Каждый сам выбирает себе Дом Мариам Петросян. Дом, в котором...
Ладонь на шее. Вторая рука на бедре, мягко поглаживает. Губы мажут по губам. Первичный этап голода, жадных касаний и отчаянных движений прошел, сейчас они просто смакуют каждую секунду неторопливого нежного поцелуя. Не отрываясь от Тэхена, Чон приоткрывает глаза и косится вправо, тут же сталкиваясь с задорным взглядом гетерохромных глаз в зеркале заднего вида. У них тут вообще-то романтично-драматичная сцена, сладкий поцелуй после долгой разлуки, а Сара сидит и потешается. Чонгук с досадой отрывается от фотографа: — Хватит пялиться! — Не-а, — ухмыляется Ким. — Я впервые вижу, как ты целуешься с парнем. Дай понаслаждаться. — Может, нам еще тут потрахаться? — с вызовом вскидывает бровь Чонгук. — Как я занимаюсь сексом с парнем, ты тоже не видела. Сара показательно морщит нос: — Спасибо, обойдусь. Мне хватает гей-порно. Да и вы заляпаете мне сиденья. Чон еле заметно надувается, понимая, что его сейчас переиграли. Хотя ему впервые в жизни плевать на словесный проигрыш. Он возвращает взгляд на Тэхена, который все это время безотрывно смотрел на него. Любовался. Впитывал черты дорогого лица, которое так долго не видел. Чонгук тоже хотел бы любоваться. Он это делает, вот только в глаза все равно бросаются заострившиеся от худобы скулы, почти сошедшая рана на губе и желтоватый след на щеке — остатки синяка. Он ведь все еще ничего не знает. Не понимает, кого должен ненавидеть и кому предстоит мстить. Брюнет ласково касается пальцами поврежденной щеки, задает глазами все вопросы, которые внутри скопились. — Потом, — шепчет Тэхен, убирая от себя руку и нежно целуя в середину ладони. Чонгук кивает. Ему тоже предстоит очень многое рассказать, но все это потом. Парень смотрит в окно, следит, как быстро пролетают улицы, дома и люди. Они определенно нарушили не одно дорожное правило. — За нами есть погоня? — Я тебе Брюс Уиллис?! — возмущенный взгляд через стекло заднего вида. — Хуй знает, следует кто там за нами или нет. Всей моей компетенции хватает только на то, чтобы не сбить пешеходов и съебаться подальше. Несмотря на внешнюю уверенность, Саре определенно некомфортно. Прячет свою панику за шутками и расслабленной позой, но она верно заметила: они не в фильме «Заложник». Среди них нет полицейских, мафиози, угонщиков и профессиональных переговорщиков. Вообще хоть кого-то, кто чувствовал бы себя в подобной ситуации как рыба в воде. — Но куда мы едем? Удивительно, но Чонгук очень спокоен, практически не паникует. Да, ситуация дерьмовая. Но она определенно лучше той, в которой он находился каких-то 10 минут назад: с подложенной молоденькой девочкой, кучкой стервятников ака его менеджмент и новым живодерским договором. — Мы подумали, что будет лучше на время залечь у Джина, — переплетает их пальцы Тэхен. — Мой босс. — Он живет за городом, — подхватывает Сара. — Будет лучше, чтобы ты пока не показывался лишний раз никому на глаза. К тому же NSA не известно его местоположение. Адреса наших с тобой квартир, квартиры Тэхена и даже Намджуна они уже давно знают. Чонгук снова согласно кивает. Ему сейчас не важно, куда — главное, чтобы было безопасно и спокойно. — Подожди, — резко вспоминает и смотрит на Тэхена. — Это там, где мы с тобой закапывали кошку? — Что?! — женский вскрик. — Ты мог бы спросить «это там, где у нас был первый поцелуй», — передразнивает Ким. — Но ты решил вспомнить самое неприятное. — У вас странные кинки, ребята, — фыркает Сара, которая так и не поняла, о чем идет речь. — Все еще хочешь посмотреть, как мы целуемся? — отбивает с ухмылкой Чон. — Или, может, что-то большее? Брезгливость на женском лице заставляет обоих парней рассмеяться. На этом, в общем-то, перебранка и заканчивается. Тэхен укладывает свою голову на плечо Чонгуку. Тот в ответ прячет нос в русые растрепанные волосы и закидывает ногу на чужие колени. Окончательно спаялись. Safe space найден. Вопрос «а что дальше» все еще актуален, но на ближайший час никто не собирается на него отвечать.***
