комитет анархистской безопасности

конец августа усиленно напоминал о себе с помощью небольшого, но ощутимо прохладного по сравнению с ранним летом ветерком. он поднимал с земли уже начинающие опадать кое-где листья, рябину, бычки, валяющиеся на обочинах благодаря небрежным курильщикам и нёс их резвым вихрем то вперёд, то назад, меняя направление. идущие по улице на работу люди, услышав небольшой характерный свист в ушах, спешно набрасывали свои пиджаки, куртки и пальта, дабы уберечь себя от неприятного ощущения мурашек на теле и бежали по местам своей работы. среди этих граждан не боялся холода только идущий скорым шагом после тяжёлого пробуждения егор летов и, несмотря на все настойчивые просьбы олега надеть китель, лишь хохотал, показывая всему свету свои начищенные по лейтенантскому же настоянию зубы и махал перед его лицом этим самым кителем, болтавшимся на указательном пальце. — да ладно тебе, олег! не заболею я, этот период я уже в глубоком детстве давно прошёл! — уже привычным движением отстранив от лица постриженные волосы, он на ходу положил свою голову на плечо олега и чуть не врезался в столб. — вот же с... олег тяжело вздохнул. иногда ему попросту не хватало нервов на этого юношу... — да мне кажется, ты ещё и не вырос хотя бы до того же отрочества. поступки у тебя сплошь детские... — лейтенант нежно придержал его плечо и проводил от телеграфного столба на дорогу, не переставая с упрёком покачивать головой. знакомые клумбы у ног вынудили его посмотреть вперёд: он и не заметил, как вдвоём с егором дошёл до места своей порой изнуряющей работы. он хотел было зайти, но из-за возни с летовым совершенно позабыл про достаточно тяжёлое и непривычное задержание для его работы, так как в основном он работал только с такими хануриками, как его собственный молодой человек и его друзья с извечным шилом в прямой кишке. он ласково пригладил выбившиеся на лицо волосы своего нервотрёпа перед тем, как предупредить: — слушай, егор... иди-ка ты в кабинет, а мне на задержание на подмогу надо. опасный фрукт попался, может, оружие у него есть, так что тебя подвергать опасности я точно не буду. иди, — олег погладил его по спине, как бы приглашая зайти уже наконец на крыльцо, но егор решительно встал в позу: — в смысле? как это так?! а мне что там делать, по коридорам мотаться, что ли? — игорь, — егор на секунду даже испугался серьёзности, с которой к нему обратился судаков. — топай в кабинет, а вечером я вернусь и мы пойдём домой. у тебя исправительные работы назначены, заняться точно будет чем. послушай меня хотя бы разок, ладно? — ну... ладно, — летов согласился скорее потому, чтобы олег не переживал, чем обещал этим спокойное проведение дня и продуктивность. неожиданно у него проснулось желание проявить каплю нежности и поцеловать его на прощание, но как только его губы потянулись к олеговым, он удержал егора за плечи: — ты чего? люди же на улице! — что, даже в лоб нельзя? — дома нацелуемся, игорёк, всё дома! — ...обещаешь? судаков богомольно закатил глаза, но горячо подтвердил свои слова интенсивным кивком и мгновенными объятиями, быстрыми шагами отправляясь в направлении, известном только ему... прямо как тот ветер, который куда-то и зачем-то несёт всю уличную дрянь. егору, провожающему его в этот момент взглядом, всё же пришлось печально развернуться и уйти вглубь кагэбэшного коридора, с явным раздражением в выражении лица толкнуть дверь кабинета и наспех бросить на софу китель, что уже продавил в пальце покрасневшую отметину. он скучающе вздохнул: чем же ему заняться наедине, без аппаратуры, средств записи, карандаша с бумагой, на которой он часто зарисовывал свои яркие сны для будущего вдохновения и без