Любовь в эпоху перемен

За прошедшие часы Волкову стало очевидно хуже — услышав присутствие постороннего, он с трудом приоткрывает глаза и тут же вновь опускает веки. Шурша пакетом из магазина, Игорь подходит к нему и бесцеремонно кладёт ладонь на обжигающе горячий лоб. На что Волков не реагирует от слова «никак». «Вот же погань», — невесело думает Игорь и молча уходит на кухню. За жаропонижающим. Лекарство Волков пьёт послушно и, кажется, не особенно сознавая, кто приподнимает его за плечи и держит у рта кружку. «Дела-а, — задумчиво чешет за ухом вставший с дивана Игорь. — Что ж там ещё при температуре назначают? Мокрую тряпочку на лоб?» И хотя он не уверен в действенности этого народного средства, всё равно организовывает Волкову прохладный компресс. На который пациент недовольно ворчит, однако попыток скинуть влажное полотенце не предпринимает. — Потерпи, скоро легче станет, — ободряет его Игорь и отправляется варить бульон по эксклюзивному тёть-Лениному рецепту. Пока куриная тушка аппетитно булькает на огне, Игорь по верхам прибирает в квартире, запускает стирку и уже собирается усесться в кресло с увлекательнейшим чтивом — отчётом криминалистов, — как на глаза ему попадается разобранный системник. «Точно! Я ведь кондюки и термопасту купил!» Папка с делом тут же откладывается, а Игорь топает в прихожую, где в кармане куртки лежат ценные приобретения. Затем переносит системный блок так, чтобы во время работы видеть Волкова, и лишь тогда вспоминает про паяльник. — Срань! Должно быть, восклицание звучит очень эмоционально, потому что Волков разлепляет веки. Окидывает воспалённым взглядом картину «Игорь сокрушается над системником» и хрипло произносит: — Отвёртка. — Отвёртка? — Игорь грешным делом решает, что у больного начался бред. — Накали зажигалкой тонкую отвёртку и паяй. Хм. Звучит разумно, только... — Считаешь, получится? Без припоя-то. — Если того, что есть на плате, хватит, то получится, — утомлённый разговором Волков закрывает глаза и невнятно заканчивает: — По крайней мере у нас с Серым получалось. Ну, раз так... И потом, много ли он потеряет, если попробует? Решительно кивнув самому себе, Игорь отправляется на поиски отвёртки и зажигалки. Самое удивительное, что у него тоже получается. — А теперь испытываем, — комментирует Игорь, подключая к незакрытому системнику периферию. Вставляет вилку в сетевой фильтр, не без волнения жмёт на кнопку включения, и на передней панели блока весело загораются светодиоды. — Ты смотри, Волков, заработало! — Игорь довольно потирает руки, любуясь заставкой грузящейся «винды». То, что поименованный Волков вряд ли умеет видеть сквозь спинку дивана, как-то не приходит ему в голову. На экране уже высвечивается родная картинка рабочего стола, как вдруг раздаётся громкий хлопок, всё гаснет, а от материнской платы завивается тонкая струйка дыма. — Знаешь, Гром, — спокойно замечает по звуку догадавшийся о произошедшем Волков, — я думаю, тебе всё-таки нужен новый комп. «Или руки не из жопы», — заканчивает мысль расстроенный Игорь. Выдёргивает шнур системника из розетки и, так ничего и не ответив, уходит к плите. В качестве компенсации за добитый комп бульон получается отменный. — На тебя суп с пельменями делать? — кричит Игорь из кухни. — Бульон — куриный, пельмени — самодельные. Ответ Волкова звучит неразборчиво, отчего приходится выйти в комнату. — Что ты говорил? — Я спрашивал, — лицо успевшего избавиться от полотенца Волкова традиционно непроницаемо. — О том, серьёзно ли ты собираешь варить пельмени в курином