Любовь в эпоху перемен

Репортаж о происшествии с Сергеем Разумовским Олег видит в одной из душных забегаловок пригорода Ашхабада. Телевизор, на котором хозяин заведения не иначе как из ностальгии смотрит российский «Первый канал», старше Олега раза в два и показывает соответственно. Но не узнать мелькающего в кадре Серого невозможно, а узнав, невозможно остаться сидеть в своём углу, и Олег, словно загипнотизированный, подходит к висящему под потолком ящику. Задирает голову — видео архивные, звук ужасный, и лишь по крупной надписи «Несчастный случай с основателем Vmeste» можно понять, о чём рассказывает бессменная Екатерина Андреева. Тем не менее Олег жадно ловит неразборчивые слова, и каждое из них отдаётся в ушах эхом: не уберёг. Не был рядом, не защитил, виноват, виноват, виноват. — Эй, кяфир! Твоя дограма! Олег не сразу понимает, что старик-чайханщик обращается к нему. Отлипает от телевизора, где уже начался другой сюжет, бормочет «Саг бол» и, взяв миску, возвращается за столик. Механически помешивая суп, твёрдо говорит совести: да, виноват. Но самое главное — как можно скорее вернуться, поэтому нечего тратить силы на бесполезную грызню. И когда он отдаёт чайханщику пустую посуду, то уже всем существом сконцентрирован на единственной цели. «Питер». Без денег и документов, через границы, непогоду, человеческое равнодушие, тысячи километров, утекающие водой в каракумский песок дни. Попутками, товарными составами, пешком — он всё-таки добирается. И это не меньшее чудо, чем удачный побег из ямы ИГИЛ. Старая квартира на Рубинштейна цела, запасной ключ по-прежнему лежит в тайнике за почтовыми ящиками. Внутри царит неприятный запах нежилого, отчего Олег в первую очередь распахивает настежь все окна. Затем отмывается, сбривает осточертевшую бороду и переодевается в цивильное. Одежда болтается на нём, как на вешалке, что, впрочем, его мало беспокоит. Джинсы ремнём удержатся, остальное неважно. Порывшись в комоде, Олег находит древний «сименс» с мёртвой сим-картой и небольшую сумму наличными. Распихивает найденное по карманам, думает, что хорошо бы чего-нибудь перекусить, но вина и тревога пересиливают голод. Поэтому он едет прямиком к башне: о том, что Серый жив и выписался, ему уже известно — мир не без добрых людей со смартфонами. Правда, журнашлюшки пишут, будто Сергей Разумовский отдыхает где-то на Лазурном берегу, — полная чушь, по мнению Олега. Серый чересчур хикки, чтобы по доброй воле вылезти из своей норы. Нет, он в Питере, вопрос лишь в том, захочется ли ему видеть блудного друга. Олег напрасно волнуется — Марго без вопросов впускает его, опознав по изображению с камеры. Благожелательно приветствует: — Здравствуйте, Олег. Давно вас не было. — Запутешествовался, — неприветливо отвечает он, нажимая на кнопки лифта. — Серый у себя? — Да. Олег удерживается от просьбы не говорить о неожиданном посетителе. Вместо этого на всякий случай уточняет: — Один? — Да. — Хорошо, — больше себе, чем Марго, отвечает он и замолкает, сосредотачиваясь на предстоящем разговоре. Лифт идёт вверх, меняются цифры на счётчике этажей, и когда створки раздвигаются, собранный до предела Олег выскальзывает в коридор текучей походкой спецназовца на задании. Чуть больше десятка бесшумных шагов, стеклянная дверь — и Серый. По-студенчески худой, со страшным рубцом на шее, натянутый, как тетива. — Олег?! Неверящий. Испуганный — почему? — Привет, — он всю дорогу придумывал, с чего начнёт, но не может вспомнить ни фразы. — Прости, что так долго не возвращался. Серый нервно дёргает кадыком, пятится к окну — боится? Его? — Эй, это же я. Что с тобой? — Что с тобой было? Олег делает шаг вперёд. Крошечный, почти незаметный, ожидая любую реакцию, кроме той, которая следует. Не спуская с него глаз, Серый изо всех сил бьёт кулаком по витрине стоящей рядом статуи. — Совсем сдурел?! Олег бросается к нему и буквально врезается в полный отчаянной решимости взгляд. — Не подходи! — хрипит Серый. В руке у него крупный осколок, по острой кромке неторопливо ползёт струйка крови. — Иначе знаешь, чем закончится. Чем закончится? От жуткой догадки у Олега волоски на