***
Их встретила абсолютная тишина. Всего за четверть минуты им удалось равномерно распределиться на две группы: Кирилла по-прежнему сопровождала Лена и несколько охотников-мужчин; остальные во главе с Агатой шли впереди, сзади и по обе стороны от Александра, заключив его в центре и не давая свободы передвижения. Это деление было полезным: вполне вероятно, что, атакуя их, Ярослав даже не будет использовать собственные усилия, если они начнут перемещаться в одном направлении всей толпой. Вскорости, едва только дадут ему понять, что их групп всего две, они разделятся снова и снова — тогда обезвредить всех разом окажется куда более проблематично. Они были вооружены огнемётами и пистолетами с пулями из серебра (последние с малой вероятностью могли убить вампира, но причиняли ощутимый вред), серебряными кинжалами, осиновыми кольями, распятиями, святой водой, какой предварительно пропитали каждый костюм; арсенал их орудий был привычно не слишком широк, но и способов покончить с немёртвым было немного: обезглавить, сжечь до самого пепла или пронзить сердце. Прежде чем каждая из групп вновь успела распасться на две, их настигли… немёртвые? — с горящими глазами и неистовым смехом набросившиеся на потенциальную добычу. Они все были женщинами, но ни одна из них не походила на настоящего, живого человека, как походил на него Ярослав, хоть отдалённо: их длинные нечёсаные волосы намертво спутались, клыки вываливались наружу, искажая и без того некрасивые лица, их одинаковые одеяния — омерзительно-грязные сорочки до пят — были смяты и порваны. Вдобавок немёртвые не переставали издавать звуки не менее отвратительные, чем они сами. Шестеро или семеро низших вампирш бросились бессистемно, безжалостно атаковать группу Лены, а остальные окружили Агату, беспрестанно визжа, изгибаясь в одним им ведомом танце, буквально выламываясь всем телом до хруста мёртвых костей. Агата тотчас принялась истреблять их огнём. Ярослав предстал перед ней лично, когда уже двое — почему они все были женщинами? — навсегда обрели свой незавидный, жалкий конец от огня и кинжалов, а с остальными ещё расправлялись охотники. Мгновение его цепкий, пронзительный взгляд был сосредоточен на том человеке, которого он искал и звал, до такой степени, словно ни в этом замке, ни где-либо в мире не существовало больше никого, лишь они двое. Только затем Ярослав лениво взглянул на Агату и остальных. — Вы пришли ко мне, как я и предполагал, — сказал он, и улыбка, мелькнувшая на его тонких бескровных губах, куда больше напоминала оскал. — Так смело сражаетесь — это похвально, однако исход игры определю лишь я. — Мы пришли за тобой, и твоя голова окажется у наших ног прежде, чем ещё хоть раз ты скажешь ему слово «вечность», — Агата не стала скрывать того, что ей был прекрасно известен его мотив, его желание. В этой решающей схватке такой ход мог даже помочь обрести преимущество, если Ярослав будет действовать открыто, зная, что они знают. Но Александр, в свою очередь, и сам почти не сводил с него глаз — Агата подозревала, что все его мысли с момента прибытия в замок точно так же обращались вокруг немёртвого, и это вызывало тревогу и нескрываемое раздражение, но с этим ничего нельзя было поделать. К сожалению, не будучи вампиром, она не могла пролезть к человеку в голову и лишить его искренних чувств или разорвать нить зова, даже если владела какими-то техниками гипноза и внушения. — Твои любовницы? Или прислуга? К чему тебе низшие в таком количестве? — Агата бросалась в него огнём, пусть и знала, что ему с его ловкостью это нисколько не навредит; ничего, он наверняка даст ей хоть крохи какой-нибудь информации, а она сама передохнёт от этих ужасных, навязчивых девиц: надо признать, Ярослав был слишком… интеллигентен, чтобы пытаться сожрать свою жертву живьём, ни с того ни с сего просто бросившись на неё. — У них неконтролируемые животные инстинкты вместо мозга, от них куда больше урона, чем пользы, зачем ты их держишь? — О, разве такой проницательной охотнице требуются подсказки? — ответил немёртвый почти весело, почти заигрывая с ней, что привело в совершенное бешенство. — Они неплохо вас сдерживают, не так ли? Но всё это и в самом деле невыразимо скучно и однообразно. Агата метнулась вперёд, очень метко прицелившись в