Wheel of the year

Сынмин поднялся очень рано и всё утро рубил дрова во дворе. Сегодняшний день встретил довольно сильным морозом, из-за чего полночи альфа провел у очага, не давая огню потухнуть. В такие ночи, темные, беспросветные, ледяной ветер с моря не только выдувал тепло из любого би-хайва, но и, казалось, превращал кровь в жилах в лед, рождая оцепенение в руках и ногах. Сынмин не любил зиму. Ему по душе было лето: благоухание и тепло. А в холода он чувствовал себя, будто застывшая во льдах лягушка. И будто только горячее сердце в груди позволяло теплиться жизни. Нарубив дров на ближайшие пару дней, альфа вернулся в би-хайв и растопил очаг, грея промерзшие до костей конечности. С противоположной стороны дома пришлось поставить временный загон для овец - их было всего три, да еще один баран: в такие холода бесчеловечно было оставлять животных в промерзшем сарае. Животные вели себя слегка беспокойно, особенно одна овечка, которая должна была вот-вот принести в этот мир ягнёнка. Покормив животных, Сынмин решил поесть сам: за утро он успел нагулять аппетит. Вчера вечером соседи принесли ему свежего молока в благодарность за помощь, которую Сынмин оказал им пару дней назад: крыша их би-хайва повредилась от ветра, из-за чего в доме было холодно. Сынмин приютил всю их семью - с грудным ребёнком нельзя было оставаться в холоде - а сам вместе с отцом семейства починил крышу. И хотя сам Сынмин уверял, что никаких благодарностей не нужно, омежка - старший сын - все равно принес ему молоко со словами: -Завтра же Имболк, дядь Сынмин! Нельзя без молока! И Сынмин не смог отказаться, соглашаясь с доводами омежки. Имболк - важный праздник, великую Бригитту нужно ценить и уважать. Именно благодаря ее милости домашний скот дарит все необходимое для жизни. Вздохнув, альфа поднялся с лавки и, одевшись потеплее, вышел наружу, плотно прикрывая дверь, чтобы не выпустить драгоценное тепло. Сынмину минуло тридцать лет - это очень солидный возраст, даже для альфы. Когда-то он был воином - тогда этого требовали обстоятельства и кровь, что бурлила в жилах. Однако буйное поселение, что пошло на них войной, было побеждено, и вновь настала спокойная, размеренная жизнь, наполненная мирскими заботами. Для всего своего селения он прослыл чудаком, из-за того что никогда не волочился за омегами и до сих пор не сочетался браком. Сынмин на такое мнение не обижался, считая его вполне справедливым. Но, что бы там не судачили о нем, он был обычным альфой с обычными потребностями и зовом тела, и единственным его отличием от всех было то, что он сперва думал, а нужно ли это ему, и лишь потом делал. У него было по крайней мере три прекрасных возможности провести под венец омегу. Первым был Бэкки, очаровательный и чуть болтливый, огненный омега, чуть старше его. Сынмин ему нравился, но пришлый альфа, рослый и с широкой улыбкой, понравился ему больше. Вторым был красавец Ыну. Про таких говорят, что они дети богов: неземной и совершенный омега. Они были соседями и прекрасно общались с детства. Наверное, Сынмин был даже немного влюблен в него, но всё равно чувствал где-то в глубине своего сердца, что Ыну - не его человек. И вскоре омега пошел под венец с другим альфой, добрым и честным кузнецом, и вскоре обзавелся тремя детьми. Третьим же омегой был Кихен. Настоящий воин, не уступавший в мастрестве ему, Сынмину, и многим другим альфам. Дерзкий, яркий, свободный. Они сражались бок о бок, и искры летали между ними при каждом разговоре. Сынмин робел, сомневаясь, что сможет удержать такого омегу возле себя. И оказался прав и не прав одновременно. Не удержал, ведь полагал, что Кихену нужен бравый воин. Но избранником омеги оказался тихий, совершенно беззлобный альфа, что занимался выделкой шкур. И, как ни удивительно, они прекрасно подходили друг другу, и боги благославили этот союз потомством: детишки Кихена были те еще сорванцы. Сынмин брел по дороге к лесу, в гору, к шаману. В Имболк нужно обязательно осветить дом светом особой большой свечи с полынью и зверобоем. А еще нужен заговор, чтобы овцы не болели. Альфа подходил все ближе к жилищу шамана, и его сердце билось все чаще и отчаяннее, не давая сосредоточиться на том, что он собирался шаману сказать. Чонин появился в их селении чуть больше года назад. Вышел из дремучего леса в Великую ночь Йоля, едва одетый, с затуманенными глазами и поселился в домике покойного старика Шу, шамана, что покинул их мир некоторое время назад. Никто не знал, откуда этот омега пришел, и поначалу все отнеслись к нему с недоверием. Но меньше чем через полгода он вылечил хворь, чуть не скосившую всех коз в поселении, и с тех пор все от мала до велика шли к нему на поклон и за советом. Когда Сынмин впервые увидел его, то подумал, что россказни о перевертышах правда - шаман был настолько похож на лису, что это было очаровательно и пугающе одновременно. Никто не знал, сколько омеге было лет: на вид не более двадцати, но в глазах таилось другое, что-то мудрое и жуткое. Поэтому на всякий случай все