Я спал тридцать лет Я видел зубастых невиданных тварей И будто по пояс в желе Я не мог убежать от них или ударить Знаешь, как бывает во сне Я не в курсе, что было в мое отсутствие Я продремал столько гребаных лет Не пора ли проснуться? Anacondaz «Бессонница»
На кухне выключен свет. Так безопаснее. Пора бы искоренить эту привычку — прятаться в темноте, когда назревает новая проблема. Однако Тэхен чувствует, что сейчас заслуживает того, чтобы прятаться. На самом деле он заслуживает того, чтобы никогда не появляться в доме Ким Сокджина и не знать того, что сегодня услышал. Хочется стать маленьким. Вернуться в те времена, когда дом и весь мир были уютно черно-белыми; когда мама была сильнее всех вокруг; когда самым опасным врагом была соседская собака. Сейчас остается только внушать себе безопасность и выключать свет каждый раз, когда становится слишком страшно. На кухню кто-то заходит. И Тэхен, прежде чем успевает осознать, в панике кричит: — Не включай! — а обернувшись на дверь, неловко добавляет: — …те. Не включайте, пожалуйста, свет. По Юнги видно, что не собирался. Но он все равно кивает, а после подходит к столу и садится напротив. — Все еще не можешь привыкнуть? Фотограф сразу понимает, о чем речь. У них с акционистом всего одна тайна на двоих, которую они могут обсуждать без точных слов. — Не совсем, — качает головой парень. — Я привык к новому зрению, даже чувствительность к свету почти прошла. Но я действительно очень любил свой М-3, он казался мне очень понятным, безопасным и невероятно красивым. Полноцветный мир пока слишком для меня чужой. Я стараюсь на этом не зацикливаться, но когда мне некомфортно или боязно от чего-то, то я сразу ухожу в темное место. Чтобы хотя бы на недолгое время сделать вид, что все в порядке, как раньше. — Тебя настолько напугало то, что я рассказал? — неожиданно мягко спрашивает Юнги. Тэхен секунду беспомощно смотрит на мужчину, но затем сразу опускает голову. Он и сам не уверен, что именно его так выбило из колеи. Два часа назад все ключевые фигуры Ассоциации собрались в доме Сокджина, чтобы обсудить запуск нового оппозиционного журнала. Без споров и ругани, конечно, не обошлось, но в целом все шло мирно. Пока под конец собрания не взял слово Мин Юнги и не вылил на всех настолько ошарашивающую и сенсационную информацию, что корейские таблоиды бы разрыдались. Ругани больше не было. Были крики, маты и беззвучный шок, каждого взяло по-своему. По итогу Сокджин просто распустил всех по домам, чтобы дать время членам Ассоциации раздумать над услышанным. Тэхен уже полчаса сидит на кухне, но мысли в голове продолжают разбегаться тараканами: — Просто я… Я не хотел быть здесь. Меня полностью устраивала моя жизнь: без каких-то глобальных целей и планов. Я мечтал только о том, чтобы всю жизнь фотографировать, потому что люблю это больше всего. Но как только я встретил истинного, все пошло наперекосяк. Джин-хен втянул меня в Ассоциацию, в ваши политические разборки, и хотя я понял, почему вы протестуете, у меня все равно не возникало желания примкнуть к вам. Но после того, что вы рассказали, я теперь просто… — …не можешь быть в стороне? — подсказывает Мин после паузы. Тэхен снова решается посмотреть на акциониста и обреченно кивает: — Даже если я уйду, уже не смогу нормально жить, зная эту информацию. Хотя вся эта теория до сих пор кажется для меня странной. — Правда? — незлобно усмехается Юнги. — Для меня она, наоборот, разложила все по своим местам. Я с самого детства задавался вопросом, в чем причина истинности. Мы не в сказке Туве Янссон живем, нет никакой магии, божественной любви или предначертанной судьбы. Но если теория моей знакомой верна, то все становится логичным. У природы ведь не бывает все просто так. Она просто сводит правильных людей, чтобы ускорять эволюцию. У Тэхена снова, как и тогда в зале, когда он впервые все это услышал, непроизвольно кривится лицо: — То есть это все просто гены? — Слушай, — вздыхает Юнги. — Я тоже не генетик и не биолог. Говорю