Времена без дракона страшнее, чем времена с ним. Потому что розовый страшнее черного.
Ему не нравится. Цвета скучны. Вот уже половину недели Тэхен живет с обновленным виженом, однако, по-простому говоря, ему не заходит. Кто-то бы сказал, что перестань парень все время смотреть в пол, а окружающих мазать пустым взглядом, мнение бы изменилось. Но в том-то и дело. Он не может смотреть выше своих ног, рассматривать людей и вглядываться в детали города, потому что ему неприятно. Все яркое, несочетаемо броское, как наряд пожилой аджумы, решившей вспомнить моду 90-х, а заодно и свою молодость. Тэхен не понимает, как мир может быть таким безвкусным. Даже Чимин кажется теперь нелепым пятном, хотя уж его стиль Ким никогда не подвергал сомнению. За четыре дня фотограф стал молчаливее, равнодушнее и рациональнее. Он безоговорочно выполняет свою работу. SMM-отдел не устает нахваливать публикации и фотографии, просит не уходить. Со своим собственным инстаграмом Тэхен решает повременить. Еще в воскресенье он запостил сторис и добавил его в актуальное, где написал, что из-за здоровья временно прерывает свою работу. При этом контактов с аудиторией он не теряет — проводит Q&A, рассказывает о любопытных проектах, делится мнением об искусстве и современных трендах. Тэхен — как робот, у которого вместо мыслей матрица с точно выстроенной последовательностью действий. Так намного проще, хотя почти никто не согласен. — Удивительно, как за такое короткое время человек способен превратиться в скучную кучу бесформенной жижы, — говорит ему как-то за обедом Чимин. — И, знаешь, даже не та, что из вейпа, а из пакета с отходами, такая грустная потекшая лужица. — Ты сейчас пытаешься меня оскорбить? — не поднимает Тэхен глаз от своей тарелки. — Я пытаюсь тебя вразумить, идиот, — повышает голос режиссер. — Чтобы я перестал быть скучной бесформенной жижей из мусорного пакета? — Как минимум. Как максимум — чтобы ты не делал операцию. — Первое меня устраивает, со вторым я уже решил. Тэхен — как робот, у которого вместо мыслей матрица с точно выстроенной последовательностью действий. Роботы анализируют данные им условия и приходят к самым простым прагматичным решениям, наиболее благоприятным для них самих. Исключения могут быть, только если в исходном коде заложена ошибка. Весь код Тэхена — эта сплошная ошибка, так что самое прагматичное решение — уничтожить код. И конец. Возврат к точке ноль, где все было просто и понятно, как черное и белое. Сохо звонит в пятницу днем, уточняет, на каком варианте Тэхен остановился и может ли подъехать завтра. — Могу. На операции, — чеканит без лишних слов Ким. — Отлично, — щебечет довольный голос, — наши юристы подготовили оба договора, но раз вы уже решили, то возьмем только первый. — До свидания, Сохо-щи, — безэмоционально отвечает парень. Остаток рабочего дня не клеится. От шума в репетиционной начинает болеть голова, снимки выходят из рук вон плохо. Почему? Он ведь все верно рассудил, нашел самый лучший для себя исход событий. Тогда почему его крутит только от мысли о завтрашнем дне? Когда Тэхен спотыкается и роняет один из реквизитов, хореограф мягко благодарит его за работу, намекая свалить и не сорвать остаток репетиции. Домой совсем не хочется, там снова одинокие стены и толстые шторы, не пропускающие ни света, ни воздуха, чтобы свободно вдохнуть. Вместо своей тесной комнаты парень идет на крышу элеватора, туда, где достаточно просторно для раздумий. Однако, поднявшись, Ким цепенеет, скованный открывшимся видом. «Сумерки в этом африканском аду были великолепные. Хотелось, чтобы они длились без конца, всякий раз трагические, как гигантское убийство солнца», — всплывает в его голове голос Чимина. У Тэхена ведь тоже острая слуховая память. Спасибо временам, когда в некоторых учебниках он не мог различить буквы в печатном тексте. «Целый час на небе, образованном обезумевшей алостью, шел парад красного, а затем от деревьев к первым звездам взлетали трепещущие зеленые полосы». Брюнет неровным шагом движется к краю крыши. На его лице удивление смешивается с глубочайшим трепетом. Просветление, сродни человеку, увидевшему Бога. «Потом горизонт серел, потом опять розовел, но уже блеклой и недолгой розоватостью, и все кончалось. Все цвета измятыми лохмотьями повисали над лесом, как обрывки мишуры после сотого спектакля». На глазах собираются слезы, а внутри грудной клетки — отчаянный