Богиня Бэндзайтэн нередко изображается верхом на драконе. В летописи о храмах острова Эносима, которая известна как Эносима энги[en], присутствует история об этой богине и её встрече с драконом, который пожирал детей деревни Косигоэ[en]. Бэндзайтэн решила остановить злодеяния змия. Сначала она отыскала пещеру, в которой он жил, а потом устроила там землетрясение. Затем Бэндзайтэн спустилась с небес к дракону и вышла за него замуж. Оказав на змия благое влияние, она сменила его злобный нрав на доброжелательный — дракон более не желал пожирать детей. Hadland, 2014, p. 118.
Фаза пятнадцатая
Если бы месяц назад Стиву рассказали, с какой заботой и нежностью он будет мыть голову НеБаки, лежащему в наполненной ванной, он бы не оценил подобное даже в качестве шутки. Впрочем, скорее всего, НеБаки тоже. Но факт оставался фактом. Пробудившись от недолгой приятной дремы, накатившей на них обоих после дерзкого сексуального эксперимента, Стив осторожно погладил спящего НеБаки и легко коснулся губами его лба. НеБаки мягко улыбнулся ему в ответ, и Стив уже по себе знал: он мог бы наблюдать за спящим любовником часами, изучая и запоминая каждую черточку его знакомого и незнакомого разом лица, каждую морщину в уголках глаз, тени от ресниц на щеках, трогательно уязвимый излом его густых бровей. Но кожа НеБаки выглядела неприятно липкой от остывшего пота, и Стиву показалось самым правильным в эту минуту пойти и приготовить ему ванну. В конце концов НеБаки решился на такой серьезный шаг ради него, Стиву очень хотелось как-то выразить ему свою благодарность. Когда спустя десять минут он разбудил НеБаки и велел ему идти вместе с собой в ванную комнату, тот только по-совиному моргнул несколько раз, но без возражений поднялся и пошел за Стивом, заметно прихрамывая и чуть морщась, но не задавая вопросов. Однако при виде наполненной ванны под шапкой мыльной пены он вдруг растерялся. Посмотрел на Стива и уже открыл рот, чтобы спросить что-нибудь очевидное и глупое, но Стив, опережая его вопрос, привлек НеБаки в нежный поцелуй, а потом шепнул прямо в губы: — Помочь тебе забраться в воду? Не отрывая от него изумленного взгляда, НеБаки отрицательно покачал головой и, поскольку был уже голым, просто сразу же неуклюже забрался в ванну, с облегченным выдохом вытянувшись в ней на спине. — Я помою тебе голову, — сообщил ему Стив, даже не пытаясь скрывать, что ему просто нужно касаться НеБаки сейчас. Взял шампунь, ногой подвинул недавно появившуюся в их ванной комнате табуретку так, чтобы сесть в изголовье, и занялся волосами НеБаки. Когда-то давно в Бруклине Баки редко позволял ему касаться своих густых непокорных прядей, вечно завивавшихся не так, как ему хотелось, и усмиряемых только посредством обильного умащения бриолином. И если в постели из этого правила и делались исключения, когда Стив вцеплялся ему в шевелюру, прогибая Баки спине, и подтаскивал его к себе, заставляя глубже принять член, то в остальном Стив с уважением относился к его желаниям и не трогал тщательно оберегаемую прическу Баки. Как бы ему ни хотелось. У НеБаки не было никаких запретов, никакого личного пространства, никаких границ. И Стив с наслаждением зарывался пальцами в его мягкие длинные волосы, массировал кожу головы, расчесывал пальцами пряди. Его рукам было радостно это делать, он буквально сквозь кожу упивался самой возможностью, и это ощущение поднималось вверх по его рукам и тепло разливалось в груди. Впрочем, НеБаки и сам явно получал удовольствие от этих прикосновений. Закрыв глаза, чтобы в них не попал шампунь, он послушно подчинялся рукам Стива, прижимался к его ладоням, тянулся следом и терся о них, будто уличный кот, выпрашивающий у прохожих ласку. — Наклонись вперед, я ополосну тебе голову, — сказал Стив, когда дальше возиться с волосами НеБаки стало уже нелепо. Тот послушно взялся руками за бортики и подтянулся, чтобы