со слов моей приятельницы. Однако если все очень упрощать, то да, помимо знаний, опыта, результатов труда мы передаем будущим поколениям наши гены, то есть определенные наследственные признаки и функции организма. Какие-то характеристики пагубны для его носителя, например предрасположенность к раку. Другие, напротив, положительны — условно способности к изучению языков. Через истинность природа селекционирует людей, подбирает наиболее удачные комбинации пар, чтобы самые перспективные гены продолжили жить в следующих поколениях, а губительные со временем остались в прошлом. — Тогда истинные — это просто способ природы получить охуенных детей? — вскидывает бровь Тэхен. Юнги эта формулировка забавляет, и он искренне смеется: — Да. Если очень грубо и дилетантски, то да. Фотографу вот не смешно. Внутри нарастает раздражение и даже некая обида. И дело вовсе не в том, что с такого ракурса явление соулмейтов в их мире полностью теряет свою романтику: — Тогда уже сейчас в этой теории есть дыра, — хмуро говорит Ким. — Если весь смысл в передаче правильного набора генов будущим поколениям, то откуда гомосексуальные истинные пары? Мужчина снова улыбается. На этот раз слегка задумчиво и, по мнению Тэхена, не в тему. Закинув голову назад, Юнги медлительно проговаривает: — Это отличный вопрос. Я задал его сразу же, как моя приятельница все мне рассказала. И тут теорий несколько. Первая прозвучит очень гомофобно. Но даже несмотря на то, что мой истинный — парень, и сам я би, стоит признать, что в ней есть доля смысла. Вкратце, есть некоторые виды наследственности, которые желательно вырубать на корню. Самый простой способ — не давать ее носителям размножаться, отсюда гомосексуальные пары. Своеобразная евгеника от Матушки-природы. — Дерьмовая версия, — тут же озвучивает Ким. Логика в этой теории и правда есть, но уж слишком она мерзкая и несправедливая. Если это окажется правдой, то Тэхен будучи геем вообще бы предпочел не рождаться. — Есть другая, — опускает голову Юнги, насмешливо глядя на младшего. — Определенный процент людей в принципе гомосексуален с рождения. Возможно, на истинность наложился этот фактор, благодаря чему мы получаем негетеросексуальные пары. В это уже хочется верить. Но вот парадокс: истинный Тэхена — непробиваемый натурал. И тут уж либо очередная озвученная за сегодняшний день теория дает сбой, либо Чонгук банально пока не до конца осознал свою ориентацию. В любом случае, что делать в такой ситуации, неясно. Ненароком кинуть Чону ссылку на эссе Фрейда о «врожденной бисексуальности» всех людей? Звучит нездорово и навязчиво. Да и NSA засудит Кима быстрее, чем Чонгук успеет крикнуть слово «гей». — Но это ведь все пока не доказано? — с надеждой спрашивает фотограф. Пусть он никогда не романтизировал истинность, но после научных теорий о ее происхождении уже готов поверить хоть в Бога-троицу, хоть в Брахму, лишь бы снова укрыть ее ореолом сакральности и таинственности. — Конечно, пока это только гипотеза, — поджимает губы Юнги, — но очень уж правдоподобная. Моя знакомая — ведь не единственный человек, который дошла до этой мысли. Уже в XIX веке люди пытались научно изучить истинность. И, скорее всего, до этой теории первыми дошли японцы. Ты помнишь, что они делали во времена оккупации Кореи? Тэхен непонимающе смотрит на мужчину, но уже через секунду его глаза округляются от осознания: — Разделение истинных. — Верно, — мрачнеет Юнги. — Они вели учет всех истинных в стране и следили за тем, чтобы те никогда не встречались. Детей от подобных браков японцы сначала забирали, возможно, как раз для изучения, а уже ближе к концу оккупации бездушно убивали. В школе нам говорят, что это была тактика психологического насилия, но есть вероятность, что причина их действий была гораздо глубже — они пытались убить генофонд страны. И это не все. Вспомни «Отряд 731» во Вторую мировую войну. Одно из его подразделений изучало именно истинных и маскун, а большинство ученых, входящий в штат, были