бульоне. — Серьёзно, — и лично Игорь не видит в этом ничего необычного. А вот волковское чувство прекрасного, похоже, вновь глубоко оскорблено. Тем не менее отвечает он весьма сдержанно: — Спасибо, мне один бульон. — Слушай, — Игорь не обижен, ему просто любопытно, — тебе же наверняка приходилось питаться едой гораздо хуже, чем шава и пельмени. Так почему ты на них так реагируешь? Непросто смотреть свысока, когда полутрупом лежишь на диване, однако Волков играючи справляется с этим заданием. — Потому что пельмени варят в подсоленной воде с лавровым листом и чёрным перцем. Шаверма — неизвестно кем и из чего приготовленный фастфуд. А я — не в путешествии через полстраны и не в яме ИГИЛа. На последней фразе у Игоря перед глазами встаёт покрытая шрамами спина Волкова, и он непроизвольно вздрагивает. Хотя понятно же было, что того неспроста объявили погибшим и неспроста он так долго добирался в Питер. Дальше размышлять об этом, тем более перед ужином, желания мало, так что Игорь закрывает тему отрывистым «Теперь ясно» и возвращается к делам насущным. — Может, тебе бульон в кружку налить, чтобы с ложкой не заморачиваться? — Налей, — судя по тону, чувствуй Волков себя получше, он бы непременно заморочился. Увы, сейчас ему остаётся только выхлебать две кружки тёплого, наваристого бульона вприкуску со свежим хлебом, принять на десерт горсть таблеток и вновь улечься под одеяло. А Игорь, с аппетитом навернув пельменей, смотрит на часы и понимает, что у него есть два варианта. Либо он немедленно собирается и едет к Игнату за «авенсисом», либо изобретает какое-нибудь подобие кровати и вслед за Волковым ложится спать, поскольку вымотался натурально, как собака. Чувство долга подталкивает к первому, усталость — ко второму, и в итоге Игорь банально перекладывает бремя решения на другого. Он вручает сонному больному градусник, загадав: если тридцать девять, то остаётся дома. — Тридцать восемь и девять. Ну, плюс-минус одна десятая не в счёт, так что никуда Игорь сегодня не едет, и это прекрасно. — Попробуй заснуть, — он специально гасит в комнате свет, оставив лишь лампочку на кухне. Сгружает грязную посуду в раковину и договаривается с усталостью, что совсем немного почитает материалы дела, иначе совесть спать не даст. Для бодрости заваривает крепкий чай и садится за чтение. Где-то через час у него складывается примерный план расследования, и довольный Игорь закрывает папку. Допивает остывший чай, возвращается в комнату — Волков то ли спит, то ли просто лежит неподвижно лицом к спинке дивана. «Ладно, — думает Игорь, — не буду шуметь», — и по-вчерашнему устраивается в кресле. Утром, конечно, будет ощущение, что он — Железный Дровосек, которого десять лет никто не смазывал, ну и пусть. Не развалится. С этой мыслью Игорь закрывает глаза и незаметно задрёмывает. Из сна он выныривает резко, как поплавок из воды. Всматривается в ночной сумрак комнаты, вслушивается в сонную тишину — что его разбудило? Вроде бы, был звук, только какой? Тут звук — сдавленный стон — повторяется, и доносится он с дивана. «Хуже стало?» Одним движением Игорь оказывается рядом с Волковым, заглядывает в лицо — спит. Но беспокойно: глазные яблоки мечутся под веками, черты то и дело болезненно искажаются, пальцы судорожно впиваются в одеяло. Кошмар ему, что ли, снится? — Волков, эй, проснись! Волков! Ноль реакции. — Олег! Да проснись же! — Игорь встряхивает его за здоровое плечо, и это наконец даёт результат. Вздрогнув, как от электрического разряда, Волков распахивает глаза. В первую секунду на его лице отражается