«Во имя религии погибло больше людей, чем по любой другой причине. Однако наука всегда была лучшим другом убийц. Наука может убить тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч, миллионы людей за весьма короткий промежуток времени» Император Сёва
Тэхен всегда заходит в его дом со стыдом. Он стыдливо улыбается его хозяину, сквозь стыд шутит и пьет из чужого бокала дорогое вино, само присутствие Кима в этой квартире пропитано стыдом и неловкостью. Минсу этого не замечает: всегда радушно принимает, заказывает на ужин еду из ресторанов премиум-класса, заглядывает в рот каждый раз, когда фотограф что-то говорит. Тэхен долго не понимал, откуда в этом мужчине столько наивного доверия и нездоровой привязанности. Пока на одной из встреч Со не признался, что у него никогда не было друзей. Вообще. Ни одного. Все 42 года своей жизни он провел в окружении склянок, химических растворов и чашек Петри. Он игнорировал всех людей вокруг, те в ответ также не проявляли к нему никакого интереса. По итогу, разменяв четыре десятка лет, Минсу обзавелся стабильной работой, заоблачной зарплатой, несколькими видами недвижимости и тотальным одиночеством. «Не знаю, просто в школе я думал только о том, чтобы поступить в университет. В университете меня волновала только будущая работа. На работе я думал только о текущих задачах, опытах и исследованиях, которые помогли бы мне выделиться среди коллег. Я не думал о других людях. У меня была мама, я проводил с ней все свободное время, и мне было этого достаточно. Когда семь лет назад она умерла, у меня больше никого не осталось. Я смотрел на свои контакты в телефоне и понимал, что никому из них не могу позвонить просто так, чтобы банально пригласить домой и выпить пива. Так я начал пользоваться услугами эскорта. Конечно, все эти девушки общались со мной только ради денег, но мне больше не было так одиноко. Меня снова все устраивало. Но где-то полгода назад я и от них устал. Мне не хотелось секса, пустых вымученных разговоров, за которые платил. Просто хотелось… друга, хотя бы приятеля. Честно говоря, я начал часто думать о самоубийстве, меня ничего не радовало, даже походы на выставки, которые я всегда так любил. Каждый день я просыпался с такой тоской, что еле мог поднять себя с постели. Именно в это время я познакомился с тобой, Тэ. Может быть, я прозвучу неправильно, как будто пытаюсь навязать тебе свои чувства, но сейчас ты самый близкий для меня человек». Эта внезапная собачья преданность и привязанность действительно выглядели неправильно и были уж слишком навязчивыми. Унизительно? Немного. Жалко? Может быть. Минсу и сам это наверняка понимал. Вот только он даже не догадывался о том, что именно это отношение спасало его от действий мошенника, которого он пригрел на груди. Да, за две недели регулярного общения Тэхен так и не смог сделать то, ради чего в принципе познакомился с ученым. Сокджин молчаливо бесился, Юнги красноречиво вскидывал свой интерробанг над бровями с выражением «все еще нихуя, да? Ну ты и слабак». Слабак. Терпила. Потому что Тэхену объективно было не очень интересно общаться с Минсу. Слишком большая разница в возрасте, слишком мало общих интересов, слишком много угодничества (Со старался делать все возможное, чтобы парню было комфортно. Так много, что по итогу Тэхен чувствовал себя некомфортно). Но фотографу было слишком сложно сопротивляться этому тянущему в груди сочувствию с легкой отдушиной жалости. Кроме того, говоря по-честному, еще никто в жизни Тэхена не относился к нему с таким благоговением и любованием. Это очень приятно ощущалось, хотя парень даже самому себе в этом не признавался. Так что он приходил к Минсу почти всегда, когда тот его просил, даже если это было не для работы. Проводил вместе с ним не самые интересные часы своей жизни, стыдливо улыбался, стыдливо пил вино, сквозь стыд принимал комплименты, потому что с каждым его приходом обожание и благодарность в глазах напротив становились все крепче. — Хен, можно задать тебе вопрос… как эксперту? Тэхен принимает фужер красного-полусухого и с выжиданием смотрит на мужчину. Минсу на секунду замирает, смущенно улыбается и, взяв свой бокал, присаживается рядом с парнем на диван. — Ну, раз как к эксперту, то, конечно. Спрашивай. — Статья «Слепой зоны», — контролируя каждое слово, начинает Ким. — Та самая, про генетическое происхождение истинности. Что ты думаешь? Со так и не отпивает из бокала, который уже поднес к губам. Опускает руку и с легким подозрением прищуривает глаза: — Почему ты спрашиваешь именно у меня? Это опасный вопрос. Лучше бы Тэхен и правда его не задавал. Минсу скрывает от него даже свое место работы и конкретную сферу деятельности. Что уж говорить про его участие в разработке вакцины. Сокджин наверняка бы влепил парню крепкий подзатыльник за то, насколько он сейчас палится. Но Киму очень важно узнать отношение мужчины ко всей этой ситуации. Возможно, благодаря этому будет не так стыдно его предать. — Просто ты единственный в моем окружении, кто хоть немного разбирается в подобных вещах, — поспешно объясняет Тэхен. — Вокруг вакцины разгорелся охренеть какой большой скандал. Ассоциация утверждает, что она приведет к деградации генофонда страны, правительство пока ничего не говорит, но наверняка начнет защищать свою разработку и всеми силами доказывать, что она безопасна. В Интернете повылезали все неэкспертные и экспертные эксперты, которые разделились на два лагеря и срутся каждый день. Я не понимаю, кому верить. И ты, хен, единственный человек, мнению которого я могу доверять. Тэхен уже давно так откровенно не подлизывался к ученому. Слишком большая вероятность переборщить и вызвать в Со обратные эмоции. Но сейчас он верит. Видно, насколько ему польстили чужие слова. Хотя тема для него все еще слишком скользкая. Минсу делает несколько глотков из бокала и, не глядя на гостя, говорит: — Перед тем, как я отвечу на твой вопрос, я бы хотел задать тебе свой, Тэхен. Позволишь? Блять. — Да, конечно! — Почему ты не