комитет анархистской безопасности

с пор неожиданного ухода игоря в никуда и его совсем уж-таки солнечного возвращения прошла неделя и всё, на удивление, стало хорошо. ну, как всё... почти всё. егор как был невероятным скромным хулиганом, так и остался — натуру не поменяешь, но со временем даже стал убирать за собой весь мусор, и квартира даже как-то просияла с таким отношением к себе, как живая. вместе с уборкой игорь приловчился даже к умыванию по утрам, и олег ужасно удивлялся этому даже спустя семь долгих дней, стоя на балконе и разминая коренастую спинку. только одна вещь вместе с игоревым нравом никак не хотела меняться — его наглухо оттянутый до поздней ночи "режим", после которого он дрых до самого утра без задних ног, да ещё и, бывало, громко сопел на ухо. олег терпел, но порой мягко пихал в бочину, и ночной концерт прекращался. ненадолго. недолгим стал и сон игоря, а всё потому, что уж очень спортивный лейтенант не желал пропускать зарядку на радио и не побоялся его включить. услышав бархатный голос диктора, ритмично считающий до восьми, он сонно зажмурился и недовольно поморщил нос, всё же разлепив один глаз: — и чем ты таким непутёвым с самого утра занимаешься? мышцами, значит, играешь? — как это, игорь? зарядка! и, вообще-то, доброе утро! — искренне удивился олег с небольшим упрёком, на что егор лишь фыркнул и перевернулся на другой бок, чтобы не дай бог не позвал тягать гантели с собой: — н-да-а... я сам впервые вижу, чтобы ты этим занимался! — просто кому-то надо меньше в постели времени проводить, — олег был немногословен. честно признаться, наблюдать за исполняющим утренний долг судаковым было очень завораживающе: когда он приседал и упирался ладонями в прямые колени, создавалось ощущение, что он танцевал "яблочко", точно и с небольшой задоринкой. — кстати, хух... тебе тоже не помешало бы. мы сегодня на работе нормативы сдаём. глаза игоря тут же в панике раскрылись: каждое слово про работу в последнее время становилось кошмаром, потому что к нему постепенно возвращалось понимание того, что он натворил и как его могут морально казнить, и тут не поможет даже олег. он с тревогой и резко повернулся к еле сдерживающему смех судакову и при этом случайно скинул на пол мирно спящего стёпу: — чё? ты меня видел?! я палка-палка, огуречик! какие к хуям нормативы? олег всё же не сдержался и по-доброму засмеялся: — господи, да шучу я! кому ты там нужен? ты даже не работаешь там на постоянной основе, значит, и сдавать нормативы незачем. а вот я... — хуя! пересмотри свой юмор, петросян ебучий... — буркнул совсем сердитый и разбуженный егор хохочущему судакову и, надувшись, как важный снегирь, ушёл умываться, украдкой поглядывая на то, как олег собрал себя в руки и продолжил медленно поджимать к груди гантели... *** игорь уже минут десять недовольно сидел в раздевалке, будто раздевалка в кгб — это что-то обыденное, и думал о том, как отсюда втихую сбежать и завалиться спать, потому что если он ничего не собирается сдавать, зачем олег его сюда приволок и заставил ждать, пока он переоденется? он уже по третьему кругу начал пересчитывать, не забыл ли он покормить котов, доскладывать посуду и бросить лейтенанту в портфель бутерброды, как наконец-то его ненаглядный вышел к нему, будто бы с тогдашнего плаката — в маечке, спортивках и "скороходах", как многие называли обычные кеды. он горделиво встал в позу и спросил: — ну как? солидно? — на проёбку времени, хуй пойми зачем, пойдёт, пошли уже, — егор неважно махнул на него рукой и, встав со скамьи с огромным нежеланием, устало потянул его за собой на выход и зажмурился от резко бабахнувшего в глаза дневного света. пространство перед ним казалось необъятнейшим из-за местного стадиона с достаточно большой дорожкой для бега, заступающими за друг другом ряды скамеек и с разметкой для пионербола и футбола посередине. непонятно, правда, зачем таким суровым людям, как гэбисты, все эти забавы, но стадионы строились по одинаковой системе и с этим голову решили, судя по всему, не морочить. ровно посередине этой махины бодро стоял майор в кителе вместо формы и рассматривал шеренгу сдающих, ища два недостающих лица, но вопрос опередили подбегающие к строю олег и игорь, которого первый почему-то приволок с собой, а не на скамьи. егор бы и не слушал, что майор начал говорить с важным видом присутствующим, если