вой. «Колоссальное зрелище, только для одного человека слишком уж восхитительное». Слишком уж восхитительное для одного маленького Ким Тэхена, который хватается за грудь и разрывается громким плачем. Колени пригвождаются к холодному бетону, он не чувствует холода, хотя даже не надел куртки. Все, что сейчас важно — стирать постоянно льющиеся слезы, чтобы не пропустить ни секунды пожара на небе. Из горла все рвутся рыдания и продолжаются до самого момента, когда какофония цветов сменяется серовато-розовым туманом и десятком первых звезд. Плач переходит в икоту и редкие всхлипы. Это не останавливает Тэхена дрожащей рукой найти телефон в заднем кармане штанов, пролистать список входящих и нажать на один неизвестный (известный) номер. Ким не дает собеседнику сказать и слова, потому что: — Я ненавижу тебя, — сипло шепчет фотограф. — Как же я ненавижу тебя, Чон Чонгук. На другом конце тишина. Чон молчит еще какое-то время, чтобы затем осторожно сказать: — Я… понимаю. — Нет, ты не понимаешь, — кричит Тэхен, прижимаясь лбом к ледяному полу крыши. — Хорошо, не понимаю, — сглатывает Чонгук, а после аккуратно продолжает. — Но скоро все станет как раньше, хен. И все будет хорошо. — Не будет, — бормочет Ким. Младший снова молчит, видимо, подбирая слова. — Почему? — Потому что… — пытается начать Тэхен, но позорно всхлипывает из-за заново вырвавшихся слез, — закат очень красивый, Чонгук. Он такой невообразимо красивый. Я даже не мог себе представить. Что заплачет от его красоты. Что сдастся и признает, что умрет, если не сможет увидеть его снова. — Я знаю. Я тоже не мог оторвать от него глаз. Чонгук слышит плач на другом конце. Слава богу, только слышит и не видит содрогающихся плеч и их владельца, прижимающегося лицом к старой крыше, смешивая свои слезы с грязью и лужами снега. — Как прошел твой день, Тэхен-хен? — с нарочитой бодростью задает вопрос певец. — Чем занимался все это время? Фотограф от неожиданности даже приподнимается и перестает плакать. — Зачем ты спрашиваешь? — хмурится он. — Чтобы отвлечь. Закат ведь закончился. Но завтра будет новый, так что мы можем подождать. Поэтому, хен, чем ты занимался все это время?***
Чимина не так просто вывести из себя, по-настоящему вывести, чтобы зубы друг о друга скрипели, а ладони непроизвольно сжимались в кулаки. Но когда тот нашел своего лучшего друга, заплаканного, стоящего на коленях на краю крыши, Пак сдерживал всех своих бесов, чтобы те не начали нарушать Уголовный Кодекс Республики Корея. Вместо этого зубы разжались, позволяя губам мягко поцеловать чужое плечо, а открытые ладони вытерли дорожки слез на замерзших щеках. Пак, конечно, еще всем отомстит, но успокоить запутавшегося в себе друга казалось намного важнее. Тэхена вроде как уже и не нужно было так сильно успокаивать, после разговора с Чонгуком истерика быстро прошла. Однако крепкие объятья Пака, который прижимал его к себе со спины, ощущать было все же очень приятно. Вероятно, увидь режиссер, в каком состоянии Ким был еще каких-то 10 минут назад, ощущения были бы иные, и от не самых сильных с виду рук трещали бы ребра. — Мне стоит признаться, Ким Тэхен, — пробубнил хозяин элеватора в чужую спину, — я все-таки не всегда прав. Не очень-то и нужна тебе жопа Чон Чонгука. Фотограф тогда искренне рассмеялся впервые за последнюю неделю и благодарно сжал скрещенные на его груди руки. Однако теперь Тэхен скрещивает на груди уже свои собственные руки и хмуро смотрит на упрямого блондина, думая, что признание в своей неправоте было первым и единственным. Потому что на предстоящую встречу с NSA Тэхена готовят как на войну. Столько инструкций и вспомогательной силы, как будто он собирается захватить Африку, ей-богу. О чем он тут же сообщает. — Тэхен, милый, один-единственный юрист не поможет тебе захватить Африку, — почти с жалостью смотрит Чимин на хмурое лицо напротив. Они сидят в паковой квартире — та находится ближе к центру, чем лачуга Кима, и добраться до головного офиса NSA отсюда гораздо проще. Да, его пригласили в главное здание — время запугивания и психологического насилия закончилось. По-другому их поведение трудно объяснить. — Тем не менее мне не нужен юрист, — стоит на своем Тэхен. — Нужен. И это даже не обсуждается. Брюнет в сотый раз за этот вечер тяжело вздыхает. Когда уже все вокруг поймут, что он вправе сам распоряжаться своей жизнью? Ким любит режиссера всей