комитет анархистской безопасности

— боже мой, я уже с ног валюсь... скорее бы дойти, честное слово... — олег еле передвигал ногами, идя по вечерней улице после работы и ещё и придерживая рукой плечо егора: он поспал всего-то несколько несчастных два часа и откровенно хотел спать, но вперёд его несло только осознание того, что если дойдёт до назначенного места без повалов с ног и прочих инцидентов, сможет впервые за долгие годы отлично провести время, да ещё и в компании родных сердцу людей. — игорь, не мог бы ты идти немного быстрее? я уже хочу сесть... — бля, лейтёх, ты думаешь, у меня ноги не гудят? — парировал егор, недовольно пыхтя, как самый настоящий ёжик. из-за умеренного ветра отрастающие волосы липли к его лбу и он недовольно плевался по старой привычке, будто хотел выплюнуть свои прежние длинные патлы. — если так чешется присесть, давай сядем на лавочку. что тебе мешает? — да какая уж там лавочка, я дойти уже хочу, оттого и прошу быстрее передвигаться... — судаков думал про то, что ему стоит добавить в свой распорядок больше физических нагрузок, ибо что-то начал он сдавать позиции в свои-то неполные двадцать восемь. причина такой спешки была в том, что шли они к диме: тот пообещал накупить лёгкого алкоголя и пересмотреть такое невиданное старьё, как кассета "20.06.77. лётные студенческие годы", найденную им же по сущей случайности при уборке квартиры. иногда повспоминать былое было крайне полезно, так что кузьмин еще пару дней назад решительно попросил собраться всех "своих" в его уютном логове и если не вспомнить, так хотя бы посмеяться с весёлых историй и не менее потешных записей. за спиной лязгнула железом массивная металлическая дверь подъезда, а в нос ударил привычный запашок сырости, присущей парадным хрущёвок. в дуэте с сногсшибательнейшим "ароматом" свежевыкрашенных в тошнотворно медицинский цвет стен это было вообще невыносимо терпеть, поэтому олег, сдерживая рвотный ком, немедля забежал на второй этаж с волочащимся, как консервные банки на хвосте дворового кота, егором, да и оставалось только недовольно сопеть своим орлиным носом, кончик которого в недовольстве опускался еще ниже. — я, в конце концов, не кукла тряпичная, чтобы меня подобным образом тягать... — сердито буркнул егор перед тем, как ему открыл дверь как всегда гостеприимный и светящийся дима — ну буквально живое солнце. его добродушное лицо с мягкими очертаниями приветливо улыбнулось своими карими глазами: — о, это вы! как жизнь молодая? проходите, а то как бедные сиротки... — он поспешно впустил юнош с красными от осеннего холода носами в помещение и улыбнулся ещё шире. — скучать не будете, это я вам обещаю! проходите в комнату, там вас кузьмуша ждёт. вынуждены немного подождать, сейчас ещё один человечек подойдёт... — да, мы только за, димка. спасибо, что не выгнал, дорогой! — да как же я могу и тебя выгнать, олег михайлович? человека-золото, да и выгнать? — дима немного растрогано вскинул брови и направился к олегу за дружескими объятиями. смотря на их идиллию, егор подумал, что, наверное, это какая-то шутка или примочка, понятная только им и никаким образом этому не попрепятствовал, а только с благодарной, лёгкой и стеснительной улыбкой снял подубитые конверсы и вышел в комнату, где его уже заприметил развалившийся на стуле, как тюфяк, кузя: — о, здрас-сьте! явился, не запылилси! — он приветственно подал другу руку и лениво её пожал. — шо, как с ментурой живётся? ещё не передумал в холостяцкую панковскую жизьнь сбегать-то? — ну тебя в пизду, кузьма. во-первых не ментура он, а кгб-шник, во вторых, не хочу и не собираюсь, дичь это всё, — со всей серьёзностью ответил летов и нахмурился, наблюдая за тем, как костя уже срывался на смех. — да не смешно, блять.... — да ла-адно, гос-с-споди! сердцу, конечно, не прикажешь, любовь зла, полюбишь и козла, — на этот раз рябинов уже загоготал, а егор, понимая, что вести с ним разговор на счёт его отношений абсолютно и полностью бессмысленно, неожиданно улыбнулся, когда в комнату вошёл олег и дима и тут же занял подбородком плечо любимого. — я так устал, просто пиздец... как ты ещё на ногах стоишь? — да вот, видишь, как-то стою. меня держит