носишь линзы? — пришпоривает колким взглядом мужчина. — В нашей стране их не носят только натурщики. Сейчас к ним прибавились те, кто сделал вакцину. Мне очень важно знать, к какой группе относишься ты. Впервые со дня их знакомства Минсу звучит настолько холодно и требовательно. Вот только он выбрал совершенно неверный вопрос, чтобы подловить своего гостя. — Ни к одной из тех, что ты назвал, хен, — пожимает плечами парень. — Я встретил истинного. — Оу. — Забавно, что ты об этом не подумал, — усмехается Тэхен. — Но это понятно, сейчас истинных редко встретишь, особенно в Сеуле. Тем не менее я попал в их число. Мы встретились буквально четыре месяца назад. Минсу мгновенно теряет всю свою холодность. Снова превращается в податливое мягкое тесто, которое может принять любую форму, особенно в руках Тэхена. — И… — сглатывает, — какие у вас отношения? — Мы не общаемся. Если коротко. Тэхен не врет. С Чонгуком они не общаются последние несколько дней. Перед этим младший написал сухое «сейчас очень много дел, давай ненадолго прервемся». Ким бы спокойно это принял, он прекрасно понимает, насколько беспощадным может быть график одного из самых известных сольных артистов Кореи. Но проблема в том, что еще до этого Чонгук начал вести себя с ним странно. Никаких грубостей и откровенного безразличия — парень просто закрылся. Сообщения приобрели какой-то полуофициальный тон, Чон перестал шутить, заигрывать, что-то рассказывать и тем более спрашивать — как будто он старательно выстраивал между ними стену. Учитывая, что уже три дня они не общаются вовсе, со своей стороны стену он выстроил железобетонную. — Мне жаль, — шепчет Минсу и касается кончиками пальцев чужой руки. — Спасибо, — еле заметно улыбается Тэхен и, чуть выждав, уводит руку от прикосновения. Сколько бы эмпатии и сочувствия у него ни было к этому человеку, на тактильные контакты он не готов с ним переходить. — Но я в порядке, правда. Сейчас редко у истинных происходит по-другому. Так что давай забудем и… хен, кажется, ты должен теперь мне ответ на мой вопрос. Минсу криво улыбается и за раз выпивает все вино в бокале. Минуту он ничего не говорит, только вертит пустой фужер в руке, не поднимая с него глаз. — Я давно знал про эту гипотезу, — осторожно и тихо. — В научных кругах она немного стигматизирована, про нее не принято говорить, хотя про нее в принципе мало кто знает. Она не лишена смысла, но объективные масштабные исследования, которые могли бы ее доказать, не проводились. Были некоторые, совсем локальные — их результаты разнятся. Одно из последних, про которое я знаю, проводилось подпольным объединением северо- и южнокорейских генетиков. Где-то в 2005-2006 годах. Если не вдаваться в подробности, то они сравнивали количество генетических заболеваний населения двух стран. Это была неплохая идея. Генетический код северян и южан на данный момент все еще очень близок, не так много времени прошло со времен войны. При этом на севере подавляющее число семей — истинные, в то время как в нашей стране из-за борьбы с маскуном — чуть больше 8%. Казалось бы, идеальный плацдарм для подобных исследований. Результаты оказались вполне однозначными — у южных корейцев генетических заболеваний, так же как выкидышей и онкологических заболеваний, больше, чем у северокорейцев. Можно подумать: вот вам и доказательство. Однако не все так просто. Во-первых, северяне обожают вносить коррективы в свои данные, чтобы казаться лучше в глазах остального мира. Особенно когда это касается сравнения их с южными корейцами. Во-вторых, не стоит забывать, что большая часть населения КНДР до сих пор живет в сельских условиях. У них чище воздух, меньше производственных объектов в округе, и питаются они более здоровой пищей. У них меньше доступа к фастфуду, вредным напиткам и закускам. Так что я ничего не думаю об этой гипотезе, Тэхен. У меня нет никакой информации о том, что она верна. — Но у тебя ведь также нет информации о том, что она не верна. Тэхен жалеет о том, что сказал уже на последнем слове. Плохой из него разведчик и подставной. Минсу с подозрением косится, подсознательно выпрямляет спину. По лицу ничего невозможно сказать, но Ким уверен, что прочитывает в нем зарождающуюся враждебность. — Нет. У меня нет никакой информации. Но при чем здесь я? Ты будто пытаешься мне что-то навязать. — Нет-нет, у меня ведь тоже нет своего мнения на этот счет, — вскидывает руки парень. — Я поэтому тебя и спрашиваю, потому что хочу лучше понять. В детективных фильмах всегда интересно наблюдать за двумя героями, которые оба притворяются другими. Особенно интересно, когда в разговоре друг с другом они начинают идти по тонкому льду. Зрители в напряжении, у них только один вопрос: кто расколется первым. Будучи одним из главных героев, Тэхену совсем не интересно это узнать. У него холодный пот бежит по спине, а слюну невозможно сглотнуть от того, насколько во рту сухо. — Я вел к тому, что, — Тэхен отпивает из бокала, промачивая горло, — здесь же 50/50. Разве перед тем, как вводить вакцину, не стоит узнать, где все-таки правда? Просто неразумно вакцинировать всю страну, когда есть такой большой риск генетической катастрофы. Минсу тяжело выдыхает и отставляет свой бокал. Он пододвигается ближе и, уже уверенно взяв чужие ладони, с покровительственной улыбкой произносит: — Тэхен-и, милый, ты слишком чувствительный. Ты ведь умный мальчик, должен понимать, что натурщики как оппозиционеры специально подают информацию только с той стороны, которая им удобна. Правительство не стало бы рисковать своим собственным населением, если бы не было уверено в том, что делает. Наверняка они провели свои собственные исследования, чтобы исключить риск, как ты говоришь, генетической катастрофы. Да даже если гипотеза верна, и истинность действительно является средством природы производить более здоровое и приспособленное к внешней среде потомство, то это все равно не имеет значения. Мы не в каменном веке живем, медицина значительно шагнула в своем развитии. Многие