душой и ценит его заботу, но со своей проблемой он справится сам. — Он прекрасный специалист. Более того, единственный в своем профиле. Он последние несколько лет только и занимается, что помогает натурщикам, — в ответ на очередную попытку донести «я не...» Пак только раздраженно цыкает и перебивает. — Чего ты боишься? Что тебя посчитают слабым? — Я не слабый! — Ты будешь, когда в тебя начнут тыкать бумажками, в которых ты ни черта не понимаешь? — Я, по-твоему, не умею читать? Бесконечный спор прерывает звонок в дверь. — Он все равно уже здесь, — торжествующе улыбается блондин. — Что же ты, пошлешь его? Пошлет, думает Тэхен. Даже не постесняется. Однако уже через 20 минут общения с Ким Намджуном забывает о своем желании. Высокий, рослый, отлично уложенные серебристые волосы и тонкие очки на лице — всем своим видом юрист вызывает уважение. Но для Кима внешний вид ничего не значит, слова и поведение — да. И вот с последними у 32-летнего Намджуна с почти 10-летним стажем работы в юридической профессии нет никаких проблем. Он говорит так, что его невозможно не слушать, в голове даже не остается собственных мыслей, только вертятся произнесенные мужчиной фразы. К слову, сформулированные так же идеально, как и сидящий на крепкой фигуре клетчатый костюм. Возможно, перед ним просто красноречивый балабол, которому удалось заговорить ему зубы. Однако Ким Намджун выглядит уверенным и надежным. Тэхен действительно становится чуточку увереннее. На ресепшене второго человека встречают, мягко говоря, с недоумением. — Мне говорили, что будет только Ким Тэхен, — хмурится девушка. — Да, это я. Он мой юрист, — вежливо говорит фотограф. — Позвоните Сохо-щи, уверен, он поймет ситуацию. Сотрудница тут же подчиняется. Секундное молчание на другом конце телефона после объяснений ясно показывает, что не только девушка удивлена. Однако собеседник быстро берет себя в руки, что-то коротко говорит и скидывает. — Простите за эту заминку. Вы оба, конечно, можете пройти, — кланяется с улыбкой девушка. Быстро брать себя в руки, кажется, профессиональное качество всех сотрудников этой компании. Их провожают до самого кабинета. Самостоятельно найти дорогу в этих лабиринтах было бы затруднительно. Сотрудница еще раз низко кланяется, прося прощения за ситуацию у ресепшена, и оставляет гостей с Сохо. Тот, как всегда, источает лживый оптимизм и добродушие. — Рад снова вас увидеть, Тэхен-щи, — весело говорит тот, усаживаясь за круглый стол. На игровой доске все те же, только добавляется еще одна фигура. Вот уж кого точно не ожидал увидеть фотограф, так это Ким Сару. Женщина выглядит, как он ее и запомнил, превосходно — элегантный стиль, красивое, в меру накрашенное лицо, безупречно уложенные длинные волосы. Разве что настроение у нее точно не самое расположенное к веселью. Тэхену странно об этом думать, но он почему-то рад ее видеть, хоть та и играет совершенно не за его команду. А вот смотреть на Чонгука ему откровенно стыдно. Все, что тот получил от него за последнюю неделю — грубость, оскорбления и истерику. Вне зависимости от того, что думает Чон об их истинности, все же стоило бы извиниться. Вопрос — подпустят ли его к айдолу без направленного в лоб дула пистолета. — Познакомиться с Намджуном-щи я тоже, конечно, рад, — продолжает распыляться Сохо. — Хотя мы вряд ли еще встретимся. Точно не в таких обстоятельствах. Менеджер смеется, а Тэхену тошно от его притворства. Как будто кому-то дело до того, чему этот лицемерный гном рад. — Тоже рад со всеми познакомиться, — Намджун отодвигает стул и садится, — только, боюсь, это не последний раз, когда мы видимся в таких обстоятельствах. Он дежурно улыбается и расстегивает пуговицы, распахивая пиджак. Юрист не то чтобы раскидывается на стуле, но сидит с таким удобством и уверенностью, как будто это его личный кабинет. Их снова располагают в меньшинстве напротив представителей компании. Только Намджуна это нисколько не смущает. Он в своей стихии, догадывается Тэхен. От этой мысли становится слегка завидно. Он вот сидит точно на пиках, а сцепленные в замок ладони под столом неприятно потеют. — Не совсем понимаю, о чем вы, — с легким замешательством говорит Сохо. — Видите ли, мой доверитель передумал делать операцию. Второй вариант нас тоже не устраивает, так что документы сегодня мы подписывать не будем. Уверен, мы сможем прийти к компромиссному решению. От улыбки на щеках