"Что ищешь ты, ветер, в просторах небесных ..."

— Опять грустишь, — Робер и сам не излучал веселье. «Честь и совесть всея Талигойи», как прозвал его Ричард, как всегда был уставшим и задумчивым. При этом врождённое чувство братской любви ко всему сущему позволяло замечать малейшие изменения в настроении друзей. А с Диком они сдружились очень тесно. Кроме Эпине, юноша с удовольствием общался с Матильдой. Вдовствующая принцесса, увидев его впервые, бледного, осунувшегося после долгого пути, недовольно покачала головой и пресекла все попытки Альдо и Робера засыпать Окделла вопросами: — Твою кавалерию! Да он сейчас тут и рухнет! Подождут ваши беседы. Мальчику нужны еда и сон.       Спорить с принцессой Алати, разумеется, желающих не нашлось. В тот вечер Дикон рухнул на кровать и проспал двенадцать часов. Во сне он метался, бормотал что-то несуразное. По счастью, ни Иноходца, ни Ракана рядом не было, а малочисленная челядь не вслушивалась особо в сонный бред молодого господина.       Наутро он вяло рассказал заученную историю. Также тихо и без эмоций отвечал, утоляя жадное любопытство принца; медленно, будто ещё не восстановился, цедил информацию. На удачу, Альдо оказался настолько самовлюблённым, что даже не подумал попытаться уличить Ричарда во лжи, завернув вопросы так, чтобы подловить. В основном этого Ричард и опасался. К тому же камни подозрительно молчали, нервируя герцога. Впрочем, всё обошлось — Эпине помнил Бакрию, как Дик его спасал и предлагал побег, так что сомнений в правдивости рассказа у него не возникло. Ну а Матильда видела в нём просто ещё одного мальчишку.       Ему нравилось общаться с ней, коротая редкие вечера за тонто или вьехарроном, когда Альдо развлекался вне дома. Для неё же он заказал игру багряноземельских шадов. Оказалось, что принцесса знает её, вот только ни внук, ни его друг не умели играть. Тем больше она прикипела к юноше. Двигая изящные костяные фигуры по доске, они беседовали о литературе, столице, дворе, легендах и пророчествах. Узнавая старую женщину Ричард мучался всё больше: совесть, успокоенная было осознанием великой миссии разведчика, очнулась, огляделась, и, засучив рукава, с удвоенным энтузиазмом начала грызть герцога Окделла. И сколько бы он ни напоминал себе, что стараниями Альдо и гоганов была развязана варастийская авантюра, что именно жажда трона унесла жизни множества людей, он испытывал стыд перед прекрасной искренней, пусть и немного грубоватой женщиной. Сомнения возросли стократ после того, как Робер однажды задал странный для него вопрос.       Тем вечером Иноходец нашёл Ричарда в саду, где тот скармливал птицам остатки печенья. Яркие пёстрые птички облепили мощные ладони герцога, переругиваясь и толкаясь ради угощения. А Дикон задумчиво смотрел на них, но мыслями явно блуждал где-то далеко. Заметив Эпине, он взмахнул руками, и птахи разлетелись как огни фейерверка. Затем он повернулся к маркизу: — Вы что-то хотели? — Давай на ты, Ричард. А то я совсем себя стариком чувствую, — грустно улыбнулся Робер. — Я…попробую. Мне непривычно, — Ричард смутился. — Так что в… ты хотел? — Как думаешь? Мы правильно поступаем? — Ты о чём? — Окделл забавно вскинул домиком брови. В груди у Робера защемило тоскливой болью: вот и