относились к нему с почтением. А Сынмин... Сынмин начисто пропал в этих лисьих глазах, в этой лукавой улыбке. Пропал так, что сам испугался собственных чувств. Чонин был загадкой без ответа, такой близкий и одновременно далекий. Альфа сам себе казался старым и нелепым в своей юношеской страсти к прекрасному омеге. Поэтому он пытался поступить так, как поступал всегда: обдумать все, взвесить все за и против, и лишь потом решать, что делать. А до этого момента быть вежливым и осторожным в словах. С тех пор прошел почти год, а Сынмин так ни до чего и не додумался, коря себя и за то, что робок, и за то что стар и, наверняка, не пара прекрасному омеге. В доме шамана не оказалось, и потоптавшись немного, Сынмин решил зайти за дом, в надежде, что омега во дворе, а не ушел в лес. Чонин нашелся у ограды, спиной к нему, пристально за чем-то наблюдающий. -Ведающий, - вежливо обратился к нему Сынмин, стараясь, чтобы его голос не дрожал. Однако шаман тихо шикнул и поманил его к себе, не оглядываясь. Не вполне понимая, что происходит, альфа подошел ближе и посмотрел, куда ему указали. Вдалеке, на лесной полянке, что немного виднелась с места, где они стояли, лежала лисица. А возле нее был волк: серый, потрепаный, он бродил вокруг неё кругами, чуть оскалившись, но не рыча. Лиса не реагировала, а волк приближался все ближе и ближе, и довольно осторожно. Однако вместо того чтобы напасть, волк улегся рядом с лисой. Сынмин в удивлении поднял брови. Ни для кого не было секретом, что волки часто убивают лисиц, а тут вдруг такое. Альфа вопросительно посмотрел на Чонина, но тот жестом призвал его к молчанию и поманил за собой в дом. В би-хайве шамана было жарко, даже душно, и довольно темно. Всюду висели засушенные травы и множество разномастных горшков с неизвестным содержимым. Чонин уселся на шкуру, расстеленную неподалеку от очага, и мотнул головой, призывая Сынмина сесть рядом. Даже в полумраке глаза омеги сияли, и это лишь сильнее взволновало альфу. -Зачем ты пришел ко мне, ульфхендар? Альфа нахмурился. Шаман никогда не называл его по имени. -Я пришел попросить у тебя большую свечу для освещения дома, Ведающий. Чонин кивнул и потянулся куда-то вбок, открывая перед онемевшим альфой край живота, покрытого татуировкой. Однако вскоре в руках омеги действительно оказалась свеча. -Зверобой и полынь. Для чистоты и от сглазов, - медленно проговорил Чонин, вкладывая свечу в руки застывшего истуканом Сынмина. После он не убрал рук, продолжая внимательно изучать и без того почти потерявшего самообладание альфу. -Твои овцы и баран будут здоровы. А ягненок будет вторым барашком, - успокаивающе сказал Чонин. -Спасибо за радостную новость, Ведающий. Чонин моргнул, снова впиваясь взглядом в его глаза. Альфа нервно сглотнул и попытался выглядеть спокойно, несмотря на то что все внутри тряслось от близости омеги. А тот улыбнулся уголками губ и спросил: -Ты знаешь, что на Имболк нужно следить за животными? Сынмин, не доверяя своему голосу, кивнул. А шаман будто погрустнел. -Подумай о том, что мы сегодня увидели по дороге к себе, хорошо? Альфа кивнул и, кое-как поднявшись, на негнущихся ногах пошел к выходу. Перед дверью он развернулся и поклонился. -Спасибо за помощь, Ведающий. И счастливого Имболка. Чонин смотрел в пол. -И тебе, ульфхендар. Сынмин вышел на улицу, чувствуя, как в носу заныло от перепада температур, будто кто-то ударил его. Ульфхендар. Так назвал его Чонин. Но почему... Когда альфа почти дошел до спуска с пригорка, как его молнией пронзила мысль. Ульфхендар. Воин-волк. Чонин. Лисица Чонин, прекрасный омега. Вот, что они видели. Развернувшись на пятках, Сынмин побежал обратно к жилищу шамана. Не спрашивая разрешения на вход, он влетел в би-хайв, задыхаясь от клокотавшего внутри волнения. Омега продолжил сидеть там, где сидел, и даже головы не поднял. Осторожно, почти боязливо присев обратно на шкуру, Сынмин осторожно сказал: -Ведающий... Чонин. Скажи, возможен ли союз тех, кто друг другу не предназначен? Шаман поднял голову. Сейчас его глаза казались совершенно бездонными, будто гладь черной реки, столь темной, что невозможно было увидеть дно. -Ты видел сам, ульфхендар, - тихо ответил Чонин. - Все возможно. Даже то, что не кажется таковым. -Тогда ответь мне... лисица, - альфа облизнул пересохшие от переживаний губы. - Мог бы тот, кто прекрасен, мудр и молод, полюбить такого, как я? Сынмин очень боялся задавать этот вопрос. Он сжал руки в кулаки, в надежде, что так будет чуть менее заметно, как его трясёт. Омега долго смотрел на него, а затем поднялся на колени и подполз совсем близко, на расстоянии дыхания, и ответил: -А волк может полюбить лису? -Уже полюбил, - севшим голосом ответил альфа. Шаман на мгновение прикрыл глаза, приблизился еще немного, и едва слышным шепотом сказал: -А лиса давно ждет волка. У Сынмина свистело в ушах, голова кружилась, но все, о чем он мог думать - это о том, чтобы поцеловать Чонина. -Лисичка моя ненаглядная... - прохрипел альфа, прежде чем сгрести омегу в охапку и поцеловать.