сесть и дать Стиву смыть шампунь. Но от внимательных глаз Дракона не укрылось то, как он на мгновение невольно поморщился, когда сделал это. — Все еще болит, мой хороший? – Стив положил руку ему на загривок и только поэтому ощутил, как НеБаки едва заметно отрицательно мотает головой. Стив не стал давить и молча промыл ему волосы, продолжая при любой возможности гладить его по голове и плечам. Когда он потянулся повесить лейку, НеБаки вдруг схватил его за руку и притянул ее к себе, настолько неожиданно, что Стив выпустил душ, и тот погрузился под воду. — Тшшш, что такое? – Стив опустился на колени рядом с ванной, потому что НеБаки обхватил его предплечье обеими руками, отчаянно обнимая. – Что случилось, НеБак? Что не так? Тот только молча замотал головой, а потом прижался мокрым лицом к его плечу, не желая поднимать голову и стиснув руку Стива до синяков. — Эй, я не рассержусь, обещаю. Говори со мной. Что случилось? НеБаки вдавился лбом в плечо Стива, и тот кожей ощутил, когда он открыл рот и спустя несколько судорожных выдохов наконец произнес: — Никто никогда не заботился обо мне так после… ну… секса. Стив поджал губы, прекрасно понимая, что его НеБаки говорил сейчас обо всем том насилии, которое ему пришлось пережить, немного поменял позу, повернулся и обнял его свободной рукой за спину, прижался щекой к макушке. НеБаки только снова судорожно выдохнул в ответ и попросил: — Не злись на меня, пожалуйста. Я сейчас перестану. Просто мне… просто… Спасибо, Стив. Мне это было нужно. Так нужно, блядь. Я даже не представлял, насколько. Его пальцы снова до боли сдавили руку Стива, но тот лишь крепче обнял в ответ. — Я не злюсь, мой хороший, не злюсь. Все в порядке. Мы никуда не спешим. Ты мой хороший. Хороший мой. Ты все смог. Ты справился. Ты такой молодец. Стив обнимал его и шептал что-то все такое же бессмысленное и ласковое, но в груди у него с каждым мгновением все больше давило оттого, что он не мог сказать своему любовнику главного: «В твоей жизни больше не будет насилия. Со мной ты в безопасности. Я обещаю». К сожалению, он слишком хорошо помнил свои сны, чтобы не понимать, что просто не в праве обещать НеБаки подобное. Как бы ему этого ни хотелось.Антифаза пятнадцатая
Когда они наконец вышли из ванной, постель была уже перестелена, а стол накрыт для обеда. Они переоделись в чистую сухую одежду, и НеБаки с чувством того, что имеет на это право, натянул поверх майки свой теплый свитер. Задница до сих пор побаливала и, казалось, сама не понимала, хочет она наконец сжаться, как ей положено, или еще немного поиздеваться над ним, заставляя его ковылять, как утка-переросток. По счастью, его Дракон был максимально далек от того, чтобы высмеивать его характерную походку. Его Стив вообще отличался от всех. И уж, казалось, с чего НеБаки было краснеть после всего, что случалось с ним в жизни, но он ловил на себе взгляд Дракона, и тот больше не жегся, а будто бы согревал его. И НеБаки снова и снова опускал глаза и чувствовал, что у него щеки горят. После совершенно изумительной ванной, устроенной для него Стивом, Солдату было все еще так неописуемо хорошо, что не хотелось ни о чем говорить, ни о чем думать. Они поели в уютном молчании, и НеБаки то и дело рассеянно замечал, что накалывает еду из своей тарелки на вилку и протягивает ее через стол Стиву, а тот наклоняется и берет ее прямо с вилки губами. После обеда Стив снова засел за компьютер, и НеБаки стоило большого труда не устроиться возле него прямо на полу, привалившись к его ноге, положив голову на колено, не забраться ему прямо на руки, оседлав бедра и расслабленно обнимая за плечи. Чувствуя под своей все еще болезненно чувствительной дыркой его твердый пах. Стив явно уловил его настроение – улыбнулся НеБаки и ласково потрепал его по бедру, а потом кивнул в сторону дивана, явно отправляя почитать или посмотреть