Слишком много людей. Посторонних людей, если уточнять. Чонгук не стыдится незнакомцев (уже давно не), однако после пережитого стресса все новое вызывает легкое чувство тревоги. Тем более, когда это «новое» — шайка натурщиков. Сначала он познакомился с Джином. Честно говоря, Чон представлял босса Тэхена полноватым низким мужчиной с просвечивающейся лысиной. Ничего оригинального, классический образ не самого однозначного персонажа, который собирает вокруг себя людей для достижения своих целей. Ким Сокджин мало того, что оказался крайне привлекательным, так еще и разогрел для Чонгука вчерашний ужин, налил травяной чай и дал успокоительных. Полный разрыв шаблонов. Хотя Сара уехала почти сразу (с ее слов, ей нет смысла слушать тайные переговоры натурщиков и уж лучше она вернется к Намджуну), втроем проводить время в небольшом коттедже оказалось приятно. Джин приготовил потрясающий кофе, достал вкусное печенье — совсем замечательно. В общем, Чонгук был полностью готов провести свои ближайшие безработные будни в этом светлом доме вместе с Тэхеном. Пока не приехал Мин Юнги. Хотя Чон видел самого знаменитого политического художника Кореи по телевизору, он все равно представлял мужчину… в более темных красках. Чуть ли не с рогами и уродливым шрамом по всему лицу. Однако Юнги оказался вполне обычным: худощавым, симпатичным, ниже его ростом, с большим количеством татуировок (но это ничего не значит, айдол и сам целиком в чернилах). Мин подошел к нему и твердо пожал руку в знак приветствия, затем посмотрел на Тэхена и потеплевшим тоном спросил: «Как самочувствие?». Ким скомканно сообщил, что идет на поправку. Юнги на это совершенно искренне ответил «я рад», после чего сел в кресло, залипнув в телефон. Через минут 20 появились Чимин с незнакомым красноволосым парнишкой. Пак сразу нашел свою цель и, даже не удостоив никого взглядом или приветствием, бросился перед Тэхеном на колени. — Какого хуя, Ким Тэхен?! — вопреки словам, воскликнул очень ласково и обеспокоенно. — Почему я узнаю о странных похитительных операциях с твоим участием из федеральных новостей? — Нет слова «похитительных», — улыбнулся Ким. — Меня ебет? — начал злиться Чимин. — Объясни, что происходит! — Мы… спасли Чонгука от его обезумевшей компании, — с растущей улыбкой. — Прости, что сразу не сказал. Я до последнего не знал, что и когда произойдет. Пак недовольно нахмурился, но все равно сжал в своих ладонях руку друга. — Останешься здесь? — На ближайшее время да. Чонгуку будет некомфортно оставаться здесь одному. Чимин кивнул, снова с недовольством. Однако он как будто только в этот момент вспомнил о сидящем рядом парне. — Как ты? Чонгук совсем не ожидал, что на него обратят внимание. Да, у них с режиссером была парочка телефонных разговоров, но исключительно по теме Тэхена, его комфорта и безопасности. Видимо, Чону все-таки удалось пройти проверку лучшего друга своего парня. — Сейчас… нормально, — больше спросил, чем утвердил. Чимину этого было достаточно, так что он вернул свой взгляд на фотографа: — Я отправлю тебе завтра курьером лекарства. Не забывай принимать их по графику, твое сотрясение все еще не прошло. — Не останешься? — выломил брови Тэхен. Пак махнул головой: — Не хочу слушать ваше политическое крысятничество. Я просто отвез Хосока по просьбе хена, — махнул головой на Юнги. — Просто будь осторожней и береги свою голову с задницей. Им в последнее время достается больше всего. На этих словах Чимин подтянулся ближе к Тэхену и нежнейше прижался губами к его лбу. Чонгук вообще-то сидел в 10 сантиметрах, он вообще-то держал Кима за руку и вел себя как лучший бойфренд, но в тот момент почувствовал себя лишним. Слишком уж интимной выглядела сцена. Хотелось возмутиться, однако он и так должен Паку чересчур много. Пришлось смотреть за «изменой» молча. Чимин поднялся на ноги, кивнул Джину (одновременно приветствие и прощание), похлопал