заболевания ребенка выявляются уже во время беременности при скрининге. Если с плодом совсем все плохо, женщина может сделать аборт. А если ребенок все-таки родится, то он все равно сможет вести более-менее социально-адаптированную жизнь благодаря грамотному лечению. Мы уже давно способны бороться с природой, Тэ. Пусть не во всем, но в очень многих вещах. Тэхен не понимает, кто в этой комнате идиот. Он, считающий, что сотни будущих абортированных детей — это пиздец, или Минсу, который уверен, что ничего страшного. Как бы Ким ни просчитывал в голове комбинации, выходит однозначно — идиот точно не он. Проблема в том, что Со тоже вроде не дурак. По крайней мере, именно это говорят его ученые степени. Так что либо у мужчины грамотно промыты мозги, либо ему очень хорошо заплатили. Учитывая, что Тэхен сейчас сидит на кожаном диване в многокомнатной квартире элитного жилого комплекса, здесь второе как минимум. — Тэ, все в порядке? — заглядывает в глаза Минсу. — Да-да, — натягивает улыбку Тэхен. — Просто думаю о том, что ты сказал. Слишком много информации. Но спасибо, хен, я начал лучше понимать, что происходит. Теперь, когда мне будут совать в лицо очередное некомпетентное мнение, буду ссылаться на своего личного эксперта. Минсу с довольством и гордостью растягивает губы и крепче сжимает чужую ладонь. На этот раз Тэхен не пытается ее выдернуть. Сейчас он искренне благодарен Со: мужчина показал очень важную сторону себя, ту, которой не стыдно воспользоваться. И Ким готов это сделать. — Знаешь, хен, — восторженно восклицает парень. — Кажется, я, наконец, решил, какую картину повесить к тебе в спальню. Займемся этим прямо сейчас. Ученый удивленно кивает и поднимается вслед за парнем. Идет за ним хвостиком, впитывая каждое слово, которое он произносит. А Тэхену впервые приятно оказаться главным героем их разыгрываемого детектива. Впервые ему несложно представить, что не он злодей в этой истории.***
Фотограф успевает только тяжело вздохнуть в трубку, когда: — Прежде, чем ты начнешь изливать мне душу, я хочу, чтобы ты в деталях расписал, как провернул свою аферу. Я две недели ждал кульминации. Ни секунды нытья без структурированного сюжета. Тэхен вздыхает еще тяжелее, но даже не успевает открыть рот, потому что: — Я сказал без нытья! — приказывает Чимин. — И не надо так громко дуться и страдать, я это слышу даже через динамик. Ты получишь мою психологическую консультацию и рецензию, но только после того, как расскажешь, как у тебя получилось наебать этого ученого. Если меня достаточно впечатлит эта история, я даже поставлю по ней пьесу. — Надеюсь, ты сейчас понимаешь, насколько я жалею, что тебя набрал. — Ты всегда жалеешь, но продолжаешь звонить, — хмыкает Пак. — Давай, детка, время — деньги, а у меня дома трое некормленых детей. Не заставляй своих племянников голодать. — Боюсь спросить, откуда ты спиздил троих детей, — с улыбкой закатывает глаза Ким. — Не спиздил. Мне поставляют их почтой каждый месяц из Зимбабве. Иногда они требуются для массовки, — ни секунды не думая, выдает Чимин. — А еще они послушные и поют мне мотивирующие африканские песни. Очень вдохновляет. — Сука, Чимин, — против воли разрывается хохотом Тэхен. — Если бы ты родился в XIX веке, Корея бы колонизировала Африку еще до Британии и Франции. — Да, но я живу в XXI и смог колонизировать только твой больной мозг и не менее несчастную задницу, — фыркает режиссер. — Все, Тэ, давай, я устал словоблудить. Мой язык тоже устает, хоть это и звучит невозможно. Расскажи уже, как все прошло. По ощущениям Пак и вправду выдал весь вступительный лимит на колкости и готов внимательно слушать. Проблема в том, что Тэхен не уверен, готов ли он внимательно рассказывать, пусть сам же и позвонил. Даже с балкона слышно, с каким остервенением спорят в гостиной на первом этаже Сокджин и Юнги. Спорят явно не всерьез, потому что каждые минут пять они прерываются на громкие счастливые тосты. Тэхен некоторое время назад тоже бодро закидывал в себя виски с содовой, пока Сокджин в десятый раз не начал носить по дому жесткий диск, привезенный младшим, как новорожденного Симбу из «Короля льва». Фотограф в принципе не разделял энтузиазма двух своих собутыльников и пил, скорее, от тоски и полного презрения к себе. Он прекрасно помнил, с какой нежностью Минсу прощался с ним, с каким волнением пригласил его пойти с ним на новую выставку через пару дней. Тэхен все это время молчаливо кивал, пряча глаза. Ким был очень решительно настроен, когда проворачивал всю свою нелегкую мошенническую махинацию, но сейчас снова потерялся в себе. Стоило ли это того? — Я действовал полностью по нашему плану, — Тэхен откидывается на спинку дивана, пустым взглядом врезаясь в уже приевшийся лес за дорогой. — Я сказал Минсу, что придумал, что повесить ему в спальню. Он сразу дал мне свой ноутбук… — Что ты решил повесить? — с интересом перебивает Пак. — Йер, Франция. Фотография Картье-Брессона. — М-м, — тут же понимает Чимин. — Неплохо. Я помню, что ты рассказывал, что у твоего ученого довольно сдержанный интерьер. Но почему именно Брессон? — А, ну, — мнется Тэхен. — Он же ввел понятие «решающего момента» в фотографии. Когда мы обсудили с Минсу всю эту генетическую хрень, я убедился, насколько он предвзят в своих исследованиях, что у него нет, не знаю, как будто достаточной эмпатии к людям, а только собственные научные амбиции. Именно это замотивировало меня, стало решающим моментом, после которого я решился сделать то, что сделал. — Оу, мой малыш, — сюсюкает Чимин. — Какая же ты все-таки романтично-возвышенная натура. — Отвянь, — пытается скрыть смущение Ким. — Минсу понравилось. — Ну, естественно. Ему нравится все, что ты делаешь. — Если ты сейчас не прекратишь, твои африканские дети все-таки умрут с голоду, — напоминает Тэхен. — Окей-окей, — смеются на другом конце. — Так что дальше? — Так вот. Он дал мне свой ноутбук. У меня был к нему доступ почти с самого нашего знакомства. Я показал Минсу фотографию, он пришел в восторг, мы решили сразу