Бизнес

Сядь ко мне на колени и расскажи, как сильно ты ненавидишь кардассианцев. Легат Парек

— Майор Кира! — её окликнула Эсме. Вот уж с кем сейчас она не хотела пересекаться, так это с баджорской танцовщицей: любовницей Дуката. В то время, как её собственная мать оказалась ничуть не лучше неё… — У меня есть кое-что для вас! Кира обречённо вздохнула и уже хотела ответить резко и безапелляционно, что сейчас не в настроении разговаривать, но Эсме уже была рядом и держала на протянутой ладони баджорскую серьгу. — Откуда это у тебя? — спросила Нерис, узнавая серьгу своей матери. — Это долгая история, — глядя на ещё более недружелюбное, чем обычно, лицо майора, Эсме решила не рисковать. — Но если коротко: мне дала её женщина по имени Меру. Дукат однажды привёз её с собой в наше маленькое поместье, мне тогда было лет двенадцать-тринадцать. Кира взяла, наконец, серьгу и теперь с отрешённым видом рассматривала её. Решая, то ли швырнуть её подальше, либо наоборот, бережно хранить в память о прошлом. — И всё это время, она была у тебя? Почему ты не отдала мне её раньше? — со злостью в голосе спросила Кира. — Мне было знаешь ли, чем заняться, помимо того, чтобы возвращать серьги их законным владельцам… — И что же заставило вспомнить тебя об этом сейчас? — Их божественное величество Дукат связался со мной накануне, горя желанием рассказать о том, что открыл Кире правду о её матери. — Дукат! — Кира сжала кулаки. — Ты же знаешь, Дукат ужасный болтун. Ему только и дай повод потрепаться… Но сейчас он и вправду меня напугал. — Тебя напугал Дукат? — Кира рассмеялась. Это действительно было что-то новенькое. — Мне кажется, он сошёл с ума после смерти Зиял. Проповедует теперь освобождение через ПРАВДУ, — Эсме закатила глаза. — И во всеуслышание заявляет, что кардассианцы высшие существа, которым следовало убить всех баджорцев, а не пытаться управлять ими. — А ты не знала об этих планах, я полагаю? — с издевкой в голосе спросила Кира. — Он был нормальным кардассианским маньяком и убийцей. У него были какие-то рамки, Высшее командование над ним и всё такое. — Эсме нервно хохотнула. — А теперь рамок нет. Что же касается твоей матери… — То это тебя не касается, — перебила Эсме Кира. — Спасибо за сережку, но на этом всё. — Как скажешь, — настаивать на продолжении беседы Эсме не стала. Добавила только, что Кира знает, где её найти, если та всё же захочет поговорить. Майор повертела в пальцах серьгу, которую совсем недавно видела на своей матери благодаря Сфере Времени. Нерис узнала, как началась связь её матери с префектом Баджора. Но сейчас ей выпала возможность узнать, что стало с этими отношениями через несколько лет… — Эсме! Постой. Быть может мне стоит разобраться со всем этим до конца прямо сейчас. Чтобы больше уже не возвращаться к этому вопросу. — Хорошо. — Эсме коротко кивнула. — Только захвачу с собой бутылочку канара, и мы сможем об этом поговорить. — Я не собираюсь пить канар. — Зато я — собираюсь. Говорить о ящерках совершенно не возможно без хорошего канара. *** Они расположились в каюте майора. Бутылка наполовину опустела, взгляд Эсме затуманился. Она вспоминала прошлое, смотря внутренним взором. — Как ты можешь пить эту гадость? — спросила у неё майор. — Дело привычки, я полагаю. Наш дом был полон запасами первоклассного канара. В самом деле, никакого другого алкоголя у нас и не было. Вейюн, кстати, тоже не может терпеть эту «гадость». Ну да ладно. В общем, Дукат в какой-то момент решил свить себе милое гнёздышко на Баджоре, полное сладкоголосых птичек. Образованных, сытых и довольных пташек. Собственно, ему не надо было ничего начинать с нуля. Моя мать сама предложила ему гостеприимство условно своей (после нескольких десятков лет оккупации) загородной вилы и приятное общество своих благовоспитанных дочерей. Как родных, так и приёмных. Предыдущий префект Баджора придерживался более строгих правил, и мать поспешила воспользоваться случаем, узнав, что гал Дукат более «демократичен» в вопросах отдыха офицеров и своего собственного. Наше поместье снова стало процветать и мы не нуждались ни в чём, не зная, что такое голод и рваная одежда. Девочки изучали кардрассианскую культуру и язык, чтобы господа чувствовали себя как дома. Кардассианкая еда, напитки, музыка… И баджорские холёные красавицы, приятные в общении. К тому же без страха и ненависти во взгляде. По крайней мере, умело, даже можно сказать, искусно, скрывающие свои истинные чувства. Риск быть зарезанным во сне не равен нулю, но гораздо меньше, чем, если каждый раз набирать новую партию в лагерях беженцев. Он приглашал туда своих боссов, когда иногда те прилетали на Баджор. Редко, но такое всё же случалось и тогда тем более требовалась более изысканная компания, нежели та, что обычно собиралась на Терок Нор для офицеров. — Вы ели, пили и спали с кардассианцами, пока остальные голодали и умирали в лагерях. Вы смеялись, одетые в красивые платья, когда ваш народ умирал от холода. — Я не горжусь своей жизнью, майор. — И это правильно. — Но продолжим. Дукат приехал с Меру всего