бы не... — летов. он все так же лениво взглянул на него: — чего вам? — не "чего вам", а "присутствует". — так вы ж меня ви... — разговорчики, — холодно оборвал его мешков. — почему в гражданском? — так, э-э, я же не сдаю... — в составе есть? — ну, есть... — значит, сдаёшь, — мешков был беспрекословен, как стена и практически уничтожил этим бедного игоря, который ну никак не ожидал сегодня бегать. — шагом марш надевать хотя бы майку, ждать дольше пяти минут не буду. — так а... у меня нет... — товарищ майор, я ему свою дам! неудивительно, что из шеренги уверенным шагом выступил олег. майор одобрительно кивнул ему без слов, и лейтенант спешно повел игоря в сторону: — давай, бегом, чтобы не засмеяли за хилости твои... — я тебе дам "хилости"! — игорь жутко рассердился, уже переступая порог раздевалки и дёрнул его за майку. — будто сам охуенный качок! — держи уже и не выступай мне здесь, — олег легким движением снял с себя майку и передал ее летову, что уже угрюмо расстегивал рубашек. давай быстрее, сказали же, ждать не бу.... — слушай, олег... мне как-то похуй, что он там мне говорит. может... задержимся? — ворчание игоря перешло в шаловливое заигрывание, и он окинул лейтенанта многозначительным взглядом. — я серьёзно. — я тебе останусь! майор нам так останется, что мы вылетим из этого кгб, как пробки... — то есть, тебя только это беспокоит? — цыц! — олег ткнул одежду понастойчивее и застегнул на себе "забытую" на пожарный случай олимпийку. — ишь, как любитель поспорить!.. игорь только подмигнул ему и потащил на выход, хоть и со страхом в глубине души осознавал, на какой пиздец его подтолкнул майор.... *** когда игорь услышал, что ему наравне с остальными придётся пробежать десять кругов этой громадины за несчастные тридцать пять минут, он пожалел, что вообще родился на этот свет. даже беспомощные взгляды в сторону лейтенанта не особо помогли, ибо он смотрел в ответ точно так же беспомощно и с диким сочувствием, понимая, что егор такими темпами вряд ли доживет до следующего часа. он понимал, что играть в гляделки бессмысленно и, тихо матерясь под нос, когда майор дунул в свисток, споткнулся и чуть не грохнулся на начале пути, наблюдая за тем, как олег легко и плавно побежал вперёд, как и все остальные. так вот, что значит пасти задних... хорошо известная песня высоцкого была совсем не кстати, ибо отстающие всё же были, при чём ровно одна штука — старающийся выровнять дыхание игорь отчаянно бежал вокруг этого ёбаного стадиона, как посланец в средние века, сообщающий об окончании войны, только непонятно ради чего и куда. собственные кеды начали мулять уже на втором кругу, а на третьем дыхание сбилось еще больше и лёгкие горели огромным неутомимым пламенем, грозятся вылететь с груди вместе с сердцем. дошло даже до того, что перед глазами у егора начали плясать мутные пятна. олег заметил это печальную картину и подбежал к нему, пробегая для себя уже четвертый круг и ловя его под локоть. егору это категорический не понравилось: хоть он и чувствовал, что это — полнейший пиздец, но хотел завершить бег без чьей-либо помощи: — эй! ха... пусти меня!.. — не-а! сам погибай, товарища выручай, побежали-побежали! олег прижал его руку к себе крепче и побежал с ним чуть увереннее, пока у егора уже начинали заплетаться ноги. сложно передать словами то, что чувствует неспортивный человек с букетом проблем со здоровьем и таким же образом жизни при активных физнагрузках, самое простое объяснение — конец света. создавалось чувство, что органы вот-вот откажут и желудок от усталости и напряжения вывалит всё содержимое на резиновую траву непривлекательным кукишем, но самый кошмар заключался в том, что бежали они в особо жаркий день, когда вышло солнце... сердце уже совсем не выдерживало и било бешеной тахикардией в уши. хотелось прыгнуть несчастному олегу на руки и "добежать" так оставшиеся два круга, но судаков разбил эти мечты, мягко подтолкнув его в спину: — давай, я уверен, что ты добежишь раньше меня, осталось немножко! игорю очень не хотелось подводить ненаглядного лейтенанта, и это стало огромный пинком под его тощий зад. он, собрав последние остатки сил с глубины души, поднажал на подкашивающиеся ноги... и чёрт его дёргнул посмотреть на солнце. в нём игорь нежданно увидел свет в конце тоннеля, хоть и раньше говорил, что ему нужно радоваться — сейчас