этого юнца они вновь втягивают в непонятную заваруху с неизвестным финалом. — Обо всей этой затее с троном… — вздохнул Эпине. — Ах это… — Ричард помрачнел. — Не уверен, если честно. Как-то пусто на сердце. Кажется, что там ничего не ждёт нас. — Вот и мне. Кажется, — Эпине присел рядом на скамейку и задумался, созерцая оранжевый закат. — А Альдо знает? — О моих опасениях? Нет, — покачал головой Иноходец, — он мой сюзерен, я обязан ему служить. — Формально, — рассеянно бросил Дик. Он свёл брови к переносице и сразу стал похож на отца. За последний год он раздался в плечах, перестал брить усы и бороду, как и полагается истинным Людям Чести, и благодаря коротким усам и обозначившейся бородке стал почти полной копией Эгмонта. Только более задумчивым и молчаливым. Мальчик много слушал и редко говорил. Робер вдруг осознал, что там, в Бакранских горах, он видел совсем другого герцога Надора: порывистого горячего юнца, не заглядывающего далеко и не понимающего последствия поступков. С тем Ричардом ему бы не пришло в голову делиться подобными крамольными мыслями. — Формально? Что ты хочешь этим сказать? — Он ещё пока не король, — задумчиво проговорил Ричард, — мой отец тоже воевал не на свои деньги и рассчитывал на союзников. Ты сам помнишь, чем это закончилось. — Альдо не сунется пока кардинал и Алва держат Талиг. — Ты не знаешь разве? — Дик как-то отстранённо посмотрел в сторону Эпине. — Что? — Герцог Алва в Фельпе, а кардинал слёг с приступом и уехал в Кэналлоа. В Олларии неспокойно. — Как?! Когда ты узнал?! — Час назад. Значит, вы разминулись с Альдо. Он ускакал к человеку Енниоля. Боюсь, наш принц всё же начнёт делать глупости, и очень скоро.       От слов Дика, и того, с какой интонацией они были сказаны, Робер поперхнулся воздухом: и это говорит мальчишка, которому и двадцати нет. Правды ради, этот «вепрёнок» прошёл войну, был ранен, крутился при дворе и учился, глядя на Ворона. И тем не менее, перемены в нём пугали Эпине. — Дик, — осторожно тронул он его за плечо. — С тобой всё в порядке?       Серые, отливающие сталью глаза впились в него отчаянным взглядом. В нём было всё: страх, решимость, надежда, вера. Вся эта смесь чувств хлынула на не ожидавшего Робера, затапливая как морская жадная волна во время прилива. — Робер. Люди не заслужили гражданской войны. А Альдо. Он. Он меня иногда пугает. Именно поэтому, — он тяжело вздохнул, — именно поэтому мы должны ехать с ним. Кто-то должен быть рядом, если он не справится. И это — ты, Робер. — Ты говоришь странные вещи, но почему-то они видятся мне верными. А Матильда? Не хочется её бросать. — Её бросишь. Ты всерьёз думаешь, что кто-то сможет остановить нашу неистовую принцессу? — рассмеялся Ричард, и взгляд его потеплел. Эпине тоже не смог сдержать улыбки. — Робер, — голос Дика стал серьёзным, — Альдо наверняка захочет расправиться с королём и маршалом. Так вот, этого нельзя допустить. Не могу объяснить, но от этого зависит судьба всех. Всего Талига, если хочешь. Эпине помотал головой: вот тебе и пришел за успокоением. Голова взрывалась от вопросов ещё больше. Но долго думать ему не дал примчавшийся принц. Горящие восторгом глаза и красные после скачки скулы красноречиво говорили, что глупости твориться начнут очень скоро.