же ее заказать. И пока мы выбирали типографию, я сказал ему, что ужасно проголодался и дико хочу Макдональдс. — Ага, правдоподобно. — Чимин, — закатывает глаза Тэхен. — Да в смысле, сейчас без сарказма! — возмущается режиссер. — Иногда правда пиздец как хочется Мак. Я полностью это понимаю. — На самом деле еда могла быть совершенно любая. Просто один из членов Ассоциации подрабатывает именно в Маке и у нас не особо был выбор. Вернее, у меня его не было. Мы заранее договорились на конкретные позиции в заказе: кола без сахара, маленькая картошка и пять видов соусов. — Вот сейчас не правдоподобно, — снова перебивает Чимин. — Какой извращенец будет заказывать Мак ради маленькой картошки и пяти, сука, соусов? — И колы без сахара. — Тем более, блять! — Нам нужно было сделать максимально нестандартный заказ, чтобы он случайно не совпал с другими, — терпеливо объясняет Тэхен. Дождавшись хилое «ну ладно», он мученически продолжает: — Сделал заказ, добавил в примечаниях, что кола обязательно без сахара и соусов действительно нужно пять, чтобы Хюнин, пацан из Ассоциации, понял, что это к нему. Пока мы ждали доставку, я сходил покурить, прихватив на балкон свою сумку. Достал жесткий диск, спрятал его в худи. Вернулся, выбрали с Минсу типографию, он все это время вообще ничего не подозревал, я по глазам видел. Когда, наконец, пришел Хюнин, я попросил Минсу забрать еду, чтобы якобы как можно скорее оформить заказ для типографии. Пацан, конечно, хорошо отработал. Мне было нужно, чтобы он отвлек Минсу минуты на три, но он держал его в дверях минут семь как минимум. То он не уверен, оплачен заказ или нет, то ему кажется, что заказ собрали неверно и положили не те виды соусов. Когда Минсу вернулся с пакетом, он от напряжения за раз выпил весь бокал вина. Не привык, бедный, контактировать с медлительными доставщиками. — Так, хорошо. Я понял, что за это время ты все скопировал с компа. Но ты уверен, что у него нет там специальных программ, которые фиксируют подобные действия? — У него есть одна, я проверял за несколько дней до этого, когда Минсу ходил в туалет. Просто отключил ее перед тем, как вставил внешний диск. Чимин уважительно мычит: — Неплохо, мой друг. Я аж начал тебя уважать больше, — смеется. — Серьезно, кто знал, что ты можешь быть такой пронырливой умной тварью? Почему-то всех в окружении Тэхена эта история приводит в восторг. Юнги одобрительно похлопал по плечу и искренне поблагодарил, Сокджин до боли в конечностях обнял и с гордостью смотрел весь вечер, в чате Ассоциации уже который час обсуждают геройский поступок Ким Тэхена. Но сам Ким Тэхен чувствует себя мудаком, а не героем. — Я слышу, как ты страдальчески дышишь, Тэ, — стонет Чимин. — Считаешь, что плохо поступил? — Естественно, — шмыгает носом фотограф. Не от слез, из-за ночной прохлады и общего упаднического настроения. — Он хороший. В смысле, да, то, в чем он участвовал, скорее всего, хреново, но это не отменяет того, как хорошо он относится ко мне. Он считает меня практически своим другом и уверен, что я отношусь к нему примерно так же. Минсу очень внимательно меня слушает, ценит мои знания, поддерживает, когда я делюсь какими-то невеселыми воспоминаниями. Он всегда зовет меня на всякие выставки, он даже предлагал купить мне новый телефон взамен того, который я разбил при встрече с ним. Хен отказался от своей идеи, только когда я сказал, что с подаренным телефоном буду чувствовать себя одной из его содержанок. Он не заслуживает такого предательства от меня. Я просто чувствую себя хуевым человеком. — А ты уже смотрел содержание жесткого диска? — внезапно спрашивает Пак. — Нет, мы будем с этим разбираться завтра. Вернее, Юнги и Сокджин будут разбираться, потому что я не хочу в это лезть. — Зря. Возможно, вы найдете у него на компе детское порно. Тогда точно не жалко его заскамить. — Чимин, ты…. — А если серьезно, — обрывает режиссер. — То, что ты сделал, действительно хуево, если судить с точки зрения морали и нашего законодательства. Но это не значит, что ты плохой человек. Все иногда делают дерьмо в жизни, в большинстве случаев из тупости или эгоизма. Но в данном случае твой поступок оправдан. Пусть ты… Тэхен отодвигает телефон и с подозрением смотрит на входящий звонок. Больше всего он сейчас боится, что это окажется Со Минсу, который каким-то образом все-таки узнал, что с его ноутбука были скопированы все данные. Номер высвечивается. Тэхен меньше, чем за секунду, его узнает. — Чимин, — перебивает болтовню друга Ким. — Мне звонит Чонгук, я тебя сбрасываю. — Что?! — орет Пак. — Не смей, Тэхен! Даже не думай этого делать. Я тебе серьезно говорю. Забудь про то, что я тебя начал больше уважать. Если ты сейчас примешь звонок от этого мудака, ты больше никогда не поднимешься в моих глазах! Он же морозил тебя несколько дней, а после вообще прервал все общение. Теперь ты неожиданно ему понадобился и он, блять, в час ночи решил позвонить. Это не считая того, что он прервал мою крайне философскую речь, которой я пытался поднять тебе самооценку. — Но… — Нет, — рычит Пак. — Где твое чувство достоинства? Какого черта ты должен бежать к нему по первому зову? Ты, может быть, себя не ценишь, но я очень даже. И я не хочу, чтобы в моих друзьях ходил такой подкаблучник. Тэхен с болью смотрит на светящийся номер на второй линии. Он понимает, что режиссер по-своему прав, но у него все равно все рушится внутри, когда неизвестный контакт сбрасывает. — Он скинул, — потухше бубнит в динамик. — Замечательно, — воодушевленно констатирует Чимин. — Итак, солнце, как мы с тобой поступаем. Вне зависимости, будет ли он еще раз звонить или писать, ты игнорируешь все. Завтра вечером, не очень поздно, лучше около 8-9, пишешь ему «прости, был занят». Пусть почувствует себя в твоей шкуре. Если вы сразу созвонитесь, то ни в коем случае не начинай… Неизвестный: «Тэхен, пожалуйста, мне очень нужна помощь. Я ужасно себя вел последнее время, но сейчас мне не к кому обратиться. Позвони, как сможешь» —… он может начать оправдываться, точно начнет, все мужики так делают. Но мы-то с тобой знаем… — Пока, Чимин. Позже все расскажу. Он сбрасывает быстро, Пак даже не успевает закончить свой матерный пассаж. Тэхен дает себе пару секунд, чтобы подышать в тишине. Очень резко захотелось спать. Разом накатили усталость, выпитый алкоголь и эмоциональные качели. Несколько минут назад он считал себя последним отбросом и хуевым человеком, сейчас — просто счастливым. У Чонгука проблемы, и Тэхен искренне за него переживает, но внутри сгустка волнения и стресса все равно находит греющий комочек счастья: он позвонил, он нуждается в нем. Возможно, так работает Вселенная. Когда предаешь одного, она дает тебе возможность спасти другого.***