возможность расслабиться... боже, да ты продрог весь! ну-ка, давай я тебя погрею... — олег возмутился потому, что когда взял ладонь игоря в свою, понял, что тот так и не согрелся. он поднёс его кисть к губам и осторожно подул на неё тёплым воздухом, а в коридоре, тем временем, открылась входная дверь: видать, пришёл тот самый человечек. дима мгновенно обрадовался и засиял ещё больше, наверное, в честь того, что все в сборе: — привет, дорогой, а мы тебя ждали! раззувайся и проходи скорее! — а через пару мгновений в дверном проёме показался подозрительно знакомый силуэт... сначала игорь даже и не понял, кто перед ним стоит, но его глаза чуть не вылезли из орбит, когда он понял, что это встал... майор. тот был ошарашен не меньше, но, заметив лежащий на плече олега подбородок и приобнимающую егора руку судакова, по его лицу почему-то пробежалась смутная тень и тот судорожно сглотнул, будто отправлял обратно в желудок колючий ком в горле... но он тут же вернул себе удивление хмурыми бровями и настежь открытыми веками: — ой... а вы что? ну, всё-таки... крутите? олег не нашёл, что ответить, так что просто виновато кивнул, думая, что сейчас мешков как следует отчитает его и припишет статью, но тот лишь понятливо кивнул и как-то смущённо улыбнулся, не сказав в его сторону больше ни слова, вместо этого обратившись к диме: — как тебе удалось всех собрать, малой? я думал, что у многих не сложится. создавалось ощущение, что он спросил это только затем, чтобы заполнить неловкую пустоту, лишь бы спросить, но дима мгновенно нашёл выход из ситуации: — да оно так сложилось: все смогли, значит, судьба... и поэтому я предлагаю уже поскорее рассесться и вспомнить светлое прошлое за историями! кузьмин, как хозяин квартиры, радушным жестом пригласил всех сесть. ошарашенный и смущённый до чёртиков егор как-то боязно и робко сел рядом с судаковым на диван, рядом с ними развалился кузя с уже открытой невтерпёж бутылкой пива, а по бокам софы в оббитых тканью стульях с деревянными подлокотниками расположились дима и майор. заметив явное напряжение, витающее в воздухе необъятным облаком, кузьмин робко хохотнул и привлёк к себе внимание товарищей: — так, ну... раз все готовы, начинаю я рассказывать да вспоминать. короче, когда я только поступил юнцом... — а ты будто сейчас дед, гы-гы... — дима метнул грозным взглядом на любителя перебить кузю. — всё, молчу у тряпочку. — ...так вот! поступил на первый год в училище, подселили меня к третьекурсникам, коими оказались вот эти два замечательных человека, — он тепло указал на олега и ещё более смущённого мешкова. — изводили они меня, конечно, как могли! и ночью помадой размалевывали, при чём неясно, откуда они её взяли, и щекотали до неприличия — боевое крещение у них такое было. но подружились! таскали меня на всякие тусовки модные, сборища... только вот была у майора нашего бабулька. старая такая, с палочкой вечно ходила... но боевая!.. в полных восемьдесят лет ни одной седой волосины, да ещё и на плечах мешки с буряком таскала! ну и в общем, не только мешки она таскала, а и володьку с вечеринок. ну представьте себе картину: девчонки вокруг нас крутятся, песни молодёжные, разгар вечера, и тут заявляется бабушка-божий одуванчик и вдруг громогласно заявляет на всю ивановскую: "вова, бегом домой!", а в свободное от учёбы время он жил у неё, ну и поневоле ему приходилось уходить... ну и мы тоже шли в общежитие, чтобы ему так грустно не было, — пока все задорно смеялись (в том числе и слегка расслабившийся егор на плече у судакова) с этой весёлой истории, дима по-доброму взглянул на покрасневшего и тоже посмеивающегося володю. — ты не обижаешься на меня, что я тут лишнего взболтнул? — да ладно, нет, конечно, — стеснительно опустил глаза в пол тот и заулыбался. — дело молодое, уверен, что с некоторыми и не такое приключалось... — рад, что ты не против, — мягко улыбнулся дима, подбадривающе подмигнув нежданно затихшему другу. — была ещё очень интересная история, когда эти двое как следует напились и не придумали ничего лучше, чем закусить таранькой. всё бы ничего, если бы рыба не была ещё и обильно полита варёной сгущёнкой... хотя тогда выбора особого не было, это