******

      Взбудораженную внезапным исчезновением кардинала столицу трясло как в припадке судорог. Сначала в отсутствие кардинала и Лионеля, гонявшего на Севере распоясавшихся соседей, выпущенные из Багерлее братья королевы и те, кого по странному стечению обстоятельств не успели казнить за измену, устроили форменный беспредел, пользуясь отсутствием главного ужаса всех интриганов и врагов кардинала, Ворона. Короля взяли под стражу, супрем оказался в кандалах, а его наследник странным образом исчез, так что Жоан Колиньяр кусал локти и срывал недовольство на Вальтере Придде. И неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы к этой беде не присоединилась другая — новоявленный претендент на трон, Альдо Ракан. В рядах заговорщиков начались разброд и шатание, Рокслей и Килеан тут же испарились, обнаружившись в стане Ракана. Тессорий Манрик ходил с бледным лицом — «всё пропало». Король сидел в своих покоях и ждал участи, королева падала в обморок, а её братья срочно пытались организовать оборону.       Последнее не вышло, уставшие от бесконечных убийств, арестов и погромов жители отказались служить Ариго, требуя вернуть имущество и наладить жизнь. Однако этого не произошло. В результате армия частично перешла на сторону Ракана, а когда оказалось, что с ним наследник Повелителя Молний, и Повелитель Скал — участь Олларии была решена. Леопарды вновь заняли свои камеры в Багерлее, а во дворце началось великое переселение.       Ричард, едва попав в столицу, первым делом наведался в особняк на улице Акаций. Айрис нерешительно замерла на пороге, с какой-то болезненностью во взгляде всматриваясь в него. «Не знает», — пронеслось в голове у Ричарда и внутри что-то сжалось. Вот и нет у него сестры, ведь для неё он предатель и мерзавец. Хотя, это и к лучшему. Значит, их тайна будет в сохранности. Луиза и Селина также посмотрели на него с презрением. Что ж, пусть так. Он тряхнул головой и сказал: — Добрый день, госпожа Арамона. Счастлив видеть вас в добром здравии. — Сожалею, что не могу то же сказать вам. Если у вас нет тут срочных дел, я бы просила вас покинуть этот дом. Вам здесь не рады. — Я понимаю, но боюсь с таким взглядом на то, что сейчас происходит, Оллария — не лучшее место для вас. — Вы угрожаете? — вскинула бровь Луиза, прожигая его злым взглядом. Дик выдержал его и с достоинством произнёс: — Я — нет. Напротив, я бы очень хотел вас защитить. Но не всё в моей власти. Поэтому я первым делом прибыл сюда. Умоляю вас, не делитесь вашим мнением с кем бы то ни было. Самое лучшее — это выражать испуг и озабоченность состоянием ваших подопечных. Айрис я бы попросил пока воздержаться от посещения дворца. И вообще, в ближайшие дни не выходить на улицу. Всё самое необходимое вам доставят. — Какая забота, — едко бросила Арамона. — Вы можете говорить мне всё, что вам угодно, — Дик сделал акцент на слове «мне», — но ради безопасности остальных присутствующих в этом доме, прошу вас проявить лояльность по отношению к его величеству Альдо.       Луиза фыркнула и, смерив Ричарда презрительным взглядом, удалилась. Айрис и Селина последовали за ней. «Спокойно, герцог, — уговаривал себя Ричард, — ты знал, на что шёл, терпи. Зато ты сможешь защитить их». — Ричард, — знакомый голос вывел его из задумчивости. Он резко обернулся, встречаясь с холодными серо-зелёными глазами. Валентин, бледнее обычного, с залёгшими тенями под глазами, стоял в дверях и смотрел на него с сочувствием. Окделл еле сдержался, чтобы не броситься к нему, ведь он знал правду. Но он сдержал порыв, лишь кивнув и холодно поприветствовав друга. Роль надо отыгрывать до конца. — Здравствуйте, граф. — взгляд однокорытника потемнел, Валентин опустил голову и глухо сказал: — Герцог… — Простите? — Ричард непонимающе вскинул брови. — Вальтер Придд скончался в Багерлее две недели назад. Перед вами герцог Придд. — Вальхен! — вырвалось у Дика и он всё же подошёл к нему. Широкая ладонь опустилась на плечо спрута. Валентин кивнул и накрыл руку Ричарда своей.       