один раз. Они остались на несколько недель, в течение которых я прислуживала ей. Она была в ужасе, осознав, что родители продали своих дочерей за еду, а также от того, какое будущее ждало нас, беззаботных красоток, вынужденных развлекать оккупантов их родины. Мы ничего не знали о баджорской культуре и традициях, тем более о пророках. Девушкам не полагалось носить серьги. Я помню, как Меру однажды сказала мне, что больше всего на свете она боится за свою маленькую дочь, боится, что та когда-нибудь окажется на её месте или ещё хуже — на моём, лишенная не только своей семьи, чести и достоинства, но и принадлежности к баджорской культуре и религии. И тогда она решила подарить мне свою серьгу. Раз уж не могла передать её собственной дочери. Но я отказалась, ибо нам было строжайше запрещено принимать подобные подарки. Меру настаивала, но не хотела, чтобы у меня были неприятности, и тогда она попросила Дуката, чтобы он позволил ей сделать это. Дукату нравилось делать приятное Меру и я получила в подарок её серьгу. И мне пришлось носить её всё то время, что Меру и Дукат были в поместье. Потом я без сожаления сняла её с уха, не питая привязанности к этой традиции. Но поскольку это был подарок любовницы Дуката, приходилось хранить его. Когда я прибыла на Терок Нор через несколько лет, то отдала серьгу Дукату. Меру к тому времени уже не было в живых. Префект был сентиментален и предложил, чтобы я и дальше хранила эту вещь. Так она оказалась в одном из ящичков бара. Так бы и осталась там, если бы не напоминание от Дуката. Вот, собственно и всё. Хотя, постой… Меру хотела забрать меня из поместья и сделать своей компаньонкой на станции. — Предположу, что ты отказалась? — Верно. Мне приходилось прислуживать любовницам кардасссиан и им самим, но я не собиралась оставаться в этой роли всю свою жизнь. К тому же Дукат весьма часто менял своих фавориток. Меру продержалась едва ли не дольше всех остальных… Словом, я собиралась стать той, кому прислуживают другие, а не служанкой одной из любовниц. Они помолчали немного. Бутылка канара была уже наполовину пуста. — Жаль, что Сфера Времени дала мне так мало времени, — Кира невольно усмехнулась. — Ты была там, на Терок Нор? Точнее, тогда? — Эсме оживилась. — Да, на одной из вечеринок Дуката. Поила канаром какого-то легата. Парек, кажется так его звали, — майор предпочитала сейчас вспоминать о ком угодно, только не о собственно матери. — Старина Парек! — Эсме распылалась в улыбке, захлопала в ладоши. — Мой любимый легат. После префекта Баджора, разумеется. В последний год оккупации Дукат больше не устраивал вечеринок для офицеров, и они все оккупировали бар Кварка. Парек… Он был старше Дуката по крайней мере лет на десять. Интересно, сколько ему сейчас и чем-то он занят? — Пожалуй, тебе пора идти, Эсме, — предположила Кира, не горя желанием слушать ностальгические рассказы о старых «друзьях» Эсме времен Терок Нор. — Пожалуй, да. Пойду-ка узнаю, как там поживает старина Парек. Эсме неровной походкой направилась прочь из каюты майора, не забыв забрать с собой бутылку канара. *** Вейюн расплылся в улыбке, когда увидел на мониторе Эсме. — Вейюн, радость моя, прости за столь поздний звонок. — На Кардассии сейчас десять часов утра, моя милая. Так что не переживай. Я рад видеть тебя в любое время, божественная Эсмеральда. — Прекрасно. Тем более что я хочу попросить тебя о небольшой услуге, Вейюн. — Всё что угодно для тебя, моя прелесть. Кроме планов Доминиона, разумеется. Эсме улыбнулась. — Разумеется. Меня интересует легат Парек. Мой старый друг с Терок Нор. Что с ним сейчас? — Старый друг, — понимающе повторил ворта. — Что же, посмотрим, как поживает легат Парек. Я сообщу тебе, когда что-то узнаю. Надеюсь, что новости окажутся приятными. Мне было бы жаль огорчить тебя, моя дорогая. Через некоторое время разговор по секретной линии связи возобновился. — Легат Парек. Ушёл в отставку вскоре после того, как Кардассия покинула Баджор. Преподавал в Кардассианской Академии Наук археологию. Сейчас удалился от дел и живет в своем поместье недалеко от столицы. Жена умерла, вместе с ним живет его старшая дочь с мужем и детьми. Словом, Парек живёт в тишине и покое, в окружении семьи и внуков. О том, сотрудничают или нет с Доминионом дети Парека, ворта умолчал, справедливо полагая, что этот аспект жизни бывшего легата женщину не интересует. — Парек, — Эсме мечтательно улыбнулась. — С ним было весело тогда. Не смотря ни на что. Мне бы очень хотелось встретиться с ним, Вейюн. — Нет проблем. Я могу это устроить, моя дорогая. А мне бы хотелось увидеть тебя, — многозначительно добавил ворта. — Тогда решено. Кардассия — жди меня. Сеанс связи был окончен, а Эсме завалилась спать, чтобы завтра с новыми силами заняться приготовлениями к отъезду. Кроме всего прочего она не забыла и про Элима, решив поинтересоваться у того, что привезти ему с родины. Кроме канара, что само собой разумеется. — Ты оправляешься на Кардассию? — понизив голос, спросил Гарак. Они были у него в каюте, но осторожность никогда не бывает лишней. — Да, у