генетиками. Если сложить два этих факта, то наша теория выглядит еще более правдоподобной. — Все равно не сходится. Какого черта тогда власти продолжают создавать вакцину? — все еще отказывается верить Тэхен. — Сейчас все слишком завязано на политике, — пожимает плечами Мин. — Не думай, что наше правительство все знает и осознанно устраивает геноцид населения. Проблема в том, что и японская оккупация, и опыты во времена войны — слишком неоднозначная тема для нашей страны. Ее либо не изучают, либо изучают только для того, чтобы еще раз подчеркнуть, какие японцы были бездушными подонками. Никто не будет искать в их действиях рациональное зерно. Сама Япония при этом, естественно, хранит все архивы у себя, поэтому точно сказать, ради чего они все это делали, нельзя. Тем не менее, многие ученые все больше склоняются к теории о генетическом происхождении истинности. Они это не освещают, потому что, чтобы это доказать, нужны полномасштабные исследования, желательно, на национальном, если не мировом уровне. Провести их сложно. Все государства сейчас стремятся победить маскун, чтобы поднять экономическую и военную мощь, так что нужно время. Но пока ученые сидят в своих кабинетах и собачатся из-за всей этой цитогенетической херни, мы можем начать действовать. — О нет, ты что, решил начать без меня? Сокджин входит на кухню, совсем не скрывая, что подслушивал последние минуты разговора. Тэхен не обращает на него внимания, полностью охваченный шоком и холодным потом. Когда Юнги рассказал все в первый раз, было непонятно и страшно. Сейчас после его объяснений стало понятно и страшно, страшно, страшно. Тэхену даже дышать сложно — он никогда не хотел подобного знать. Он бы предпочел умереть тупым винтиком в системе, в неведении, что, возможно, собственное правительство от незнания и эгоизма буквально уничтожает свое население. Сокджин мрачно ухмыляется, разглядев выражение лица младшего. Глава Ассоциации молча подходит к столу и открывает жалюзи, все это время закрывающие окна. Всю комнату освещает дневной свет. Тэхену не нравится, он все еще не хочет осознавать реалистичность всего происходящего. Удивительно, что сейчас всего 4 часа пополудни. Было бы уместнее, чтобы Корею навсегда накрыло ночным беспроглядным мраком. Вернее, так было бы спокойнее. Как будто все это всего лишь правдоподобная сказка братьев Гримм на ночь. Но достаточно для Тэхена прятаться и бояться реальности. Пора просыпаться. — Вижу, ты на стадии депрессии, — разваливается на стуле Сокджин. Прозвучало уж слишком уничижительно. Тэхен пытается отразить это ощущение через взгляд из-под бровей, но для его боса это как горох об стену. Все еще по-отечески снисходительная улыбка и раздражающе расслабленная поза. — Вижу, ты до сих пор считаешь себя хорошим психологом, хен. Кротко хохотнув, Сокджин поясняет: — Тэ, солнце, мне не нужно быть дипломированным специалистом, чтобы считывать эмоции других людей, тем более настолько яркие, как у тебя. Большую часть жизни ты отрицал позицию натурщиков. После, когда вступил в Ассоциацию и чуть лучше изучил историю, наступила злость. Когда ты сейчас спорил с Юнги, ты, очевидно, торговался, пытался уверить себя, что все не так плохо, как тебе кажется. А как понял, что все действительно так, как тебе кажется, погрузился в депрессию. Но это временно. Уже скоро наступит принятие. — Что ж, тогда пойду подожду, когда оно наступит, — выплевывает Тэхен и поднимается со стула. — Нет-нет, — хватает его за руку Сокджин, — ждать мы как раз не можем. Фотограф замирает на месте — хватка старшего поистине железная. От того уйти хочется еще сильнее, Ким нутром чует, что его ждут новые ужасающие новости. — Присядь, Тэхен-а, — устало просит Юнги. — Хотя бы выслушай нас. Против акциониста идти почти невозможно. Тэхен не восхваляет его, как большинство натурщиков Ассоциации, но определенно уважает, а еще по-детски побаивается. Не потому, что этот человек может сделать тебе что-то плохое, а потому, что этот человек очень