Одна стая

Частичка ее разума была уверена, что после того, как они займутся любовью, Максим исчезнет из ее жизни надолго, но он как будто бы только утвердился в своем праве быть с ней рядом. Максим приходит к ней снова и снова, это так сильно меняет ее жизнь, что Алле приходится выбросить из холодильника гостиничного номера все пакеты с кровью. Утолять голод она ездит домой к Валере, они даже охотились вместе пару раз. В «Балчуг» она всегда возвращается в чистой одежде, сытая и с глазами уже нормального цвета. — Ты не сможешь вечно так, — озвучивает очевидное Валера. — Вечно и не надо. Закончим концерты и съемки клипа, и до самых «Рождественских встреч» буду сидеть в Истре, — уверяет его Алла. — Там проще. — А то, что ты не ешь? — качает головой Леонтьев. — Алла, ты по краю ходишь. Одно дело секс, но у вас отношения. — Ты всегда был таким нудным? — морщится она. Тот усмехается, обнимает ее за плечи. — Ты бестолковая, Алл. Должен кто-то о тебе заботиться. — Максим заботится. Повисает напряженная, почти звенящая пауза, Валера хочет что-то сказать, но слова не нужны, Алла знает, о чем он думает. Думает о том, что не уходит из ее головы никак, с того дня, как они с Максом впервые были близки. — Нет. — Это решит все твои проблемы. — Нет, нет, ни за что. — Ты ведь сама об этом подумала. — Думала. И не надумала. Я не могу его обратить, начнем с того, что он возненавидит меня, и какой в этом смысл тогда? Просто жизнь у мальчика отобрать? Я совсем тварь, по-твоему? — Меня ты не возненавидела. — Это разные вещи. — Она отворачивается. То, чего не произнести вслух, стучит несказанными словами под горлом: не возненавидеть Валеру ей стоило огромного труда. — Я умирала. И я прожила жизнь, у меня есть дочь, у меня все было. А Максим... отобрать у него возможность завести семью ради чего, меня? Нет. Никогда. Валера только головой качает, но не спорит с ней, понимая, что это бесполезно. Алла действительно уезжает в Истру, намереваясь ездить в Москву только ради «Рождественских встреч». Максим приезжает к ней почти каждый день, и предсказуемо волнуется за нее все больше. — Ты на диете что ли? — спрашивает он наконец, когда игнорировать то, что она не притрагивается к еде, стало уже просто невозможно. — Да, — быстро отвечает Алла. Она давно это придумала, отговорка на все случаи жизни. Она теперь вечно на диете. И в ее случае «вечно» буквально означает вечность. — Но хоть что-нибудь же ты ешь? — Максим хмурится, ему самому очевидно кусок в горло не лезет, когда она в очередной раз ужинает кофе с сигаретой. — Ты всегда мне готовишь, а... — Я же говорила, я ем, пока готовлю. Максим хмуриться не перестает. — Слушай, твоя диета — это нездорово. Тем более, тебе совершенно не нужно худеть, ты же стройная. Алла подходит к нему ближе, обнимает за шею. — Все хорошо. Не бери в голову. — Целует его мягко, но Максим ловко выворачивается из ее рук. Она рассчитывала отвлечь его сексом и была уверена, что это окажется просто, но Максим поразительно серьезен. Он вообще на удивление серьезный и вдумчивый, Алла так и не привыкла к этому до сих пор. — Ты мне не скажешь? — резюмирует он. — Что сказать? Максим тянет ее к себе осторожно, заглядывает в лицо и долю секунды Алла думает, что он догадался — как будто о таком вообще можно догадаться. Но догадка Макса максимально далека от истины, он предполагает то, что предположил бы на его месте любой разумный человек, не осведомленный о вампирах. — Ты не ешь при людях, — говорит он негромко. — Не знаю, страх это, или извращенная диета, но ты вредишь своему здоровью. Пожалуйста, позволь мне помочь тебе. Алла прикрывает глаза. Ей почему-то кажется, что никто из ее бывших не обратил бы внимания, и уж точно не заподозрил бы в увиденном серьезную медицинскую проблему. И что теперь делать? Максим совершенно обоснованно, пусть и ошибочно, полагает, что у нее расстройство пищевого поведения. И другого объяснения просто нет, у нее нет другой идеи, ничего не приходит в голову. — Давай отложим этот разговор. — Тебе нужна помощь, — не отстает Макс. — Мне помогают. — Алла отстраняется. Если продолжить отпираться, придется предложить другой сценарий, а его, само собой, нет. — Я просто не готова обсуждать это с тобой, вот и все. Кажется, эти слова его задели. Возможно хоть так он отстанет. Валера прав был, ей придется все это закончить. Макса отпускать не хочется, но какой выбор у нее есть? Если он узнает о ней, то умрет. Вечно врать и вечно избегать еды при нем она тоже не сможет. До съемок «Встреч» она больше не приглашает его к себе, хотя Максим звонил. У нее всегда находятся причины, почему они не могут увидеться, и в конечном счете Макс звонить