какого-либо человека рядом? он точно таким же нудным взглядом обвёл помещение, приметив то, что интерьер кабинета полностью отражал нутро его хозяина: такой же строгий, минималистичный, но со своими мягкими сторонами... например, как уже излюбленный егором диванчик со скрипящими пружинами. он стоял в самом углу кабинета, напротив двери, слева от него, в другом углу расположился небольшой шкаф с различными бумажными папками, в которых хранились, скорее всего, документы и разного рода дела. правее дивана, практически в центре стены открывался вид на улицу — олегу крайне повезло, что ему выделили кабинет на солнечной стороне: работать без лампы было зачастую хорошей идеей. если зайти в кабинет и повернуть голову налево, можно было увидеть рабочий стол, судя по всему, из разряда югославской, солидной лакированной мебели с двумя тумбами по бокам, в которых покоились по три выдвижных ящичка с ручками из дерева потемнее. на столе не всегда можно было наблюдать бардак, а, напротив, бережно сложенные кипы бумаг и вырвиглазную, но простую настольную лампу красного цвета, явно контрастирующую со стенами невзрачного серого цвета. в общем, пространство егору было не совсем по душе, но терпимо: не жить же ему здесь, в конце концов. он вальяжно, ощущая себя важным майоришкой, как тот мешков, прошёлся к столу с деланно спрятанными за спину руками, но, посмеиваясь от осознания своего же комичного вида, приоткрыл один из ящиков. вроде бы, ничего интересного: документы, документы, ещё раз документы... но тут его взгляд остановился на подозрительно знакомой фотокарточке. он не стесняясь нырнул в ящик рукой и выловил оттуда глянцевую фотографию, на которой был изображён он вместе с олегом. ему хорошо запомнился тот день: они ходили зимними улицами, кидались снежками и валяли откровенного дурака, а олег тогда даже напрочь забыл, что вообще-то, между делом, является работником важного учреждения, но всё равно оделся строго: чёрное пальто и завязанный конечным способом клетчатый серый шарф, а егор, как обычно, был налегке, да ещё и с длинными волосами. на фотографии же они стояли вместе и широко, искренне улыбались: тогда двое юнош попросили сфотографировать их какого-то первого прохожего, но от этого момент на фотографии поддельнее не стал. егор с глазами практически на мокром месте перевернул карточку и увидел надпись, написанную воздушным, мягким почерком олега: "никому не отдавай того, с кем счастлив. сергей есенин." он поспешно спрятал фотографию в карман кителя, и вовремя: в кабинет, совершенно не церемонясь, шагнул какой-то юннат, решительно поставил в кабинет ведро с хлорной водой и упёр в стену швабру: — ты игорь летов? — вообще-то, егор. — да мне плевать, называю так, как в паспорте записан, — острые черты лица парня сразу не понравились летову, и тот ответил с нескрываемым пренебрежением и отвращением, словно съел лимон целиком: — и что тебе надобно, дражайший похуист? юношу возмутило такое фамильярство, но он, стараясь не показывать то, как легко от злости вздуваются его ноздри, холодно отрезал: — твоя работа у тебя перед носом. бумаги заполнять не умеешь, вести дела тем более, поэтому будь добр хотя бы о порядке в своём пространстве побеспокоиться. надеюсь, временном. — моё пребывание здесь точно такое же временное, как и твоё в эту же секунду, — егор ядовито улыбнулся, на мгновение сощурив глаза, и захлопнул дверь перед носом наглого стража порядка только тогда, когда его лицо обрело серьёзное выражение. вот же блять... мыть полы, как и убираться, егор ненавидел больше ежедневного душа. он раздражённым взглядом зыркнул на швабру у стены, от безысходности посмотрев после этого на стол олега, будто там нарисовалось