были чуть ли не единственные имевшиеся продукты, но всё равно я каждый раз вспоминаю это с улыбкой и напоминаю им про это, когда они упрекают меня в поедании дыни с хлебом! — ёб твою мать, ну и движение же у вас было тогда!.. — кузя утёр слезу, появившуюся от продолжительного смеха с щеки и с улыбкой кивнул на плеер. — ну что, включаешь нам кассету?! страшно же интересно, чегой это вы творили! *** — эй, мальчики, ану-ка, загляните в камеру! — двое поющих юнош радушно откликнулись на просьбы и, неразрывно обнимаясь, заорали "окрасился месяц багрянцем" руслановой ещё больше: — поедем, красотка, ката-а-атьсы, давно я тебя ожидал! где-то за кадром звонко смеялся ещё первокурсником дима, а белобрысый и чернявый, оба с распрекрасными начёсанными по-модному волосами парни мелодично тянули песню, иногда даже прикрикивая и смотря друг другу в задорные глаза: — в такую шальную пого-о-оду, нельзя доверя-я-яться волнам! — общежитие, наверное, с нас просто в шоке! галина иванова не хлопнет? — тёмненький юннат, судя по всему, мешков, покачал головой сквозь песню, не переставая улыбаться. он знал, что старая вахтёрша их просто обожала, а потому и ни в коем случае не наругала за простое пение: максимум вынесла бы кровать володи из комнаты в коридор, но это не самое страшное, и то это происходит, когда у нее уже лопается терпение. — окрасился месяц багря-янцем, и волны шумели у скал!.. — поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал! — попытался подпеть дима, но его заглушил уже поставленный раскатистый басок мешкова. слушать такой насыщенный и полный жизни тембр было одно удовольствие, особенно, когда ты чувствуешь, что в жилах поющего буяет и цветёт молодая жизнь, полная надежд. — ха-ха-ха, ну ладно... давайте-ка, раз, два, три... — мы пое-дем, мы пом-чим-ся, на оле-нях ут-ром ра-нним! — прерывистыми слогами запели володя и судаков, но тут же прервались, понимая, что остальных слов они не помнят. вот незадача-то... — давайте-ка лучше нашу! — предложил будущий майор, на что олег тут же с охотой откликнулся, напевая: — мо-оре, море.... — мир бездонный! бе-е-елый шелест, волн прибрежных! над тобой встают как зори, над тобой встают, как зори, нашей юности-и-и... надежды! — вывез звонкий припев студент, но тут же замолчал. — хм, может, что другое... о! может быть, "три белых коня"? по-моему, чудная песня! олег, как тебе? судакову сейчас по силам было даже подняться на эверест, так что он страстно поддержал товарища: — а давай! — в следующую секунду они продолжили разливисто, как ни в чём не бывало под радостный смех кузьмина. — остыли реки и земля остыла, и чуть нахохлились дома-а-а!... запись прервалась, и на экране поплыл секундный белый шум, который тут же поменял картинку на зимнюю улочку, судя по всему, около какой-то школы. послышался шорох: — так, камера стоит, вроде бы, — дима осторожно отошёл от своего предмета записи и смог показать то, что даже в семнадцать у него были достаточно отросшие волосы и умильные, только начинающие расти усики под аккуратным носом. за ним вырос володя в потрёпанном пальто: — опять снимаешь! ну и димчик, ни минуты покоя, ха-ха! — его шутку тут же поддержал олег и по-доброму засмеялся вместе с ним. — значит так, есть у меня идея! на спор крутимся вокруг своей оси, кто первый падёт, с того ящик пива. участвуете? — он озорно сверкнул глазами. когда мальчики без слов закрутились, — ничего себе уговор! — мешков довольно захохотал: — вот это я понимаю, мои люди! оп-па!.. — он впрыгнул в общее веселье и закружился вокруг себя до "вертолётиков" у глаз, и кружился бы так, наверное, ещё долго, пока не услышал оглушительной силы треск стекла. олег своим движением неудачно сбросил дипломат с себя и тот улетел в школьное окно с пронизывающим звуком. на секунду среди них повисла тишина, и только майор панически глотал воздух, как рыба, пока олег бегал за своим портфелем. наконец он окинул взглядом друзей и почти просипел: — ну, чего стоим? бежим быстрее, блять! — ноги всех троих оторвались от земли и побежали с сильнейшей скоростью, сверкая пятками, но вдруг дима вернулся и с виноватым: "чуть не забыл!" схватил камеру в надежде, что их, хулиганов и