перестает. Без его голоса в трубке Алла больше не чувствует себя живой, и на съемки едет подавленная, раздраженная. Шипит на Филиппа, на съемочную группу, массовку, а Макса словно не замечает, хотя он снова и снова ищет ее общества, да им ведь и петь вместе сегодня. В перерыве, когда она устраивается за столом с сигаретой, никто даже не решается и приблизиться к ней, настолько она не в духе — а Максим просто садится напротив. — Тебе не надо к номеру готовиться? — не выдерживает Алла. — Надо. Только мне нужна твоя помощь, — говорит Максим мягко, и Алла вздыхает, тушит сигарету. — Слушаю тебя. Она так скучала по нему. Всего несколько дней прошло, но у нее в груди давит от тоски по нему. Как все завертелось так быстро? Максим такой же красивый, как всегда, но взгляд напряженный, можно даже сказать, расстроенный. И все равно очень приятно его видеть, хотя бы так, на нейтральной территории. — Я перешел границу, прости меня, — говорит Макс тихо. — Это не помощь с номером. — А я не сказал, что с номером. Просто помощь. — Максим неловко отодвигает от себя пепельницу, тлеющая сигарета дымит прямо ему в лицо, потому что Алла не затушила ее до конца. — Ты попросишь у меня помощи, если она будет нужна? Алла смотрит на него долгим взглядом. Если бы только он мог помочь ей, но ей никто не поможет. Чего стоит пообещать? Ведь его помощь точно ей не понадобится. — Попрошу, — обещает Алла. — Честно. — Спасибо. Максим касается ее руки осторожно, и Алла позволяет себе сжать его ладонь в ответ. Если он не будет лезть в это... они смогут быть вместе еще какое-то время. Пока он не найдет кого-то более подходящего — и живого. Она не приглашает его вечером, но Максим каким-то образом считает, что пригласила, и вместо того, чтобы проводить ее до машины, едет вместе с ней в Истру. На заднем сидении Алла позволяет себе положить голову на его плечо и наслаждаться мягкими прикосновениями пальцев к ее локонам. Если закрыть глаза, сосредоточиться только на этих прикосновениях, почти получается не думать о неотвратимом окончании этих отношений. Максим сегодня особенно нежен, он целует ее плечи и руки, обнимает всю дорогу и дома тоже. Так нежен, что она даже забывает обо всем, и только поздней ночью понимает, что они не ели. Они оба — и она, и он. Но как ей выпить крови при нем? Да и самого Макса надо бы накормить, у него же минимум пол дня ничего во рту не было. — Ты, наверное, голодный, — говорит Алла медленно. — Давай сделаю тебе бутерброды? Она надеется, что успеет стянуть пакет из холодильника и утолить жажду в одиночестве, но Макс такой возможности ей не предоставляет, он идет в кухню вместе с ней, сам тянется к ножу. — Я могу и сам сделать, что ты будешь меня обхаживать... — Я сделаю, мне не трудно, — Алла старается перехватить у него нож, только бы вытеснить его из кухни, сделать все самой по-быстрому, но Максим выворачивает руку, острое лезвие режет его кожу, порез совсем маленький, но кухню моментально заполняет опьяняюще густой запах человеческой крови. Голод застилает ей глаза, зрачки расширяются, а радужка из серо-голубой становится густо-синей. Клыки увеличиваются и перестают помещаться во рту, ее тело на охоте, и раненная жертва прямо перед ней. — Алл... — ошарашено Макс отступает, запинается и падает на спину. Алла рычит, тянется к его руке клыками, лишь каким-то чудом останавливает себя, застывает. Перед глазами снова встает лицо того мальчишки, которого она убила. Бледный, обескровленный, мертвый. — Беги. — Алла... — Беги! Максим слушается ее, поднимается и просто вылетает из кухни, но не далеко, он захлопывает дверь и прислоняется к ней спиной. — Я тебя чую, — едва не стонет Алла. — Уйди. — Что это было? — Перевяжи руку, ты с огнем играешь. Уходи! Максим наконец отходит от двери, и Алла бросается к холодильнику почти бегом, вытаскивает пакет и, не переливая в стакан, сразу вонзает в него клыки. Кровь льется по подбородку на платье, но главное, что жажда с каждым глотком постепенно угасает, контролировать себя становится полегче. Она опускается на пол, прислонившись спиной к шкафчикам, и закрывает глаза. Все кончено. Но то, что Максим уйдет, это пол беды. Если кто-то узнает, что он видел, ему не жить. Она обязана предупредить его, обязана взять с него обещание молчать, всю жизнь молчать. Через несколько минут Алла слышит, как он возвращается, но как будто не до конца осознает это. Как в тумане она смотрит, что Максим поднимает окровавленный пакет с пола, трясет над раковиной, а потом выбрасывает. Уходит, снова возвращается, теперь уже с тряпкой, и тщательно вымывает с пола кровь, что она разбрызгала, разрывая пакет. Он движется механически, тоже явно не в полной мере