меня назначена встреча со старым другом. И вероятно с вортой после. Так что заказывай, что тебе привести. — Привези себя в ценности и сохранности, моя дорогая. Не думаю, что путешествие на Кардассию сейчас — это очень хорошая идея. Скорее — плохая. — Мне ничего не грозит, Вейюн пришлет корабль сопровождения мне на встречу. — Возможно, тебе ничего не грозит на территории Доминиона (в чём лично я не очень-то и уверен), но как насчет того отрезка пути, что пролегает по территории Федерации? Той части, которая пролегает рядом с зонами боев. На каком транспорте ты вообще планируешь добраться до пространства Доминиона? — Знаешь, после того, как Ром несколько лет назад продал наши с Кварком места на шаттл, я задалась целью купить себе свой маленький и маневренный корабль. На случай «особо важных переговоров». — Тех, что предпочтительно вести, увеличивая расстояние между собеседниками. — Вот именно! — многозначительно ответила Эсме. — И с некоторых пор у меня есть такой кораблик с припиской к Вулкану. А это считай, дипломатическая неприкосновенность. Никто не атакует Вулканские корабли. — Кроме Доминиона, с которым, впрочем, у тебя всё в порядке. — Так что можешь обо мне не беспокоиться, Элим. Хотя, мне приятно, что я тебе не безразлична. Она одарила Гарака поцелуем. В очередной раз за вечер. — Кардассия, — Гарак тяжело вздохнул. — Сколько лет ты не был там? — Если не считать парочки-другой кратких визитов, то слишком долго. Надеюсь, я ещё вернусь. И мне будет куда возвращаться. Если Доминион не сотрет Кардассию в порошок. — Послушай, а ведь ты можешь поехать со мной! — воскликнула Эсме. Гарак горько рассмеялся. — Нет, я серьёзно. Стоит только спросить у Вейюна «разрешения» и при условии, что ты не будешь заниматься никакими шпионскими делами, а также позволишь везде и всюду сопровождать себя воину джем’хадар (эти будут ходить тенью и за мной), это вполне можно устроить. Если ты даже не сможешь встретиться ни с кем, то хотя бы подышишь воздухом родины и посетишь какие-либо свои любимые места. — Ах, Эсме, ты невероятно наивная… Неужели ты настолько веришь ворте? Пусть пока ему и нравится играть с тобой и пусть он позволяете тебе очень-очень многое, но чтобы допустить такое: притащить с собой бывшего шпиона Обсидианового ордена и позволить ему разгуливать в самом сердце оплота Доминиона в альфа-квадранте! Ты выпила слишком много канара сегодня, моя дорогая. — Возможно, Элим. Более того, возможно, я выпила слишком много канара ещё и вчера. Но, как бы то ни было, я еду на Кардассию. Хочешь — езжай со мной. Нет — я настаивать не стану. Гарак крепче обнял пьяную дурочку, совсем заблудившуюся в своих фантазиях… Ворта, исполняющий её малейшие прихоти. Подумать только! Но ведь она и в самом деле сначала уехала с Вейюном, а затем с ним же и вернулась, живая и невредимая. Шальная мысль согласиться на приглашение Эсме на пару мгновений показалась Гараку весьма соблазнительной. Но нет. Это совершенно бессмысленный риск. Одно дело оказаться там инкогнито на своих условиях и совершенно другое, оповестив о своём визите ворту и имея за своей спиной джем’хадарскую тень. Нет уж, спасибо. Он вернётся на Кардассию как-нибудь по-другому. — Привези мне кардассианских тканей, моя дорогая, — в итоге попросил он. И она согласилась, больше не споря. — Я дам тебе пару адресов. *** Женщина в элегантном чёрном бархатном платье, расшитом золотыми нитями, вышла из машины, сопровождаемая молчаливым и мрачным воином джем’хадар. Она неспешно, но уверенно, ступала по каменной дорожке, направляясь к главному входу особняка. У дверей её ждал слуга, проводивший гостью и её охранника внутрь дома. Она оповестила о своём приезде заранее, не назвав, однако имени, но сказав только, что старый друг со времён Терок Нор желает видеть легата Парека. И отказа не примет. Слуга оставил их в большом зале, через пару минут явился и хозяин поместья: заметно постаревший, но ещё сохранивший былую стать и некоторую степень силы. Седой кардассианин сменил военную форму на гражданский костюм, идеально сидящий на ничуть не располневшей фигуре бывшего легата. Мужчина внимательно всматривался в стоящую перед ним женщину. Что-то неуловимо знакомое было в ней. Он определённо знал её. Но только вот на Терок Нор не было ни одной вулканки. Гостья еле сдерживала улыбку, но не произносила ни слова. Чуть прикусила нижнюю губу. А затем изобразила губами коротенький поцелуйчик. Определённо не вулканка… Молчание затянулось, но никто из них, кажется, не испытывал никаких неудобств в связи с этим. — Терок Нор, — наконец, произнёс бывший легат. — Что-то я не припомню, что видел тебя здесь раньше. — Я прибыла только вчера, — игриво, в тон мужчине ответила женщина. Он узнал её голос. А также её глаза — изумрудно-зелёная бездна, полная страсти и наслаждений. Вкус канара. Её собственный вкус. — Эсме! — воскликнул мужчина, не веря своим глазам. — Ты ли это? Я, вероятно, сплю. — Легат Парек! — отозвалась она, бросаясь в его широко распахнутые объятия. — Я оставил армию, моя дорогая, — коротко произнёс