много пережил. — У вас есть какой-то план, да? — садится на свое место парень. Юнги кивает: — Как я уже говорил, доказательство генетического происхождения истинности требует множества исследований. Нужно время, чтобы ученые смогли провести хотя бы первоначальные экспертизы. У нас этого времени нет, у всего населения Кореи его нет, потому что правительство хочет в ближайшие сроки вводить поголовное вакцинирование от маскуна. Есть только один вариант приостановить их планы — дискредитировать саму вакцину и его исследования. — У вас есть сведения, что с ними что-то не так? — в очередной раз за сегодняшний день удивляется Тэхен. — Я почти уверен, что там все не чисто, — уклоняется Юнги. — Но у нас есть план, как доказать, что с исследованиями все было не чисто, — тут же добавляет Сокджин. Тэхен даже не скрывает свой скептицизм и показательно морщится. Перед ним два взрослых человека, которые в попытках спасти население собственной страны от генетической деградации играют в угадайку. — Очень рад за вас. Надеюсь, ваш план оправдает себя, и вы найдете то, что хотели. — Для этого нам нужен ты. — Что? Теперь Сокджин не выглядит настолько уверенным и расслабленным. Очевидно, что ему самому неловко от того, что он собирается сказать. — Есть один человек, который принимал активное участие в разработке вакцины, при этом именно он вел всю внутреннюю отчетность, не для правительства, непосредственно для людей, которые были включены в процесс. Нам нужно получить сведения с его компьютера и… — Причем здесь я? — жестко обрывает Тэхен. Нервно облизав губы, Сокджин тихо спрашивает: — Ты знаешь, что такое art advisor? Тэхен понимает. За секунду осознает, в какое дерьмо его пытаются вовлечь. Только вырвавшись из одного болота, его пытаются снова с головой кинуть в еще больший ушат беспросветного опаснейшего говна. — Я ухожу, — встает со стула парень. — Нет, Тэхен-а. Сокджин ловит его у самых дверей и впивается пальцами в плечи, чтобы не позволить сделать ни шагу дальше. О Тэхена уже достаточно вытирали ноги, поэтому ему совсем не жаль, когда он с ненавистью сбрасывает с себя руки и кричит: — Что, хен?! Будешь сейчас оправдываться, что не пытаешься вовлечь меня в опасное уголовно-наказуемое преступление для собственных целей? — Все не так плохо, — пытается успокоить Ким. — Да, все хуево! — уже орет Тэхен. — Потому что вы хотите, чтобы я навязался какому-то опасному безумному ученому, работающему на правительство, в качестве art advisor, чтобы советовать, какие предметы искусства лучше впишутся в его интерьер, а параллельно рыскать в его компьютере и искать компрометирующие сведения. Меня посадят, хен! — Тэхен-а, — снова кладет свои руки на чужие плечи глава. — Мы максимально тебя обезопасим. Я обещаю тебе, что мы не допустим того, чтобы с тобой что-то случилось. Я бы хотел привлечь кого-то другого, но ты единственный вариант. Ты привлекательный и обаятельный, у тебя прекрасное искусствоведческое образование, как в Корее, так и в Европе. Более того, официально ты никак не связан с Ассоциацией и натурщиками. Таких идеальных кандидатов больше нет. Тэхен дает себе несколько секунд, чтобы выразить взглядом все свое презрение к сложившейся ситуации, а после уже спокойнее выдает: — Спасибо большое за комплименты. Но мой ответ все тот же — иди к черту, хен. — Тэхен, — уже просит Юнги. Новый круговорот скандала обрывает пиликанье телефона. Фотограф как за последнюю соломинку хватается за него и смотрит на дисплей. Дыхание обрывается, он уже выучил эти цифры наизусть. — Тэхен-а, — мягко продолжает акционист, — я понимаю, что ты злишься, но Джин-хен прав, мы сделаем все возможное, чтобы максимально тебя обезопасить. Это правда опасно, но подумай с другой стороны. Ты делаешь это не просто для наших эфемерных целей. Если все получится, то мы сможем остановить наше правительство от самой большой ошибки, которую они когда-либо совершали. Ты буквально сбережешь следующие поколения от… Зачем он звонит? Неужели ему настолько плохо, что он решился набрать его? И почему именно ему? Значит ли это, что только Тэхен сейчас может ему помочь? — Поговорим завтра, — отрезает парень, все еще не отрываясь от горящего экрана. Лучше бы через год. В идеале — больше никогда. Но Тэхен уже оставил все свои проблемы позади, за дверями кухни, чтобы как можно скорее решить чужие.***