понимает, что произошло. Времени это занимает порядочно, кровавые пятна расплываются по всей кухне. — Ты почему еще здесь? — спрашивает она тихо. — Что ты такое? Что. Вот она больше и не человек для него, не женщина. Монстр. И больно от этого, она уж и не думала, что может быть так больно. За этой болью словно даже блекнет страх за жизнь Максима. Собравшись с силами, Алла поднимает голову к нему и выдыхает: — Я все тебе расскажу, но ты должен поклясться, что никому и никогда не скажешь об этом. Если они узнают, что ты знаешь, тебя убьют. Максим. Никто не должен знать. — Ты поздно этим озаботилась, — нервно бросает он. Алла вздрагивает, как от удара. Он во всем прав, конечно, стоило подумать об этом раньше, до того, как позволила ему оказаться здесь в первый раз. В следующую же секунду Максим сидит рядом с ней на полу, обнимает за плечо, а она ведь была уверенна, что он никогда больше к ней не прикоснется. — Извини. Я понимаю, что это случайность, понимаю. — Он гладит ее по волосам, и Алла так растеряна, что не знает, как реагировать. — Я никому ничего не скажу. Объясни мне, ладно? Почему он не уходит? Почему все еще здесь, обнимает ее? Невозможно поверить, что ему не страшно и не противно от того, что он увидел сегодня. Алла подтягивает колени к груди. — Год назад я едва не умерла. — Она смотрит на свои ноги, ни на что больше. — Врачи ничего не смогли сделать, и... А один мой друг — смог. Превратил меня в то, что я есть сейчас. В зверя. — Ты не зверь, — говорит Максим твердо. Алла усмехается. — Ты сам спросил, что я такое. Я вампир, я пью кровь. Поэтому когда ты порезал палец, я потеряла контроль. Он молчит долго, но все еще не отпускает ее, и это как будто придает уверенности, хотя умом она понимает, что Максим просто в шоке, и как только до него дойдет, что произошло здесь, он исчезнет. И правильно сделает, вампиры не несут ничего, кроме смерти, она сама теперь — смерть. Они так и сидят, только Алла все крепче прижимается к нему, и Макс касается большим пальцем ее подбородка, смазывая алые подтеки на нем. — Чья кровь на тебе? — Лиса, — говорит Алла совсем тихо. — А люди? — Человеческая кровь лучше, — не скрывает она. — Но я больше не пью ее. Не буду никогда. Максим кивает удовлетворенно, ему как будто бы и не нужно больше ничего знать, не нужно знать, почему она теперь не пьет кровь людей. Он так и сидит еще какое-то время, потом разжимает объятия и встает, протягивая ей руку. — Пойдем, тебе нужно умыться. И переодеться. Оперевшись на его ладонь, Алла поднимается на ноги и идет за ним в ванную, тщательно умывается, моет руки, вычищая кровь из-под ногтей, вытирается полотенцем, которое ей заботливо подает Максим. Все так странно и непонятно. Он не уходит, почему-то он не уходит. — Ты не боишься меня? — спрашивает она наконец. — Ты чуть не вцепилась в мою руку, конечно я тебя боюсь, — спокойно отвечает Максим, но все еще не отпускает ее. — У тебя клыки. Но тебя же что-то удержало, так что я думаю, эти страхи беспочвенны. Страхи беспочвенны. Безумству храбрых поем мы славу. Он вообще серьезно все это говорит? — Максим, это не шутки. Я — дикий зверь, и не всегда могу проконтролировать... — Ты сказала мне уходить, — напоминает Максим. — Я... признаться, мне нужно время, чтобы это обдумать. Но я не хочу все это время держаться подальше от тебя. Алла утыкается ему в шею, запоздало понимая, что теперь он может воспринять это как нападение. Но Максим не шелохнулся, и она жмурится, сдерживая эмоции. Он не дернулся, ничего не сказал. Он правда ей верит или не понял ничего? — Значит, поэтому ты не ешь обычную еду, — говорит Максим, перебирая прядки ее волос нежно. — А я уже испугался. Алла усмехается невесело. — Не знала, что тебе сказать. Вот уж чего стоило бы пугаться гораздо сильнее, но вслух Алла этого не говорит. Он ведет ее в комнату, опускаясь на диван вместе с ней, снова тянет к себе ближе, и эта его ласка, это отсутствие страха бесконечно подкупает. Она и мысли допустить не могла, что он продолжит относиться к ней так, когда узнает, что она такое. — Значит, ты пьешь кровь и не ешь. Что еще отличается от обычных людей? — спрашивает Максим осторожно. Невозможно отказать ему в праве знать подробности. Макс ведь очевидно не намерен уходить, и она уже подвергла его опасности, теперь не важно, как много он знает, он знает о ней, и, значит, его захотят убить. Алла отгоняет страх и начинает рассказывать. О том, что ее кожа теперь белее, чем была раньше, что у нее изменились зубы и мускулатура, что она никогда не постареет, что на нее почти не действует алкоголь, и в этот момент Максим понимающе улыбается, вспоминая, как она притворялась пьяной. После этого