***
Соблюдать внешние приличия у них получается только до лифта, где замкнутое пространство кабины практически мгновенно отключает наскребённый по сусекам самоконтроль. К счастью, лифт быстро поднимается до нужного этажа, и когда двери открываются, сохранивший чуть больше самообладания Серёжа утаскивает Игоря в квартиру. Сипло командует: «Марго, никого не впускать! Меня нет», — и зверски мешающая одежда наконец-то летит на пол. Пиджаки, рубашка, обувь и самое остохреневшее — водолазка с грёбаным высоким воротником. Отшвырнув её в сторону, Игорь с вампирской жадностью припадает к освобождённой Серёжиной шее. Тянет его за волосы, вынуждая сильнее запрокинуть голову, скользит губами по перечёркивающему горло рубцу — как будто поцелуями можно стереть с нежной кожи следы прошлого. Серёжа прерывисто выдыхает, до синяков вцепляется в плечи, но Игорь обращает на это внимание постольку-поскольку. У него сейчас единственная, жизненно важная цель: добраться до дивана. На который можно повалить такого шёлкового, горячего, вкусного Серёжу, а потом... Что конкретно «потом» Игорь пока не знает, но уверен: сориентируется. Однако ориентироваться не приходится. Когда они, едва не снеся к херам журнальный столик, падают на диван, Серёжа оказывается сверху. Осёдлывает Игоря, шепчет: «Можно, я сам?» — и, получив разрешение, ловко стаскивает с него брюки вместе с бельём. На секунду восхищённо замирает — Игорю даже становится неудобно от этого почти благоговейного взгляда, — а затем с естественной грацией наклоняется над Игоревым пахом. Обжигающе сладко. До головокружения и сотен иголочек под кожей, до огненной волны вдоль позвоночника, вынуждающей самому толкаться в щедрый на ласку рот. Каким чудом у Игоря хватает сил не кончить сразу — загадка для него самого. Но он держится, держится, держится, содрогаясь от волн блаженства, пока наконец Серёжа не поднимает голову. Нежно проводит ладонью по внутренней стороне бедра и чуть застенчиво просит: — Можно, я... сделаю тебе очень приятно? Очень? Разве может быть ещё приятнее? Игорь бы спросил, да кажется напрочь позабыл навык человеческой речи. Поэтому лишь коротко кивает в ответ: тебе можно всё. Без исключений. И Серёжа, будто расшифровав несказанное, светло улыбается. А затем вновь склоняется между широко разведённых ног. Опять становится горячо и сладко, но теперь градус кайфа снижает проснувшаяся настороженность. Игорь невольно отслеживает ласковые прикосновения — бёдра, ягодицы, ложбинка между — и автоматически сжимает кольцо мышц, догадываясь о продолжении. Потом вспоминает, что согласился на это сам, и заставляет себя расслабиться. Дискомфорт от чужого пальца внутри оказывается терпимым и вообще ощущается ровно до тех пор, пока этот самый палец не задевает некую до умопомрачения чувствительную точку. И тогда шуточки про массаж простаты резко перестают быть шуточками, железобетонная выдержка крошится, как обожжённый известняк, и всего за пару шумных вздохов Игоря буквально сносит оргазмом. Кажется, он даже ненадолго выпадает из реальности, а вернувшись, благодарно целует вытянувшегося рядом Серёжу и сообщает: — Знаешь, твоё «очень приятно» — на редкость охрененная штука. Серёжа довольно улыбается и тянет руку Игоря к своей расстёгнутой ширинке. Щекотно шепчет на ухо: «Поможешь мне чуть-чуть?», — и от его шёпота по спине пробегает добрый табун мурашек. — Зачем же чуть-чуть? — до этой минуты Игорь понятия не имел, что умеет говорить с интонациями мурлыкающего кота. — Я ведь тоже умею кое-что. И он наконец осуществляет первоначальный план по заваливанию Серёжи, а затем вдумчиво, без лишней поспешности демонстрирует умения, приобретённые за годы фактического отсутствия личной жизни. Серёжа нещадно грызёт губы и жмурится до щёточек ресниц, пока его раз за разом подводят к краю и раз за разом останавливаются на самом интересном месте. А когда финал всё-таки наступает, кончает с тихим, почти жалобным стоном. Тогда Игорь крепко прижимает его к себе и ждёт. — Ты охрененно много умеешь. Игорь усмехается — вернул-таки словечко — и поясняет внимательно рассматривающему его Серёже: — Годы