С разбегу открыв дверь на балкон, фотограф на ходу принимает звонок. — Да? За то время, пока он бежал на второй этаж, Чонгук мог бы уже дважды сбросить. Но Чон ждал до последнего. Пульс от радости и волнения бешено стучит в венах. Одновременно с этим просыпается тревога. Что же могло произойти, что айдолу настолько сильно нужно с ним связаться? — Тэхен, — с облегчением выдыхает Чонгук. — Да. Привет, Чонгук-а, — садится на диванчик Ким, все еще пытаясь продышаться. Чон несколько секунд молчит. Тэхен в волнении кусает губы. Что-то действительно случилось. — Я не мешаю? Ким хмыкает, вспоминая от каких людей и какого разговора сейчас сбежал: — Мешаешь, но очень удачно. Даже не представляешь, насколько вовремя ты позвонил. — Оу, — приятно удивляется Чонгук. — Не за что. Тэхен смеется и целиком ложится на кожаный диван, рассматривая зеленый лес за дорогой. — Так почему ты позвонил? — Поговори со мной. Теперь в груди волнения больше, чем радости. Голос Чонгука тихий и болезненно напряженный. Эти оттенки усиливает эхо вдалеке — кажется, что певец сидит в туалете или в ванной. — О чем… — Тэхен сглатывает неприятный ком в горле и продолжает: — о чем ты хочешь поговорить? — Просто расскажи мне что-нибудь, — просит Чон. — Все, что захочешь. Чем сейчас занимался? Что делал последние дни? Плохая идея. То, чем Тэхен занимается последнее время, рассказывать только мертвым. — Все сложно. Даже если бы мне разрешили об этом распространяться, я бы все равно молчал, потому что… это правда слишком сложно и запутано. — Хорошо, — легко принимает Чонгук. — Но, может, не знаю, есть что-то, что тебя недавно порадовало? Ким чувствует, что младшему сейчас просто необходимо вывести его хоть на какой-то разговор: самый банальный и пустой, лишь бы отвлечься, загасить чужой болтовней свои мысли и эмоции. Тэхен все еще не понимает, в чем причина такого поведения, но старательно напрягает память в попытках найти что-то хорошее и беззаботное за последние дни. — Наверное, это покажется совсем простым и глупым. Но недавно я купил по акции длинный бежевый тренч и белую худи-оверсайз. Не знаю, заметил ты или нет, но я сменил стиль. Раньше я всегда ходил во всем черном, чтобы точно не напутать с цветом и не выглядеть как попугай. Но когда ко мне вернулось зрение, я стал чуть толерантнее к нечерным вещам. Сейчас я пытаюсь сменить гардероб, но у меня не так много денег, чтобы выкинуть все старые шмотки и закупить новую одежду. Так что дело идет очень медленно. Я к тому же еще слишком избирателен. Мне действительно нужно влюбиться в вещь, чтобы купить ее. Тот тренч и худи я увидел еще полтора месяца назад, но они стояли как мой месячный заработок, так что я просто ждал и плакал, плакал и ждал. Недавно на них появилась большая скидка, поэтому последние три дня я хожу в одном и том же и мне абсолютно плевать, что, скорее всего, моя прекрасная белая худи уже воняет. — Не осуждаю, — тихо смеется Чонгук. — Это круто на самом деле. Совсем не глупо, как ты сказал. В подростковом возрасте и особенно во времена трейни я почти дрочил на новые вещи, которые себе покупал. Я мог не вылезать из них месяцами, потому что они становились по-настоящему особенными. Сейчас такого почти нет. Я могу позволить себе любую одежду, поэтому ни к одной новой покупке не привязываюсь. Поношу месяц и покупаю что-то новое. Это может прозвучать как бахвальство, но на деле мне иногда хочется вернуться в те времена: чтобы каждая футболка, джинсы, кроссовки были ценными, потому что ты действительно очень долго пахал на них. В большом гардеробе просто нет никакой романтики. — М-м, я не понимаю, но могу представить, — задумчиво