говорить становится даже легче, и Алла признается, что она сильнее и быстрее людей, что чувствует все острее, но при этом ей не бывает больно. — Тебе поэтому нравится со мной, — говорит она чуть грустновато. — Потому что я не человек. — Ты правда так думаешь? — Максим хмурится и отпускает ее, чтобы посмотреть ей в лицо. Под его взглядом Алла теряется. — Ты сам говорил, тебе нравится, как я реагирую. — Любому бы понравилось, — не кривит душой Максим. — То, что ты делаешь для меня в постели и вне нее, думаешь, это тоже из-за того, что ты вампир? Из-за этого ты стоишь у плиты часами, чтобы меня накормить? Разве из-за этого твои поцелуи такие жаркие, из-за этого ты всегда знаешь, что мне нравится? — Ты тоже знаешь, что мне нравится, — говорит она шепотом. Все, что он сказал, гулким эхом разносится по ее голове, она слышит его слова снова и снова. Вот что ему в ней нравится — то, как она к нему относится, а не как выглядит и кем является. — Знаю, — соглашается Максим. — Но я же не вампир. Мы просто подходим друг другу, повезло. — Повезло? — Алла поднимает бровь, вглядываясь в его лицо. Он сумасшедший, истинно псих, если думает так. — Из-за меня тебя могут убить. — Я так понимаю, другие вампиры, — медленно говорит Максим. — Но они же не могут узнать, что происходит у тебя дома. А отсюда это не выйдет. Она кивает задумчиво. Что с ней будет, если его убьют? Его не убьют. Она трясет головой, собираясь с мыслями. Максима никто не убьет, она ни за что этого не позволит. — Ты прав, никто не узнает. Это останется здесь, за закрытыми дверьми. Правда, нужно будет подумать о том, как это провернуть. Максим ведь не знает о том, что шоу-бизнес кишит вампирами, и если кто-нибудь узнает о том, сколько времени они в самом деле проводят вместе, скрыть его осведомленность уже не получится. — Кстати, так ты не спишь? — спохватывается Макс. — Ты не спала каждый раз, когда я просыпался... — Я сплю, — Алла улыбается невольно. — Просто меньше, чем люди. С тобой меня не клонило в сон, я хотела рассмотреть тебя. Максим смущенно усмехается, но тему не развивает. Знать бы, о чем он думает. Что он думает теперь о ней. Неужели в самом деле не собирается пока уходить? И Максим действительно не уходит. Остается до утра, а потом они вместе едут доснимать «Рождественские встречи», и Алла подходит к этому совсем с другим настроением, она весела и почти летает по съемочной площадке, фонтанируя новыми идеями. *** Она нервно выхаживает по гостиной из стороны в сторону, Валера следит за ней взглядом, вообще не моргая. То, что он может так делать, до сих пор жути на нее нагоняет каждый раз. Они все уже обсудили, но так ни к чему и не пришли, разговор в который раз начинается сначала. — Просто споешь чуть хуже, чем обычно. — Я уже месяц пою чуть хуже, чем обычно, — бросает Алла с раздражением. — А завтра будет катастрофа. — Слушай, ты можешь попросить фонограмму или я принесу тебе человеческой крови. У меня даже дома есть, это не проблема, Алла. — Я сказала, что не буду больше ее пить! — она повышает голос. — Тише, мы не одни. Максима и правда что-то давно не видно, так давно, что она позабыла, что он может их услышать. Он собирался поработать и заперся в кабинете уже пару часов назад, когда Валера только пришел, но последние несколько минут они буквально кричат. — Вряд ли Макс нас услышит. — Макс вас услышал, — дверь легонько скрипит, открываясь, и Максим проходит в комнату. Алла резко выпрямляет спину. Она так старалась убедить Валеру, что Максим ничего не знает, а сейчас все рассыпалось, как карточный домик. Полное отсутствие удивления на лица Макса их выдало. Она переводит взгляд с одного на другого и понимает, что Валера думает о том же самом. Но о чем еще он думает? О том, что Макс должен умереть теперь? Ведомая совершенно неподконтрольным страхом, Алла выпускает клыки и рычит, приближаясь к другу за долю секунды. — Он знает, — Леонтьев тоже скалится, глаза его делаются совсем черными. — Не смей. Ее глаза тоже уже потемнели, и она не обращает внимания на побелевшего Макса, привалившегося к стене у самых дверей. Внутри полыхает злость и желание защищать — она никогда не испытывала такого, будучи вампиром, и теперь не в полной мере контролирует себя. В глубине души она осознает, что Валера — друг, и никогда их не выдаст, но он ведь может их выдать, и по крайней мере задумался об этом на долю секунды. Долю секунды это было в его глазах, и у нее сорвало все предохранители. — Мы договаривались, — у Валеры вырывается рык, он тянет к ней руку, но Алла быстрее, она почти прыгает на него, как дикий хищник, и впечатывает в полки, с которых тут же сыпятся книги. Ее острое зрение позволяет