нешуточная паника, но затем он узнаёт Игоря и расслабляется. — Херасе у тебя кошмары, — резюмирует Игорь, распрямляясь. — Сейчас воды принесу. Однако прежде чем он успевает сделать шаг, Волков, не иначе как на рефлексах, хватает его за руку и сипит: — Не надо. «Что ж за дрянь ему снилась?» — риторически вопрошает Игорь, на самом деле не имея и грамма желания об этом знать. Ещё ему самому не хватало кошмаров для полного счастья. А Волков, тем временем, перебарывает себя и разжимает стальную хватку. — Всё нормально, — кажется, будто каждое слово ежом застревает у него в гортани. — Ложись, тебе на работу завтра. — Угу, — только вместо того, чтобы вернуться в кресло, Игорь усаживается на пол возле дивана. Опирается на него спиной и, как ни в чём не бывало, начинает: — Я тебе, по-моему, не рассказывал про тех дятлов, которые Серёгу похитили. Так вот... Он пересказывает полученные от Лёши сведения, рассчитывая отвлечённой болтовнёй разогнать остатки волковского кошмара. И, похоже, это получается — когда рассказ подходит к концу, Волков уже обычным тоном спрашивает: — Обстоятельства пожара расследуют? — Само собой. — Серого не затронет? Ему скандалы меньше всего нужны. — Не затронет, — уверенно обещает Игорь, про себя подумав, что даже если сильно недооценивает способности Димы-детектива, то сможет уладить этот вопрос до того, как о нём пронюхают журналюшки. — Ну, смотри, — для порядка предупреждает Волков и, предпочтя пропустить мимо ушей Игорево насмешливое хмыканье, через паузу продолжает: — Я завтра к себе вернусь. — Не-а, — беспечно отзывается Игорь, отчего Волков предсказуемо ощетинивается. — Почему это? — Потому что мне мало кайфа мотаться между работой, Боткина, домом и Рубинштейна. Так что сиди здесь и не отсвечивай. — Так не мотайся на Рубинштейна. — Ага, а перевязку ты себе, типа, сам делать будешь? — едко осведомляется Игорь. — И в магаз за продуктами ходить, и есть готовить? — Буду. Жаль, что в темноте не видно, как Игорь закатывает глаза. — Слушай, я понимаю: ты шерстяной волчара, мощны твои лапищи и всё в таком духе. Но давай в ближайшие дни ты тупо поболеешь здесь, а? Всем меньше проблем будет. Некоторое время Волков молчит, а затем раздумчиво произносит: — А я вот не понимаю. — Чего? — Кого. Тебя. Я бы на твоём месте наоборот стремился побыстрее спихнуть такого... Кхм. Такую обузу. — Так ты ж — не я, — пожимает плечами Игорь. — Верно. Но всё же — зачем тебе? Помнится, Серёжа тоже задавал похожий вопрос. В больнице, целую жизнь назад. — Работа у меня такая, — не то в шутку, не то всерьёз отвечает Игорь. — Отделять мудаков от нормальных людей, чтобы первых сажать, а вторых спасать. — И никогда не ошибаешься? — Никогда. Я ведь уже говорил, что мент во втором поколении? Так вот, это у меня на генетическом уровне. Теперь очередь Волкова насмешливо хмыкать. Тем не менее вместо продолжения разговора он говорит: — Спокойной ночи, — и отворачивается к диванной спинке. — Спокойной, — зевает Игорь в ответ. Перебирается в кресло, с кряхтением в нём устраивается, но до самого будильника так и не может толком уснуть, из-за чего встаёт совершенно разбитым. Подбадривает себя: «Фигня война, на том свете отосплюсь», — однако эта мысль отчего-то совсем не прибавляет бодрости. Зато Волков дрыхнет, как сурок, и собравшийся на работу Игорь великодушно решает его не будить. Оставляет на тумбочке вчерашний набор из бутербродов, чая, таблеток (среди которых, вопреки угрозе, нет слабительного) и мобильника, после чего уходит, постаравшись закрыть дверь как можно тише.