юриста появляются ямочки. На этот раз улыбается он определенно искреннее. Тэхен смотрит на своего представителя с неверием, что уж говорить о людях на другой стороне стола. Воздух от молчания и напряжения в кабинете ощутимо густеет. — Это невозможно, — грубо звучит женский голос. Пак Генбин, глава пиар-отдела, даже не пытается скрыть свое раздражение. — Почему же? — удивляется Намджун. — Это ведь простые переговоры. Ничего невозможного. — Какие же у вас требования? — басит крупный мужчина с легкой сединой в черных короткостриженных волосах. Чо Бенджу, заместитель исполнительного директора, вспоминает Тэхен. В прошлый раз он даже слова не сказал. Видимо, Намджун сильно поколебал их равновесие, раз тот решил вступить в разговор. — Никаких требований. Только условия. Говорю же, мы бы очень хотели прийти к компромиссу. — Так говорите, — еще больше раздражается Генбин. — Хорошо, — мигом становится серьезным Ким, — как я уже сказал, нас не устраивают оба предложенных вами варианта. Делать операцию Тэхен-щи не собирается, а тот договор, который вы предлагаете в качестве альтернативы, — на этой фразе он показательно морщится, — на мой взгляд, нарушает все права и свободы человека. Надеюсь, вы и сами это понимаете. В связи с этим мы предлагаем иное. Мой доверитель подпишет соглашение о неразглашении информации. Его подпишут все, кто знает об истинности Тэхена-щи и Чон Чонгука-щи. Этих людей, насколько мне известно, двое, считая меня. В ответ у моего доверителя будет право самому решить, какую историю рассказать близким и общественности. Естественно, в ней никаким образом не будет задействована фигура вашего артиста. Тэхен уже отошел от шока, а вот остальные в кабинете — ни разу. Парень с любопытством разглядывает представителей компании. Чо Бенджу сидит с нечитаемым выражением лица, Сохо как будто даже напуган, Генбин в своем вечном образе недовольной и злобной мегеры. Что удивительно, Чонгук выглядит заинтересованным, подложив под упертую в стол руку голову, а Сару все происходящее и вовсе, кажется, веселит. — Вы же понимаете, что натворил ваш доверитель? — берет слово Генбин, противно пародируя обращение Намджуна к Тэхену. — Я напомню, что он насильно заставил Чонгука-щи снять б-линзы, угрожая ему. При этом… — Да-да, порезал его разбитым стаканом, — перебивает юрист. — Я все помню и понимаю. Понимаю, что это абсолютная чушь. Взгляд Кима становится холодным и колким. Честно говоря, Тэхен сейчас рад, что находится на своей стороне стола. — Да что вы… — Послушайте, — вздыхает Намджун с такой тяжестью, как если бы ему в сотый раз пришлось объяснять ребенку, почему нельзя совать столовые приборы в розетку. — Вы могли бы рассказать эту замечательную во всех версиях историю и подать в суд. Но неужели вы думаете, что мы не выдвинем ответный иск и не расскажем то, как было на самом деле? Вы погрязнете в судах. Терпения у меня много, опыта еще больше, особенно когда это касается истинных и прав натурщиков. Нам нечего терять. Время, деньги, нервные клетки — да. Но вся эта канитель, не сомневайтесь, пойдет репутации Тэхена-щи как натурщику только на пользу. А вот вам, не уверен. У Чонгука-щи камбек на носу. Вряд ли он, да и вы, хотите провести его в здании Сеульского городского суда. — Вы согласуете с нами эту историю, — снова подает голос Чо Бенджу. За время речи Намджуна он даже не повел бровью, чего не скажешь о готовых взорваться Сохо и Генбин. — Простите? — Вы согласуете с нами вашу историю, — твердо повторяет мужчина, — вы прекрасно все расписали, Намджун-щи. Мы действительно не хотели бы начинать судебные разбирательства. Однако нет у вас тех времени, денег и нервных клеток. Вы прекрасный специалист, но у нашей компании таких десятки. Так что мы примем непосредственное участие в продумывании всех деталей истории. Он не просит. Требует. В прошлый раз его молчаливое поведение убедило Тэхена в том, что перед ним всего лишь шахматный король, который прячется за спиной своей дружины. Сейчас фотограф понимает, нет, перед ним всесильная королева в облике сурового опытного директора. — Что ж, я понимаю вашу позицию, — ничуть не теряется Намджун. — Думаю, это будет справедливо. Мы детально пропишем фабулу и отправим на согласование. Жалко будет не посоветоваться с людьми, у которых такая богатая фантазия. Уголки губ Чонгука приподнимаются. Тэхен успевает это заметить, когда в очередной раз