В свои 20 лет, еще будучи студентом философского факультета, Юнги почти наизусть знал споры Сократа с софистами, мог тезисно пересказать позиции якобинцев и жирондистов и чуть с большей натяжкой, но на сносное «хорошо» объяснить отличия школ Стравинского и Шёнберга. Тем не менее гораздо больше его вдохновляли вечные споры в кампусах университета о том, кто же пьет больше. Они всегда поражали и доводили его до смеха своей детскостью и полной абсурдностью. Журналисты наперебой твердили, что именно их никто не переплюнет в количестве потребляемого алкоголя. Инженеры скалились и парировали, что пусть хоть кто-нибудь попробует посоревноваться с ними в распитии высокоградусных напитков. Студенты свободных искусств бессвязно мычали, потому что все еще не протрезвели со вчерашнего. А Юнги со своими сокурсниками просто стоял в стороне и с нежностью смотрел на этих детсадовцев, меряющихся своей больной печенью. Потому что самая больная печень была у философов и звание алкоголиков всея университета занимали только философы. Они не нажирались, пили в меру (у каждого она была своя), чтобы опытным путем познать давнюю латинскую поговорку In vino veritas и напрочь забыть ее вторую часть — in aqua sanitas. Короче говоря, Мин Юнги умеет пить. И это одна из немногих причин, за которые он благодарен своему университету, который со скандалом исключил его после проведенной акции в его стенах. Мин встает через шесть часов после попойки с Сокджином. Пьет стакан воды, закусывает яблоком и чувствует себя вполне живым. Возвращается в гостиную, где неподвижно и беззвучно, словно незакопанный мертвец, лежит Ким. Юнги низко смеется: возможно, журналисты действительно пьют больше всех, вот только пить при этом совсем не умеют. Мин подходит к спящему мужчине и на всякий случай проверяет пульс. Дожидается хоть одного биения и удовлетворенно кивает — сойдет. Юнги осторожно вынимает из зажатых пальцев Сокджина драгоценный жесткий диск и несколько секунд рассматривает, как будто держит в первый раз. Он не стремится бежать к ноутбуку. У него весь день на изучение данных. Вместо этого прямо сейчас ему хочется прочувствовать целиком и полностью этот момент маленькой победы. Да, они фактически действовали с закрытыми глазами, ткнули пальцем в небо, рассчитывая на удачу. Но у Юнги всегда было чутье на подобные вещи, так что он знает, что сегодня что-то найдет. Утреннее Солнце мягко касается всех частей комнаты. Все ее цвета, даже темно-коричневый диван и черный стол, кажутся нежнее и светлее, чем они есть на самом деле. Юнги, наконец, начинает любить пестроту реального мира и признавать цвета, далекие от красного. Он даже пытается выбрать другой любимый цвет, но здесь пока проигрывает. Очень тяжело соперничать с красным — это цвет крови, пламени зажигалки, всех огненных специй. Цвет волос одного человека. Юнги до боли жмурит глаза, а, открыв их, подхватывает пачку сигарет и идет наверх. На первой ступеньке он неосознанно осматривает Сокджина и прихожую позади него. На вторую ступеньку Мин так и не становится. Грязь. Очень много песка и серых затвердевших клочков земли. Не будь Юнги вчера в здравом уме и памяти, он бы сейчас бегал по дому, осматривая вещи. Но он помнит прошлую ночь, потому прекрасно знает, что наследил не грабитель, а всего лишь Ким Тэхен. Где-то в полвторого ночи парень с горящими глазами ворвался в гостиную и, на ходу бросив «ко мне друг», влез в первые попавшиеся тапки. — Друг — это тот, о ком я думаю, — с мерзкой хмельной улыбкой уточнил Сокджин. Тэхен совсем по-глупому брякнул: — Тебя это не касается, хен. Глупо, потому что после этого стало ясно, что «друг» — именно тот человек, о котором подумал Сокджин. Тэхен вернулся спустя час-полтора. В еще большем безумстве, чем прежде, с головы до пят измаранный в грязи и сырой земле. Несмотря на свой облик, парень выглядел удивительно счастливым и возбужденным. Только его настроение остановило Юнги от вопроса «какого хуя». К счастью, Сокджин уже тогда потерял связь с реальностью, так что подарок в виде килограмма родной корейской грязи в собственном доме не заметил. Тэхен же, натоптав еще больше, подхватил рюкзак и укатил со своим «другом» в закат. Вернее, уже в рассвет. Юнги плевать, что это было. Он очень благодарен фотографу за то, что он сделал, поэтому готов простить ему все, даже грязь в прихожей (она все равно не его). Мин чувствует каждый свой шаг, поднимаясь наверх. Он чувствует себя человеком из дурацких мотивирующих картинок в Интернете, который, превозмогая все трудности, карабкается по лестнице успеха, чтобы достичь своей цели. Ему нетрудно (фактически всю грязную работу сделали за него). Разве что сдерживать победоносную улыбку с каждой ступенькой все сложнее. Но его никто не видит, так что акционист позволяет просочиться на лице своему триумфу. Гостиная комната. Стол. Ноутбук. Кнопка включения. Провод USB. Папка жесткого диска. И он проникает в мозг Со Минсу. Первый час не происходит ничего интересного. Юнги специально просматривает абсолютно все папки и файлы, даже если те названы «фотки со встречи одноклассников» или «музыка для тренажерки». Они вполне могут быть так названы, чтобы в них не возникло желания залезть. Однако во всех этих повседневных скучных документах только повседневная скучная информация. У