выцепить не только наименование каждого томика, но и строчки из раскрывшегося сборника Цветаевой. «Кто был охотник? — Кто — добыча? Все дьявольски-наоборот!» — Не смей, — снова шипит Алла, сильнее вжимая его спиной в полки. — Пусти! — Леонтьев толкает ее в грудь, и Алла отлетает назад, падает на спину. Никакой боли, конечно же, нет, но ощущения малоприятные, деревянный пол под ней трещит. Она хочет подняться и дать сдачи, но каким-то невероятным образом Максим ее опережает, вставая между ними. Он решителен и уверен, и только по биению его сердца, которое ее слух теперь без труда распознает, можно понять, как сильно Макс напуган. Напуган, но все равно стоит, не дрогнув, с идеально прямой спиной, между двумя сильными вампирами. Валера настолько ошарашен этим неожиданным вмешательством, что прячет клыки и отступает на шаг. В звенящей тишине Алле требуется несколько секунд, чтобы подняться и, глядя на Максима уже глазами обычного цвета, выдохнуть: — Ты что сделал? — Он тебя ударил. — Он совсем дурак у тебя? — едва не стонет Валера. — Хорошо еще, я не голоден, а то бы не смог притормозить. Я вас, идиотов влюбленных, разумеется, не выдам, но с такими вот замашками это не долго останется секретом, Масляков ему глотку перегрызет да и все. Он коротко целует Аллу в щеку и уходит бесшумно и быстро, так, что Максим даже не успевает на это никак отреагировать. В голове не укладывается, что Макс только что сделал для нее. Алла прижимается щекой к его плечу и закрывает глаза. «Он тебя ударил». Она первая напала, да и боли никакой не почувствовала, их обоих вели инстинкты в этой склоке, но Максим же не знал этого, не знал, и решил защитить ее от вампира. — Мне же не было больно, — говорит она тихо. — А Валера нам не угрожает. — Мне иначе показалось. Максим крепче прижимает ее к себе, и Алла чувствует, что глаза жжет совершенно по-человечески, как когда-то, до того, как ее обратили, до этого полного крови, смерти и одиночества года. — Если бы мы всерьез дрались, он бы легко убил тебя, — говорит она шепотом. — Ты же знал. Макс. Ты ведь знал, что он вампир, ты ведь видел. Максим тянет ее на диван, привычно перебирая ее кудри, только сейчас это, вопреки обыкновению, не успокаивает. — Макс. Ответь мне что-нибудь. Он все равно молчит долго, не разжимая объятий, оттягивает ответ на вопрос как только может, не переставая накручивать на палец ее волосы. — Макс. — Я не знаю, — выдыхает он неохотно. — Он тебя ударил, и все... — Никогда, — шепотом говорит она, берет его лицо в ладони, — никогда не делай так, пожалуйста. Максим, я не человек, меня нельзя убить и почти нельзя ранить, я очень сильная. Но я не вынесу, если тебя из-за меня убьют. Максим смотрит на нее долгим взглядом, потом бережно целует ее пальцы, ладони, запястья. Прижимается губами к бледной коже молча, с нежностью, и Алла закрывает глаза, боясь дышать. Он снова видел ее сегодня настоящую, злую, с выпущенными клыками, рычащую на близкого друга, с глазами убийцы, и все равно сейчас целует ее руки. В голове никак не укладывается, почему этот умный мальчик так по-идиотски бросился на Леонтьева, бросился на вампира, готового к атаке просто потому, что ее ударили. — Ты же сказала, что он нас не выдаст. — Ты не должен защищать меня больше, — говорит Алла тихо, снова касается ладонями его лица. Какой же он молодой, с ума можно сойти. Она не выдержит, если его убьют, сломается, для нее это абсолютно очевидно. За прошедшие месяцы ее жизнь закружилась вокруг него, завернулась жгутом, не разделить уже. — Если ты обратишь меня, я смогу тебя защитить, — задумчиво говорит Макс. Алла отстраняется резко, сбрасывая с себя его ладони и отступает в сторону, скрестив руки на груди. — Не городи чушь. Я никогда этого не сделаю. Максим тоже встает, подходя к ней ближе и хмурится. Смотреть на него почти больно сейчас, он такой открытый, искренний в своем желании оказаться рядом, плечо подставить. Но ей совсем не нужно плечо — нужно только, чтобы он был жив. Алла опускает ресницы, стараясь отделаться от мрачных мыслей, и губы Максима прижимаются к ее прикрытым векам, она не хочет открывать глаза, наслаждаясь теплом его касаний. — Я не обращу тебя, — шепотом повторяет Алла. — Никогда. Я хочу, чтобы ты жил — долго и счастливо. Максим крепче прижимает ее к себе. — Ты передумаешь, — говорит он уверенно. — Ты передумаешь, Алла. — С чего бы? — Ты поверишь, что я не хочу тебя отпускать, — обьясняет Максим. — Потом. Мы не торопимся. Не торопимся. Алла вздыхает, хорошо, что он не настаивает на этом, иначе бы они точно поругались. Обращать его она не собирается, и это осознанное решение. Макс молодой, они поиграют в любовь какое-то время, и он