бросает взгляд на парня. Шатен с весельем в глазах смотрит в ответ, но Ким успевает перевести взгляд на юриста. Тот времени не теряет и показательно начинает собираться, приподнимаясь со стула, как бы намекая, что разговор окончен. — И запрет на встречи и контакты, — неожиданно вставляет свои пять копеек Генбин, успев за время разговора взять себя в руки. — Ах, да, — все-таки встает Намджун, пряча руки в карманы, — это невозможно. Снова ямочки на щеках. — Как вы себе это представляете? А если они пересекутся случайно, а если Чонгук-щи сам захочет встретиться? — Не захочет, — улыбается в ответ мегера. — Тем не менее это абсурдно. Вы не можете прописать в договоре запрет двум людям контактировать друг с другом без веских оснований. А без вашей сказки таких оснований нет. — Хорошо, — опирается на спинку кресла Генбин и скрещивает руки, ухмыляясь, — однако мы бы хотели предупредить, что одни из самых частых дел, с которыми работает наш юридический отдел, это дела о преследовании, домогательстве, проникновении на частную территорию и нарушении личных границ от сасен-фанатов. Поэтому Тэхену-щи стоит подумать, хочет ли он контактировать с нашим артистом. — Не захочет, — возвращает чужие слова Намджун с милой улыбкой. — Думаю, мы на этом закончили. Хорошего дня! Тэхену кажется странным, что на выходе из кабинета за их спинами не звучат фанфары.***
— Прости. Первое, что говорит ему юрист, как только они покидают здание NSA и заходят за угол, чтобы покурить. Курит, правда, только Тэхен, но ему срочно нужно восполнить количество никотина в своем организме после произошедшего. Потребность эта сейчас чувствуется даже сильнее, чем желание спать или есть, потому что, естественно, что такое сон и еда последние сутки он даже не вспоминал. — Что, — только и удается выдавить из себя Тэхену, который от неожиданности даже поперхнулся дымом. — Прости, Тэхен-а, — еще раз с невероятным сожалением в глазах говорит Намджун. — Я же могу тебя так называть? — дождавшись неловкого кивка, он продолжает. — Эти мудаки все-таки остались при своем. Мне стоило подумать, что раз они тебе уже один раз угрожали, то они не упустят возможности сделать это еще раз. Но все так хорошо шло, что в самом конце я просчитался. Нужно было… — Хэй, хэй, подожди. Тэхен тушит сигарету и начинает нервно крутить бычок в руке. Ему неловко за эти извинения. Его буквально сейчас за волосы вытащили из самой большой кучи дерьма, в которой он когда-либо оказывался. Тем более бесплатно — Ким с самого начала сказал, что действует добровольно и только из желания помочь. Плату возьмет, только если дело дойдет до суда, но он не допустит этого. Намджун пообещал ему это еще в квартире, и что важно, обещание выполнил на 100%. А теперь еще извиняется за какие-то, с его точки зрения, ошибки. — Тебе не за что просить прощения, хен, — новое обращение дается легко. Рядом с юристом Тэхен в самом деле чувствует себя как за спиной надежного и смелого старшего брата. — Ты спас меня. Даже не представляешь, как сильно. Это я должен бросаться в ноги и благодарить за все, что ты сделал для меня. Намджун слегка расслабляется, однако морщинка меж бровей все еще не пропадает: — Но тебе ведь действительно теперь будет очень тяжело связываться с Чонгуком, — слова юриста пропитаны сожалением и раскаянием. — Я обязательно что-нибудь придумаю. У тех выродков не... Фотограф быстро качает головой, прося не продолжать: — Нет, хен, ты все правильно сказал. Я не хочу с ним связываться. — Ты уверен? Нет. На самом деле последние слова гулко отдаются в грудной клетке, давая понять — что-то не так. Ты точно говоришь что-то неправильное. Все это наверняка как-то связано с истинностью и ее пресловутой природой. Но не ей решать, что правильно, а что нет. — Не знаю. Но я уверен, что так будет лучше. Намджуну нечего на это сказать, так что он просто кивает, хотя все еще выглядит недовольным и несогласным. Он романтик. Несмотря на весь свой серьезный облик, тот еще мечтатель. В их мире таких мало. Тех, которые верят, что истинность несет светлую и счастливую любовь. Кто-то встречает предназначенного в браке, кто-то в других отношениях, третьи в середине карьерного пути. Раньше бы не возникло никаких вопросов, решение только одно — развод, расставание, смена приоритетов. Ведь впереди тебя всепоглощающая и до самой смерти нерушимая любовь. Сейчас это смешно. Природа создала неидеальных