мужчина, всё ещё не веря своим глазам, но веря своим рукам, обнимающим её. — А я как видишь, избавилась от складочек на носу. — Да, ты всегда их ненавидела, — согласился мужчина. — И приобрела кое-что взамен. Вулканские ушки? Очень… элегантно. — Ромуланские, но не суть. Рада, что тебе нравится. Идиллии явно мешал джем’хадарский солдат, желающий оказаться сейчас где угодно, но только не здесь. Впрочем, обсуждать приказы ворты или осуждать его выбор солдат не собирался. — Твой друг так и будет там стоять? — прошептал Парек в ушко Эсме. — Боюсь, что да. И, кроме того, это моя тень на Кардассии. Увы, с этим ничего нельзя поделать. Его босс предпочитает не спускать с меня глаз. Но это чудо может перейти в режим невидимости. Так что просто забудь о нём. Эсме нехотя оторвалась от созерцания красоты по имени Парек, и обратилась к своему охраннику: — Десятый, будь душкой, перейди в режим невидимости. И советую тебе выключить ту камеру, что, вероятно, дал тебе Вейюн. Ты, вероятно, сможешь перетерпеть боль от того, как она перегорит, но вот потраченных на оборудование денег мне лично жалко. Джем’хадар перешёл в режим невидимости. Маленькое записывающее устройство заискрилось, перегорев, заставив ворту, сидящего в своём кабинете, недовольно поморщится. — И почему никто никогда меня не слушает? — заметила Эсме, тяжело вздохнув. — Я всегда тебя слушал, моя дорогая, — произнёс Парек, выпуская её из своих объятий. Подводя к широкому дивану. — Сядь ко мне на колени и расскажи, насколько сильно ты нас ненавидишь. Она устроилась у него на коленях. — С удовольствием. Только вот я никогда не ненавидела тебя, Парек. Ни во времена Терок Нор, ни тем более сейчас, — Эсме запустила пальцы в седые волосы мужчины. — Не могу поверить, что это ты… — мужчина тяжело вздохнул, поднося её ладонь к своим губам и целуя. Вдыхая сладкий аромат женских духов. Кардассианские лилии. Его любимые. — Дъявол, как давно это было! — Канар, — предложила она, заставив легата в очередной раз тяжко вздохнуть. — Врачи запрещают мне пить канар, моя милая. Впрочем, и тебя, такую сладкую, они определённо запретят тоже. Куда-то пропали разговоры о том, что с ними обоими случилось за всё это время. Легат, профессор, а теперь и вовсе удалившийся от дел старик. Проститутка, танцовщица, женщина с большим количеством друзей… Он неспешно гладил её плечи, скрытые под плотной тканью, ничуть не сомневаясь в гладкости и молодости её кожи. — Увы, прошлые времена не вернутся. Как бы сильно мне этого не хотелось, моя дорогая. Время не пощадило меня. В отличии от тебя, — он прижал её к себе, сильно сжимая в объятиях. И крепко целуя. Самое большее, на что он способен сейчас. — Парек, — выдохнула она в очередной раз. И повторила снова, чуть прикрывая глаза. Сплетая свои пальцы с его. — Я привезла тебе один подарок. — Сам приезд твой — подарок для меня, милая. Он отпустил её, позволяя достать что-то из карманов широкой юбки. Маленькая фляжка. — Мне нельзя алкоголь, — с грустью повторил мужчина. — Это не алкоголь, мой сладкий. Это гораздо лучше, чем любой канар. Она широко улыбнулась, и его вдруг охватил страх. А что если это яд? И маленькая паршивка решила отомстить ему. Не напоить до беспамятства и зарезать, но отравить. — Я могла убить тебя в любой момент на Терок Нор, — проговорила она, уловив перемену в его настроении. — Это стоило бы и моей жизни тоже, но, как видишь, ты всё ещё жив, Парек. Он поколебался немного и всё-таки выпил. Приятное тепло разлилось по его телу. Ему давно не было так хорошо. Он не помнил, как давно он чувствовал настолько большой прилив сил. Пару десятков лет с плеч долой. — Да, — коротко прошептала Эсме. И поцеловала его. Все вопросы отпали сами собой. Эликсир вечной молодости… Бессмертие. Не в том абсолютном виде, о котором можно подумать или о котором можно мечтать. Вечность, с некоторыми оговорками и условностями. Так принято, согласно пророчеству и так исторически сложилось. — У меня есть маленький домик неподалеку отсюда. Мы уедем сейчас же. Там нам никто не будет мешать. Только ты и я. Эсме коротко кивнула в сторону своей невидимой тени. — И наш невидимый друг, — нарочито громко произнёс мужчина. Присутствие третьего его не радовало. — Ты точно ничего не можешь сделать с ним? — Адъютанты никогда не волновали тебя прежде, легат Парек, — произнесла Эсме, проводя пальчиками по «ложке» на лбу у кардассианина. — Адъютанты всё же оставались за дверьми спальни, моя милая. — Он тоже останется за дверьми спальни. И не будет подглядывать. Возможно, будет подслушивать. Но не переживай, джем’хадар славятся своими глазками, а вот ворты — ушками. Эсме захохотала и Парек засмеялся вслед за ней. — Сколько канара ты выпила, прежде чем приехать ко мне? — спросил мужчина. — Очень много. *** Десятый невидимой тенью стоял на страже, выпуская из рук автомат только в те моменты, когда приходило время принимать белый не порошок. Ворты не было, и клятву верности Основателям солдат произносил лишь мысленно. Эсме пряталась от солнца в тенечке, намазывая своё бледное тело толстым слоем