телевизор в наушниках, не отвлекая его. НеБаки послушно кивнул в знак согласия и, наклонившись, коротко прижался щекой к щеке Стива, за что получил мокрый смазанный поцелуй почти в ухо. Как ни странно, перегруженное тактильными ощущениями тело не давало сосредоточиться ни на книгах, ни на передачах по телевизору. НеБаки вышел на балкон, чтобы покурить, и только там обнаружил, что забыл сигареты. Поэтому он просто оперся локтями о парапет и немного растекся, с блаженной улыбкой разглядывая горы. Так или иначе, спустя пару часов подобного бесцельного безделья, он не выдержал: принес Стиву воды, которую тот благосклонно выпил, а потом, обняв его сзади за плечи, полюбопытствовал: — Над чем работаешь? Еще организованные преступные группировки? — И да, и нет, — на удивление охотно отозвался Стив, будто непроизвольно поглаживая его руки у себя на груди. – Все началось с махинаций со средствами благотворительных фондов, в итоге я работаю над новым законом, чтобы пресечь подобное в будущем. НеБаки скользнул взглядом по документам и ссылкам, открытым на экране, и просто спросил: — Расскажешь? Похоже, Стив и сам был не против немного отвлечься: — Ну смотри. – Он указал на какие-то графики и диаграммы в левом углу экрана. – Вот с этого все началось. Мои ищейки обратили внимание на стремительно возросшее количество коммерческой рекламы, посвященной сбору средств на сложнейшие операции для серьезно больных детей. Проследили финансовые каналы и оборот денег по ним. А также пообщались с теми людьми, кому эти деньги предназначались. И сопоставили факты. В общем открылась довольно некрасивая схема. Не говоря уже о том, что в целом заниматься подобными серьезными случаями должны созданные для этих целей медицинские комиссии от министерств здравоохранения, и деньги на это выделяются из государственных фондов. – Стив сердито выдохнул и потер пальцами виски. – Проще говоря, конкретные люди уже в тюрьме, но сама проблема требует более глобального подхода. Потому что эксплуатация человеческих болезней, с одной стороны, и жалости и чувства вины, с другой, недопустима. — Ты хочешь законодательно запретить благотворительные фонды? – спросил НеБаки. Его это не слишком волновало. В конце концов, у него лично не было вообще никаких денег, ни на развлечения, ни на благотворительность. — Это, конечно, была бы интересная непопулярная мера, но я работаю над тем, чтобы перекрыть им изначальный источник дохода. — Что ты имеешь в виду? Запретить людям жертвовать? – фыркнул НеБаки. — Нет. Я говорю о больных детях. — Стив, не хочу тебя огорчать, но всей власти Дракона не хватит, чтобы законодательно отменить болезни. — Это я понимаю, — кивнул Стив и, продолжая машинально поглаживать его руки, пояснил: — Я хочу систематизировать критерии медицинских показателей для выбраковки новорожденных. — Выбра… ковки? – НеБаки показалось, что он ослышался. — В природе этот вопрос решился бы путем естественного отбора. Современная медицина сохраняет чересчур много жизней, которые не стоят того, чтобы за них цепляться, — невозмутимо ответил Стив. — В большинстве случаев родительские инстинкты, общество и церковь обязывают близких заботиться о таких детях. Пытаться лечить и спасать их. Даже если это бессмысленно и бесполезно. Мой закон снимет с них всю ответственность и чувство вины за отказ от подобных детей. — Стив, ты серьезно? – совсем тихо спросил НеБаки и невольно попытался отнять руки, но Стив сжал его запястья и не позволил ему отстраниться. — Я понимаю, что это может показаться жестоким, — невозмутимо произнес он, — но я вижу в таком решении только положительные моменты. Для всех. И в первую очередь, для неизлечимо больных детей. Им не придется жить с постоянной болью и сознанием собственной неполноценности, ущербности по отношению к другим. А тем, от кого отказались — с чувством предательства со стороны своих