***

На работе Прокопенко демонстративно не обращает на проштрафившегося подчинённого внимания, но Игорю это только на руку. За полдня он успевает смотаться к Игнату за «тойотой», попутно расспросить его о фигурантах текущего дела и вернуться в главк, где переброситься парой слов с делающим серьёзное лицо Димой Дубиным. Как и ожидалось, кроме «взрослой» мины у того имеется лишь отчёт о вскрытии и словесные замечания экспертов, что погибший, возможно, был одет в подобие костюма Чумного доктора. — А вдруг это Чумной? — с горящими глазами делится Дима. — Его, правда, уже несколько месяцев не видно и не слышно, но вдруг? Затеял очередной суд Линча, что-то пошло не так — и в результате погиб сам. — Ты потише о таких вещах болтай, — Игорь показательно приглушает голос. — Эксперты заключение ещё не отдали, а если случится утечка информации, журналисты такой шум поднимут, что мама не горюй. — Понял, — Дима тоже переходит на шёпот. — Спасибо. — Обращайся, — Игорь покровительственно хлопает его по плечу и отбывает в Боткина. Где на его пути вновь встаёт давешняя медсестра. «Молодой человек, вы читать разучились? Встречи с лечащим врачом по вторникам и четвергам, а сегодня среда. Да, посещения по-прежнему запрещены. Нет, я не имею права разглашать врачебную информацию. До свидания». — До свидания, — сквозь зубы отвечает Игорь. И заскочив в обед домой, возмущённо делится с Волковым: — Это зона строгого режима, а не больница, честное слово! У них, небось, даже походы в сортир строго регламентированы. — Денег ей надо было предложить, — нейтрально замечает тот в ответ. — Во-первых, не взяла бы, — морщится Игорь. — Я такую породу знаю. Во-вторых, взятка — это преступление, если ты не в курсе. Волков отвечает высокомерным «Пф-ф!» и сосредотачивается на кружке с вчерашним бульоном. Игорь же, в свою очередь, привычно не обращает на чужое пфыканье внимания, на чём разговор и оказывается исчерпан. После перекуса на скорую руку Игорь меняет Волкову повязку, для порядка всучивает ему градусник и, услышав обнадёживающее «Тридцать семь и восемь», отбывает на работу. Ни сном ни духом не ведая, какой сюрприз поджидает его вечером.

***

Он возвращается домой около восьми — голодный, усталый и, как следствие, всем недовольный. Раздеваясь в прихожей, слишком резко дёргает бегунок на куртке, отчего в руках остаётся сломанный подвес. — Срань, — вполголоса комментирует Игорь. С третьего раза цепляет куртку на вешалку — петелька опять оторвалась — и, сердито скинув ботинки, входит в комнату. Где первое, что видит, — новый диван, спинка к спинке стоящий к старому. — Это, блядь, что?! — Игорь слишком зол, чтобы выбирать выражения. — Диван, — ровно отзывается пластом лежащий на своём месте Волков. — Я вижу, что не стул! Откуда он? — Из «Икеи». — И какого хрена он тут делает? — Я его купил. — На хера?! — Потому что мне осточертел жертвенный мазохизм, с которым ты две ночи подряд пытаешься спать в кресле. Никогда ещё Олег Волков не был так близок к получению премии Дарвина. Его спасает только то, что Игорь вовремя вспоминает: убивать людей нельзя. Так что вместо осуждаемых уголовным кодексом действий или хотя бы просто матерной тирады, он, чеканя шаг, уходит на кухню — попить водички и немного остыть. И обнаруживает на плите кастрюлю супа и казан овощного рагу. Ещё тёплые. — Волков, блядь!.. — Игорь больно прикусывает язык, чтобы не сорваться. Делает вдох, выдох и возвращается к не по здоровью шустрому больному. С насквозь фальшивой мягкостью интересуется: — Мне что, завтра тебя на весь день наручниками к дивану приковать? — А совесть не заест? — хотя Волков выглядит так же хреново, как сразу после ранения, признавать собственную глупость он не торопится. — Не твоя забота, — огрызается Игорь. — И если ты думаешь, что после всех этих экзерсисов я выпихну тебя