тренировок. Серёжин взгляд становится ещё внимательнее. — Но так, как сегодня, было у тебя впервые, я прав? Догадливый. Впрочем, Игорь и не сомневался, что будет раскрыт. — Прав. — И ты настолько спокойно к этому относишься? Ну да, странновато выглядит. — Просто не всякое знание о себе требует обязательного подтверждения практикой. — Ясно, — Серёжа отводит глаза, будто стесняясь следующего вопроса. — Я понимаю, что это наверняка перебор, но... Скажи, ты как насчёт продолжения? Игорь ни секунды не раздумывает над ответом. — Положительно. — Поскольку они оба заслуживают большего, чем подростковый скорострельный перепих. — Только сначала, пожалуй, стоит в ванную... При упоминании ванной Серёжино лицо озаряет некая очевидно гениальная идея. — Согласен, — подхватывает он. — Правда, шампанское придётся заменить «Швепсом» — я теперь алкоголь дома не держу. — А... — окончание «зачем алкоголь?» Игорь благополучно проглатывает, вовремя вспомнив, что миллиардерская ванная, кроме всего прочего, предусматривает джакузи размером с небольшой бассейн. — К-хм. Ладно, «Швепс» так «Швепс». Но никакой ванильной пены и подобной хреноты, договорились? — Как скажешь. Серёжа — сама покладистость, однако, судя по хитринке во взгляде, договор очень скоро будет пересмотрен. И не в пользу Игоря.***
До чая, кто бы сомневался, дело так и не доходит. После ванной — с пеной, «Швепсом» и незабываемым опытом — хватает сил только на то, чтобы доползти до спальни и упасть в кровать. Кое-как закутав их обоих в одеяло, Игорь собственнически притягивает Серёжу к себе, утыкается носом в приятно пахнущий затылок и засыпает мёртвым сном. Чтобы вновь открыть глаза уже поздним утром, когда за окнами вовсю светит не по-питерски яркое солнце. «Ничего себе заспали», — зевает Игорь и поправляет одеяло на сладко сопящем ему в плечо Серёже. Стараясь не потревожить, касается губами золотисто-рыжих, как вдохновение Тициана, волос и не без изумления думает: вот это мы устроили вчера. Такого, по крайней мере с Игорем, не бывало даже во времена ранне-студенческого «играй гормона». Чтобы каждое касание — как к обнажённым нервам, а на любое желание — сразу ответ «да». Словно в последний раз, но ведь это же не так, верно? Это только начало долгой-долгой и, чем чёрт не шутит, счастливой истории. «Эк меня на сентиментальность пробило», — хмыкает Игорь. Собирается цинично добавить «Вот что секс животворящий делает» — и не добавляет. Потому как не в сексе дело, уже давно не. Может, даже с больницы и костра из костюма Чумного доктора. А может, и с первой встречи. Неслышно пересыпается песок времени, неторопливо ползёт по кровати солнечное пятно. Касается Серёжиной щеки, тот ворочается, просыпаясь, и со счастливым, из самой глубины души идущим вздохом открывает глаза. Смотрит на Игоря, слегка зарумянившись, улыбается: — Доброе утро. От его утончённой, нездешней красоты дышится через раз — где бы найти художника, у которого достанет таланта запечатлеть на холсте её отблеск? Или, хотя бы, какими словами сейчас выразить теснящиеся в груди чувства? Ведь всё, на что способен злящийся на собственное косноязычие Игорь, — это ответить «Доброе». А после беспомощно продолжить: — Я тебя люблю. Он и мысли не допускает, будто такой банальности может быть достаточно. Однако Серёжа расцветает, тянется за поцелуем, и песчинки в незримых часах послушно прекращают бег. А поцелуй всё длится, углубляется, и вот уже ладони скользят по шёлку кожи, спускаясь ниже и ниже, и как же здорово, что вчера они поленились одеваться, — теперь ничего не мешает... В этот момент Серёжин и Игорев желудки, будто сговорившись, хором издают громкую и настойчивую руладу, отчего весь романтический и, к-хм, эротический настрой летит в тартарары. — Придётся завтракать, — с огорчением резюмирует Серёжа. — Придётся, — в тон ему отзывается Игорь. — Только есть ли чем? — Найдём. И они находят — сначала домашнюю одежду для обоих, а затем набитый продуктами холодильник. Готовят в четыре руки, но в какой-то момент отвлекаются, увлекаются, и в реальность их возвращает только вой противопожарной сирены. С потолка обрушивается