сердце, но Ярослав просто шагнул в тень, прежде чем пуля коснулась бы его груди; пуля рассекла воздух и гулко врезалась в стену. Агата последовала за его алой макушкой, которую снова заметила, и подала знак остальной части группы. Уворачиваясь от атак и то и дело ныряя сквозь пространство, Ярослав по протяжённым коридорам и бесконечным ступеням привёл их к гробу; вероятнее всего, это был склеп замка или что-нибудь в этом роде. Он бросил ухмылку и скрылся внутри за мгновение до того, как несколько струй огня одновременно ударили по чёртовому гробу с такой силой и яростью, что как будто почти его испепелили. На самом деле эта иллюзия была только секундной, пока пламя не рассеялось, открывая обзор; гроб стоял невредимый, и Агата немедленно подалась вперёд, одним усилием срывая с него крышку и держа наготове одновременно огонь и серебро, но уже зная, что сейчас увидит. Гроб, конечно же, был пуст.***
— Кирилл! Кир, ты слышишь? Вернись сюда, ну же, — Лена, наверное, тщетно пыталась дозваться того, чей взгляд, прикованный к одной из жутко раздражающих вампирш, был совершенно недвижимым и стеклянным. Она в первый раз видела этого человека, которого нельзя было ничем сломить, до такой степени потрясённым. — Что с тобой? Они всё ещё были на месте, практически у самого входа, тогда как ту группу, что возглавляла Агата, увёл за собой Ярослав; что же, им оставалось покончить с немёртвыми и как можно скорее слиться с остальными, всеми силами помогая в борьбе. Только что-то настолько выбило Кирилла из равновесия, что, признаться, Лена едва знала, что и думать. Возможно ли, что на него тоже был наброшен зов? — Лен, видишь вон ту, с когда-то прекрасными вьющимися волосами и мудрым, глубоким взглядом зеленовато-карих глаз? — Кирилл указал на одну из беснующихся практически заворожённо, однако всё же пришёл в себя и начал охотиться прицельно за ней одной, стремясь выжечь до горстки мёртвого пепла. Вампирша лишь скалилась и хохотала, резвилась, безумно бросалась в огонь, и Лена искренне не замечала в ней ничего хоть отдалённо прекрасного или глубокого. — Разве она не такая, как все? — Лена сосредоточенно разбиралась с другими; в их схватке с хаотичными созданиями, разумеется, не было никакого постоянства, и они то почти приближались к победе, то вновь держали глухую оборону. — Это Вера, — сказал Кирилл без предисловий, заставив Лену на долю секунды совершенно изумлённо замереть. Теперь он сам слегка толкнул её, чтобы она продолжала: они бились совсем рядом, плечом к плечу. — Ты уверен, что… — Я никогда не забуду её образ, — мрачно, потерянно. — Я и представить не мог… — Я полагала, что, обратившись, она стала высшей… — Она стала высшей, Лен, только выходит, что её новая сущность и неутолимая жажда лишили её рассудка и превратили вот в это. И знать не хочу, где и как Ярослав мог её… подобрать. — Кир, — Лена ободряюще сжала ладонью его плечо, — если это и правда она, уничтожь её, исправь то, о чём ты жалел всё это время. — Мне не стереть и не воскресить её бесчисленных жертв, но от расправы ей действительно не уйти, — прошептал Кирилл с горечью. — Знаешь, я всё это время порой вспоминал её образ, который когда-то любил, человеческий образ. И теперь сама реальность так ясно напомнила мне, что от того образа уже давно не осталось ничего, кроме моих собственных воспоминаний и мыслей… — Давай, Кирилл, — в пылу ожесточённой борьбы Лена будто украла у времени долю мгновения, чтобы заглянуть ему в глаза и улыбнуться. — Нанеси ей последний удар. Кирилл слабо, но всё-таки улыбнулся в ответ и кивнул. То мгновение, что было ими украдено, стало фатальным, непозволительным промедлением: уже спустя миг Лена с нечеловеческим криком оказалась брошена на каменный пол, её спина будто бы хрустнула, а Вера, выхватив пистолет из её рук, не целясь выстрелила ей куда-то в бок, своим жалким, ничтожным рассудком даже не сумев понять, что совершила. Кирилл с разъярённым рыком смертельно раненного зверя перехватил пистолет и расстрелял её в упор — очевидно, какая-то пуля пронзила её сердце: она мешком упала наземь, с мерзким шипением выгнулась и больше не шевелилась. Кирилл бросился к Лене, неумело пытаясь остановить её кровь и забрать её боль, просто сгорбившись над ней и потерянно шепча что-то едва различимое, почти