близких. Плюс сократятся расходы на их содержание, высвобожденные ресурсы можно будет использовать на благо работоспособного населения. Что более оправдано экономически. — И ты так веришь в беспристрастность и неподкупность твоих комиссий? – чувствуя, как у него перехватывает горло, тихо спросил НеБаки. – Веришь, что не будет родителей, которые любой ценой попытаются выкупить жизнь своих детей? Что не будет ошибок и убийств здоровых младенцев? Что из страха перед выбраковкой люди не начнут скрывать любые, требующие лечения случаи от врачей? Стив наконец отпустил его руки, развернулся и посмотрел ему прямо в лицо: — НеБаки, ты что, оспариваешь мое решение? Этот вопрос прозвучал так холодно и отстраненно, что у НеБаки от ужаса ослабели колени, и он нервно облизнул губы, прежде чем ответить: — Стив, ты рассказал мне, что сам был тяжело болен в детстве. Никто не верил в то, что ты выживешь. Но смотри, каким ты теперь стал. Сколько ты смог сделать. Разве это не стоило того? Твоя жизнь… — Была бы весьма короткой и жалкой, если бы не эксперимент доктора Эрскина, — зло перебил его Стив. — Мизерный шанс. Почти случайный успех. — Стив пожал плечами. — Но другим детям ты не хочешь дать даже такого. И их родителям. Твоя мама боролась за тебя со всем миром. Неужели ты думаешь она не пошла бы против закона, чтобы спасти тебя? — И очень зря, — огрызнулся Дракон. — Такой закон избавил бы ее от кучи проблем. Если бы не я, возможно, она была бы жива. Если бы я умер в детстве, возможно, она… и Баки. Оба были бы живы. — Стив, — НеБаки шагнул ближе, положил обе ладони на плечи сидящего Стива, — в тебе сейчас говорит вина. А это плохой советчик. Пожалуйста, послушай меня. Ты не можешь приговаривать к смерти новорожденных просто потому, что… не можешь простить себя за то, в чем даже нет, для начала, твоей вины. И вины еще не рожденных детей. Стив смотрел на него, и лицо его не выражало абсолютно ничего, но в светлых глазах мелькнуло что-то похожее на колебание. — Пожалуйста, — попросил НеБаки, пытаясь не упустить этот момент сомнений. – Стив, это плохой закон. Я прошу тебя, подумай еще и откажись от него. Приказывать такое людям несправедливо. И, наверное, он как-то совершенно неправильно подобрал слова или вообще зря решился давить, но Стив вдруг стряхнул его руки и поднялся. — Не припомню, когда я дал тебе право решать, что справедливо, а что нет. — В глазах Стива снова пылало солнце, но теперь это было солнце над Арктикой, над вековой мерзлотой. — Ты просишь меня пожалеть людей? Но они слабы и глупы даже в своих привязанностях. А те, кто из любви к своему потомству идут наперекор законам природы, лишь нарушают ее естественный баланс. Нет смысла даже говорить о том, насколько их беды ничтожны в сравнении с вырождением всего человечества, которое вижу я. Перезапустить механизм естественного отбора заново — мой долг. —Твой долг? Твой долг, блядь? — просипел НеБаки, но ему показалось, что он кричит. — Ты сам будешь детей убивать? Велишь их разложить на решетке и поджаришь? Или поручишь своим псам? Убийцам. Таким, как Рамлоу. И как... я? Потому что, знаешь, Стив, я убивал детей. Мне приказывали: "Никаких свидетелей". И я убивал всех, считая совсем малышей. Хочешь, расскажу тебе, как ощущается в руках шея трехлетки, перед тем как в ней хрустнут позвонки? Младенца в колыбели. У них кости невероятно хрупкие. Во имя великих целей, блядь. Я… черт, Стив, я думал, ты не такой. Ты лучше, чем мои прежние хозяева. Но ты их всех превзошел. Ты мыслишь глобально, блядь. Ты начал с идиотов, отдавших свои деньги мошенникам, а пришел к тому, что оправдал убийство детей. Ты сам хоть понимаешь, что ты творишь? Короткий смешок Стива заставил его замолчать. — А ты не слишком много берешь на себя, НеБаки? Критикуешь мои законы. Споришь со мной. Ты, случайно, не забыл свое место? Чувство самосохранения буквально кричало