разбивателей окон, не найдут... *** запись прервалась и зашумела. все удивлённо уставились в первую очередь на мешкова, не ожидав, что у такого серьёзного, выдержанного человека может быть такое бурное студенчество и мягкое нутро. он только нервно и тихо рассмеялся и подтвердил: — да, и такое было! мы потом, конечно, не смирились и дали на ремонт окна, сколько смогли... — мы, да не помочь и не исправить? да всегда! — вот это у вас и правда развлекухи были, дима, я ахуеваю просто!... — ахуевать будешь, когда посмотришь вот это, — интригант дима загадочно дёрнул бровью и подмигнул недоумевающему игорю, включая очередную запись... *** олег сидел и сосредоточенно смотрел в сторону, что-то покуривая — очевидно, что самокрутку, — пока на фоне играла заморская музыка не очень популярных рок-исполнителей. он внимательно смотрел куда-то вдаль и делал тяг за тягой, пока за кадром не послышался голос мешкова: — ну что, олежкин, как тебе травушки-муравушки? — и как-то заторможенно рассмеялся. на кровати сзади калачиком свернулся дима и с осуждением смотрел на "самокрутку" в руках в судакова: — а вот не курили бы эту гадость, и здоровее были бы! — так а нам что терять-то? один раз всего лишь... — олег тем временем не выдержал шума, гама и такого давления со всех сторон, потушил конопляный самокрут и на негнущихся ногах направился в ванную комнату. — о, первый пошёл! — да придёт щас... вот, что я говорил? — судаков очень шатко вернулся и тяжело плюхнулся на стул, словно передумал идти туда, куда хотел. он с облегчением выдохнул: — фух, блять... в сон клонит... давай, чтобы я не уснул так, в загадки поиграем? — ну, дава-ай... — володе хотелось хоть какого-нибудь контакта, но сил хватило только на поворот головы в сторону олега. — ты первый, что ли? — можно. так... зимой и летом... одним цветом... было видно, что на решение загадки студент тратил все остатки здравия. он напряженно сидел, да так, что на лбу вздулась венка, а потом выдал: — дома. — да какие дома, володь?... это же загадка для детей! — солнце?... — ёб твою, володька, не думал я, что ты такой туп-пой... тот предпринял последнюю, отчаянную попытку, как почти павший боец в надежде выиграть бой: — ...луна? белый шум последовал сразу после сердитого вздоха олега и еле различимого: "блять, мешков!". *** нижняя челюсть егора никак не желала возвращаться на место от увиденного, и ему только оставалось охуевше глазеть то на ещё более зардевшегося майора, то на судакова, что тут же выпалил в своё оправдание: — вот видите, что с вами будет, если вы и дальше этим маяться будете? — загадки, что ли, плохо решать? — рябинов стравил очередную шутку-подъебушку и чуть не отхватил за нее подзатыльник. — да мы и по пьяни их можем! игорь был страшно удивлен тому, что после такого открытия века кузьма ещё и умудряется смеяться. он продолжал сидеть с открытым ртом и даже пропускал сквозь уши обеспокоенные и немного подправленные смешками обращения лейтенанта. он смог только выдать: — нихуя себе... и чем же всё кончилось?... — да тем, что володя на подоконнике уснул, а олег – на полу. понарешались загадок и сном себя наградили, — дима опять прорвал всех на звенящий хохот, а совсем расслабленный игорь уже умиротворённо смотрел на своего лейтешу и смеялся, изредка похлопывая по коленке ладонью... одному только майору что-то было не очень-то и весело: он сидел тише травы и продолжал отстранённо улыбаться, поглядывая на его компанию на сегодня и с какой-то особой теплотой на олега. ему нравилось наблюдать за тем, как тот смеялся, что-то кому-то предлагал, как лучезарно улыбался и как мастерски владел прекрасной мимикой... очень жаль, что уже не для него. оставалось только смириться с тем, что старый и очень близкий друг рассматривает тебя исключительно как коллегу и тень прошлого... это заметил очень проницательный дима и во всеобщем шуме и гаме дал понять, что сейчас им нужно будет отлучиться: — олег, кассета та кончилась, порассказывай что-нибудь из нашего времяпровождения мальчикам! нам с володей нужно на пару минут отойти, поговорить по душам, — он сердечно улыбнулся. судаков вовсе не был против занять роль рассказчика и согласился без никаких