загривке встают дыбом. — Хорошо, хорошо, — он выставляет перед собой раскрытые ладони. — Не подхожу. Теперь объясни спокойно, что за херня тебе в голову ударила. — Херня? — Осколок заливает кровь, только Серый, похоже, не чувствует боли. — Херня в том, что это не ты. К такому Олег не готов. — Не я? — беспомощно переспрашивает он. — А кто? — Глюк! — Словно плевок в лицо. — Потому что Олег погиб, я своими глазами видел штамп... Договорить Серому мешает мучительный кашель, но сказанного достаточно, чтобы в общих чертах разобраться в происходящем. Олегу невыносимо хочется выматериться, а ещё лучше — дать себе в морду. Успокоился, да? Решил, будто детские загоны остались в прошлом? И тут до него доходит последнее из сказанных Серым слов. — Погоди, ты читал моё личное дело? — Первую страницу, — сквозь кашель хрипит Серый. — Копию. Со штампом «Погиб». А ведь Олег ни на минуту не усомнился, что его записали в дезертиры, и оттого не рискнул обратиться в посольство. Что за помрачение, он же отлично знает, в какую сторону крутятся шестерёнки в мозгах военных бюрократов. Как можно было настолько облажаться? Неважно. Сейчас надо не посыпать голову пеплом, а убедить Серого, что перед ним реальный, живой Олег. Например, так. — Марго! — громко зовёт он, и на большом экране появляется милое девичье личико. — Слушаю вас, Олег. Серый вздрагивает, изумлённо переводит непонимающий взгляд с Олега на Марго и обратно. — Скажи, кто я? — Дать вам биографическую справку? — нечеловеческому интеллекту безразличны причины странного вопроса. — Да. — Волков Олег Романович, дата рождения — семнадцатое марта тысяча девятьсот девяносто первого года. Полных лет — двадцать восемь. Образование среднее. Род занятий — служащий по контракту... — Хватит, — прерывает её Серый. Теперь он смотрит только на Олега — преисполненный надежды и боящийся поверить. — Серёж, — случаи, когда Олег называл его так, можно пересчитать по пальцам одной руки, и все они — бесценны. — Это на самом деле я. Наш взвод нарвался на засаду, я чудом выжил, попал в плен, бежал и через хренову тучу километров и времени добрался сюда. Прости, что поздно. Осколок падает из ослабевших пальцев, Серый шмыгает носом, делает первый шаг — и оказывается у Олега в объятиях. Дышит ртом, стараясь не всхлипывать, цепляется за одежду, дрожит, как в лихорадке. — Ну что ты, что ты, — шепчет Олег в мягкие волосы у виска. — Ты молодец, не поверил сразу. А теперь всё в порядке, только руку тебе перевяжем, хорошо? — Х-хорошо, — заикаясь, бормочет Серый. — Г-господи, Олег, я же... Я ст-только наделал, ты не п-представляешь, я... — Потом расскажешь, если захочешь, — Олег деликатно усаживает его на диван. — Посиди чуть-чуть, я аптечку принесу. Аптечка же у тебя есть? — В ванной, — Серый разжимает руки с видимой неохотой. — Т-тумбочка под раковиной. — Понял. Я мигом. На счастье Серого, ранки чистые, без стекла. Олег долго и тщательно обрабатывает порезы, бинтует кажущуюся полупрозрачной кисть. — Не туго? Серый вяло мотает головой. — Хорошо. Олег закрепляет повязку, убирает бинты и зелёнку в аптечку, спрашивает: — Ты ужинал? Снова отрицательный жест. Что ж, теперь понятно, откуда эти богемные худоба и бледность. — Сейчас приготовлю что-нибудь. Он собирается встать, но Серый с неожиданной резвостью хватает его за руку. Сипит: — Погоди. Я должен рассказать. — Давай в следующий раз? — потому что от его голоса у Олега, как любила выражаться воспиталка Нелли Ивановна, сердце кровью обливается. — Нет, — Серый держит крепко, и Олег уступает. Устраивается на диване поудобнее, накрывает свободной ладонью забинтованные пальцы. — Я тебя слушаю. Серый говорит шёпотом, с усилием выталкивая из себя короткие фразы. Однако на увещевания Олега «Может, хватит на сегодня?» раз за разом упрямо продолжает рассказ. О том, как после условленного срока почти месяц ждал возвращения Олега и затем отправил запрос в военкомат. Как получил страшный ответ и не захотел его помнить. Как под личиной Олега вернулся Птица. Как появился Чумной доктор. Как... Внимательно слушающему Олегу не жаль убитых — по его мнению, богатым ублюдкам в аду