захочет себе живую женщину, которая родит ему детей, а пока она всеми силами будет защищать его от конклава. Ни в коем случае они не должны узнать ничего. — Нам нужно держать отношения в тайне, — говорит Алла осторожно. — Из-за конклава. — Из-за Маслякова? — если он и удивлен структурой устройства общества вампиров, то умело это скрывает. — Особенно из-за него, — соглашается Алла. Нужно будет рассказать ему подробнее о конклаве и правилах, но она не уверена, насколько разумно раскрывать все имена, и так уже Леонтьев и Масляков выплыли. — Такое дело, — говорит Максим медленно, — он меня уже заранее недолюбливает. Не любит. — Не любит? — Алла хмурится. — Мы поскандалили после КВН, когда я был в жюри, — признается Максим. Алла прикрывает глаза, позволяя Максу крепче обнять ее, вздыхает. — Ты в опасности рядом со мной. — Мне все равно. — А мне — нет, — Алла хмурится, чуть отстраняясь. — Мне — нет. Я тебя умоляю, не связывайся с Масляковыми и ни с кем обо мне не разговаривай. Ей кажется, Макс не в полной мере понимает, что действительно жизнью рискует. Для него это любовное приключение, почти игра, а у нее сердце в пятки уходит от одной мысли о том, что случится, если об их отношениях узнают. Может, согласовать его с конклавом, как донора? Кто там узнает, что именно она с ним делает. Алла понимает, что это плохая идея — Макса не одобрят для этого, слишком известное лицо. Таких нельзя кусать, таким нельзя раскрываться. — Пойдем спать. Ты поспишь со мной, хорошо? — Макс опять тянет ее к себе. — И хватит бояться за меня, этим ситуации не поможешь. Алла усмехается, но не спорит. Уверенность Максима несколько успокаивает ее. Утром она просыпается первой, почти сразу выскальзывает на кухню, не одеваясь, вытаскивает из холодильника пакет с кровью и наливает в высокий стакан. Голод уже довольно сильный, а когда Макс рядом, она не позволяет себе становиться сильно голодной, один раз она уже чуть не сорвалась, больше нельзя допускать такого. Жадно глотая кровь она слышит, как скрипит паркет под шагами Максима, но не оборачивается. Не хочет, чтобы он видел ее темные глаза и окровавленные губы. Подойдя ближе, Макс обнимает ее со спины, отводит волосы в сторону и целует плечо. — Ты меня стесняешься? — Ни к чему тебе на это смотреть. — Ты не можешь прятаться вечно. А я не боюсь вида крови, ну не прячься. Речь не о виде крови, конечно, речь о том, как выглядит она сама. Максим кладет ладони на ее бедра, все же разворачивает к себе, и Алла неохотно поддается. — Мне нравится, как меняются твои глаза, — говорит вдруг Макс. — Нравится? — Да. — Он большим пальцем вытирает кровь с ее нижней губы. — В следующий раз позавтракаем вместе, идет? — И ты сможешь есть, когда я?.. — Мне будет приятнее, если мы будем завтракать оба, — отзывается Максим. — Потому что когда я ем, а ты просто смотришь, это выглядит жутко. Жутко. Его представления о том, что именно жутко, повергают ее в шок каждый раз. Она отставляет пустой стакан и отправляет Макса умываться, ей доставляет удовольствие готовить ему завтрак. Вообще — готовить, но особенно ему. Морозное солнце светит в окно, заливает всю кухню, здесь даже солнце ярче, чем в городе. За завтраком Максим вспоминает услышанный вчера ее разговор с Валерой, и Алла напрягается в туже секунду. — Почему он предлагал тебе человеческую кровь? — спрашивает Макс с любопытством. — И при чем тут концерт? — Понимаешь, — Алла медлит, прикидывая, как высказать это все максимально нейтрально. И желательно без упоминания о том, что летом она убила человека. — Без человеческой крови тело вампира функционирует не идеально. Ничего серьезного, но голос слушается меня хуже. Скоро я не смогу петь совсем. — Чтобы выпить кровь, обязательно убить? — Нет, конечно нет! — горячо отзывается Алла. — Тогда почему ты отказываешься? Миллион причин. — Если кусать человека, я могу... могу не проконтролировать себя, не сдержаться и причинить вред, — объясняет она медленно. — Но Валерий Яковлевич предлагал тебе кровь уже, эм, отдельно от человека, — замечает Макс неуверенно. Наблюдательный какой. — Никто ее добровольно не отдавал. Она либо со станций переливания, где нужды поважнее моих, либо получена насильно. Максим сморит на нее так тепло, с такой невероятной нежностью, что Аллу это даже злит. Он слишком хорошо о ней думает. Слишком хорошо, как будто она такая благородная, что абсолютная неправда. Алла понимает, как звучит ее аргументация — так, словно она очень добрый человек и не хочет никому навредить ради своей музыки, но она чудовище, которое ради этой музыки уже отняло одну жизнь. Но как говорить об этом, она не знает, ведь если признаться в убийстве, все закончится в ту