людей и неидеальный мир. Так кто сказал, что порожденные ей узы абсолютны и праведны? Доставая вторую сигарету из пачки, Тэхен про себя усмехается: его истинность привела его только к тому, что он стал больше курить. Так где здесь благодать? Он не злится на Чонгука, больше нет. Прекрасно понимает, что у того свои цели в жизни, судьба не должна мешать твоим мечтам и выбору. В этом смысл бета-эпохи, где люди сами решают, что делать со своей жизнью, вне зависимости, кто или что им предначертаны. После обретения полноценного вижена Тэхен впервые с момента рождения растерялся. Он действительно не понимал, что делать дальше, потому и был обижен на всех и вся, а в первую очередь на Чонгука. Но он разберется. Вся жизнь впереди, чтобы разобраться. Свободная жизнь без сковывающей по рукам и ногам истинности. Парень так погружается в мысли, что не замечает, как справа кто-то подходит. Металлический щелчок приводит его в себя, из-за чего он буквально подпрыгивает на месте. Тэхен различает краем уха тихий женский смех, но так и не поднимает глаз на его носителя, завороженно глядя на пламя зажигалки, медленно пожирающий табак и тонкую бумагу. Как бы он ни ворчал на гамма-вижен, но некоторые вещи выглядят в нем поистине бесподобно. Порой совсем простые, как закат, рассвет, огонь, тлеющая сигарета. В М-3 было много прекрасного, но та красота была спокойной и предсказуемой. Она никогда не заставляла его плакать, восторженно замирать и дрожать от эстетического наслаждения. Ким постепенно учится это признавать. — Прости-прости, не хотела тебя напугать, — видимо, сегодня день раскаяния перед Ким Тэхеном. Если Вселенная таким образом хочет извиниться, то ей стоит придумать что-то посолиднее. Сара расслабленно курит, отлично делая вид, что не замечает вопросительных взглядов двух пары глаз. Неужели она правда могла просто выйти, чтобы скурить сигаретку за компанию? Сделав еще одну затяжку и выпустив пар, она поднимает на фотографа глаза: — Я бы хотела поговорить, Тэхен-щи, — конечно же, не могла. Никто в NSA не делает ничего просто так. — Если ты не против, я бы могла угостить тебя чем-нибудь в баре. Не скажу, что разговор будет легким. — Тяжелее сегодняшнего вряд ли будет, — невесело усмехается парень. — И правда, — накрашенные губы растягиваются в невесомой улыбке. — Значит, ты не против поговорить? — Я не против бара, — поправляет Тэхен. Алкоголь сейчас — самая разумная идея. Тем более, он ведь когда-то думал о том, чтобы пропустить с женщиной пару бокалов. — Что там будет с разговором, посмотрим по ситуации. Только… — он скашивает глаза на молчащего все это время мужчину. — Вы не против, если Намджун-хен пойдет с нами? Его собеседники удивляются. Оба. Фотограф лишь пожимает плечами — ему просто нужна группа поддержки, что в этом такого. — Если Намджун-щи хочет, — осторожно соглашается Сара. — Хочет, — неожиданно для всех говорит юрист. — Почему бы и нет? Могу затыкать уши, когда вы начнете обсуждать свои секретики. — Никаких секретиков, — смеется женщина. — Просто попытка закрыть гештальт Тэхена-щи в виде Чонгука. Наверное, гештальт все-таки не самое удачное здесь слово. Проблема, затруднение, катастрофа подошли бы куда лучше. Однако гораздо важнее, что тема будет закрыта. По крайней мере Тэхен хочет в это верить.***
От выпитого уже откровенно мутит. Еще больше мутит от мигающих разноцветных огней, создающих в баре психоделическую атмосферу. Тэхен как назло забыл свои солнцезащитные очки в машине у Намджуна, поэтому лишь устало прячет лицо за скрещенными пальцами. Он боится представить, сколько времени еще должно пройти до того момента, когда его глаза привыкнут к этому городу. Возможно, ему стоит на месяц вернуться в Тэгу, где нет такого светового загрязнения. Нет, точно не в Тэгу. В какое-то другое более тихое и менее засвеченное место. Возможно, к морю. Он ведь никогда не видел его в реальном цвете. Тем временем Намджун и Сара, кажется, прекрасно смогли найти общий язык и даже не замечают, что третий собеседник совсем не стремится принять участия в разговоре. Может, и не стремится, но точно слушает, потому что столько информации о своих собутыльниках вряд ли еще когда-нибудь узнает. Намджун говорит о себе с невероятной скромностью. Другой на его месте наверняка рассказал бы с гораздо большей гордостью о том, что экстерном закончил юридический факультет Сеульского национального