноги, азартно сверкая глазами. — Да, — нехотя буркнул Алва, хотя и был рад, что наконец может излить накопившееся за эти месяцы хоть кому-то, — едва не оскопила Константина Манрика и сцепилась с Залем, а после того, как он упал по её милости и повредил руку, предложила ему дружбу. Какова?! — Хороша! — в глазах Савиньяка плясали черти, он явно пришел в восторг от художеств юной маркизы. «Конечно, это ж не его дочь ищет приключений на свою голову», — раздражённо подумал маршал. — Жаль, сердце этой очаровательной особы уже занял Ричард! Я как всегда опоздал, — генерал скроил кислую мину, и Алва вновь не удержался от улыбки. Дамский угодник! — Так ты поэтому донимаешь его, — лицо Эмиля стало внезапно серьёзным. — Не знаю. Ну посуди сам, я убил его отца. Мы кровники. И вдруг в родственники? Да эреа Мирабелла проклянёт весь род. К тому же, зная Окделла, вероятнее всего он найдёт от чего страдать, — он помрачнел ещё больше. — Знаешь, Рокэ, если Габриэлла и правда твоя копия — ты вряд ли можешь что-то изменить. Скажи мальчишке правду. Пусть не доводит себя и любит на здоровье, как и положено в его возрасте. — Тебе легко говорить, не о твоём ребенке речь. Хотя ты прав, она — моя дочь. Один сплошной порыв ветра. Хочу и делаю, — вид ворчащего Первого маршала развеселил Савиньяка. Анекдот — главный любовник Талига оказался строгим ревнивым кэналлийским папашей. — То, что надо, чтобы удержать этого Надорского Вепря в узде, — хохотнул Эмиль, — к тому же, если ты опасаешься козней кансилльера, титул герцогини Окделл послужит отличной защитой. Поверь, получив своё, этот кабанчик станет защищать её даже от Людей Чести. Если на Дарамском поле всё было так, как ты и описал. Мало найдётся желающих брать то, что принадлежит ему. — Возможно. — Ворон задумчиво ковырял носком землю. — А что делать со второй? Скорее всего она пошла в мать, раз уж не потребовался маскарад со сменой внешности. Значит, с первого взгляда её не связать с домом Алва. Но, Эмиль! Торка! Представляешь, какое она воспитание получила за четыре года там. Опекун упросил Рокслея, чтобы его жена позаботилась о ней в столице. Но этой потаскухе вряд ли будет дело до девочки. Миль, прекрати смеяться. — Первый маршал Талига — трепетный отец. Очаровательно. — Ворон устало потёр виски. — Сложно. И страшно. Страшно потерять их. Едва обретя. Я даже благодарен Дораку. Быть одновременно Рокэ Алвой и отцом… Невыносимо. — Рокэ. Почему ты всегда действуешь в одиночку? — Савиньяк мягко положил руку ему на плечо, — не пытайся решить всё. Это не война. Тут стратегии и тактики не хватит. — Говоришь, как мой отец, — усмехнулся Рокэ. — Неважно, как я говорю, важно что буду делать. Но если ты не попросишь, я не смогу помочь. — Звучит, словно у тебя есть идеи. — А если и так, — Миль хитро прищурился, — попробуй довериться хоть раз. — Будто я не доверял тебе свою жизнь десятки раз, — фыркнул Алва. — Одно дело твоя жизнь. И совсем другое — дочери. — И кто тут из нас отец? — кэналлиец ещё хмурится, но генерал видит, как разглаживается складка между густых бровей, уходит тяжесть из вновь ярких синих глаз. Значит он вновь готов лететь, если понадобится — и против ветра.