самое место. Но он хорошо понимает, какой для Серого шок оказаться убийцей, и не может не сопереживать ему. А потом впервые звучит имя Игоря Грома, и Олег инстинктивно напрягается. Слушает о событиях рокового вечера в башне, о визите в больницу и чувствует, как каменеют желваки. Этого мусора необходимо убрать — слишком много знает, слишком опасен для Серого. Даже несмотря на то, что сам замазался дальше некуда. Но тут Серый вновь делает паузу, чтобы собраться с силами, и Олег, разом отставив человекоубийственные планы, веско говорит: — Всё, теперь точно хватит. Отдыхай, а я попробую что-нибудь изобрести тебе для горла. — Только не молоко! — хрипит Серый. — Ничего не обещаю, — с непроницаемым видом отзывается Олег. Аккуратно высвобождает кисть из ослабевшего захвата, встаёт на ноги. С нажимом повторяет: — Отдыхай, — и уходит на кухню. Вопреки давней нелюбви Серого к молоку, тот, кто отвечает за содержимое его холодильника, не забывает и об этом продукте. Чтобы как-то подсластить пилюлю, Олег делает горячий шоколад из найденной в буфете плитки горького «Линдта». Однако когда приносит кружку в кабинет, то обнаруживает сжавшегося в комок Серого крепко спящим на диване. У самой его головы лежит смартфон, и Олег, неодобрительно сжав губы, перекладывает гаджет на журнальный столик. Туда же ставит приготовленный шоколад и, немного посомневавшись, приносит из спальни подушку и одеяло. Первую подсовывает Серому под голову, вторым — укутывает до самого носа. Не совладав с искушением, ласково проводит ладонью по спутанным рыжим волосам. Сколько же ты пережил, как я вообще мог так надолго оставлять тебя одного? Всё что-то кому-то доказывал — что? кому? — и едва не потерял свою самую главную ценность. Тебя. Серый шумно выдыхает — будто зовёт кого-то. Олег склоняется ниже и разбирает бормотание: «Останься». Вздохнув, подтыкает одеяло, аккуратно садится рядом. — Останусь. Не бойся. Умница Марго гасит свет. Ночью Олег по солдатской привычке спит вполглаза. Слушает дыхание лежащего под боком Серого, в фоновом режиме обдумывает полученную информацию, отбивается от бешеной псины-совести, строит планы. Потом его всё-таки затягивает трясина сна без сновидений, из которой он выныривает уже в розово-пепельном рассветном сумраке. Открывает глаза и встречает пристальный, нечитаемый взгляд Серого. Шёпотом говорит: — Доброе утро. — Доброе, — также шёпотом отвечает Серый. — Я думал, ты мне приснился. — Не разочарован? — хотя Олег спрашивает в шутку, ответа он ждёт всерьёз. — Нет, — Серый не врёт, что успокаивает. — Я рад, — и это правда. — Как рука? — Нормально. — Горло? Серый морщится, не комментируя вслух. — Ясно, — Олегу ужасно не хочется подниматься, но в дурном самочувствии Серого есть и его вина. — Лежи, я пока завтраком займусь. Вчерашний шоколад отправляется в раковину. Пока на водяной бане готовится новая порция, Олег выливает на сковороду омлетную смесь и принимается за гренки. Появление Серого он чувствует затылком, тут же оборачивается, и тот, подойдя, протягивает ему свежую футболку. — Вот. Я тебя испачкал вчера. Олег не сразу соображает, что это он о крови из разрезанной ладони. А сообразив, хочет отмахнуться: «Да ну, на чёрном не видно», — однако Серый практически впихивает одежду ему в руки. — Видно. Спорить бесполезно, и Олег, стараясь действовать стремительно и ни в коем случае не поворачиваться к Серому спиной, меняет водолазку на белую футболку с принтом «Just попытайся». Вздыхает про себя: «Как типично», — и ловит взгляд широко распахнутых глаз Серого. С тоской думает: вот же чёрт, а это всего лишь шрам от осколка снаряда. Какой будет реакция, если Серый вдруг увидит, во что после плетей превратилась Олегова спина, лучше не представлять. — Это из той засады, — нужно хоть чем-нибудь нарушить повисшее молчание. Серый коротко кивает и отворачивается с неловким: — Извини. В ответ Олег пожимает плечами — за что ты извиняешься? — и возвращается к кулинарному действу. Шоколад Серый принимает благосклонно, омлет и гренки с сыром — ещё благосклоннее. — Надо бы специй купить, — замечает Олег, когда в кружке от целебного питья остаются