по плечу мальчишку, с которым пришел, и вышел за дверь. Еще минуту все немо слушали звуки с улицы: вот режиссер заводит машину, гравий трещит под колесами, гудит мотор, вторая передача, рычание уезжающего вдаль автомобиля. Больше занять себя нечем, так же как и убить образовавшуюся неловкую паузу. Чонгук не понимает, откуда столько дискомфорта. Ладно он: он здесь никого, кроме Тэхена, не знает. Но остальные разве не должны кидаться друг на друга, наперебой рассказывая последние новости и споря о будущих планах? Или как раз-таки Чон — та помеха, которая не позволяет быть достаточно открытыми? К счастью, неловко все это время было не только Чонгуку. Красноволосый подросток, стоящий до этого в дверях, проходит в середину гостиной и, повернувшись в сторону Джина, низко кланяется: — Приятно с вами познакомиться, Сокджин-щи. Мужчина (как и все в комнате) отмирает и с умилением подходит к парню: — Я тоже рад, наконец, тебя увидеть, Хосок-и, — треплет по волосам. — Столько разговоров о тебе, а лично все никак не могли встретиться. Хосок со смущенной улыбкой разгибается и смотрит на диван: — Привет, Тэхени-хен, — задорно и звонко. — Давно не виделись. — И тебе не хворать, Хосок-а, — улыбается в ответ Ким. С Чонгуком парнишка обменивается кивками, после чего подходит к креслу, на котором сидит Мин, и забирается на широкий подлокотник, прижимаясь к чужому плечу (хотя рядом есть парочка свободных стульев). Поза не очень удобная, Юнги определенно это быстро смекает, потому пододвигается, освобождая немного места. Хосок пусть и худой, а в эти жалкие десятки сантиметров все равно не вмещается. Половину своего тела он с довольным видом закидывает на акциониста, тот же подкладывает ладонь под острые колени, не давая упасть. Так и замирают. Чонгук в ахере. Пока неясно, от чего больше: что Мин Юнги, оказывается, — не аромантичный асексуал-девственник и у него есть личная жизнь или что его парень — подросток. Хосок еще так жмурится счастливо-смущенно, что-то на ухо спрашивает у мужчины, что вообще выглядит лет на 15. Какого черта?! Чон только собирается как-нибудь незаметно спросить о разворачивающейся педофилии у Тэхена, как вспоминает, что образ красноволосового мальчишки по имени Хосок, который работает на Пак Чимина, ему знаком. — Это тот сам-, — полушепотом спрашивает Кима, на что парень сразу утвердительно кивает, обрывая на середине фразы. Что ж, по крайней мере Хосок — не просто какой-то левый подросток. Да и по возрасту он, кажется, плюс-минус совершеннолетний. На сердце становится чуточку легче. Хотя, вспомнив, что именно пережил этот парень в свои реальные 15, у Чонгука непроизвольно в глазах собирается жалость. Хосок, сидящий через стол, перехватывает его взгляд. Видит в нем все эти ненужные эмоции, которые в последнее время ловит на себе слишком часто. Очень не хочется, чтобы и в этот раз жалостливые чувства перетекли в слова. — Я был у вас на концерте, — говорит прежде, чем пресловутое «жаль» вырвется из чужого рта. Чонгук слегка теряется от настолько резкого вброса. Пару секунд он хлопает нелепо большими от удивления глазами, а после расплывается в польщенный ухмылке. — Так ты что, мой фанбой? — На самом деле нет, — мигом обрубает улыбку на лице айдола. — Это был подарок моих родителей на 18-летие. Они в тот момент были слишком погружены в работу и не нашли времени, чтобы спросить у меня, что я хочу. Купили то, что, с их точки зрения, было самым популярным среди молодых людей. Тэхен хрюкает от смеха, смотря на надувшегося Чонгука. А Чонгук что? Он всегда знал, что не все люди на его концертах — яростные фанаты. Проблема в другом. Единственное, что он знает о Хосоке, что его в 15 лет запытали до слепоты приемные родители. И именно эти родители купили пацану билет на его шоу. Осознавать подобное стечение обстоятельств странно и неприятно. Чон ощущает свои заработанные деньги еще более грязными, чем было изначально. — Простите, — по-своему расценивает хмурость