Они не произнесли более ни слова, да и что мог он сказать человеку потерявшему отца. Повелитель Скал помнил, каково это. При всех сложных отношениях в доме Волн, Валентин любил отца. Нет таких слов, чтобы уменьшить скорбь от потери близкого человека. Но от Придда исходила такая волна боли, что Окделл не смог просто уйти. Неожиданно даже для себя он заключил изящного молчаливого Придда в тесное кольцо рук и прижал к себе, ощущая как часто стучит холодное по мнению многих сердце Повелителя Волн. Валентин не пытался вырваться, стоял, прикрыв глаза. Затем он легко отстранился и приподнял уголки губ. — Благодарю вас, герцог. Но право, я уже почти свыкся с осознанием того, что я отныне глава дома. Но я ценю вашу поддержку. Вы можете меня понять. — Герцог, — хрипло выдохнул Ричард, — я должен доложить его величеству Альдо о вашем желании или нежелании присягнуть ему. Валентин сперва удивлённо посмотрел на него, но Ричард сумел сделать такие глаза, что Придд быстро сообразил, что к чему и вернулся в привычное равнодушно-холодное состояние. — Думаю, что в сложившихся обстоятельствах мне следует последовать вашему примеру, — Дик облегчённо выдохнул, Валентин всё понял верно, а значит у них ещё один эорий.       Робер также недавно узнал о смерти деда и с извечно печальным лицом принял титул герцога Эпине и Повелителя Молний. Он долго упирался и не верил в возможность управления или хотя бы контакта со стихией. Но Ричард настойчиво подталкивал его, даже продемонстрировал воочию, как это. Естественно в отсутствие Альдо. Вот уж кому точно не стоит знать о том, что это не сказки. Робер сдался и с интересом стал экспериментировать с огнём свеч и пламенем камина. Стихия охотно отзывалась, вот только Альдо Ракана не признавала, искря при приближении последнего. — Странно, — недоумевал Робер, — Ракан сочетает в себе кровь всех Повелителей, но моя стихия не отвечает ему.       Ричард изображал непонимание. Ему скалы давно открыли истину, кем на самом деле был Альдо. Пока Дик не знал, как и когда воспользоваться полученным знанием, а посему молчал, прикидываясь неопытным юнцом, слепо идущим за анаксом. А кто являлся истинным Раканом, они с друзьями вычислили ещё до всей этой проклятой мистерии, корпя вместе с Габри над трудами историков. Поначалу он гнал от себя догадки и не желал признавать очевидное, но камни смеялись над его упорством гербового зверя пребывать в «счастливом неведении» и Дик поверил.       Клятву он принёс «истинному Ракану», а не Альдо Первому. Робер, помявшись, последовал его примеру, и Ричард облегчённо выдохнул, значит в случае обратного вращения шара судеб, гнев Абвениев не коснётся Повелителя Молний. Теперь настала очередь Валентина. Но в его хитрости герцог Окделл был уверен, этот скользкий, когда надо, Спрут точно знал, что, кому и когда говорить.       Повелитель Скал всматривался в осунувшееся и усталое лицо, думая, как лучше получить ответ на волнующий его вопрос. Он не знал ничего о Габри. По обрывочным сведениям она таки решилась побывать в Гальтаре (удалось ли ей задуманное), затем она вернулась в Олларию. Но после отъезда кардинала о ней, вернее о «маркизе Алвасете» никто ничего не знал. Камни, впрочем, ничего не сообщали. Но запястье горело от серебряного браслета с карасами и чёрной ройей, медальон царапал кожу.       Да ещё и Альдо… Вчера на все увещевания Эпине, что на изломе должны быть все четыре повелителя, а стихии пока не признали его Сердцем, анакс заявил с безумной улыбкой, что маркиз — прекрасная альтернатива. Пусть, мол, Ворон выбирает: жизнь его или наследника. Дик похолодел, Альдо с каждым днём становился всё более одержимым. Пока его отвлекали поисками реликвий Раканов, но рано или поздно Алва появится, долг Первого маршала приведёт его прямо в лапы безумца в золоте. А значит, оставался только один путь обеспечить Ворону гарантию, что его не вздёрнут на первом столбе. — Вы слишком громко думаете, герцог, — намешливо произнес Придд, излучая при этом доброжелательность, — нам много о чём надо поговорить. Думаю, по пути на улицу Мимоз мы успеем… Пообщаться.