вместе с диваном и жрачкой на Рубинштейна, то хрен. Будешь меня терпеть, пока не выздоровеешь, понял? — Какое оригинальное понятие о мести, — криво усмехается Волков. — На твоё счастье, — Игорь до сих пор зол, однако желание сию секунду свернуть кому-нибудь шею постепенно угасает. Зато пустой желудок, наоборот, заявляет о себе всё громче. И зараза-Волков тоже вряд ли ужинал — ему, похоже, хватило сил только чтобы доползти до постели. После таких-то подвигов. — Ладно, — чтобы выговорить следующую фразу, Игорю приходится напомнить себе, что морить больного голодом — моветон. — Тебе суп принести или рагу? — Рататуй, — поправляет Волков. Голос его звучит совсем тускло. — Ешь сам, я не голоден. Из мстительности Игорь, вместо того чтобы дать градусник, по-свойски кладёт ладонь Волкову на лоб и злорадно отмечает неловкую попытку уклониться от прикосновения. Температура, навскидку, больше тридцати восьми, но вряд ли тридцать девять. Впрочем, ещё не ночь. — Нужно хоть две ложки съесть, — тон Игоря повелительно холоден. — Антибиотики без еды нельзя. На это Волкову возразить нечего, и он лаконично отзывается: — Тогда суп. Как и прежде, суп для больного Игорь наливает в большую кружку, а себе накладывает миску тушёных овощей, по умному обозванных «рататуем». Накрывает ужин на верной тумбочке и, усевшись в кресло, молча принимается за еду. Чтобы уже после первой ложки вынужденно признать: человек, который умеет так готовить, имеет право на снобистское отношение к шаве и пельменям. Поэтому когда миска вскорости показывает дно, подталкиваемый чувством справедливости Игорь говорит: — Охрененно вкусно. Спасибо. — Пожалуйста, — на Волкова еда тоже действует благотворно, возвращая щекам естественные краски. — Ещё будешь? — поскольку сам Игорь за новой порцией обязательно пойдёт. — Полкружки можно, — соглашается Волков, и его проснувшийся аппетит не может не обнадёживать. «Глядишь, и обойдётся, — думает Игорь, отправляясь за добавкой. — Везучий волчий сын». Но несмотря на ворчание, он всё же рад — и совсем не тому, что, вполне возможно, скоро избавится от заботы о беспокойном больном. Заканчивая вторую миску рататуя, Игорь решает, что уже достаточно успокоился, а Волков — достаточно набрался сил для нового разговора. — Ты мне скажи, — мирно начинает он, — как у тебя вообще получилось покупку дивана организовать? — По телефону, — Волков явно не хочет вдаваться в подробности, вот только Игорь — профессионал в получении нужной информации. — Неужели просто позвонил в «Икею», и тебе привезли диван? — Примерно. — И в чём отличие от моего варианта? Дальше увиливать Волкову некуда. — В том, что я позвонил Марго, а она уже решила всё остальное. — Однако, новости, — тянет Игорь и отставляет на тумбочку пустую миску. — То есть условно говоря, я тоже могу ей позвонить — и она решит мои проблемы с покупками? Волков поводит здоровым плечом. — Если у тебя есть администраторские права. Ах, вот как ларчик открывается! — Выходит, диван куплен на Серёгины деньги? — Что, конечно, мелочь по сравнению с двадцатью миллионами, но всё равно неприятно. Будто ещё глубже в долговую яму влез. — Нет, — односложно отвечает Волков. И не дожидаясь следующего вопроса, поясняет: — На мои. Поэтому если он тебе до такой степени не нужен, то могу забрать его на Рубинштейна. «Эк, как разрулил!» — восхищается про себя Игорь. Всё-таки интересный человек, этот Волков. Даже несмотря на то, что общение с ним частенько напоминает прогулку по минному полю. Вот и сейчас: не подорвётся ли он на очередном вопросе? — Что с диваном делать, потом разберёмся. Лучше скажи, — Игорь рефлекторно подаётся вперёд, не сводя с собеседника пытливого взгляда, — зачем тебе это в принципе понадобилось? Диван, ужин? Паузу перед ответом маскирует поставленная на тумбочку кружка. Как подозревает Игорь, давно