артиста Хосок. — Я не в том смысле, что мне было неприятно получить такой подарок или что мне… — Да забей, — жмет плечами Чонгук. — Я не из-за этого загнался. И кстати, давай на ты. Я ненамного тебя старше. Танцор облегченно выдыхает и кивает. Он хочет сказать что-то еще, но его перебивают сразу же, как он открывает рот. — Блять, мы можем закончить с этими уважительными расшаркиваниями и приступить к делу? — отбрасывает от себя телефон Юнги. — Я ждал, когда ты начнешь, — недоуменно смотрит на акциониста Джин. — Я ждал, когда эти двое начнут, — Мин раздраженно кивает на Тэхена с Чонгуком. — Я узнал об их Санта-Барбаре по новостям, так же, как и все. Че я-то могу сейчас сказать? И снова тишина. Намек, кто должен сказать первое слово, ясен, но Ким с Чоном тоже слабо понимают, с какой стороны нужно подойти. Юнги выдыхает на эти мытарства так тяжело, что уровень углекислого газа в комнате определенно повышается на пару процентов. — Неси алкашку, Джин-хен, — басит с мрачным взглядом. — Будем развязывать голубкам языки.***
Развязать язык Тэхену выбранным методом так и не получилось. От алкоголя он отказался, ссылаясь на свое сотрясение. Чонгук из солидарности фужер тоже не принял (хотя после недавнего запоя ему в любом случае на ближайшее время лучше завязать). Пить начали только Юнги с Джином, немного Хосок. Последний под градусом стал клевать носом, пригревшись у Мина под боком. А главные натурщики, выпив, впились в Тэхена еще более требовательным голодным взглядом, чем прежде. — Я не понимаю, что вы хотите от меня услышать, — сдается фотограф. — Я знал, что мы с Сарой провернем что-то похожее на то, что сегодня случилось в аэропорту. Нам нужно было, с одной стороны, забрать Гук-и из лап NSA, а с другой, показать, что он сам этого хочет, выставив все в максимально красивых красках. С задачей мы справились. Сейчас я с Чонгуком здесь. Конец истории. — Совсем не конец, — хмурится Джин. Он надеялся, что план с похищением будет надежнее. — Ты же понимаешь, что NSA не отнесутся спокойно к вашей выходке? Мало того, что они начнут искать Чонгука, но эти ублюдки также будут стараться всеми силами обелить собственную репутацию. Чонгук-щи, прости меня, — смотрит в сторону айдола, — но у тебя давно закрепившийся образ знатного блядуна, который ненавидит истинность. Когда все фанаты узнают о том, что у тебя, оказывается, есть парень, так еще и твой соул, NSA будет очень просто свалить все на тебя, заявив, что ничего не знали. — Хен, ты правда считаешь нас настолько тупыми? — усмехается Тэхен. — Естественно, на похищении мы не закончим. Завтра утром будет опубликована аудиозапись моих переговоров с NSA. Самые первые, когда они угрожали и шантажировали меня, ссылаясь на свою мерзкую политику в отношении истинных. Возможно, чуть позже Чонгук даст комментарий, где подробно расскажет, как все было. Мы с Сарой еще рассчитываем связаться с другими артистами NSA, которые тоже из-за своих договоров потеряли связь с истинными. С таким количеством доказательств даже настолько крупной компании будет невозможно управиться. Чонгук сможет через суд доказать нарушение своих прав и разорвать контракт без издержек. Чон был уверен, что сильнее, чем сегодня в аэропорту, уже никогда в жизни не удивится. Как же он ошибался. От уровня шока у него глаза на лоб лезут. Он уже привык, что все решают за него — даже не обращает внимание на это. Но парень в глубочайшем ахуе, насколько восхитителен тот план, который Сара с Тэхеном придумали. Это точно лучше его идеи поджечь отельный номер в знак протеста. — Откуда у вас запись переговоров? — сипит, ошарашенно глядя на своего парня. — Это все Сара, — гордо улыбается Ким. — На вторые переговоры с Намджуном она сама протащила диктофон. А на первые… в общем, она тайно вдела жучок тебе в одежду. Получается, бывший менеджер с самого начала догадывалась, во что все может вылиться? Или просто решила по привычке подстраховаться? Тем не менее она сильно