бессвязное. Кто-то из охотников попытался его оттащить, пока оставшиеся немёртвые не нашли лёгкую жертву и в нём. — Ты… ты дважды разрушила мою жизнь! — прокричал он тому, что осталось от Веры, его когда-то любимой, его жены, его заклятого врага. Лена ещё могла дышать, хоть и с трудом. Она, превозмогая то чувство, что словно сгорала в огне, потянулась к нему ближе и коснулась его руки своей холодной ладонью. — Лен, ты… — Спас-сибо тебе, — её голос дрожал. Кирилл должен был постараться помочь ей, должен был снова биться с вампиршами, но оставался сидеть на коленях, сражённый случившимся и не способный собраться с силами, сколько бы ни пытался. Может быть, все силы разом кончились, просто исчезли, когда женщина, которую он любил вечность назад, выстрелила в ту, которую он… которая… — Как г-говорит Агата… мы все н-немного мертвы. Это правда, я… я никого н-не теряла, потому чт… потому что никого никогда не любила. Вообще н-никогда, Кир, это так… страшно. — Лен, как я могу помочь тебе? — он едва это выговорил; в его собственном голосе звенели слёзы, невольно подступающие к горлу. — Ты будто… сделал меня… жив-вой, — она говорила ужасно хрипло и медленно, голос слабел и срывался, и никто не мог помочь ей, просто потому что они, истощённые, всё ещё не прекращали сражаться! Кирилл и сам отбивался одной рукой, когда вампирши устремлялись в их сторону. — Агата не могла понять… что со мной н-не так… Но я, Кир, я просто… Если м-музыка… подчас… — она будто попыталась это напеть, но спустя миг закашлялась и замолчала. — Прости меня, — он не мог на неё смотреть — и оторвать взгляд, пускай на секунду, не мог тоже. Он всё яснее чувствовал, что очень многое зародившееся между ними так и останется невысказанным; он безостановочно и бесцельно проводил ладонью по её медно-золотым волосам, сейчас тусклым, почти неживым. — К-каждый из нас находит свой конец… вот так… — её угасающий шёпот был едва слышен. — Но рядом с тобой… словно после грозы… это… очень спокойно… — она обессиленно закрыла глаза, кое-как выразив то, что было у неё на душе. Кирилл оставался перед ней неподвижен ещё лишь минуту, а затем стремительно подхватил её на руки и понёс к выходу, подальше от бесчисленной нежити. Краем глаза он видел, что охотники прикрывали их спины; сейчас его долг, без сомнения, был в том, чтобы продолжать сражаться и отправиться к группе Агаты, но он — второй раз в жизни — всё равно что предавал долг ради близкого человека и бесконечно винил себя в этом. Если Лена не выживет, он напрасно потратит свои силы и время, что может стать губительным для всей их команды и их миссии, но, может быть, ему удастся… Она ещё слабо дышала. Прежде чем окончательно устремиться назад, отступая, он в последний раз бросил ненавидящий взгляд в сторону лично убитой им твари и… теперь не увидел в ней ничего, что придало бы ей с Верой хотя бы какое-то сходство. Её пустые остекленевшие глаза были практически белыми, её уродливое лицо, даже если представить его человеческим, было совсем другим… Он в смятении провёл по лицу рукой и, прижимая к себе очень лёгкое, слабое тело, направился прочь от опасности. С Верой он встретился здесь или нет, у него совсем не было времени думать об этом; одними губами он шептал что-то сродни молитве на собственный лад, обращаясь не то к высшим силам, не то к самой Лене, пообещавшей ему… — Покажешь мне эти слова? — Обязательно, Кир. После того как расправимся с Ярославом, хорошо? Клубок сотни эмоций и чувств, что горели внутри, едва ли возможно было распутать, но сейчас, заглушая всё, даже верность своему долгу, в висках стучал безотчётный панический страх.***
Сражение всё ещё продолжалось внутри склепа; потери группы Агаты пока ещё были не слишком значительными: только двое, в то время как низших вампирш ими было убито куда больше, но эти твари, пускай и крайне опасные, напрочь лишённые разума, вовсе не были их целью. На своей территории Ярослав продолжал использовать их как щит, вынуждая охотников терять силы и численность, чтобы потом с лёгкостью победить тех, кто останется, — вот что в самом деле пугало и злило. Не то чтобы физически и морально они не были готовы к чему-то подобному, но… — Заставлять их идти на смерть вместо себя так трусливо и жалко, — презрительно бросила Агата в