проговаривает Ким. — Но зато ты можешь сдавать кучу вещей на благотворительность. — Я так и делаю. — Да, но вряд ли ты сдаешь вещи в Благотворительный фонд помощи бедным несчастным фотографам, которые очень любят брендовые вещи. Пауза. — Ты сейчас намекаешь на себя? — Ну… — Нет, хен, — фыркает Чонгук. — Даже не думай. Мне совсем не жалко, но это просто унизительно. Я полжизни таскал одежду за своим старшим братом и больше всего хотел иметь хоть что-то свое. Если тебе что-то очень нужно или ты по-настоящему влюбился в какую-то вещь, но не можешь себе ее позволить, я могу тебе ее купить. Вот это я с радостью, но точно не отдавать тебе свои вещи как бездомному. Что и придется Чонгуку оплатить Тэхену, так это лечение тахикардии. Потому что нельзя сердцу так быстро биться от случайно брошенной фразы. Это просто губительно для здоровья. Хотя Тэхену и не нужно, чтобы Чон что-то покупал ему. Для счастья ему было бы достаточно взаимности, а еще отношений: тех самых комфортных и до сведения скул приторных, когда он бы носил люксовую одежду своего бойфренда, дышал его запахом и чувствовал, что по-настоящему принадлежит этому человеку. — Что еще было хорошего? — переводит тему айдол. — Не знаю, — слегка заторможенное, — лес. — Лес? — Ага, — почему-то улыбается Тэхен. — Я сейчас живу у своего босса за городом. Здесь прямо через дорогу большая парковая зона с очень красивыми пышными деревьями. Вечером кажется, что я попал в «Сумерки». — У босса? Ты купил себе тренч и худи и теперь бомжуешь? — шутит Чон. Можно было бы обидеться или хотя бы несерьезно возмутиться, хотя по тону младшего очевидно, что он говорит не из злости, а просто чтобы подколоть. Однако в голову быстро приходит другая идея. — Нет, просто еще один способ заработка. — Ты… — теряется парень. — Ты шутишь сейчас, да? — Нет, — полностью вживается в роль Тэхен. — Я не занимаюсь таким на регулярной основе, только когда появляется необходимость и адекватный кандидат. Хен заметил, что я на мели, поэтому предложил мне такие, м-м, оплачиваемые отношения. Я полностью в нем уверен, поэтому подумал, почему бы и нет. — Боже, скажи, что ты шутишь. — Говорю же, нет. В чем проблема? На этот раз Чонгук молчит, кажется, целую минуту, все это время тяжело дыша в трубку. Даже через динамик слышно, как он сглатывает, и шепотом выдает: — Я понимаю, что не имею права тебе указывать, но, хен, я бы не хотел, чтобы ты таким занимался. И снова сердце. Стучит как полоумное. Еще и щеки пылают, не только изнутри, но снаружи, подогреваемые весенним Солнцем. — Почему? — Просто… это совершенно неправильно для тебя, — отчаянно шепчет Чонгук. — Я нормально к подобному отношусь, мне все равно на самом деле. Но ты точно не должен таким заниматься. Ты невероятно талантливый и интересный, ты заслуживаешь того, чтобы твои работы были популярными и высокооплачиваемыми. Но больше этого ты заслуживаешь, чтобы тебя любили и оберегали, а не пользовались твоим телом за деньги. Блять, я даже не представлял, что у тебя все так плохо! Давай я поговорю с Сарой? У нее все равно нет работы, я уверен, что она согласится помочь тебе найти хороших заказчиков. — Чонгук, Чонгук, все, остановись. Я пошутил, — обрывает Тэхен. — Я живу у хена, потому что мне хотелось сменить обстановку. Никто ни с кем не спит, тем более за деньги. Тэхену теперь по-настоящему стыдно от своей глупой лжи. Ему хотелось посмотреть на реакцию Чонгука, если он услышит что-то настолько личное и неоднозначное. При возможности вызвать ревность, да. И что ж, реакция ему очень польстила (возможно, в нем снова появилась крошечная надежда). Но Ким точно не планировал выводить парня на столь сильные эмоции. — Ты пошутил? — Да, прости, пожалуйста. Я не думал, что ты так близко к сердцу это воспримешь. — Ебаный в рот, Тэхен! — взрывается Чонгук. — Если ты кем-то и подрабатываешь, так это никудышным пранкером. Как ты думал, я отреагирую? Скажу: «окей, хен, пусть тебя трахают богатые толстые мужики, зато тебе хватит денег на аренду