защитного крема. Кардассианин с наслаждением подставлял своё тело солнечным лучам, как то ящерице и положено. — Больше всего я люблю закатное солнце на Райзе. Мягкое, бархатное, совсем чуть-чуть, нежно ласкающее кожу. И океанский бриз, пенные барашки, лижущие пятки. — Океанов давно нет на Кардассии. Могу предложить тебе только баню или маленькие горные речки да редкие озерца, — Парек принялся мазать кремом спину женщины, неспешно водя своими большими ладонями по коже. — Суровая планета — суровые люди, — заключила Эсме. — Но мне это, как ни странно, нравится. — Дело привычки? — беззлобно предположил Парек. — Возможно, — согласилась женщина. — Более того, иногда мне кажется, оккупация пошла на пользу Баджору. — Вот как? Не думал, что когда-нибудь услышу подобные слова из уст баджорки, не пытающейся подольститься к высокопоставленному кардассианскому офицеру. — По крайней мере, вторжение ускорило отмену кастовой системы. Ужасно быть порабощенными инопланетными захватчиками, но просто-таки чудовищно творить несправедливость внутри собственного народа со своими собственными людьми, прикрываясь при этом древними ритуалами и традициями. — Спасибо и на этом, — Парек улыбнулся. — Я во многом благодарна персонально тебе, легат Парек. — И чему же в частности? Кроме неограниченного доступа к канару, разумеется. Защитного крема было вполне достаточно, но мужчина продолжал неспешно гладить спину женщины, не забывая удалить внимания пышным ягодицам. Она не сказала, что он был светом посреди кромешной тьмы. Это было бы не правдой. — Ты был, как впрочем, и сейчас остаёшься, настоящим мужчиной. Уверенным в себе, но не самоуверенным. Тебе не надо было прибегать ко всякого рода уловкам и хитростям, чтобы завоевать расположение женщины. — Разве что я был легатом, а ты — баджорской танцовщицей, не смеющей отказать мне, как и любому другому кардассианину, ни в чём, — уточнил Парек. — Не знаю, как другие, но кроме ненависти и благодарности за более легкую жизнь, чем у других баджорцев, я испытывала к своим покровителям… нежные чувства вне пределов отношений хозяин-раб. К некоторым из них, по крайней мере. В любом случае, ты был словно глоток свежего воздуха — настоящий, дарящий бодрость и уверенность… ветер свободы. Трезво смотрящий на вещи и на жизнь в целом, вне зависимости от количество выпитого тобой канара. Легат, гордый, но не заносчивый. Прямой и честный в своих намерениях. — В отличии, например, от одного конкретного префекта Баджора? — Парек коротко усмехнулся, вспоминая мелодраматические сцены, разыгрываемые Дукатом перед очередной баджоркой, которую тот «спасал», буквально вырывая из лап своих несдержанных и невоспитанных подчинённых. — Именно. Дукат был приторно-сладким, слишком пытающимся понравится своим избранницам. Он окружал их обманчиво-мягким шёлком лжи и пустых обещаний. «Я делаю всё, что в моих силах, чтобы облегчить участь баджорского народа. В то время, как Центральное командование вставляет мне палки в колеса». Но тебе всё это не требовалось. Тебе хватало лишь твоих больших горячих лап, голоса, смеха и взгляда. Ты был настоящим мужчиной, как и сейчас, легат Парек, — повторила Эсме. —Ты не играл в бога и высшее существо… И мне очень повезло встретиться с тобой и понравится тебе. — Танцующая дикая кошечка в баре на Терок Нор имела привилегию сама выбирать, — вспомнил легат её танцы. — Я взяла костюм с собой, и я обязательно станцую для тебя ещё раз, Парек. Как тогда. — Рассечь щеку легату было очень безрассудно с твоей стороны, моя милая. Но в тот вечер многие хотели бы оказаться на моём месте, — мужчина усмехнулся, вспоминая свои смешанные чувства в тот вечер. — Всем к тому времени до смерти надоели покладистые, но такие насквозь фальшивые «женщины для комфорта». И вот тут попалась, наконец, одна «настоящая», пусть так же и играющая роль в какой-то степени. Но пролилась кровь, и всё заиграло новыми красками. Рука легата заскользила вверх, задержалась на шее. Крупные пальцы убрали в сторону тёмные волосы, и теперь неспешно скользили по изящному ушку. — Ромуланское, говоришь? Если и так, то скорее стилизованное, чем истинно ромуланское. — В самом деле, ты прав, мой сладкий. Напомни, чем ещё, кроме археологии, ты занимаешься? — Ксенобиология. А там рукой подать до анатомии. Определённо, не ромуланское, да и не вулканское тоже. Хотя что-то ужасно знакомое. — Большинство довольствуется формулировкой «ромуланское». Это вполне удобное объяснение, учитывая, что гордыне риханнсу появляются в нейтральной зоне примерно раз в пятьдесят лет. В связи с вторжением Доминиона, они, конечно, стали появляться чаще, но обычно предпочитают не покидать пределов своей Звёздной Империи. — Так чьи же у тебя теперь ушки, Эсме, в таком случае? — спросил легат. Крем впитался, и женщина перевернулась, легла на спину. — В древние времена, эоны назад, ужасное зло родилось на Солнце и поглотило Землю. Владычество Тьмы продлилось, по меркам вечности не так уж и долго и вот уже силы Света взяли реванш, отчистив планету от Королевы Зла. Но та вернулась