была точно не такая ситуация, в которой солнцу надо было улыбаться... это скорее ощущалось, как некое облегчение, потому что при взгляде на него конечности игоря тепло обессилились и яркий свет вдруг сменился темнотой с твердым ощущением полёта и небольшого удара на затылке. игорь так забегался, что грохнулся в обморок. олег, добегая свой круг, сначала и не понял, куда девался игорь, но, увидев неожиданно появившееся столпотворение вокруг чего-то, что лежало на траве, понял, что произошло. он не был особо удивлён: игорю были свойственны такие вещи из-за перегрева или же нервного напряжения, а тут всё это дело подкрепилось ещё и огромной нагрузкой... но он очень испугался за летова, что, собственно, было ожидаемо, ведь он над юношей иногда чуть ли не трусился. он с круглыми от волнения глазами подбежал к бедняге, увидев, что вместе с ним подоспел и майор. он, окинув игоря то ли сочувствующим, то ли равнодушным взглядом, бросил: — н-да-а... а ведь это стандарт! всего десять кругов... — майор, ради бога, закрой рот. он явно не ожидал услышать такое от олега в сердцах и от удивления и правда замолчал, лишь кивнув одному из кгбистов: — несите нашатырь. когда запыханный рабочий прибежал с пузырьком ядрёной жидкости и тот оказался у мешкова в руках, он открыл его и, поморщившись от резкого запаха, поднёс его к носу летова. игорь в ужасе очнулся, как только услышал запах нашатырного спирта и жадно заглотал воздух ртом. он почему-то был безумно благодарен небольшой толпе за своевременный тенёк и не без помощи некоторых принялся кое-как отходить к скамье, пока майор, бросив на него беглый взгляд, огласил очередной подвид нормативов: — сорок отжиманий. поехали, расходимся. *** — да чтоб он опух, блять, этот мешков! — олег уже час выслушивал еще более свирепого игоря, хотя они должны были ещё давно спокойно сходить в душевую и пойти домой, но игорь никак не мог успокоить свой неугомонный пыл и крыл трёхэтажным матом и без того покрытую личность бедняжки-майора. причина была до смеха проста: майор потребовал сорок отжиманий и с егора. лейтенант, конечно же, возмутился, мол он только что очнулся от солнечного удара и изнеможения, но получил ответ в духе "нормативы для всех равны" и ему поневоле пришлось скрыть все гневные чувства. игорь не дотянул и тут — на двадцать третьем отжимании на дрожащих руках упал на землю и его хватило только на усталый ох и вздох. он бессильно обернулся к майору: — засчитай, дядь, ну чё я тебе сделал... — нет. переделывай. тут смело вмешался олег, дабы наконец освободить летова от страданий: — слушай, майор, давай я за него доделаю. в чём сложность-то заключается? — нет. не положено. он пошёл на отчаянный ход: — я возьму на себя пару отчётов. идёт? — ...и дело. — ну ты уж не наглей, а! в общем, день у горе-героя явно не задался, хотя созерцать перед собой старательно отжимающегося судакова с красным от напряжения лицом и влажной от пота грудью было не так уж и плохо, а совсем наоборот... настоящим блаженством после пережитого мрака стал момент захода в душевую кабину и ликующая свобода, что заключалась в полном освобождении от мокрых и грязных вещей. для летова было огромной радостью не солнце, на которое он не будет смотреть ещё минимум месяц, а сладкое чувство истомы на холодной плитке с заплывшими швами. олег с этим припозднился, ибо имел привычку аккуратно складывать вещи перед походом куда-либо, и как только он бережно положил сложенную стопку одежды на скамью и собрался зайти в кабинку, как увидел в соседней крайне удивлённую голову егора: — а ты куда намылился? — ...в душ. логично же... — не в тот душ идёшь! — не понял? игорь раздражённо цокнул языком, будто бы его намёк был совсем очевидным: — олег, не глупи и иди сюда! двадцать сем лет, а ума, как у кузьмы трезвых дней... ну же, быстрее! олег с небольшим непониманием направился в душевую кабину к игорю, но как же он мог не догадаться тому, на что он негласно подписался? всё сомнение в летове ушло, когда он скользнул взглядом вниз и увидел призывно стоящий колом член. олег вновь не был удивлён, но с упрёком улыбнулся: — ах ты... — кто? грязный чёрт? знаю. но ничего! мы как раз в душе... странно, конечно, что я вообще здесь нахожусь, но я бы посоветовал тебе этим воспользоваться, — игорь притянул судакова к себе и сладко поцеловал его нижнюю губу, с радостью