одни разводы по стенкам. — Корицы там, имбиря, куркумы. — Напиши список, — теперь Серый разговаривает гораздо чище. — Я скажу, чтобы к вечеру было. — Ладно. — Пожалуй, кроме приправ он закажет всё необходимое для лазаньи. Если вкусы Серого не изменились, то к такому ужину он отнесётся с энтузиазмом. — Чем займёшься? — непринуждённо интересуется Серый. Олег делает кислую мину. — Документами. — Помощь нужна? — Да нет, сам справлюсь. — И вообще, какая помощь, кроме моральной? Для госчиновников Сергей Разумовский не авторитет. Это верно, но, как выясняется после завтрака, Олег забывает, что на бюрократов можно воздействовать и другими средствами. — Пользуйся без стеснения, — с таким комментарием Серый вручает ему банковскую карту. — Пароль: семнадцать ноль три. День рождения, чтобы наверняка не забыл. — Это лишнее, — Олег решительно кладёт карту на директорский стол. — Не лишнее. Потом отдашь, если принципиально. Олег, набычившись, сверлит Серого неодобрительным взглядом, однако тот не намерен отступать. — Возьми хотя бы для страховки. Вот из-за этого, хмуро думает Олег, я и подался в контрактники. — Спасибо, обойдусь, — на всякий случай он заводит руки за спину. — Ну что, до вечера? Раздосадованный Серый отвечает сухим кивком и отворачивается. Но когда собравшийся Олег подходит к двери, то слышит позади тихое: — Я буду ждать. — И я. Однако ни один из них не оборачивается. Что-то не так. Да, кажется будто они вернулись к прежнему распорядку: днём каждый занят своими делами, вечер и утро — вместе. Олег готовит завтраки и ужины, Серый подбирает фильмы, под которые потом засыпает на диване. Вот только после Олег, укрыв его одеялом, уезжает на Рубинштейна, чтобы до рассвета вернуться в башню. О чём Серый, естественно, в курсе, но остаться больше не просит. А ещё не расспрашивает о Сирии — возможно, понимая, что не получит ответа. И избегает лишних прикосновений — это Серый-то, воплощённая тактильность! Разумеется, Олега задевает и настораживает такое отношение, и всё же он молчит, уговаривая себя дать Серому больше времени. Пока однажды вечером не выдерживает, поймав очередной изучающий взгляд. Прекращает складывать в посудомойку грязные тарелки и жестко говорит: — Так, хватит. Давай начистоту. В чём дело? Серый, к своей чести, не разыгрывает непонимание. — Прости, — он действительно выглядит виноватым. — Никак не выходит поверить до конца. — Чему? — Кому, — поправляет Серый. — Тебе. — Мне? — Олег недоуменно встряхивает головой. — Погоди, ты всё ещё считаешь, что я — твой глюк? Серый отводит глаза и, вцепившись в спинку стула, как в опору, неуверенно начинает: — Я понимаю, это глупо. И Птицу я не чувствую. Просто иногда... Он делает паузу, а Олег незаметно выдыхает. Если проблема лишь в этом, то нестрашно. У него есть идеи по её устранению. — Серый, — он подходит близко-близко, отчего становится заметной их разница в росте. Невесомо касается кончиками пальцев нежной щеки, убирает за ухо шёлковую прядь. — Я настоящий. Только разреши мне доказать. — Не надо, — никогда прежде он не видел на лице Серого такой му́ки. — Прости, но я больше не хочу быть Пенелопой при Одиссее. — Каком Одиссее, Серый, ты о чём? Я не собираюсь уезжать, наоборот. Как только получу паспорт, буду искать работу здесь, в Питере. С армейкой завязано, чем хочешь поклянусь... Серый закрывает ему рот ладонью. Повторяет: — Не надо. Ты лучше меня знаешь: ты — солдат и бродяга. Питер очень скоро станет тебе тесен. Убирает руку, и они долго смотрят друг другу в глаза. Наконец Олег криво усмехается: — «Останемся друзьями»? Слушай, это же такая пошлость. Взгляд Серого — открытая рана. — Мне жаль, — у него срывается голос, отчего дальше приходится шептать. — Прошу, пойми: я не выдержу эту боль снова. Олег бы рад не понять и смертельно оскорбиться, но его настроенность на Серого до сих пор не сбита. А ещё он не умеет себе врать, поэтому не может отмахнуться от горькой правды в полученной отповеди. И потому отступает. Глухо произносит: — Мне тоже жаль. Зря я вернулся. И не глядя на Серого, выходит из кухни. Он до самого лифта ждёт, что его окликнут. Не дожидается.