никуда, зная, что будет услышана. Она сама потеряла уже достаточно сил, на её лице ясно читалась усталость, но, не уничтожив немёртвого или не умерев, она никогда не могла насовсем отступить — с тех самых пор, как её муж погиб в борьбе вместо неё. — Я должен был быть смелым, даже подчас безрассудным, так много веков назад, — донеслось в ответ отовсюду и ниоткуда, из любой точки пространства и где-то внутри головы. — Но те времена давно прошли. — Хватит прятаться; кто-то из нас неизбежно окажется мёртв, а другой победит, только для этого нам нужно встретиться, — взмах, выстрел, точный удар, выпущенный вперёд сгусток огня, — лицом к лицу! — Это необязательно, — прошелестел голос. — Мне не нужно вновь появляться перед вами, чтобы решить вашу судьбу. — Тогда мы найдём тебя сами, немёртвый, — заключила Агата, и никто из услышавших это не мог сомневаться, что действительно так и случится, — и лучше бы тебе не оттягивать неотвратимое. — Вам ли сейчас говорить мне о неотвратимости? — Ярослав рассмеялся. Агата, как ни пыталась, всё ещё не могла определить даже приблизительное направление, откуда мог звучать этот смех. Зато вампирш по ощущениям только прибавилось — чёрт, только этого не хватало, да сколько их у него было? — А кто, — очередной точный удар в цель, — кто ещё скажет о ней тебе, отвратительному мёртвому существу, возомнившему себя кем-то всесильным, едва ли не богом? Но твой конец ближе, чем может казаться. — Но я правда мёртв — и в сравнении с вами я правда едва ли не бог, — его голос, эхом разносящийся по небольшому замкнутому пространству, так и продолжал звучать совершенно издевательски. — Для каждого из нас эта битва — своё испытание и своя точка невозврата. — О чём ты? — Агата подняла глаза к низкому потолку, будто могла увидеть на нём того, с кем сейчас говорила. — Какая она для меня? Для тебя? Да мы оба уже давно её прошли. — Я скажу тебе о человеке, который пришёл вместе с вами, хоть он не охотник. Кирилл — так его зовут, верно? — Агата насторожилась. — Его испытание — непростой выбор и, кроме того, образ его прошлой возлюбленной, который он так и не смог отпустить, с равной силой тоскуя по безвозвратно утраченному и презирая его. — Откуда тебе известно? — с ещё большим опасением. Сверху послышалась торжествующая усмешка. — Когда ты успел установить с ним контакт и связь? Наконец он устремился к Кириллу с предвкушающей, безжалостно-хищной улыбкой: — Именно ты в своё время расправился с той, кто была обращена мной, не так ли? Что ж, пришло время принять её участь, — он занёс нож, будто нехотя отмахнувшись от очередной порции пламени, полыхнувшего рядом. Лезвие оцарапало дрогнувший подбородок, и клыки носферату видимо удлинились. Тем, что действительно смогло его остановить, оказалась рука Александра, нетвёрдо опущенная ему на плечо: — Прекрати! — его голос был хриплым, негромким, но резким и непримиримым. — Достаточно жертв, Ярослав. Он не твой враг. — О, однажды действительно довелось. Я никак не усиливал и не использовал эту нить; она просто существовала где-то на краю его сознания. Только, как ты, наверное, знаешь и без меня, этого было достаточно, чтобы считывать самые яркие образы и тревоги. — Кирилл не охотник и не владеет способами защиты от первичного воздействия, особенно так филигранно исполненного, — проговорила Агата, ни к кому не обращаясь, в догадке. — К чему ты ведёшь? — вот это уже предназначалось немёртвому. — Он увидел свою жену в одной из тех, с кем сражался. Всего на несколько коротких минут, но… — Но, конечно, это было всего-то твоей игрой с его сознанием, — Агата продолжила за него, нисколько не сомневаясь в том, что это правда. Уж ей ли было не знать, на что были способны такие, как он. — Но он пропустил удар, нанесённый своей напарнице, и принял случившееся очень тяжело. Он тотчас убил виновницу содеянного и бросился к ослабевшему телу; знаешь, вся эта история ненароком практически повторила другую, ещё более трагичную. Но Агате не было никакого дела до подобных довольно туманных подробностей; она на миг застыла, как только услышала о случившемся с Леной. Была вероятность того, что немёртвый ей лгал, заставляя утратить решимость и точку опоры, но почему-то она не могла сомневаться и в том, что это тоже было правдой. — Что с