рисковала в тот момент: если бы ее засекли — мгновенное увольнение с ужаснейшей характеристикой, которая не позволила бы потом встать на ноги. Ким Сара — удивительнейшая женщина. Она не перестает Чонгука поражать. — Хорошо, что ты нас предупредил, Тэхен-а, — тихо говорит Мин. Хосок на его плече окончательно заснул. — Ажиотаж вокруг произошедшего в аэропорту настолько сильный, что переплюнул по упоминаниям даже сегодняшнюю новость о создании вакцины. Я понимаю, что вы делали это не для Ассоциации, но несмотря на это вы подготовили прекрасную площадку для будущей программной линии Blind zone. Мы в любом случае хотели изменить представления общества об истинности, разрушить мифы о ней, помочь людям снова поверить в красоту своего вижена, а главное — в красоту момента встречи со своим человеком, после которого мир обретает все краски. Но никакие слова не сравнятся с фотографиями вас сегодня. Вы самые яркое доказательство того, что истинность — это не стыдно, а любовь — это прекрасно. Нужно очень постараться, чтобы заставить двух взрослых парней пылать ушами от смущения. Мин Юнги смог. Чонгук с Тэхеном скукожились на диване, уменьшились раза в полтора точно и так тесно прижались, что дополнили каждый изгиб тела друг друга. Как инь и ян; как два кота, которые, в обнимку мурлыча, стали одним целым. Если бы они не смотрели сейчас друг другу в глаза, не ловили взглядом смущенную улыбку на дорогом лице, они бы заметили, как на последних словах Юнги сам ласково погладил большим пальцем запястье Хосока. Но этот жест, как многое другое, осталось незамеченным. — Чонгук-а, как самый опытный в этом деле человек, — уже серьезнее продолжает Мин. — С твоей точки зрения, когда Ассоциация сможет полноценно продолжить свою деятельность и начать публиковать контент? Когда приблизительно вся эта шумиха вокруг инцидента в аэропорту спадет? Чонгук, не без усилий, отрывает себя от лица Тэхена и, поджав губы, несколько секунд напряженно думает. — Как я понимаю, вам нужно, чтобы шумиха не просто спала. Вам нужно словить тот момент, когда история все еще будет на слуху, но при этом не перетечет в неоднозначный скандал, — дождавшись кивка от акциониста, Чонгук и сам становится полностью серьезным. — Нужно понимать, что настолько красивой сегодняшняя история будет казаться недолго. Моя компания в любом случае примет меры. Начнет очернять меня и Тэхена, обсыпать нас фейками и делать все возможное, чтобы защитить свою репутацию. Наверняка начнутся судебные разбирательства. Однако мое руководство не будет действовать сгоряча, им нужно время, чтобы все обдумать. Так что я бы сказал, что через дней пять, может, даже четыре, вы можете смело начинать действовать. Весь следующий час Джин с Юнги обсуждают будущий план действий. Пришли к тому, что через четыре дня Blind zone начнут публиковать первые интервью с жертвами вакцинации. За это время отснимут историю Хосока и выложат ее в самом конце, она станет завершающим аккордом в панихиде по всему сложившемуся политическому режиму. Когда большая часть работы будет сделана, Джин поедет в Китай, где лично встретится с ученым, контакты которого дал Со Минсу. Окончательный шах и мат правительству Кореи. У Джина и Юнги от бурных споров хрипит горло, а от выпитого алкоголя слипаются глаза. Пора отдыхать — остатки обсудят утром, однако Чонгук в последний момент останавливает двух мужчин, которые уже почти поднялись с насиженных мест. — Возможно, мой вопрос прозвучит глупо, но я все равно его задам, — с сомнением жуя губы. — Я не совсем понимаю, почему вы хотите сделать все как можно скорее. В плане… да, вакцина уже создана, но ее массовый выпуск начнется не скоро. Сначала провакцинированы будут военные, очень ограниченное число людей. Так зачем бежать? Не лучше все досконально продумать и ударить более точечно? Юнги убирает руку с плеча Хосока, которого собирался разбудить, и отечески-ласково улыбается. — Это совсем не глупый вопрос, Чонгук-а. Давай пойдем