бы спасение. и оно нашлось... в виде проводного телефона. "хоть какая-то польза от этого вашего кгб!" — пронеслось в голове у егора, пока там же у него рождалась идея... *** олег брёл по улице на свинцовых ногах насквозь пропитанным усталостью, но довольным человеком: местного недо-террорюгу всё же удалось задержать, но пришлось повозиться, ибо этот экземпляр отличился особой любовью к перепрыжкам по окнам и подъездам. за такими не совсем желанными погонями судаков изрядно попотел и лишь горел желанием упасть в нагретую постель и уснуть как есть, даже элементарно не умываясь. наверное, такие периоды рано или поздно появляются у любого человека, кто устал не только от работы, но и от бесконечного роя мыслей в своей голове... когда за ним наконец скрипнула входная дверь, он подозрительно насторожился, ибо за всей тишиной в здании ему удалось засечь странно расслабленную, заторможенную речь и... звон бутылок. мгновенное понимание того, что же происходит за дверью его кабинета, молниеносно нахмурило его лицо и направило прямиком в помещение. судаков открыл дверь одним рывком и даже не удивился зрелищу в виде сидящего на столе егора и хихикающего по несуществующему поводу кузю. всё было бы не так страшно, если бы глаза олега не зафиксировали перед собой одну деталь — человек в милицейской форме рядом с кузьмой с подозрительно длинной копной волос. дима. блять. пока олег в сердитом аффекте судорожно думал, как именно он будет пытать этих засранцев, егор глуповато хихикнул и шаткими шагами подошёл к общему сбору на диване, бессовестно плюхаясь прямо между рябиновым и димой: — при-ивет! как дела с вашм товар-рищем... осо-обо... опа-асным? лейтенанта распирало изнутри. он бы порвал их всех прямо здесь, если бы была возможность, но вместо этого только выпучил глаза от возмущения и, неосознанно скаля зубы, резко обратился к егору: — летов! ты вообще в своём уме?! ты даже милиционера споил, нутро твоё бессовестное! "милиционер" тут же ненавязчиво дал о себе знать, попытавшись в полусонном состоянии махнуть рукой: — сидели ти-ихо... я пытался... — ва-аще всё нормуль было, ч ты? — егор неуклюже, еле-еле боднул головой стоящего рядом олега. — мне вощ-ще хтели мытьё плов пор-ручить, но ты знашь... не панкховское это де-ело... позвал, вон, товар-рищей, диму последить, вдру-уг чго... а о-оно вот как... нервная система олега грозилась вскипеть от ярости, но сдерживаться было нужно хотя бы потому, что они находятся не дома. судаков чуть ли не сквозь зубы тут же выдал: — значит так, уважаемые мои. сейчас же, повторяю, сейчас же! с глаз моих долой. и желательно через окно, чтобы вас, стыдухов, здесь никто не видел, — он показательно открыл окно и двинул в его сторону рукой так, что чуть не выбил стекло. — вперёд и с песней! не оказывая совершенно никакого сопротивления и понимая, что дело дрянь, дима, как самый ответственный среди троицы, подхватил кузьму под руку и повёл его к окну, но они в спешке не рассчитали и вывалились из него, тихо ухая и кряхтя — благо, кабинет был на первом этаже. наблюдая, как кузьма, воинственно поднявшись с земли, как чуть было не павший самурай и потащил за собой выпившего при исполнении, олег стремительно закрыл окно и упёрся собой и нависающим взглядом в игоря. тут-то юный пьяница и понял, что сейчас ему приснятся не сладкие дни, а пиздец. — ты дурак совсем, что ли?! я думал, у тебя рассудительности всё ещё хватает, хотя бы чуть-чуть! — олег очень сильно замялся, когда летов, совершенно его не слушая, вдруг вытянул ноги и, обвив их вокруг судаковских бёдер, прижал лейтенанта к себе. пришлось хватануть порцию воздуха от дикого возмущения. — ты вообще себе отчёт отдаёшь?! вопрос был