Со Минсу нет никаких экзоскелетов в шкафу. Разве что несколько раз Юнги натыкается на анкеты молоденьких симпатичных девушек. Мин на это только незлобно хмыкает — все развеивают свое одиночество по силе и возможностям. Больше он не улыбается. Очередь доходит до документов с работы. Сотни страниц канцеляризмов, профессиональных терминов и химических обозначений вызывают мигрень. Хочется снова напиться или хотя бы выпить кофе. Но ни то, ни другое он себе не позволяет. Первое — только помешает. Вторым акционист решает себя вознаградить. Будет хоть какая-то мотивация закончить с этим узко-биологическим-вакцинационным дерьмом побыстрее. Когда Юнги доходит до отчетности, становится чуть легче. Он просматривает длинную страницу с данными испытуемых. В графе «состояние» у всех стоит от «удовлетворительно» до «отлично» — придраться не к чему. Однако в столбике «побочные эффекты» уже повеселее. У многих упало зрение. Некоторым вакцина помогла только спустя несколько дней. У двух людей полноцветное зрение возвращалось скачками: испытуемые становились виденсами, потом возвращались к своему вижену, через некоторые время снова начинали видеть все цвета и так по кругу. Тем не менее через месяц-полтора все побочные эффекты проходили, не считая слегка упавшего зрения. Это неплохая зацепка, однако государственные СМИ с самого начала твердили, что вакцина все еще требует клинических испытаний и усовершенствований. Если Ассоциация обнародует эти данные, шумихи будет на неделю максимум. У правительства найдется, чем крыть, а вот у натурщиков объяснений, откуда они получили эту информацию, не найдется. Нет, плохая стратегия. Юнги прокручивает таблицу до конца — палец так и замирает над колесиком компьютерной мыши. Испытуемых не 40, их 41, где последний — Чон Чонгук. В таблице только его имя, на месте всех остальных граф стоят прочерки. Мин понимает все очень быстро и, откинувшись на спинку кресла, начинает беззвучно смеяться. Он, естественно, знал про этого парня и, честно говоря, тот его ужасно раздражал. Со стороны властей было очень жестоко использовать известного айдола в качестве рекламы своей разработки. Юнги даже представить не может, сколько несчастных влюбленных девочек побегут ставить себе прививку только потому, что так сделал их любимый артист. Мерзко. Низко. Бесчеловечно. Но ситуация становится еще потешнее и трагичнее одновременно. Потому что, видимо, золотой мальчик даже не пошел на операцию. Получил деньги, засветился хорошеньким личиком на всех главных каналах страны, покрасовался «чистыми» черными глазами — и всех наебал. Юнги может его понять, он бы тоже не стал рисковать, сколько бы ему ни заплатили. Однако это не отменяет того, скольких людей его ложь все-таки заставила решиться лечь под иглу. Акционисту хочется в эту же секунду связаться с главными корреспондентами Ассоциации, чтобы они прямо сейчас начали писать разоблачающую статью. Но он вовремя себя останавливает — рано. Надо посоветоваться с Сокджином, выстроить план действий и все-таки закончить проверять жесткий диск. Через Win + Q и парой кликов мышью Юнги проверяет наличие скрытых папок. Что ж, он не удивлен, что они есть. Но он чертовски злится, потому что все они запаролены. Естественно, блять. Этого стоило ожидать. Мин жестко хватается пальцами за волосы и с силой оттягивает их. Как он мог об этом не подумать? Почему не предусмотрел и не подготовился заранее? У него есть знакомые айтишники, но половина пошлет его нахуй, а другой половине он не готов доверить такую ценную информацию. У него остается только один туз в рукаве — и он звонит Намджуну. — Слушаю, — удивительно счастливым голосом приветствует юрист. — Намджун, срочно. Ты один? — прикусывает палец от напряжения акционист. — Нет. — Тогда сделай так, чтобы ты был один. — В смысле?.. — Просто уйди куда-нибудь, чтобы тебя никто не слышал, — раздраженно перебивает Юнги. — Окей, — вздыхает Намджун и в сторону ласково говорит: — Солнце, я ненадолго выйду на балкон. — Это же не кто-то из твоих дружков? — хоть женский голос раздается вдалеке, подозрение и нарастающую злость в нем прочитать очень легко. — Нет, — успокаивает Ким. — Старый клиент. Сказал, что у него какой-то деликатный вопрос, и он не хочет, чтобы слышал кто-то посторонний. Несколько минут Юнги с прикрытыми от усталости глазами слушает, как Намджун отпрашивается у своей дамы отойти. Под жалостливым нежным тоном и десятком «солнце, котик, дорогая» девушка все-таки сдается. Выйдя на балкон, Ким сдирает с себя все намеки на нежность и любовь и раздраженно спрашивает: — Че надо? — Тэхен скопировал все данные, я сейчас проверяю жесткий диск, — быстро чеканит Юнги. — Несколько папок запаролены. Мне нужен человек, который сможет их взломать. — Я юрист, а не хакер, — холодно бросает Ким. — Хочешь сказать, что за всю свою практику ты ни разу не пользовался услугами хакеров? — хмыкает Юнги. Пару секунд Намджун молчит. Он прекрасно понимает, что никакой вид отрицания акционист не примет, потому что просто не поверит. — Допустим, — медленно протягивает Ким. — Ты хочешь, чтобы я связал тебя с каким-то хакером? — Не каким-то, а проверенным и желательно немым. — На последнее не надейся. Но у меня есть один знакомый из Бразилии, он несколько раз помогал мне в подобных вещах. Ни разу не подводил, ему абсолютно плевать, что он там откопал, главное, чтобы деньги заплатили. — Супер, постарайся связать меня с ним в течение нескольких часов. После тухлого «окей» Юнги сбрасывает звонок и, закусив заусенец на пальце, бросает задумчивый взгляд на ноутбук. Скрытые запароленные папки означают только одно — в них лежит что-то важное. Мин костьми ляжет, чтобы узнать, что именно. Но пока он бессилен, так что стоит заняться другим не менее интересным вопросом — Чон Чонгуком.***