мелкодисперсный ливень, и мгновенно вымокшие Серёжа и Игорь отшатываются друг от друга. Растерянно озираются, наконец-то замечают запах горелого и чёрный дым над забытой сковородкой, переглядываются — и начинают хохотать, как умалишённые. Впрочем, Серёжин хохот быстро превращается в кашель, отчего у Игоря мгновенно пропадает желание смеяться. А Марго, потушив источник возгорания, отключает дренчеры и сирену, после чего вежливо сообщает, что с Сергеем срочно хочет связаться специалист по технике безопасности. Мокрый как мышь Серёжа, то ли посмеиваясь, то ли покашливая, шёпотом благодарит верную помощницу и уходит объясняться. Игорь же, решив, что уборщицу им звать не с руки, приступает к увлекательному квесту «Найди ведро и тряпку в квартире миллиардера». И, спасибо богатому ментовскому опыту, находит — аккурат к возвращению Серёжи. Вдвоём они быстро приводят кухню в относительно приличный вид. — А кушать как хотелось, так и хочется, — философски комментирует Игорь, выбрасывая в мусорное ведро угольки, в которых даже коллега Холмс вряд ли опознал бы оладьи. — Я пиццу заказал, — отзывается вытирающий стол Серёжа. — Две. Скоро доставят. — Продуманный ты товарищ, Серёга, — Игорь не хочет этого показывать, только на душе у него становится гораздо веселее. — В разведку с тобой ходить самое то. — Благодарю за доверие, — зато Серёжа удовольствия от похвалы не скрывает. Убирает тряпку, заводит за ухо ещё влажную прядь и между прочим замечает: — Надо бы нам переодеться, а то сквозняки, то да сё. — Надо бы, — кивает Игорь. — Да боюсь, пицца остынет. Они обмениваются говорящими взглядами, и Серёжа, ни мало не смущаясь тем, что его коварный замысел был так легко раскрыт, небрежно отмахивается. — В микроволновке подогреем. Оставленная в лифте пицца действительно успевает остыть, но несмотря на это с чаем заходит на ура. Сидя на памятном диване, Игорь очарованно наблюдает, как Серёжа непринуждённо расправляется со своей порцией. Солнечные лучи путаются у него в волосах, окутывают тончайшим газом, и от этого кажется, будто сам Серёжа светится мягким, тёплым сиянием. Всю жизнь любуйся — не налюбуешься. — Если ты будешь и дальше так смотреть, — вдруг говорит Серёжа, откладывая пиццу, — то я окончательно забью на советы врачей и начну болтать без остановки. От смущения. Игорь тут же переводит взгляд на свою чашку с чаем. — Всё, всё, не смотрю. Конечно, послушать умного человека всегда приятно, но горло твоё мы понапрасну мучить не станем. Казалось бы, ну что он такого сказал? Только Серёжа вдруг стремительно тянется к нему через полдивана, едва не переворачивая к чертям посуду и коробки, и целует — совершенно отчаянно. Будто надо так много сказать, а времени совсем нет, поэтому хотя бы действием, хотя бы... А со стены на них ласково смотрит медноволосая Венера. И улыбается.***
Первым о брошенной возле его двора «тесле» заговаривает Игорь, и Серёжа враз темнеет, словно кроме машины вспоминает о чём-то ещё. Тем не менее предлагает: «Прогуляемся за ней? Время есть, погода хорошая», — на что Игорь, не имея принципиальных возражений, отвечает согласием. Тогда Серёжа отправляется за забытыми в «роллс-ройсе» пакетами с одеждой, а оставшийся в одиночестве Игорь задумчиво меряет шагами кабинет. Формально — прикидывая маршрут, на деле — вспоминая и не переставая поражаться. Два? Ну ладно, чуть больше двух месяцев от «А теперь, мразь, говори, зачем ты убил всех этих людей» до «Я тебя люблю». И меньше суток — от «Разумовского» до «Серёжи». — Как такое, вообще, бывает? — бормочет Игорь, не замечая, что говорит вслух. Ерошит волосы на затылке: но ведь он же рад? И без раздумий подтверждает: да, очень, как никогда в жизни. Значит, всё хорошо? Лучше быть не может. И от этого-то ему и не по себе. Тишину пустой квартиры нарушает треньканье лифта, и Игорь, отбросив непонятные предчувствия, оборачивается к двери. Потому как жить нужно тем, что реально.***