Солдату немедленно отказаться от своих слов и попросить прощения, но он сам не понял, что заставило его вдруг упереться и резко ответить Стиву: — Нет, не забыл. Задница до сих пор как шахта. Стив заметно поморщился, будто НеБаки умудрился применить против него какой-то грязный прием, но голос его прозвучал невозмутимо: — Вот и отлично. Когда мне станет интересно ее мнение, я тебе сообщу. Это был почти прямой приказ убираться с глаз долой, но Солдата уже несло по инерции, он не мог так просто дать задний ход. — Вот и отлично, — в тон Стиву ответил он. – Ты думаешь, что все вокруг ненавидят тебя? Не знаю, может это и так. Я даже начинаю понимать, почему. И удивляюсь, что ты не понимаешь. Хотя в тебе же почти ничего не осталось человеческого. Стив так смотрел на него, что НеБаки невольно приготовился к тому, что его сейчас снова ударят, но даже когда удара не последовало, его все равно не отпустило, и он, буквально раня самого себя этими словами, признался: — Я так хотел быть твоим Баки. Ты бы только знал. Но если ты не откажешься от этого закона, я перестану жалеть о том, что я — не он. И поставив на этом точку, он ушел за стеллажи с книгами, уселся на один из тренажеров и молча схватился за голову, переживая приступ гнева, обиды и разочарования в Стиве. Объективно говоря, он даже сам не мог объяснить, зачем он все это начал, зачем сцепился с Драконом. У него не было детей, у него не было друзей или знакомых с детьми. У него вообще никого не было. Какого черта он так разозлился из-за предполагаемого вопроса жизни и смерти гипотетических больных детей? И все же он был зол на Дракона. И достаточно сильно, чтобы, когда накрыли ужин, взять только пару кусков хлеба и в одиночестве съесть их на балконе. А потом совсем вечером забрать подушку и уйти с ней спать на диван. Стив не разговаривал с ним, и НеБаки тоже с ним не разговаривал. Правда, почти в любой момент ожидал, если не разряда тока от гребаного ошейника (за все это время он успел почти что увериться, что это не тот метод, которым Стив будет добиваться его послушания), то простого физического принуждения, банальных побоев за отказ лечь рядом с Драконом, как ему полагалось. На удивление, устав от переживаний, заснул он почти сразу и увидел будто бы одновременно два сна. В тундре, через которую он шел, кончился снегопад и буквально в самом воздухе, в цвете неба и его отражении в снегу возникло неуловимое ощущение неотвратимо надвигающегося утра. Он шел по выжженной Драконом дороге и в предрассветной дымке видел призраки кирпичных домов и узкие улочки между ними. И хмурого тощего мальчишку с большим носом и такими же яростно светлыми глазами, как у Дракона. У мальчишки была кровь на лице, и НеБаки знал, что тот сам в этом виноват. И в то же самое время отчетливо и без колебаний готов был драться за него, готов был что угодно для него сделать. Мальчишка был объективно ужасен, но в своем сне НеБаки четко знал, что принадлежал и всегда будет принадлежать только ему. И еще то, что он сам – Баки. Хотел он этого или не хотел. Ему этого было просто не изменить. Он проснулся от прикосновения пальцев к своему лбу. Стив сидел перед ним на ковре. Небо за колоннадой было застлано тучами, и выражения его лица не было видно, но рука касалась на удивление нежно. НеБаки вдруг остро осознал, как замерз без одеяла, и притянул колени к груди, невольно ежась от холода. — Иди в постель, — тихо произнес Стив и очень твердо добавил. – Я откажусь от спартанского закона. Быстро в постель. Еще не веря, что все это не сон, НеБаки торопливо поймал его руку и благодарно прижался к ладони губами. А потом послушно поднялся, забрал подушку и пошел в кровать. Он еще плохо представлял, чего это будет потом ему стоить, но почти не мог думать об этом, потому что ему казалось — свершилось чудо. И пускай весна так и не настала, он вроде как победил Дракона?