через какую-то парочку тысяч лет, заручившись поддержкой одной земной женщины, жадной до власти. В этот раз силы зла проиграли с ещё более разгромным счетом, чем в прошлый раз. И в живых осталась лишь маленькая принцесса, которая со временем выросла и, наконец, завоевала непокорную планету, став её бессменной правительницей. Какое-то время она наслаждалась своей победой: жила во дворце со своим возлюбленным мужем, родила троих детей… Но вскорости ей стало чего-то не хватать. Острота ушла из её жизни, отравляя существование невыносимой скукой. Однако же она любила своего ненаглядного принца и вовсе не желала оставлять его, дорого заплатив за право и счастье быть с ним, за его взаимность. Потому она создала для себя ещё одно тело и поместила в него ту часть своего сознания, которая жаждала приключений и новых встреч. Она дала своему созданию имя — Роза — отправив её путешествовать по вселенной, по всем дорожкам времени и пространства, что существуют и не существуют. — Это баджорская легенда? — спросил Парек, водя ладонями по телу женщины. — Нет, баджорских легенд я знаю очень мало, Я, как ты помнишь, эксперт по кардассианским сказаниям. И хотя корни этой легенды уходят в культуру землян, у многих народов есть подобные рассказы о древнем, вселенских масштабах, Зле с большой буквы. — Но обычно в таких легендах зло бывает повержено силами добра. В то время как здесь в итоге победа осталась за злом, как я понимаю. К тому же зло, приняло форму женщины, которая носится по всем галактикам в поисках того, кто бы согрел её в постели. — Да, это весьма специфичная легенда. — Так и кажется, что сейчас должен быть какой-то подвох. Вроде откушенных голов, выпитой крови или вырванных и сожранных сердец. — Нет, это не клингонская история, в ней нет места крови и боли. Это история любви. — И как же звали эту принцессу, что создала ещё одну себя? Но какой-то подвох всё же должен быть. Всегда есть подвох, моя милая. Ты это знаешь не хуже меня. — Её звали Изумруд. Легат рассмеялся. — Ну, конечно же! И как я только не догадался сразу? — А подвох в том, что не каждый согласится любить столь противоречивую личность… Но, почти каждого легко соблазнить подобием вечности после смерти. — Ага! Значит и смерть есть в это истории! — торжествующе заявил легат. — Конечно же, они старые знакомые со Смертью. Зло, Смерть и Ветер. Впрочем, последний — это и вправду совсем-совсем другая история. *** Вечера они проводили за бутылочкой другой канара. Палящий зной дня сменялся прохладой, Эсме нежилась и грелась в объятиях легата. — Центральное командование начало разваливаться задолго до окончания оккупации Баджора. Тогда об этом и подумать было нельзя, но сейчас… Точнее некоторое время до присоединения Кардассии к Доминиону, об этом только и говорили. Стройная и, казалось бы, нерушимая военная структура рухнула в один день как карточный домик. Пуф. И нет её. Так что я вовремя оставил военную карьеру, удовольствовавшись тем, чего я успел достичь к тому времени. — Ты всегда был реалистом, Парек. Всегда смотрел правде в глаза, какой бы горькой она ни была. — Да, ты права, моя милая. Оставляю сказки и древние предания для тебя, лапочка. Тебе они подходят как нельзя лучше, Эсме. Так что за всем бардаком, что последовал после, я наблюдал уже со стороны, копаясь в прошлом. Археология всегда была моей страстью и она, возможно, помогла мне остаться в живых. Я уехал на раскопки, и был в безопасности, в то время, как в столице головы снимали на раз-два. По ходу дела мстя за прошлые обиды. Когда я вернулся в столицу, то ничуть не удивился, найдя там Дуката, снова на вершине после своего позорного изгнания. Эта история с баджорской дочерью сильно ему повредила, но нет, он снова вернулся и надел очередную «корону» на свою голову, метафорически выражаясь. Видишь, я тоже люблю иногда ввернуть в свою речь что-нибудь этакое. — Что-нибудь этакое звучит в твоих устах столь же приятно, как и всё обычное, Парек. — А потом Дукат и вовсе нашёл себе новых друзей… Но мы вроде как с тобой решили не говорить о политике. По крайней мере, о современной. Так что выпьем ещё канара, а потом ты станцуешь для меня, хорошо? — Как пожелаешь. Жаль только, что судьба Кардассии зависит от такого сумасшедшего, как Дукат. Всё могло бы быть совсем по-другому, если бы власть была в руках более достойных людей, таких как ты, Парек. — Моё время прошло, милая и я не о чём не жалею, — он помолчал немного, а затем, всё-таки задал вопрос, не дававший ему покоя. — Ведь это всё закончится, когда ты уедешь? Мои волосы снова станут седыми, а пальцы опять скрутит узлами артрит, не так ли? Она повернулась к нему, посмотрев в глаза мужчине. — Я не беру назад своих подарков, — проговорила она, коротко улыбаясь. Вопрос был закрыт. Сомнения развеялись, а реальность стала ещё больше похожа на сон или на предсмертный бред больного старика. Она снова танцевала для него, тоненькая баджорская девочка с Терок Нор, манила и дразнила своей молодостью и только-только начинающей расцветать красотой. Танцевала со всем своим пылом