То, что гулять с Серёжей — одно удовольствие, стало понятно ещё вчера, по дороге к Прокопенко. Вопреки распространённому мнению о физической форме задротов-программистов, он прекрасно держит привычный Игорю темп, и, что немаловажно, ему неподдельно интересен параллельный, не глянцевый, настоящий Питер. Питер обычных людей. Питер, который любит Игорь. «Надо обязательно сводить его на крышу. Из башни, конечно, тоже вид ого-го, но ощущение — не совсем то. А крышу он поймёт». Примерно на середине пути благостную размеренность прогулки нарушает происшествие: в них едва не врезается внезапно выскочивший из-за угла лихой самокатчик лет шестнадцати. Игорь в последний момент выдергивает из-под колёс замечтавшегося Серёжу и с интонациями бабки на лавочке комментирует: «Разъездились!». А потом замечает, что побледневший спутник до сих пор смотрит пацану вслед. — Что там? — Игорь тоже оборачивается и успевает заметить на курке самокатчика крупный рисунок со стилизованной маской Чумного. Вот говнище. — Серёж, — Игорь мягко трогает его за плечо, — это просто мода. Тупая и уже идущая на спад. — Да, — Серёжа заметно глотает, словно пропихивая вставший в горле комок. — Да, я понимаю. Идём дальше. Они идут, и постепенно к Серёже возвращается прежнее настроение. Потому что сложно думать о смерти и ночи, когда вокруг — солнечный, свежий день. Тем не менее Игорь решает закрепить результат проверенным средством и приводит их к ларьку с шавермой. Со своей шавой проголодавшийся за прогулку Серёжа расправляется с детдомовскими аппетитом и скоростью, так что оставшуюся Игореву они кусают уже вдвоём, по очереди. — Слушай, вкусно-то как! — Угу, — напрашивающийся комментарий про «ещё утром мяукала» Игорь благородно оставляет при себе. — Лучшая в городе, я проверял. — А доставка у них есть, не знаешь? — Серёжа неподдельно заинтересован, но тут его ждёт разочарование. — Скорее нет, чем да. А что, собирался вместо пиццы заказывать? — Может быть. Для разнообразия. Они минуют последний проулок и выходят к тому месту, где уже два дня скучает чёрная «тесла». Пока её блудный хозяин проверяет колёса и заряд аккумулятора, Игорь, стоя у открытой водительской двери, шутит: — Ну что, электричество не слили? — Нет, как полбака было, так и осталось, — подхватывает интонацию сидящий за рулём Серёжа. — То есть до дома хватит? Игорь уточняет без задней мысли, однако Серёжа вдруг теряет всякую весёлость. Выбирается из машины, немного мнётся, начиная: — До дома хватит, только... Замолкает и вскидывает на Игоря прямой взгляд: — Только мне необходимо ещё кое-куда съездить. Одному. И не обязательно быть сыщиком, чтобы догадаться, куда именно. Точнее, к кому именно. Впрочем, Серёжа и сам не собирается этого скрывать. — Понимаешь, мы с Олегом плохо расстались. Неправильно. И я не имею права это так оставить. Чуйка и ревность хором взвывают: «Не пускай!» — но Игорь зло приказывает им заткнуться. У Серёжи есть прошлое, и прошлое важное. Которое не получится игнорировать. — Понимаю, — хотя начало даётся с трудом, дальше идёт легче. — Езжай, раз считаешь нужным. Только эсэмэску скинь, когда вернёшься. По прежней схеме. Первая Серёжина реакция — крайнее изумление. Он явно не думал, что обойдётся без спора. А вторая — радостная благодарность и порывистое объятие. — Спасибо. «Не пускай!» Игорь всего на секунду сжимает Серёжу в ответ — и отпускает. Напоминает предательски севшим голосом: — Написать не забудь. — Не забуду, — серьёзно обещает Серёжа. Вновь садится за руль, но прежде, чем завести машину, долго смотрит на отошедшего в сторону Игоря через стекло. И Игорь смотрит, независимо сунув руки в карманы куртки. Смотрит до тех пор, пока габаритные огни «теслы» не скрываются за углом. И ещё немного.***
Квартира встречает его обычной тишиной, которая сейчас болезненно давит на уши. Скинув верхнюю одежду, Игорь моет руки, щёлкает кнопкой чайника и застывает перед двумя кружками возле раковины. Ревность и интуиция грызут его бойцовскими псами, только сделанного не воротишь. Поэтому остаётся лишь ждать: пить чай, не чувствуя температуры, пытаться работать, колотить грушу, искать в доме пятый угол и, наконец, просто стоять у окна. Наблюдая, как город медленно и неотвратимо тонет в океане тоски и ночи. А потом приходит сообщение «Ок», и предчувствие беды становится реальностью.