по порядку. Есть две причины, почему наше правительство так стремилось создать прививку от маскуна: чтобы повысить экономическую мощь за счет экспорта и внутреннего потребления и чтобы закрепить свое военное преимущество над Севером. Думаю, изначально новости про вакцинирование военных были направлены непосредственно на власть КНДР. Голубой дом хотел припугнуть северокорейскую элиту, чтобы те остановили свои ядерные испытания. Однако последняя речь президента четко показала, что планы поменялись. Я почти на 100% уверен, что наше правительство планирует маленькую победоносную войну. За недельку-другую скрутить Север, прижать его к земле, уничтожить, чтобы повысить в глазах народа свою силу и легитимность, а главное — разрекламировать мощь разработанной вакцины. — То есть будет война? — напуганно шепчет Тэхен. — Она может быть, — честно признается Мин. — Знаешь, в чем особенность корейского конфликта? Что он может перерасти в войну в любой момент. Некоторые ученые называют это «эффектом кролика». Смысл в том, что напряженность на границе дьявольская. Пограничники сидят в своих будках с нацеленным друг на друга оружием, прислушиваясь к любому шороху. Это приводит к тому, что, если, например, из кустов выбежит кролик, чтобы перебежать дорогу, пограничники всполошатся, решат, что другая сторона начала действовать, и откроют огонь. «Враги» начнут стрелять в ответ. Вот и начало войны из-за глупого безобидного животного. Вряд ли наши сами разожгут конфликт, но они будут ждать любого повода, любого «кролика», которого воспримут как сигнал к действию. Вы сегодня этого кролика спугнули, — Юнги с удовлетворенной улыбкой смотрит на двух парней. — Ассоциация же дальнейшими действиями будет его подстреливать до полного уничтожения. Правительство сконцентрируется на внутренней политике, а не на внешней. Народ постепенно начнет понимать, что вакцина не так идеальна, как про нее говорят. В самом идеальном сценарии мы сможем остановить войну, а затем — и генетическую деградацию нашей страны, к которой вакцина может привести. По комнатам все расходились молча. Только Хосок, который весь разговор благополучно проспал, искренне и душевно пожелал всем спокойной ночи. Ему в ответ кивнули, но больше рефлекторно, чем из вежливости. Пентхаус Джина не очень большой. Поэтому своих гостей Ким расселил в гостевых комнатах по двое. Когда Тэхен с Чонгуком уже поднимались в свою спальню, глава Ассоциации перехватил их на середине лестницы. — Понимаю, что вы уже оба устали, но для меня очень важно кое-что спросить. Отдышавшись, Сокджин отпускает локоть фотографа, за который ранее ухватился, и смотрит на Чонгука. — Где ты планируешь публиковать записи переговоров и свою историю, если все же решишься ее записать? — в глазах Чона растерянность, он вообще об этом не думал. — Это играет огромное значение, Чонгук-щи, где эти сведения будут опубликованы. Естественно, мое предложение — выложить записи у нас, в Blind zone. Так мы сможем больше внимания привлечь к натурщикам и историям жертв вакцинации, которые опубликуем после. Оппозиционеры в принципе заработают больше доверия со стороны общественности, к тому же… — Хен, пожалуйста, не дави, — мягко перебивает Тэхен и поворачивается в сторону онемевшего Чона. — Ты не должен принимать это решение из чувства долга или сочувствия. Джин-хен правильно сказал, записи соберут большую аудиторию, а значит больше людей узнают правду о жертвах. Но ты должен понимать, что, опубликовавшись в Blind zone, ты автоматически причислишь себя к нам, к натурщикам, оппозиционерам. Твоя ситуация и так сейчас нелегкая, поэтому решай, исходя из собственной выгоды и комфорта. Я не стану относиться к тебе по-другому, если ты сделаешь выбор в пользу политически-нейтрального медиа. Чонгук был уверен, что и этот выбор уже сделали за него, но ему, наконец, дали шанс принять решение о собственном будущем самому. Парень даже жалеет, что этот шанс у него появился. Перед ним выбор, из-за которого жизнь может понестись по двум абсолютно разным сценариям. Хотя почему он вообще думает? Разве не он сам хотел уйти из NSA? Разве не он убеждал Тэхена, что натурщики вдохновили его бороться за право жить так, как считает нужным? Тэхена, который после изнасилования и избиения, с сотрясением мозга примчался в аэропорт и вытянул вперед ладонь, предоставляя право самому выбирать и решать. Верно. На данный момент в его жизни может быть только один сценарий. — Я хочу быть с вами.***