и страстью, пьяная от канара, но каким-то чудом не теряющая не только равновесия, но и точной выверенности каждого движения. В этот раз они обошлись без крови, разве что приятным (и до крайности странным) сюрпризом стало несколько капелек на простынях… *** Легат Парек прожил ещё много лет после этого необычного визита гостьи с Терок Нор. Доминион потерпел поражение, оставив Кардассию в руинах. Но все члены семьи Парека по какому-то стечению чрезвычайно счастливых обстоятельств остались вживых и даже почти невредимыми, легко пережив все эти, полные превратностей судьбы, годы. Будто некий ангел хранитель присматривал за ними. Невидимый и не спящий. Хотя, если верить древней легенде — это был демон… А может быть и незримый дух джем’хадарского солдата-наркомана, невесть каким образом сманенного Эсме к ней на службу. Причем не тем способом, которым она пользовалась обычно. Парек умер в окружении своих детей, внуков и даже уже правнуков, до самого конца сохраняя бодрость тела и ясность сознания. Он не вмешивался в политику, оставляя сомнительное удовольствие разбираться в хаосе настоящего своим потомкам, которые иногда, бывало, приходили за советом к патриарху, всякий раз получая дельную рекомендацию человека, трезво смотрящего на мир и видящего его таким, каков он есть на самом деле. Маленький секрет об одной баджорской танцовщице всегда оставался неизвестным его родным. Парек свято хранил подобные тайны, в отличие от того же Дуката, признавшего даже когда-то свою баджорскую дочь. Итак, Парек умер. А потом, когда с похоронами и всеми кардассианскими церемониями было покончено, обнаружил себя на Терок Нор в военной форме. Легат Парек был… не то чтобы жив, таковым он быть просто-таки не мог, но и не то, чтобы мёртв. Может быть, впервые за всё время своего существования, легат Парек не был уверен в том, что происходит с ним самим и в том, что есть пространство и время вокруг него. В каюту легата вошла женщина с бутылкой канара в руках. Эсме, в элегантном платье из чёрного шёлка. Легкая ткань обрисовывает фигуру, хотя и не облегает её впритык, как обычного фасона платья «женщин для комфорта». Длинные разрезы по обеим сторонам начинаются чуть выше середины бедер. В этом наряде Эсме можно было бы принять за своего рода леди, но только вот бесстыже торчащие соски, отчетливо вырисовывающиеся под тонкою тканью, портили это впечатление. Раскрывая «страшную» тайну о том, что под платьем нижнего белья не предполагается, лишь женское тело, жаждущее ласки и любви. Длинные чёрные волосы крупными волнами ниспадают на спину, скрывая до поры до времени изящную тонкую шейку. — Легат Парек, — произносит она, ласково улыбаясь. Ставит бутылку канара на маленький столик, добавляя её к уже стоящим там нескольким сестрицам. — Почему Терок Нор? — спрашивает Парек, наливая им обоим канара. — Я была счастлива здесь с тобой, — отвечает Эсме. Они делают по паре глотков, легат неспешно смакует вкус, удивляясь, каким ярким и настоящим выглядит всё вокруг. Он допивает канар, и садится в кресло, увлекая женщину за собой. Гладит её руки, ощущая тепло, прикладывает ладонь к её груди, чувствуя кроме приятной мягкости пышной плоти и провокационной, хоть и обманчивой, остроты сосков, биение её сердца. Она настоящая, она живая. В этом сомнений у него нет. Зато большие сомнения относительно собственной персоны и того, кем он является сейчас. О чём он её и спрашивает. — Кто я, моя дорогая? Мертвец, твоя фантазия или кто-то ещё? Я помню, я знаю, что я умер. И вот, я снова с тобой. Где? Почему? И зачем? — Легат Парек, ты задаешь слишком много вопросов. — И я хочу получить ответы на них, — он настойчиво притянул Эсме к себе. К явному её удовольствию. — Ты — легат Парек из плоти и крови. Не спрашивай, как это может быть, иначе мне придётся придумывать не правдивую историю про клонирование, а объяснять это всё в научных терминах я не умею. А если не научно, то получается около баджорская магия. Мы с тобой на Терок Нор — не оригинал, но точная копия. Обслуживается дроидами. Расположено всё это дело в пространственно-временном пузыре и это самая понятная мне самой формулировка. Почему и зачем? Просто я так хочу. Ты волен исчезнуть и раствориться в пространстве и времени, прекратив своё существование, продолжив его, быть может, только в памяти и ДНК твоих потомков. Но я очень надеюсь, что ты решишь провести со мной, по крайней мере, ещё какое-то время. Парек тяжело вздохнул. И решил, что для переосмысления вновь полученной информации ему требуется ещё один стакан канара. А потом ещё один, точнее парочка. В общем, бутылка. А может и две. А то и три. Эсме терпеливо ждала, пока легат посчитает, что канара достаточно. Она пила вместе с ним. И оба безудержно начали хохотать в какой-то момент, каждый о своём, но в то же время об одном и том же. — И ты хочешь, чтобы я поверил во весь этот бред, радость моя? Да даже если я выпью весь канар на Кардассии, я не поверю в эти твои фантазии… Признавайся, кто решил пошутить надо мной? Гнев мой будет ужасен! — Я люблю хорошие шутки, легат, но