Первое, что видит акционист, спустившись вниз, — задранная к потолку задница Сокджина, который вытирает грязь, аккомпанируя себе шипением и бессвязной руганью. Юнги даже не скрывает своего злобного хихиканья, на которое старший реагирует молниеносно и оборачивается с выражением лица зомби, почуявшего добычу. — Это не я, — поспешно вскидывает руки Мин. — То есть это Тэхен? — пугающе прищуривает глаза Ким. — Именно он. Сокджин обиженно отворачивается и продолжает елозить тряпкой по полу: — Я его вырастил, приютил, — бормочет под нос, — готовил еду, утешал, учил взрослой жизни, а он после всего просто взял и насрал мне на порог. — Скажи спасибо, что не насрал, — кидает Юнги и быстро скрывается в кухне, чтобы его не дай бог не заставили помогать. После обязательных работ на элеваторе в качестве поломойки Мин максимум смог бы помочь Тэхену и к занесенной в дом грязи добавить собственную блевоту. Тряпки и швабры теперь у него вызывают только такие позывы. Но Сокджина все-таки немного жалко, так что акционист делает две кружки кофе, чтобы сразу вознаградить и себя, и старшего. Закончив с уборкой, Ким садится за стол и берет стакан с выражением, будто полы он вытирал собственным лицом, а не тряпкой. Для главы Ассоциации день сегодня с самого начала не задался, но быстро брать себя в руки мужчина всегда умел. — Как я понимаю, все утро ты просматривал жесткий диск? — Верно. Юнги коротко рассказывает про все, что нашел. Объясняет, что им нужно дождаться звонка от Намджуна, чтобы вскрыть оставшиеся папки, а после с особым наслаждение делится информацией про Чонгука. Закончив, Мин делает последний глоток кофе и отставляет кружку, внимательно всматриваясь в лицо напротив, считывая реакцию. Но ее нет. Сокджин совсем не удивлен. Журналист только задумчиво стучит указательным пальцем по нижней губе и смотрит в окно: — Я догадывался об этом. — Прости? — вскидывает вопросительную бровь акционист. — Кто такой Чон Чонгук, Юнги-я? — переводит все такой же нечитаемый взгляд на гостя Ким. — Айдол. Вроде довольно известный, — хмурится Юнги. Он вообще не понимает, к чему задан вопрос. Это не считая того, что он все еще шокирован тем, что Сокджин узнал про ложную вакцинацию артиста до него. — Верно, — тяжелый вздох. — Но, помимо этого, он еще истинный Тэхена. Видимо, выражение лица акциониста говорит само за себя, так что Сокджин сразу продолжает: — Думаешь, как Тэхен к нам попал? Он же не натурщик, даже сейчас, спустя столько времени в Ассоциации, не считает себя таковым. Тэхен — ребенок искусства, который во всем, что делает, ищет эстетику, вдохновение и внутренний покой. Он очень далек от политики, совсем ее не понимает и не любит. Но ему пришлось с ней столкнуться, когда он встретился с Чонгуком и понял, что они истинные. Чон Чонгук — самый крупный и прибыльный проект NSA. Его образ строится на отречении от природной связи, на праве свободно любить и встречаться с кем угодно и в каком угодно количестве, полностью наплевав, что по миру где-то ходит твой соул. И этот крупный и прибыльный проект в человеческом обличье встречает своего истинного. Я не буду описывать, сколько дерьма вылили на Тэхена NSA, но он прошел все: и ультиматумы, и угрозы, и даже предложение возвратной операции, после которой он бы вернул свой вижен, но навсегда бы потерял возможность полноцветно видеть. Но суть даже не в Тэхене. С NSA удалось заключить мало-мальски человеческий договор благодаря Намджуну, но, как ты понимаешь, они не могли позволить публике узнать, что у их золотого артиста появился истинный. При этом долго скрывать, что Чонгук обрел гамма-вижен они тоже не могли. Тогда они пошли на контракт с властями. Так что это не была ложь. Как минимум это не была ложь Чонгука, потому что он делал все, что скажет ему компания. У Юнги от нервов дергается глаз. Он так долго ждал дня, когда сможет найти хоть какой-то компромат на правительство. И он нашел, но вместо поддержки и плана действий получает отмашку и оправдания в виде хитросплетенных любовных интриг. Нет, для него это не оправдания. — Ложь — это ложь, — жестко рубит Мин. — Возможно, Чон Чонгук не виноват и не хотел ничего плохого так же, как и его компания. Но гораздо важнее то, что из-за их действий у госмедиа получился отличный ресурс для пиара, а сама вакцинация превращается в новомодный молодежный тренд. Ты слышал о том, что несколько актеров и телеведущих заявили, что с нетерпением ждут глобального выпуска вакцины? И чем больше таких публичных личностей будут выступать с подобными речами, тем больше фанатов по всей стране последуют за ними. — Я… — Сокджин берет кружку и запрокидывает голову, но в рот не попадает ни капли. Мужчина с досадой морщится и просто оставляет пустой стакан в руках, нервно простукивая его пальцами. — Я понимаю, про что ты говоришь. Но неужели ты правда думаешь, что заявление о том, что Чон Чонгук на самом деле не делал прививку, так все изменит? Правительство просто скажет: «Ой, а мы ничего не знали. Мы просто дали добро, а что уж там происходит за дверями врачебного кабинета нам неизвестно». Власти выйдут сухими из воды, в то время как карьера Чонгука будет навсегда разрушена. Ты прекрасно понимаешь, что корейские фанаты никогда не простят подобного вранья и навсегда его заклеймят. — Какого черта я вообще должен думать о карьере неизвестного мне человека? — взрывается Юнги. — Тогда подумай о Тэхене, — просит журналист, склоняясь над столом. — Вчера к нему приезжал Чонгук, ты видел, каким Тэ был счастливым и взбудораженным. Между ними что-то есть, и Тэхен никогда нам не простит, если мы так жестоко подставим Чонгука. Тэхен теперь один из нас, он очень нам помог, и мы должны его уважать и оберегать, как и обещали. Юнги болезненно стонет, пряча лицо в ладонях. Сокджин прав. Причем не только касательно фотографа, но и касательно Чонгука. Мин не знаком с ним, но раз Тэхен допустил развитие отношений между ними, то, наверное, айдол — неплохой парень. Чем Юнги был бы лучше тех людей, против которых борется, если бы поступил так жестоко с незнакомым человеком? — Зачем были все эти шпионские игры, если мы по итогу нихуя не нашли? — тяжело выдыхает. — Мы найдем, Юнги, — уверенно обещает Сокджин. — Нам просто нужно дождаться звонка Намджуна.***