университета и тут же был принят в одну из самых престижных юридических коллегий столицы. Хотя проработал он там немного — за каких-то пять лет окончательно разочаровался в корпоративном праве и всей правовой системе в целом. О том, как он стал фрилансить и защищать права натурщиков, Намджун вообще рассказал очень скомкано — судя по всему для этого потребуется больше выпитых бутылок. Рассказ же Сары подтвердил догадки Тэхена о ее иностранном происхождении — мама американка, папа кореец. Жила в детстве в Штатах, но в подростковом возрасте перебралась с семьей в Сеул, где позже поступила, кто бы мог подумать, тоже на юриста. И тоже не очень впечатлилась, быстро переведясь на менеджмент и международный бизнес. — Шило на мыло, честно говоря, — смеется женщина, делая глоток пива из стакана. — Так значит, должно быть Сара? — спрашивает Намджун, ставя ударение в имени на первый слог. — Должно быть Сара, — кивает шатенка с одобрением в глазах. Правильно ее имя уже давно никто не произносил. — Но корейцам довольно тяжело ощущать эту разницу, так что я привыкла. — А что вы будете делать теперь? — все-таки вступает в разговор Тэхен. — Из NSA я ушла, — переводит взгляд на младшего Сара. — Меня хотели перевести в другой отдел или отдать другому артисту, но мы договорились, чтобы мне оформили увольнение по собственному желанию из-за ошибок компании. Они будут выплачивать мне компенсацию следующие три месяца, да и сбережения у меня кое-какие есть. Так что, думаю, буду полгода цеплять молоденьких мальчиков и спивать их в баре, — хитро произносит женщина. — Хэй, я не пьян, — тут же нахохливается Тэхен. — Это пока ты не поднялся на ноги и я не начала вести тебя к своей машине. — Какой ужас, Сара-щи. Звучит так, как будто вы не первый раз это проворачиваете, — наигранно пугается фотограф. — Меня тут вообще никто не замечает? — с улыбкой, но легким недовольством привлекает к себе внимание Намджун. — Между прочим, я замечала тебя весь последний час, пока Тэхен-а рефлексировал о своей жизни, — шутливо толкает юриста в плечо Сара. — А теперь дождалась, когда он отрефлексировал, и готовишься его увести к себе домой, — приподнимает бровь с ухмылкой на лице Намджун. — Может быть, — лукаво отвечает та в ответ. Что ж, теперь тут никто не замечает Тэхена. Отлично. Во всю развивающийся флирт прерывает звонок. Намджун проходится по карманам, находит телефон и, посмотрев на экран, тяжело вздыхает. Он быстро просит прощения и, пообещав скоро вернуться, уходит. Кажется, это что-то срочное. Либо человек, который звонит, не терпит, когда ему не отвечают. Судя по времени суток и выражению лица юриста, это все-таки второе. — О чем думаешь? Ким поворачивает голову в сторону женщины, слегка щурясь. Сара выглядит очень довольной и спокойной. Еще бы, думает фотограф, впереди у нее беззаботные полгода с молоденькими мальчиками и большим счетом в банке. Ровно то, что в жизни Тэхена в катастрофическом дефиците. — О том, как бы отреагировал Чонгук, если бы мы действительно переспали. Сара от души смеется, запрокидывая голову. — Наверное, он бы страшно обиделся. — Обиделся? — искренне удивляется брюнет. — Конечно, — уверенно кивает шатенка. — Он очень ревнивый. — И кого бы он ревновал? — хмурится Ким. — Тебя, естественно. Брови Тэхена взлетают вверх от шока. Это должно быть какая-то шутка. Последнее, что стал бы делать Чон в их ситуации, это ревновать его. К тому же Тэхен в курсе, что певец не гей — список его бывших девушек длиннее, чем список кимовых долгов. А задолжал он в свое время прилично. — С чего бы? Мы друг другу никто. — Разве? — риторически спрашивает Сара. — Истинность ничего не значит, вы же понимаете. — Понимаю. И, тем не менее, знание, что вот этот человек — на самом деле только твой по законам природы — сильный стимулятор. Для Чонгука это не имеет значения, но к тебе он действительно очень хорошо относится. Парень лишь фыркает и присасывается к трубочке с коктейлем. — Не строй из себя, Тэхена-а. Ты знаешь, что это правда. — Настал тот самый тяжелый разговор, да? Женщина ненадолго теряется, но поджимает губы и кивает: — Не то чтобы это было что-то тяжелое. Я просто хотела сказать, что Чонгук — не плохой человек. — Я знаю, — кивает Тэхен, уставившись пустым взглядом в стеллаж с бутылками за спиной бармена. Несмотря на неоднозначное поведение Чона во время первых переговоров после их разговора на крыше фотографу