пустая. — Затем, что не люблю быть в долгу. — Особенно перед соперником? — полуутвердительно уточняет Игорь, не справившись с желанием прояснить этот вопрос раз и навсегда. Уж больно случай подходящий. — Нет, — Волкову приходится делать над собой заметное усилие, чтобы не отводить взгляд. — Мы с тобой не соперники. — Почему? Воздух между ними гудит от напряжения, словно под высоковольтной линией электропередачи. — Потому что я уважаю решения Серого. Серёжин Волк. С другой стороны, разве он сам смог бы по-другому? — Спасибо. — Ты здесь ни при чём. — Я знаю, — Игорь встаёт, чтобы собрать грязную посуду. Разговор окончен, и какая разница, что он так и не сказал, насколько уважает Волкова за силу характера? Да и нужно ли Волкову это уважение? Хренова психология. Хренова рефлексия. Всё, на сегодня достаточно. Игорь подхватывает последнюю чашку и с искренним «Отдыхай» относит посуду на кухню. Пока наводит порядок, в голове привычным фоном мельтешат околорабочие мысли, но ни о чём важном думать сейчас не хочется. И заниматься чем-то важным — тоже, хотя по уму следовало бы набросать схему связей подозреваемых. Игорь устало трёт лицо и решает: завтра. В конце концов и у него тоже выдался не самый лёгкий день. Так что запихнув казан с кастрюлей в холодильник, он гасит в квартире свет и тихо укладывается на новый диван. На редкость удобный, нельзя не признать, — и как Марго, не имея понятия о человеческих ощущениях, сумела такой выбрать? Игорь широко зевает, поправляет под щекой подушку — предусмотрительный Волков поделился заранее — и засыпает младенческим сном.

***

Возможно, это стратегический просчёт, только угрозу насчёт наручников Игорь не выполняет. Растолкав с утра Волкова, он ограничивается суровым внушением и требованием обещания больше не совершать подвигов, в том числе кулинарных. — Иначе буду тебя на завтрак, обед и ужин шавермой кормить, ясно? Несмотря на полную серьёзность предупреждения, Волков отвечает бесстрашным фырканьем. — Между прочим, пытки запрещены конвенцией ООН. — Шава — не пытка, а вполне годный перекус, — Игорю становится немного обидно за Ахмеда-продавца. — Так ты даёшь слово? Волков возводит очи горе. — Даю, только отвяжись. — Вот и хорошо, — и добившийся своего Игорь с более-менее спокойной душой уходит на работу. Сегодня Прокопеныч глядит добрее, а вот Дима Дубин совсем повесил нос. «Подкинуть ему какую-нибудь зацепку, что ли? — размышляет Игорь, сидя за компом после оперативки. — Чтоб про меня догадался, а про Серёжу с Волковым — нет. Хм-м...» Он почти до обеда мысленно вертит идею так и этак, и наконец по дороге в Боткина набирает номер Игната. — Кому-кому свидетеля подкинуть? — переспрашивает Бустер. — А, этому. Не, насчёт примет не волнуйся, — по твоему картузу тебя только тупой не опознает. Лучше скажи, тачку светить? — Марку можно. И цвет. Бомжам в моделях «тойот» разбираться не положено. — Много ты про бомжей знаешь! — Как будто ты про них знаешь больше. Короче, появится Дубин в районе завода — пусть встретит информатора. — Да понял я, понял. Всё оформим красиво, не парься. — Уговорил, не буду, — и Игорь нажимает отбой. Так или иначе, экзамен для Димы состоится. И если он его провалит — пусть пеняет на себя. Для разнообразия, этот визит в больницу приносит добрые вести. — В принципе, больной чувствует себя гораздо лучше, — заканчивает врач короткий рассказ о Серёжином лечении. — Думаю, с завтрашнего дня я разрешу впускать к нему посетителей. Услышав это, Игорь едва успевает поймать счастливую лыбу, в которую норовит расплыться рот. Но когда выходит от врача, то звонит Волкову прямо из коридора. — Надеюсь, ты держишь слово и бережёшь силы, — без предисловий начинает Игорь, и радость буквально вибрирует в его голосе. — Потому что завтра они тебе крепко понадобятся — к Серёге разрешают посещения.