сейчас я не шучу, — медленно, заплетающимся языком произнесла женщина. — Ах, ты, пьяньчужка, — беззлобно ответил кардассианин, жадно целуя её. Останавливаясь только тогда, когда им обоим стало не хватать воздуха. — Ну, хорошо, положим всё так, как говоришь, моя милая выдумщица. И вся та история про принцессу с её новым воплощением — правда. Вот шляется, прости за грубость, но тут по-другому по-моему никак, эта Роза по вселенной, цепляет мужиков. И всех потом в такие, как ты сказала? — Пространственно-временные пузыри, — чуть ли не по буквам проговорила женщина. — Вот они самые. Консервирует? И развлекается с ними иногда. А в остальное время, они тогда чем в этих пузырях занимаются? Или как деревянные истуканы ждут, пока она соизволит провести с ними время? Эсме задумалась и ответила не сразу. — Знаешь, я никогда об это не думала. — Ага! — мол, что ты на это скажешь? — Минутку, — она закрыла глаза, затем открыла один глаз, следя за тем, как кардассианин на неё смотрит. Тот усмехнулся. Женщина закрыла глаз. Выдохнула, а затем, глаза открыв, сказала. — Кто чем хочет, тем и занимается. Некоторые едут на море и нежатся там, на пляже с утра до вечера, пребывая в таком варианте вечности. Другие… смотрят цветные сны о своей жизни, я полагаю. Вообще, раньше никто не жаловался на своё «воскрешение». — Ты пойми меня правильно, милая моя, — доверительным тоном ответил легат, принимая её игру. — Я не то, чтобы жалуюсь, но просто ты и сама всегда говорила, что я рассудительный человек, твердо стоящий на земле и принимающий реальность таковой, каковая она есть на самом деле, не строя иллюзий и не… не играя в бога, вот. А тут начинается какой-то пузырь, в котором ничего не понятно, и в котором реальность ведёт себя как пьяная взбалмошная девчонка. Есть от чего потерять голову. — Так может, просто наслаждаться канаром и девчонкой, не заботясь больше ни о чём? — предложила Эсме, и легату не оставалось ничего, кроме как последовать её совету. Тем более, что он и сам всё более склонялся к этой версии. — В таком случае, я считаю, что с канаром мы сегодня закончили, и пришло время заняться девчонкой, — заключил легат, гладя стройные женские ножки, убирая в сторону ткань платья. И все вопросы, в самом деле, потеряли свой смысл. Заодно вместе с ответами, достучавшимися, наконец, до сознания, но ставшими уже такими ненужными и неважными по сравнению с возможностью снова чувствовать себя живым и сжимать в своих руках живую же женщину, наслаждаться её телом и ласками. Заниматься с ней любовью. *** Он проснулся как раз вовремя, чтобы осталось ещё некоторое время, для того, чтобы насладиться обществом юной баджорской танцовщицы. — Вставай, прелесть, — хрипло проговорил легат, потянувшись за бутылкой канара, наливая себе немного. Баджорка открыла глаза, устало улыбнулась, манерно потянулась, демонстрируя ещё раз своё молодое, гибкое тело. Явно не горя желанием выбираться из постели, но заранее смиряясь с неизбежным. Он протянул ей свой стакан, и она приняла его, сделав пару глотков, также как и гостеприимный хозяин. При свете дня он наконец как следует разглядел свою гостью. Дикая кошечка из бара оказалась совсем молоденькой девчонкой лет семнадцати-восемнадцати… Едва раскрывшийся бутон, как сказал бы поэт. Легат усмехнулся. Ей ещё было далеко до той почти леди из его… сна? Да, из его сна. Странного, долгого и очень приятного сна. — Что? — спросила Эсме. — Ничего, просто вспомнил свой сон, милая. — Расскажешь? — Увы, на это нет времени. — А на что есть? — юная хищница забралась на него. — На это — нет. Может быть, в следующий раз, если будешь хорошо себя вести. А сейчас: душ, завтрак, одеваться. — Как пожелает мой легат, — бодро отозвалась она, но прежде чем слезть с него, всё же коротко поцеловала кончик носа Парека. Наконец, они выбрались из кровати, приняли вместе душ (довольно быстро, учитывая что делали они это вдвоём и немного увлеклись процессом), оделись, нарушив озвученный самим же легатом порядок, и теперь завтракали. Баджорка с удовольствием ела традиционный кардассианский завтрак, даже не сделав попытки попросить что-нибудь баджорское. Когда с трапезой было покончено, Эсме натянула свои перчатки: кошачьи лапки, маску с ушками, пристегнула к поясу кнут. Повертелась немного, стоя в дверях, позволяя легату ещё раз полюбоваться собой. — Иди, иди, давай уже, — ласково пожурил её кардассианин, а когда она остановилась на пороге у дверей, легонько шлёпнул её по заднице, придавая ускорения. И мотивации: всё-таки выйти из его каюты. По пути ей встретилась парочка дежурных, которые если и хотели бы задержать явно не заблудившуюся на офицерском уровне кошечку, то не могли себе этого позволить. Во-первых, потому что она явно возвращалась после ночи, проведенной с кем-то из руководства. Во-вторых, потому, что оба они были при исполнении служебных обязанностей и покинуть свой пост не могли, даже ради сексуальной баджорской кошечки. Тем более ради сексуальной баджорской кошечки, которая позволила себе нахальное «мяу» и взмах лапкой по их адресу.