ней? — выдавила она будто не своим голосом и не глядя пальнула куда-то вверх; столб огня ослепил, и это стоило им одного неприятного нападения, но она всё ещё едва ли могла хотя бы задеть того, за кем они пришли. На секунду настигло понимание, что это всё в самом деле было бессмысленно против такого, как он; только могло ли быть, что человек неизбежно проигрывал смерти и темноте, твари, которую ничто не могло сокрушить? — Она была тяжело ранена — вот и всё, что мне известно. К чему мне следить за той, что уже не причинит никакого вреда, да и жертвой не станет? Испытанием для Лены, внезапно и очень отчётливо поняла Агата, было то, что она чувствовала к Кириллу. В последнее время она походила на обыкновенного, нормального человека куда больше, чем на охотника, только должна была знать, что привязанность есть уязвимость, опасность, смерть — и ничего больше. Наверняка она не заметила поразившей её атаки, потому что в тот момент думала о нём или, может быть, говорила с ним; наверняка она прекрасно знала, что её любовь приведёт её к очень скорому концу и станет той самой чертой, из-за которой уже не вернуться. Это было тем самым, из-за чего умер её муж; тем самым, чем так умело пользовались немёртвые, из-за чего страдали и умирали тысячи бесконечно наивных людей. Практически всякие чувства всегда остывали, мечты бесповоротно разбивались, и верить в иллюзии было самим безрассудством — особенно когда за спиной неизменно маячили тени поднявшихся из могил. Это было тем, под властью чего уж наверняка находился и Александр. Схватку мог продолжать только тот, кто оставался свободен от всяких порывов души, от желаний, рождаемых в сердце, от веры, порой подводящей к отчаянию. Агата одним точным ударом расправилась сразу с двумя, и на один миг — признаться, она едва в это поверила — где-то перед глазами мелькнуло до дрожи знакомое алое пламя. Ярослав снова явился к ней, будто играя, заманивая в капкан; впрочем, ей было совершенно плевать, зримым он был или нет, чтобы вести с ним диалог — и чтобы вести сражение с его всё равно что марионетками. — Ты так ненавидишь таких, как мы, — что ж, значит, я обращу тебя, — пообещал он, — едва ли такое испытание окажется тебе под силу. — Звучит как нечто на грани фантастики, — усмехнулась Агата его провокации. — Если ты обратишь меня, первым делом я перегрызу глотку лично тебе. — Я бы мог назвать тебе по меньшей мере десяток причин, почему это просто нелепо, но только совсем не располагаю для этого временем, а потому вынужден буду покинуть вас всех, — Ярослав демонстративно поклонился, спустя мгновение привычно шагнув в тень, когда серебро и огонь устремились к нему, почти сплавившись воедино. — Я уверен, что вы найдёте усилия одолеть низших, ведь они на самом деле крайне примитивные создания. Может быть, вы даже сможете выбраться из запертого пространства, — Агата беззвучно выругалась, поняв, зачем Ярослав привёл их вниз, в подвал. — Если кто-то немёртвый вновь встретится вам, вы вонзите кол прямо в его сердце, но вы не в силах убить меня или отнять у меня человека, с которым я вот-вот соединюсь. Только сейчас, только в эту секунду Агата заметила главное: что Александр пропал из виду, пожалуй, почти тогда, когда на них впервые напали вампирши, не только изматывая и вредя, но и безраздельно забирая внимание. Надо полагать, что сейчас Александр находился там, куда носферату повёл его силой их прочного, фактически неразрывного зова. И пусть на нём был крест, с ним был кинжал, только разве он мог их использовать? Его точкой невозврата, какую он, кажется, вскорости пересечёт, станет потеря им самой человеческой сущности, против чего он правда боролся, пока не… пока не поддался той самой любви-смерти — в его случае это и впрямь было как нельзя более буквально. Оглядываясь назад, можно ли было любой ценой не позволить ему потерять себя или всё в самом деле, как возвещал Ярослав, было предопределено? Агата скорее почувствовала, чем заметила, что немёртвый и правда избавил их от своего присутствия здесь, в склепе с раскрытым пустым гробом, зияющим самой смертью. Вампирши — их оставалось четверо — всё ещё беспорядочно атаковали и всё ещё выглядели едва ли не самой омерзительной нежитью, с какой приходилось когда-либо сталкиваться. Они продолжали сражаться.