Объективно — Мин Юнги еще никогда не чувствовал себя настолько тупым. Бразилец Намджуна (с ником low fish) оказался истинным профи в вопросах хакинга и вскрытия чужих личных данных, но вот проблема — у него явно не было таланта к преподаванию. Неспособность парня нормально объяснить последовательность действий усугублялась патологически хуевой коммуникацией. Пока Юнги пытался разобрать хоть одно английское слово сквозь отвратительный португальский акцент, самоназванная «низкая рыба» пыталась понять хоть один уточняющий вопрос от акциониста, который был приправлен таким же отвратительным корейским акцентом. Спустя два часа интернациональной ругани, нескольких нелегальных программ и десятка случайно подхваченных вирусов на ноутбук (слава богу, он Сокджина) запароленные папки были со скрежетом вскрыты. — Пошел нахуй, мудила, — с чувством горланит Юнги, отключая видеосвязь. Наверняка на другом конце Земли low fish с таким же удовольствием поносит его на португальском. И если это так, то Мин заранее осуждает, потому что «низкая рыба» по крайней мере получила свои 1000 долларов, в то время как Юнги растратил всю накопленную за жизнь энергию. Тем не менее папки вскрыты. Осталось только понять, стоили ли они всех терзаний и потраченных тысячи баксов. Документы разрозненные, очень путанные и совершенно несистематизированные. Порой это просто странные заметки на несколько предложений, иногда многостраничные вырезки из различных статей, только несколько раз ему попадаются адекватно оформленные файлы. Но даже в них Юнги ни черта не может понять из-за сугубо научного языка и профессиональных терминов. Акционист уже жалеет, что потратил столько времени, но все-таки заставляет досмотреть все папки до конца. Кликает на предпоследнюю и с удивлением обнаруживает по годам рассортированную отчетность. Он внимательно просматривает длинные таблицы, похожие на ту, которую он видел по 41 испытуемому. И до него доходит. Все предыдущие файлы были сборкой информации о процессе синтезирования лекарства от маскуна. За все 12 лет, когда эта идея только пришла в голову ученым. Но если до этого была теория, то в новой открытой папке — практика. Вернее, опыты. Сначала их проводили на мышах. Юнги никогда не был особенно чувствителен к историям об опытах на животных. Медицина, да и вся наука никогда бы не шагнула так далеко, если бы их не было. Но когда Мин видит, как много несчастных грызунов ослепли, а после умерли от развившейся опухоли, его начинает натурально тошнить. Дальше исследователи перешли на обезьян. Несмотря на то что последние подопытные мыши показывали хорошую реакцию на прививку и полностью избавлялись от болезни, с приматами история пошла по кругу. Слепота, раковые опухоли, порой ментальные проблемы — это пережили десятки обезьян. Только спустя полтора года ученым удалось разработать работающее лекарство без серьезных побочных эффектов. Юнги скроллит ниже и чувствует, как встает ком в горле, когда видит человеческие имена. Ему хочется убивать. За секунду чистейшего гнева скапливается так много, что он не помещается в теле. Опыты на людях. За все 10 лет своей акционистской деятельности он даже не мог помыслить об этом. Во всех худших сценариях, которые проносились все эти годы в его голове, никто не опускался так низко. Он даже на время забывает про таблицу, прокручивает вверх, к шапке отчета, где указаны все участники экспериментов. Юнги хочет знать этих паскуд по именам. Их не так много, порядка 15. Некоторые ученые вовлекались регулярно, некоторые единожды, но гораздо чаще встречаются два имени — Чон Хеджин и Чон Кинсу. Пальцы почти ломают клавиатуру, когда вбивают нужные символы в поисковую строку. Информации не так много, в основном статьи 15-летней давности на страницах различных исследовательских центров, в которых работали ученые (как оказалось, супруги). Юнги с ненавистью читает новости и интервью, в которых нахваливают открытия и разработки Хеджин и Кинсу. Он уже собирается закрыть вкладку, как неожиданно натыкается на знакомое имя в самом конце одного из материалов. — У вас есть дети? Проявляют ли они интерес к науке? Если да, то наверняка в скором будущем Корею ждут новые блистательные ученые, с учетом таких родителей. — Да, знаете, у нас есть дочь Хенми. Она с самого детства интересовалась естественными науками. Сейчас она заканчивает школу, очень хочет стать генетиком, собирается поступать в Национальный. Мы уверены, что у нее получится, потому что уже сейчас Хен-и в некоторых вопросах может заткнуть нас за пояс (смеется). Она очень любит спорить, доказывать свою позицию. И это замечательно, ведь в споре рождается истина. Юнги складывает 2+2 молниеносно. Нет сомнений, что речь идет именно про ту Хенми, которую он знает. Но его шок длится недолго. Девушка рассказывала про свою семью мало, только как-то упомянула, что родители работают в области фармацевтики и биотехнологий. Что важнее, Юнги прекрасно помнит, что отношения внутри семьи были прискорбными, Хенми почти не коммуницировала со старшими. Так что подозревать ее в чем-то нет смысла. Хотя Мина слегка душат обида и раздражение за то, что девушка так и не призналась в том, кто на самом деле ее родители. Странно другое. Почему Кинсу не сказал, что у него двое детей? Да, Хосок не интересуется наукой, но это не повод его игнорировать и на вопрос «есть ли у вас дети» даже не упоминать, что он существует. Юнги устал. Очень сильно. Он сидит за монитором в сумме уже 12 часов. И акционист прекрасно понимает, что отдыха не привидится еще столько же как минимум. Нужно пересказать все Сокджину, продумать стратегию — и все-таки закончить просматривать все данные на проклятом жестком диске. Он через силу возвращается к последней таблице. Сначала мозг ухватывает ее небольшой размер — среди подопытных всего пять человек. А после фокусируется на буквах, именах, и сознание взрывается, когда Юнги видит последнюю строчку. Имя — Чон Хосок. Возраст — 15 лет. Состояние — неудовлетворительное.