Они впервые спят в одной кровати. Они вообще впервые лежат рядом: когда вокруг темнота и тишина, а внутри покой и чувство безопасности. День был зверски тяжелым, но Чонгук не может заснуть. Какая-то часть мозга не верит, что эта спальня, этот Тэхен, лежащий сейчас на груди, реальны. Они снова вместе, да, однако уже завтра жизнь снова начнет трещать по швам. Нет никакой гарантии, что «вместе» продолжится долго. Чон водит пальцами по шее Тэхена, порой забирается внутрь ушной раковины, заставляя Кима хихикать от щекотки и бурчать «прекрати». Чонгук понимает, что у старшего сотрясение, и ему нужно много спать, чтобы поскорее восстановиться, но ничего не может поделать с желанием касаться, вызывать эмоции, провоцировать на разговор. Тем более один разговор Тэхен ему должен. — Тэ, я понимаю, что все обсуждения сегодня были очень важными, но одну историю я хочу узнать сильнее всего. Фотограф напрягается, поджимает губы, желая никогда не открывать их для той самой истории. — Ты мазохист, Чонгук-и. Тебе недостаточно того, что ты уже увидел? — Мне недостаточно объяснений, — выходит немного грубо. Чону, естественно, неприятно вспоминать то видео (куда там неприятно, он злится, он в бешенстве). Но несмотря на статус «блядуна», как вежливо выразился Джин, парень из своих многочисленных отношений вынес много знаний и опыта. Например, уяснил самое важное правило — разговоры. Вместо того, чтобы страдать над проблемой, лучше ее сразу обсудить. А изнасилование и избиение собственного парня — это пиздецки большая проблема. Тэхен вздыхает и садится, поворачиваясь к младшему спиной. Ему стыдно на самом деле. Понимает, что не должно быть, но осознание, что твой любимый человек видел, как тебя долбил в рот чужой вонючий хер, вызывает желание вырвать себе губы. Тэхену стыдно целоваться с Чонгуком, он каждый раз думает, что парень делает это через силу, скрывая свою брезгливость. Ким от самого себя брезгует, что уж говорить про Чонгука, которому приходится касаться изнасилованных губ. История того вечера не занимает много времени. У Чонгука аж глаз дергаться начинает от того, как деликатно старший подходит к своему рассказу. Не избил, а «парочку раз ударил», не запугивал и орал, а «выяснял отношения», не выебал в рот, а «заставил встать на колени и, ну, сам понимаешь». Про пистолет Чон вообще узнает, только когда спрашивает, почему Тэхен не пытался отбиться или вызвать полицию. Затем поступает следующий вопрос: «Какого хуя этот мудак еще не за решеткой?». Здесь Ким забывает про все свое мямленье и твердо объясняет причины, по которым Со Минсу трогать нельзя. На фразу «он раскаялся» Чонгук на всю комнату саркастично фыркает, парируя «детка, к раскаяниям стоит относиться серьезно, только если они сказаны перед судьей или перед богом после смерти». Однако аргумент, что фотограф и сам не так уж чист перед законом, ему бить уже нечем. Здесь правда без вариантов. Самая тупая и несправедливая ситуация, которую Чонгук слышал. — Я не понимаю, зачем он отправил мне видео? — рычит спустя несколько минут. — Неужели правда думал, что я не отличу измену от насильственных действий? Тэхен, который уже повернулся к парню лицом, накрывает своей теплой ладонью сжатые кулаки. Он сам ту ситуацию уже обдумал, обстрадал, оплакал, обосрал, обсосал и дальше по списку. Чонгуку это только предстоит. — Он разозлился на тебя. — Что? — Он разозлился на тебя, — терпеливо повторяет Тэхен. — Он решил таким способом