глупым, и олег это понимал, постепенно отстраняясь от бухущего егора, что уже нашёл в себе силы на то, чтобы встать: — да ну чт тако-ое, олеженька? что за глу-упости? кбинет свободен, мы то-оже... но вмест того, чтобы лас-скать меня прям щас, ты тр-ратишь время... на ссо-оры... как эт поним-мать?.. — как хочешь, так и понимай, — олег сурово застегнул уже успевшие расстегнуться не без помощи егора пуговицы на его рубашке. — но и я этого понимать не собираюсь. думаешь, если ты вытворял курьёзы эти дни и мы сейчас посношаемся, всё резко станет хорошо, правильно понимаю?! — правильно... егор потянулся за прелюдийным поцелуем, но получил лишь сердитый взгляд, да ещё и олег неожиданно подбоченился и, кажется, его терпение лопнуло: — ты не понимаешь, что ты творишь, в первую очередь, с собой и с остальными! даже милиционер выпил из-за твоих выходок! я с ним, конечно, поговорю, но ведь тут точно ясно, кто подстрекатель... почему, игорь, почему?! я должен возвращаться домой, думать: "вот, сейчас я отдохну, усну, и егор в порядке и ни во что не вляпался", но получать совершенно обратную картину?! ты даже пол не удосужился помыть из-за каких-то своих понятий! как у зеков, честное слово!.. игорь, конечно же, пропускал его слова мимо ушей, но молча восхищался тому, как же притягательно выглядит его лейтенант, когда злится, совершенно глупо улыбаясь во весь рот с полузкарытыми от сонливости глазами. что ещё можно вынести из разборок с пьяными людьми, кроме как их спящие тела? тем временем олег продолжал: — игорь, ты меня уже достал! завтра же, слышишь меня? завтра же! утренняя зарядка, питание, сон, и ни-ка-кого алкоголя в твоей жизни ближайшие полгода! ты становишься просто невыноси... неожиданно гневную тираду прервала открытая дверь и на удивление робко заглянувшая в кабинет голова майора. это же надо так орать, чтобы тебя даже сам майор стал побаиваться... — оле... судаков, ты чего тут распинаешься? не восемь утра уже. олег, завидев в дверном проёме постепенно вырастающую фигуру мешкова, остудил свой пыл и виновато объяснил: — да вот, почему... полюбуйся... с дивана на владимира смотрел дурашливым взглядом егор и вяло помахивал ладонью. наверное, пытался поприветствовать. тот понимающе кивнул: — ах, вот оно чего... — он в раздумьях почесал затылок, — может, в вытрезвитель его? — не-е, туда точно не надо... — таким достаточно жестоким для егора методом олег выводить его из такого состояния не собирался. — слушай, володь, мне неловко тебя просить, но больше некого... — по олегу было видно, что даже сквозь года дружбы он всё ещё стесняется просить что-то у друга из-за чина. — поможешь перенести игоря в его квартиру? его ноги вряд ли уже держат, не дойдём... при упоминании своей квартиры летов потух, как кончившаяся свечка и даже осел на диване ещё больше, а майор, услышав неожиданную просьбу, совсем не растерялся: — да чего же "дотащим"? я тебе свою служебную машину дам. довезёшь его до дома, а завтра просто машину вернёшь, да и всё, делов-то. — да ну что ты, мне даже неудобно... — знаешь, как говорят? неудобно на потолке спать: одеяло падает. ты, наверное, слышал про это, так вот, напомнил, — майор решительно подошёл к егору и в готовности придержал его за ступни. — жду твоих указаний, товарищ судаков. машина стоит за зданием! это я так, к слову... *** через двадцать минут олег, сжав руль до невозможности, сосредоточенно, даже напряжённо ехал к улице петра осьминина со своим проспиртованным, но любимым пассажиром. стоит ли говорить о том, сквозь какие усилия прошли майор с лейтенантом, чтобы затащить летова в машину и посадить его на переднее сидение? сначала егор втупую уснул, затем оказывал сопротивление: видимо, понимал, что едет не туда, куда хотелось бы; сначала брыкался, но, почувствовав собственную ничтожность веса — а мужчины подняли его, как пушинку, — он смирился и только изредка по пути к машине что-то громко пытался напевать, но и двух слов связать уже не получалось, поэтому он быстро оставил эту затею и лишь покорно ждал прибытия в пункт назначения. уже в машине наблюдая за вздутыми венами на лбу и шее любимого, в егоре снова проснулось нечто. зверь, который орудовал им обычно в минуты, когда тот желал только сладострастия и вожделения от лейтенанта, да и венки на руках и шее крайне привлекали... летов не удержался и вытянул потяжелевшую руку к судаковскому плечу, мягко погладил его и спустился к животу, но свободная от коробки передач рука скоропостижно передвинула ее обратно. егор решил уйти в наступление: вдруг он наклонился к шее олега и заставил того распахнуть веки от неожиданного влажного и щекотливого ощущения. это был язык егора. — ну всё, егор, прекращай, — отчеканил олег и плавно припарковал машину у, к сожалению, знакомого подъезда. — приехали. весь настрой егора улетучился за секунды, а сам он сидел возле олега, как потерянный сиротка, печально опустив глаза. — я что... тбе пр-равда надоел?.. — господи, игорь, ну... — не находя подходящего слова, лейтенант выпалил первое, что шибануло в голову. — ну ты совсем дурачок, что ли? ну почему надоел? — ещё и дур-рачок... — игорь, ну ты... но егор уже опасно всхлипывал — факт того, что пьяные люди становятся особенно чувствительными, оказался далеко не мифом, а в случае егора это был вообще феномен. судаков, сто раз жалея о том, что сказанул, только в который раз тяжело вздохнул, хлопнул входной дверью и, обойдя машину, оказался уже перед егором, намереваясь отвести его домой. — давай, егор, пошли, не выдумывай... — однако и в этот раз олегу пришлось поднимать его, благодаря всех существующих за то, что он такой лёгкий... но даже с таким малым весом лестничные пролёты и другого рода ступени казались сущим наказанием из-за огромнейшей нагрузкой на несчастные олежины ноги, что болели ещё с самого вечера. егора пришлось опустить на землю, когда лейтенант открывал входную дверь, но уже домой вошли они без какого-либо труда. егор хотел было уже завалиться спать, но олег его остановил: — подожди! сначала переоденься, а потом уже ложись, как и все культурные люди. видимо, егор в понятия культуры вписываться не хотел. он ослушался олега и по срочной нужде отрубился прямо так, забыв даже про то, что пять минут назад он почти был готов плакать от фантомного чувства ненужности. умиротворённый сон его игорька внушал в сердце олега спокойствие даже после пережитого. хотелось спать, но тот всё же осторожно, чтобы не разбудить спящего, снял с себя парадные вещи и принялся за осторожное раздевание и летова. самым трудным элементом гардероба оказалась рубашка, но в связи с тем, что егор во время сна ворочается и вертится подобно центрифуге, лейтенанту всё же удалось повесить её вслед за своими вещами: оставались лишь штаны. олег воспользовался положением на спине и расстегнул юноше ремень, потянул за штанины и они тут же поддались, оказываясь в его руках в полной мере. мужчина осторожно встряхнул их, чтобы избавить от лишних пылинок, но вдруг заметил, как из кармана что-то упало. быстренько повесив брюки на отведённое место, он наклонился за упавшим предметом и сразу же узнал их фотокарточку, даже особо не вглядываясь из-за темноты ни в надпись, ни в их счастливые лица. нашёл-таки. он медленно перевёл взгляд на спокойное, чуть ли не восковое лицо его любимого егорушки и лишний раз вздохнул, но на этот раз вовсе не удручённо, а со всей присущей нежностью...