замечая, что олег охотно отвечает на неожиданную ласку. похоже, что день завершается не так плохо... — игорь, я... — мне слова не очень интересны. а вот действия... — юноша вскинул подбородок вверх и, не обращая внимания на прилипающие волосы, провёл рукой по полностью открытой для него промежности олега, заставляя и его налиться кровью в тягостном ожидании. — давай же. не бойся, что упадём, ты, главное, крепко держи... эти слова полностью сорвали с олега крышу. он в бешеном порыве схватил игоря за талию и даже не стал особо размышлять, как бы уместить прелюдии и все прочие непотребства в пятнадцать минут: он был слишком увлечён тем, что сейчас происходило прямо перед ним, так молниеносно и прекрасно. он прихватил зубами кожу на шее егора и мягко отпустил, не давая ему передохнуть и заставив зашипеть, осторожно всосал кожу и поставил несколько не особо сильных меток на шее. летову это явно понравилось и он рвано прикусил его за ухо, терроризируя его бледные бёдра своими острыми коленями: — да трахни ты уже, ну... у нас не так много времени... олег одной рукой включил душ — вода шумно ударялась о кафель и соблазнительно стекала по их телам, становясь прохладной и создавая очень удобный шум для особо заинтересованных. олег в нетерпении заскользил рукой по стояку рядом стоящего и вновь вырвал из него мычания, скулёж и вздохи — они могли не бояться, пока вода включена. игорь был слишком распалён для прелюдий, и судаков понял это без слов по тому, как сильно было сосредоточенным для таких моментов его лицо: он смотрел неотрывно, словно ожидал того, чтобы в него наконец вошли и отымели как следует сквозь долгие дни ожидания этих сладострастных минут. олег судорожно сглотнул и взял стоящее на полочке мыло. он понимал, что идея не самая лучшая и можно было предусмотреть такие ситуации, взяв вазелин, но кто бы мог подумать, что они оба застанут друг друга врасплох прямо в душевой? будто бы обычной нагрузки ему не хватило... — мой мальчик, потерпи... олег не сдерживал слов в таких порывах и подумал, что раз начал, то нужно довести до конца, и сделать это невероятным способом, что точно доведёт игоря до приятной дрожи в коленях, чтобы он буквально молил о непристойным продолжениях. палец скользнул по нежной ложбинке, обогнул крестец и точку у мошонки, вновь возвращаясь к заветному месту. он осторожно смазал игоря и, моля о том, чтобы ему было не больно, крайне бережно вошёл с тяжёлым выдохом. егору не было больно — он скорее охуел от того, насколько ему стало хорошо. он не мог сдерживаться от нереально заводящего скулежа, пока олег осторожно, но уверенно входил в него. ему нравилось это чувство приятной наполненности, вот-вот подкосящихся ног для приторного полёта в этот мир удовольствия, что уходил только так же быстро, как и появлялся. мокрая спина шлепалась о стенку, как и бёдра о друг друга, и оба даже не посмели обратить внимания на небольшой холодок и смену температуры воды на совсем летнюю; юноша и подавно был увлечён губами лейтенанта, боясь признаться ему в собственном шаловливом, если так можно выразиться, мазохизме: он часто представлял подобного рода соитие с властным чекистом и был не против сам повластвовать, радуясь, что такой есть и у него — любимый и пробуждающий в себе неугомонного любовника с мгновенно сталкивающимися, но проницательными взглядами на друг друга, доводящие до сочного греха как можно быстрее. олег кончил первее, ибо не мог сдержаться и здесь: больно не хотелось затягивать, и игорь, посчитав, что этот миг прекрасно подходит под понятие быстроуходящих, излился вслед за ним, как в последний раз. как же чертовски хорошо... на отдышаться времени осталось немного, но, смыв с себя пот и телесные жидкости за довольными и влюблёнными взглядами, они с невероятно, как бы выразился игорь, кайфовой усталостью вышли из душевой и, казалось бы, всё завершилось идеально и переживать не о чем, но... на скамье флегматично восседал майор и, завидев прикрывающих срам двух казанов, глупо хохотнул: — что вы так смутились? в одной кабинке, мылись, что ли? — на их лицах не проступила даже нервной улыбки, потому что понимание, как сильно они попали уже во второй раз, ударило в их мозг не опять а снова. — ах опять... что, ж лейтенант, мне действительно придётся провести с тобой крайне жёсткий разговор. завтра в десять ко мне на ковёр.