отомстить и мне, и тебе. — А я-то ему, что, блять, сделал? — по новой разгорается брюнет. Ким с сочувствием поджимает губы и укладывает свою ладонь на чужую шею. В кожу метрономом начинает биться вздувшееся вена. Тэхен ласкает большим пальцем скулу, подбородок, напрягшийся кадык, каждым касанием стараясь снизить градус раздражения и беспокойства. — Он разозлился из-за того, что ты молод, любим, счастлив, богат, — карие глаза врезаются в черные. — Что я твой. Чонгук долго не разрывает взгляда. Он за эти секунды переосмысливает все, что ранее услышал. Его многие ненавидели и продолжают ненавидеть. Ему часто пытались мстить (та же Аями чего стоит), но с настолько изощренной местью, когда причиняют боль не лично ему, а любимому человеку, Чон еще не сталкивался. И она оказалась очень действенной. Чонгуку невыносимо больно. — Жаль, что я неверующий. Сейчас бы радовался, что этот старый подонок попадет в ад, — едко хмыкает и отводит от себя тонкую ладонь, сразу поднося ко рту. Он старательно целует каждый палец: его способ выразить без слов «мне жаль» и «я больше не допущу, чтобы тебе делали больно». — И кстати, в скором времени я не буду уже так богат. Акции компании рухнут, от зарплаты придется отказаться. Тэхен рад, что младший перевел тему. Игнорируя мурашки от трепетных поцелуев, подползает ближе и с озорным выражением лица наваливается сверху: — Это что же? Теперь я буду закидывать деньги тебе на телефон? — А еще снимать мне квартиру в центре Сеула, покупать дорогие шмотки и новую технику, — перекладывает руки на поясницу старшего Чонгук. — Я, знаешь ли, очень дорог в обслуживании. Ким запрокидывает голову, растрясаясь смехом: — Учитывая, что клиентов у меня не было последние три недели, нам придется переехать к моей бабушке и работать в ее огороде за еду. — Боже, я так давно не ел домашнюю еду, — ноет, вжимаясь лицом в трясущуюся от смеха грудь. — Я согласен. — Тогда выезжаем завтра первым поездом! Хочется думать, что так и будет. Это те самые шутки, которые греют душу, потому что всем сердцем мечтаешь, чтобы они оказались правдой. Завтра, когда ни на какой поезд они не сядут, будет тоскливо. Пока же душе тепло и спокойно, и Чонгук тянется к чужим губам, чтобы это ощущение продлить. Тэхен внезапно не дается: уводит лицо, сжимая пальцы на широких плечах. — Тебе… не противно меня целовать? Чон понимает, к чему задан вопрос. Но он ему так возмущен, что совсем не стыдится ответить: — Противно. Всякий раз представляю какую-нибудь свою бывшую, чтобы не было так неприятно. У Тэхена за секунду краска с лица спадает, настолько, что даже в темноте видно. Губы в тонкую линию собираются, подбородок начинает слабо подрагивать. Чон красноречиво вскидывает бровь, ясно давая понять, что ни единое слово не было правдой. В глазах напротив мигом вспыхивает ущемленное осознание. — Как ты можешь так шутить?! — лупит по чужому предплечью Ким. — Это ужасно обидно. — А мне не обидно слышать такие вопросы? — ершится в ответ. — Что за чушь ты говоришь?! Тэхен хмурится и уводит взгляд — не из стыда, все еще из сомнений, которые не отпускают. Чонгука резко начинает грызть совесть за свою реакцию. Парень подцепляет опущенный подбородок и уже без шуток твердо говорит: — Тэ, мне хочется зацеловать твои губы, чтобы навсегда стереть те ощущения, через которые им, — тычет в сжатый рот, — пришлось пройти. На долю секунды у Кима мелькает в голове мысль, что стоило пережить тот ужас, чтобы услышать от Чонгука такие слова. Потом понимает: нет, не стоило. Но только потому, что Чон в любом случае нашел бы причину, чтобы сказать ему нечто настолько красивое и утешительное. — Спасибо, — шепчет в губы Тэхен, с которых уже сам сцеловывает все слова, которые не хотелось говорить, все воспоминания о посторонних губах, которых не хотелось касаться. Это как в детстве, когда разбиваешь коленки и перед ними мигом оказывается лицо матери. Один поцелуй — и больше не болит. У них этих поцелуев будет тысячи.