тяжело думать о парне как о каком-то эгоистичном придурке. Конечно, это не был целебный сеанс у психолога, но Чонгук искренне пытался помочь Киму успокоиться. Неловко шутил, задавал наводящие вопросы, даже рассказал, какими потрясающими токпокки обедал. Тэхен лишь односложно отвечал, потому что объективно не был в настроении на «бессмысленные поболтушки с подружкой». Но ему стало легче, и за каких-то 5-7 минут истерика и тревожность прошли. — Он тоже очень тяжело пережил информацию о вашей истинности. — Я понимаю. Ким не знает, в чем именно дело. Но почти для любого современного человека это было бы стрессом. Что уж говорить про того, кто должен воплощать в себе образ нового поколения, свободного от маскуна и собственной природы. — И он заботится о тебе, Тэхен-а. — Заботится? — неверяще спрашивает брюнет, совсем не весело смеясь. Даже после разговора на крыше слово «забота» слишком сильное для их отношений. — Сомневаюсь. Рядом недовольно цокают. Сара откидывается на стул и перекрещивает руки. — Это он попросил присутствовать на всех переговорах. — Разве он не должен был там быть? — не понимает Тэхен. — Не должен. Более того, это запрещено, — сурово объясняет Сара. От нее веет силой и раздражением, что заставляет фотографа внутренне сжаться. Все-таки с этой женщиной и правда лучше не быть врагами. — У NSA было не так много случаев, когда артисты встречали своих истинных, но каждый раз компания сама разбиралась с последствиями, не то, что не допуская до переговоров, но даже не уведомляя айдолов о том, что стало с их парой. Ваш случай другой. Отчасти потому, что у Чонгука больше привилегий, чем у кого-либо из артистов. И отчасти от того, что он начал ставить ультиматумы. Если бы его там не было, тебя бы сожрали. Тэхен чувствует себя пережеванным и выплюнутым прямо сейчас. Весь выпитый алкоголь желчью начинает проедать внутренности — ему жалко тех людей. До боли жалко, потому что только от мысли о том, что Чонгук мог не появиться на всех встречах, ему становится страшно. Он даже не осознавал, какую моральную поддержку певец оказывал только своим присутствием. Однако чем больше Ким успокаивает свое разодранное жалостью сердце, тем больше чувствует разгорающуюся злость. Кто вообще позволяет этим паскудам так легко распоряжаться чужими жизнями? — Они… — из-под впившихся в стакан ногтей раздается жалобный скрежет, — как вы вообще могли работать на этих ублюдков? Саре становится по-человечески совестно, когда Тэхен поднимает на нее свои глаза, до краев наполненные жаждой к справедливости, но: — Все не так просто, Тэхен-а. Я понимаю, что из-за твоего естественного вижена это может прозвучать грубо, но мир не делится на черное и белое. Везде будет свое милосердие и своя бесчеловечность. Просто потому что бесчеловечность — это тоже качество людей. Да и я, как видишь, уже на «этих ублюдков» не работаю. Чонгук стал последней каплей. — Каких ублюдков вы обсуждаете? — Намджун появляется как будто из-под земли, хотя он наверняка ждал удобного момента, чтобы подойти. Слишком уж удачно они закончили обсуждать самую щепетильную тему. — Именно тех, о которых ты думаешь, — с улыбкой отвечает Сара. — Ну, наконец-то. Я уж думал, все слишком приличные, что не хотят обсуждать всякий мусор за столом. Мужчина с женщиной тут же начинают о чем-то разговаривать, а Тэхен даже не слышит. Теперь, обсуждай они хоть его самого, он бы не обратил внимание. В голове гудит от количества мыслей — кажется, еще осталась информация, которую ему нужно отрефлексировать. — Простите меня. Думаю, я пойду, — поднимается парень со стула. — О, тебе нехорошо? — тут же беспокоится Сара. — Нет, все в порядке. Просто сильно устал. — Не удивительно. Тебя подвезти? — уже хватается за сумочку женщина. — А вы не упускаете возможности, Сара-щи, — выдавливает из себя улыбку Ким. — Нет, все хорошо, я возьму такси. Намджун поднимается и протягивает руку для рукопожатия: — Еще увидимся, Тэхен-а, — с легкой грустью прощается мужчина. Обстоятельства, в которых они увидятся, точно не из самых приятных. — Да, хен, увидимся, — жмет протянутую руку фотограф. — До свиданья, Сара-щи. Спасибо за вечер и напитки! Женщина машет рукой, но уже через пару секунд вновь возвращает свое внимание на садящегося Намджуна. Тэхен не знает, стал бы Чонгук ревновать его к своему бывшему менеджеру, но поедь он сейчас с ней, фотограф знает, кто точно бы стал.