проблем, а кузьмин и майор вышли на кишащий темнотой подоконник. ночной воздух здесь воздействовал на нервную систему особо успокаивающе, как и тихие, переливчатые звуки сверчков, но даже это не смогло угомонить почему-то волнующегося майора, тут же доставшего плотно набитую сигарету. он обеспокоенно закурил и ровно выпустил дым, даже и не поглядывая в сторону димы. тот ласково обратился к другу: — ты чего такой грустный, и я не знаю? целый день печально молчал. он сжал сигарету так, что чуть не порвал, а потом и вовсе бросил ее в банку для пепла, дрожа ещё и голосом: — ты прекрасно знаешь мою боль. — ах, вот оно что... — у кузьмина нежданно сложился пазл в голове, а вот какой, было известно только ему и стоящему рядом. он медленно обернулся на окно, в котором виднелись счастливые лица, и сочувствующе прошептал: — а я-то думал, что эти случайные касания, поцелуи на спор и детские предложения сыграть в "бутылочку" ради эксперимента ничего не значат... майор лишь горько усмехнулся: — как видишь, значат... и значат до сих пор... но если он счастлив даже с таким баламутом, я принимаю его счастье... доволен он — доволен и я... — он и сам обернулся к окну. вечно сияющие, несмотря на глубокую посадку, светло-голубые глазёнки и излюбленная улыбка горячих уст заставляла испытывать его нечто трепетное до сих пор. — ладно, димка... это пустое, — заверил его тот, но в его глазах всё ещё проглядывалась глубокая печаль. — тебе не в тягость будет уложить меня где-нибудь? а то я пешком топал, служебку дома оставил.. — ну что за вопросы, родненький? конечно ложись, у меня в дальней комнате постелено, а кузя уж со мной переночует... и вообще... — дима на секунду заколебался, будто стеснялся сделать что угодно по отношению к мешкову, и тот был уже готов уходить, пока не почувствовал на себе тепло резко сворачивающих его рук юноши. — всё обязательно будет хорошо. я понимаю, боль многолетняя, но... ты боец, володя, самый что ни на есть настоящий. горжусь я тобой, да и такие сильные люди не пропадают! — кузьмин отстранился и мягко-мягко улыбнулся другу, — ладно... иди-ка спи, а я остальным скажу, что ты подустал. можешь мне доверять. майор лишь одарил его скромной улыбкой и блестящей от растроганности слезой. *** когда дима вернулся в комнату, полилоги всё ещё кипели полным ходом, а шутки воспламенялись на ходу — инициатором в основном выступал олег. все тут же заметили возвращение кузьмина и зияющую пустоту возле него — куда же делся мешков? — а где володя? — он пошёл спать. сами понимаете, человек давно не пил, следственно пить не умеет, разморило... и тут кузя осмелился вставить свою посильную лепту, грубовато гигикая: — а по записям не скажешь! — испепеляющий взгляд димы действовал на него, как успокоительное: он резко посерьёзнел и громко и с опаской сглотнул. — всё, мол-чу, димуль... — у меня есть предложение получше, чем молчать... — локоны юноши игриво колыхнулись в предвкушении. — давайте сегодня попоём песенки всякие! маленький и уютный, можно сказать, семейный квартирничек устроим. пиво допьём, да и володя послушает... — да, я за, давайте! — мгновенно подбоченился всё это время лежавший на коленях егор и с важным видом затребовал инструмент: — несите гитару! — да вон же она, за тобой стоит, — кивнул ему дима и уже через секунду тихо посмеивался, наблюдая, как бухтящий игорь полез в угол за гитарой. — так, ты уселся? хорошо... что ж — давайте нашу: "три белых коня"! *** за время их песен успела и земля остыть, и дома нахохлиться, и лапы у елей на весу задрожать, и даже зори, как юности надежды, встать: пели много и добротно, переговариваясь и отчаянно наслаждаясь самим фактом песен и собранием. больше всех ораторствовал олег, и, на удивление, именно его голос было слышно более хорошо, чем остальные во время того, как ребята пели. они распивали остатки пива, пели знакомые всем песни и шутили, пока в соседней комнате лежал майор мешков и поначалу печально вздыхал в потолок... но в эту волшебную ночь, впервые за долгое время он смог уснуть без беспокойств, и всё из-за манящего, притягивающего в грёзы и сладость голоса лейтенанта, что остался в его сердце наивным и любимым студентом...