же минуту, он оставит ее, и правильно сделает. — Ты можешь взять кровь у меня, — говорит Максим наконец. — Совсем сдурел?! — Но я точно дам ее добровольно. И именно тебе. Слова эти звучат до нелепости просто, словно Макс каждый день предлагает кому-то пить его кровь. Алла встает и отходит к окну, закуривает, прежде чем ответить. — Я могу тебя убить. — Не можешь. По спине бежит холодок, а пальцы еще сильнее стискивают сигарету. Придется ему рассказать, это единственный выход. Ведь Максим не понимает, что предлагает ей, ему неизвестно, насколько опасно оказаться рядом с утоляющим голод вампиром. Смертельно опасно, даже мысли о том, чтобы взять у него кровь, она не допускает. Несколько затяжек, чтобы собраться с силами. Какова вероятность, что после этих слов он все-таки ее бросит? По крайней мере, это будет честно, ведь он узнает, кто она на самом деле, какая она и на что способна. — Макс, однажды я убила человека. Это было летом, я должна была взять совсем немного, думала, что смогу остановиться, но как с ума сошла от запаха крови. Он умер на месте. Я его убила. — Алла... — Ты слышишь меня?! — едва не рычит она. — Я убила человека. Максим подходит к ней вплотную, но не обнимает, видимо, понимая, что она этого ему не позволит сейчас. — Убивают умышленно. Ты сделала это случайно, слышишь меня? Ты не контролировала себя, ты же сама сказала. Даже в суде в таких случаях оправдывают. — Он все-таки берет ее за плечо. — И я не верю, что ты можешь причинить мне вред. — Я не возьму твою кровь, разговор закончен. Собирайся давай, тебе на съемки ехать. — На концерт я тоже успею. — Там будет фонограмма, не надо тебе это слушать. — Я приеду. — Макс целует ее в щеку, только потом отступает. Алла предпочла бы, чтобы на этом концерте вообще людей не было, не то что Максима, но не может же там запереться изнутри. Его поведение кажется ей максимально ребячливым. Игнорирует опасность, игнорирует то, что она убивала, все на свете игнорирует, почему-то оставаясь в этих отношениях — а она позволяет ему. Они оба словно с ума сошли, вцепились друг в друга и не отпускают, хотя никакого общего будущего у них просто быть не может. Алла понимает это очень четко, но не смеет его оттолкнуть. С Максом она живая, но не так, как была до обращения, а совершенно особенно. Нежность, которую она к нему испытывает, раньше невозможно было даже представить. Если бы она была жива сейчас, если бы не превратилась в зверя, Макс был бы в безопасности, они могли бы что-то планировать. Если, конечно, он захотел бы связаться с ней, когда она старела и выглядела не так привлекательно, как сейчас. Она могла бы петь, голос звенел бы, как раньше, как в «Избранном». Все паршиво, везде. Едет на концерт она неохотно, но сильно заранее. Сегодня она впервые будет петь под фонограмму не из-за формата мероприятия, а потому что нормально петь не сможет, и это осознание мешает сосредоточиться. В гримерке она уединяется задолго до своего выхода, сидит, обхватив колени руками, впервые с утра переключившись мыслями с Максима на ничуть не менее угнетающую тему. Дверь толкают снаружи, и она не оборачивается, потому что, как обычно, узнает Максима по шагам. — Алла... ты изводишь себя. — Ничего мне не сделается. Он закрывает дверь на замок изнутри, и теперь она поворачивает голову, чтобы посмотреть на него. Все происходит как в замедленной съемке, прокручивая это в голове после, Алла будет думать, что могла бы его остановить. Но она просто смотрит как завороженная, как Макс вытягивает руку вперед и режет поперек вен. Запах крови моментально заполняет тесное помещение, Алла успевает подумать, что если бы не утренняя звериная кровь, сейчас она бы просто разорвала Максима. Но она не голодная, и это, кажется, спасает ему жизнь. Клыки увеличиваются за секунду, она сама не понимает, как успела оказаться рядом, впивается в порезанную руку Макса, втягивает кровь жадно, но останавливается через два глотка, толкает его и сама падает на пол, спиной прижимаясь к стене. Ее бьет дрожь. — Идиот. — Ты сможешь петь. — Убирайся отсюда. — Никуда я не пойду. — Он достает бинт из кармана — подготовился, ну надо же — и подходит к ней ближе. — Помоги перевязать. — Я не могу... запах... — Ты можешь, давай, мне одной рукой неудобно. Он подходит еще ближе и почти толкает бинт в ее ладони. Аромат дурманит, и голова тяжелая, Алла старается не дышать, когда туго перетягивает его рану, но запах словно проникает в нее через кожу, минуя нос. Так сложно держать себя в руках, пальцы трясутся. Максим салфеткой вытирает ее губы, большим пальцем гладит по щеке. — Ты выпила совсем мало. — Я могла тебя убить. — Не могла. Я знаю, что ты не могла. А теперь