и новую худи». Так?! На самом деле именно этой реакции Тэхен боялся больше всего. — Прости, мне правда жаль. — Знаешь, что, — продолжает распыляться Чонгук, — ты встал на тропу войны, Ким Тэхен. Поверь, я могу очень далеко заходить в своих розыгрышах. — Будешь мне мстить? — лукаво улыбается Тэхен. — О, еще как. Судя по голосу, Чон уже отошел от травматичного пранка и начал дурачиться. Тэхен же еле сдерживается от того, чтобы не рассмеяться — просто от счастья; от того, насколько душевно и комфортно идет незамысловатый разговор. А еще хочется задать много вопросов, хотя бы узнать, как дела у самого айдола. Однако с учетом того, в каком состоянии и с какой целью позвонил младший, становится ясно, что такой вопрос сейчас совсем не уместен. — О чем думаешь? — успокоившись, спрашивает Чонгук. — О том, сколько вопросов хочу тебе задать, — признается Ким. — Задавай. — Нет. Сейчас не время. Они будут не к месту. — После Благотворительного фонда помощи бедным несчастным фотографам и шутки про эскорт вряд ли что-то окажется не к месту, — журит Чонгук. — Спрашивай, что хочешь. Что с тобой происходит? Почему ты позвонил? Почему ты позвонил именно мне? У тебя все хорошо? Чем я могу помочь? Почему ты так остро отреагировал на мою глупую шутку? — Нет, — поджав губы, качает головой фотограф. Он точно знает, что сейчас не время. — Ты слышал правило про «убить любимого ребенка»? — Судя по названию, хорошо, что не слышал, — с подозрением отвечает парень. — Это метафора, — сразу успокаивает Тэхен. — Это правило используется в журналистике, когда корреспондент берет интервью. Перед любой беседой журналисты составляют список вопросов для гостя. Какие-то проходные, какие-то просто необходимые, но парочка из них самые любимые, ответы на которые хочется узнать больше всего. Однако важнее любых вопросов сама беседа. Если журналист понимает, что развивающийся разговор совсем не уместен для того самого вопроса, то его нельзя задавать. Это может разрушить всю атмосферу и сломать связь с гостем. Это сложно, но в таких ситуациях нужно убить любимого ребенка. — Вау, — удивленно выдыхает Чонгук. — Я не знал. Хотя понимаю, о чем ты говоришь. Мне иногда задают на интервью совсем неуместные вопросы, после которых диалог обламывается и дальше совсем не клеится. Но, хен, ты можешь никого не убивать. Я ведь сам позвонил, так что… — Чонгук! Даже через динамик Тэхен слышит чужой крик и стук по двери. Зовут громко, к тому же с нескрываемым волнением. — Черт, — шипит Чон. — Чонгук, ты в порядке? — снова крик и стук по двери издалека. — Я вызвал врача. У нас больше нет времени ждать. Выходи сейчас, тебя осмотрят, и мы вернемся к съемкам. — Чонгук, что происходит? — пугается Тэхен. — Хен, спасибо большое, что поговорил со мной, — шепотом тараторит младший. — Мне действительно стало легче. Прости, что приходится так прощаться, но мне нужно идти. Еще раз спасибо и хорошего дня. Тэхен только успевает открыть рот, когда понимает, что звонок сбросили. Становится тошно и страшно. Он ведь ничем не помог. Просто болтал о всякой ерунде без задней мысли. Ким открывает сообщения, смотрит на курсор, призывающий написать первое слово, но слов в голове слишком много и ни одного одновременно. Парень с досадой блокирует телефон и снова заваливается на диван. Лес впереди успокаивающе шелестит листвой. Ее начинают покрывать первые цветные лучи заходящего Солнца. Весенний зеленый смешивается с розовато-оранжевым светом. Чонгук, скорее всего, не увидит этого заката из-за съемки, хотя он бы наверняка ему понравился. Идея приходит в голову быстро. Быстрее, чем Тэхен успевает себя остановить. Он снова берет телефон, подбирает ракурс и делает несколько снимков. Выбрав самый лучший, парень снова открывает сообщения и отправляет своему неизвестному (известному) контакту. Он все еще плох в выражении своих чувств через слова. Возможно, хотя бы фотография сможет донести его попытки утешить и подбодрить. И почему-то Тэхену кажется, что Чонгук сможет его понять.