иди и скажи им, что фонограмма не нужна. Алла вдруг всхлипывает и утыкается в его плечо носом, плечи дрожат, и Максим крепче прижимает ее к себе, качает в руках, успокаивая. Но страх душит ее все равно. Что он натворил? Она могла убить его, неужели он вообще не думает о себе? Максим ведь не глупый парень, он очень умный на самом деле, так почему делает такие глупости? — Зачем ты... — Она не поднимает головы. — Мась... — Ты ведь знаешь, зачем, — он целует ее кудри. — Я знаю, что ты никогда не причинишь мне вред. Это безопасно, я верю тебе и в тебя. — Я сама себе не верю. — Я знаю. — Макс поднимает ее лицо, гладит щеки ладонями. — Я люблю тебя, мой маленький вампир. Понимаешь ты это? Алла смотрит на него ошарашено. Он сказал... Он сказал, и она знает, что это правда. Не осознавала до этого момента, но знает с той минуты, когда Максим встал между ней и Валерой, когда впервые был готов расстаться с жизнью из-за нее. А теперь он снова рискует, не смотря на то, кто она такая. Не смотря на то, что она не женщина, а зверь. — Иди, надо поговорить со звукорежиссером, правда? — Максим целует ее в уголок губ, встает первым и подает ей руку. Алла поднимается, опираясь на него. Максим смертный, но все равно ее защищает, даже от нее самой. Она опять обнимает его порывисто, втягивает запах его кожи, крови и шампуня. — Максим... — она чувствует, что должна ответить, но он прижимает палец к ее губам. — Не сейчас. Иди. Иди. Алла действительно уходит, во рту все еще вкус крови, потрясающий, сладкий, разливающий по телу приятную легкость и энергию. Ничья кровь не была такой сладкой. Звукорежиссер если и хочет что-то у нее спросить, то сдерживается, и она поет так хорошо и звонко, как не пела уже много лет. Это потому, что Макс особенный, Макс и его кровь? Или просто потому, что он ее любит, и опьяняющее счастье льется из нее музыкой, также искренне, как раньше проливалась боль. Со сцены она, как всегда, сходит вымотанная и счастливая, хотя спела всего четыре песни. Максим встречает ее за кулисами, улыбается, он так ослепительно улыбается, и пиджак уже надел, потому что через рубашку бинт бы просвечивал. Алла касается его локтя невесомо. — Как рука? — Лучше всех, — уверяет ее Макс. — Я в городе сегодня останусь, а ты? — В «Балчуг», позвони мне завтра. — Ты никогда сама не звонишь, — замечает Максим. — Потому что ответит твоя мама. Аллу все еще пугает то, что он живет с родителями. Они всегда знают, когда он ночует у нее, а, значит, знают, что он с кем-то встречается, как часто они занимаются любовью, и это выбивает ее из колеи. От его родителей хотелось бы все это держать в особенной тайне. Да и какие родители захотели бы своему сыну такую пассию? Ладно, родители Филиппа были обеими руками за их брак, но там и разница в возрасте была не такая критичная. Максим только смеется, целует ее руку коротко. — Моя мама знает про тебя. До завтра, Алла. Он уходит так быстро, что она не успевает спросить, что именно знает его мама. Разумеется, про вампиризм он не стал бы рассказывать, но про отношения... неужели стал бы? То-то мама обрадуется, что сын связался со стареющей четырежды разведенной певицей. *** Это случилось на охоте. Они приехали из города только затем, чтобы она могла подкрепиться, Макс вызвался подвести ее сам, так нет нужды объясняться перед водителем или ехать сначала в Истру. Алла обещает ему управиться как можно быстрее, место они выбирают не слишком далеко от Москвы, раньше она здесь не охотилась, но судя по густоте леса, с мелкими животными проблем здесь не будет. Почуять добычу не так сложно, Алла привычно идет по следам, и снег тихонько хрустит под ее ногами, когда она понимает, что по ее следам тоже кто-то идет. Никогда прежде она не видела волка. Вот так, чтобы не в зоопарке, а свободного, дикого, скалящего на нее блестящие белые зубы. Зверь просто огромный, и клыки такие острые и большие, что разумнее всего было бы бежать, но она уже на охоте, гонимая инстинктом убивать, и контролировать его совершенно не в силах. Сложно понять, кто из них первый в кого вцепился, Алла сжимает горло волка так сильно, впивается губами в его загривок и чувствует, что ее плоть разрывают его клыки. Боль затапливает изнутри, ей ни разу не было больно с того дня, как Валера ее обратил, и теперь от недоумения она ослабляет хватку. Ошибку осознает уже слишком поздно, когда волк вгрызается в ее плечо с особенной силой, и в глазах темнеет. Кажется, она кричит, громко, как раненный зверь, а потом ломает волку лапу с оглушительным хрустом, впивается клыками в его горло. Кровь заливает ее лицо и одежду, часть Алла успевает проглотить перед тем, как падает на землю и теряет сознание.