Вампиры не едят сладкое

Исследовательский центр имени Рубинштейна пылает тысячью огнями, празднуя знаменательное событие — побег самых перспективных своих подопытных. В этот день на свободу выходят гипнотизер-детоубийца, он же младший вампир по имени Поэт; клятвопреступник, поднявший лапу на своего вожака, он же лев-оборотень по имени Кризалис; и фатально обгоревший на солнце старший вампир по прозвищу Огонек, который просит обращаться к нему по имени-отчеству — Василий Павлович. Из троих заключенных Центра он, пожалуй, меньше всего заслужил оказаться на лабораторном столе у доктора Рубинштейна, однако это было его личным решением. И сбежать, подпалив полцентра, было тоже его личным решением, с которым его соседям по «палате» пришлось смириться. Хотя не то, чтобы они были сильно против. — О, дайте, дайте мне свободу! — кричит Поэт во весь дух, едва ему удается выбраться из здания Центра. В этот радостный день он был слишком неугомонным и поначалу рвался поскорее увидеть «доктора», но огонь, на который он наткнулся, открыв одну из дверей, заставил его заметно поумерить свой пыл. Нет, он еще пытался хоть кого-нибудь найти, однако свет, исходящий от пламени, был слишком ярок и мог опалить на расстоянии не хуже солнца. Тогда вампир, как дикий зверь, убегающий от лесного пожара, метнулся к спасительному выходу, ориентируясь исключительно на свою память: он запомнил все переходы еще в тот момент, как его насильно привезли сюда. Теперь он стоит под козырьком, широко улыбаясь, и внезапно чувствует, как кто-то сильный толкает его в спину: — Ну, на тебе свободу, че орешь-то. Стоит вампиру оказаться за пределами козырька, как на его бледную кожу тут же попадает свет, обжигая. Заверещав, Поэт рвется назад и падает в ловко подставленную простынь, в которую его тут же укутывают со всех сторон. Лев, конечно, взять тряпки сам не догадался, об этом заранее позаботился Василий Павлович, который прекрасно знал, что случится, если выйти на улицу днем. — Я туда не пойду! — вырывается Поэт, но его никто не слушает: все те же заботливые руки подхватывают его, прижимая к себе, и накидывают край простыни ему на лицо. — Вот крикун! — слышит вампир ворчание оборотня прямо над ухом. Кризалис воровато оглядывается: надо спешить, в любой момент могут приехать пожарные и охотники на нечисть. Беглецов запихнут обратно в Центр, который для обычных людей был просто дуркой, и тогда они уж точно никогда не спасутся от загребающих лап Дока. — Не задохнешься там? — Я не нуждаюсь в дыхании так, как оборотни или люди. — А… — неловко тянет лев. Он уже и забыл об этом, все же, не так часто с вампирами общается, чтобы знать все их причуды. — Ну, ты это, не высовывайся тогда, — предупреждает оборотень и делает шаг вперед, навстречу солнцу. Поэт весь сжимается и дрожит: боится, что ткани не хватит на то, чтобы скрыть длинные ноги. Сейчас его жизнь зависит от того, бросит его Кризалис или нет. А Кризалису он, вообще-то, особо не доверяет, и есть, за что. — Нормально? Поэт что-то мычит в ответ. Не кричит — значит, не больно, но сжимается еще сильнее, прижимая колени к груди спасителя. Лев вопросительно оборачивается к Огоньку: это ведь горелый пень устроил побег, пусть и показывает, что делать дальше. А то все произошло как-то неожиданно, без предварительного сговора и составления хоть какого-то, даже самого худого, плана. Если пойдут пешком — нагонят их быстро. Оборачиваться при всех не вариант, люди могут заметить огромного льва и позвонить в полицию или в зоопарк. Непонятно, что из этого хуже — и там и там сидят «свои» люди. Старший вампир колеблется, словно размышляя, вернуться ли ему, пытаясь потушить огонь, или пойти с этими двумя. Василий Павлович бы и не устраивал пожар, вот только это самый лучший способ отвлечь внимание. Лабораторные образцы не пострадают — система пожаротушения в той части здания работает на совесть, чего не скажешь о другом крыле. Док тоже в безопасности, старший вампир об этом позаботился. Можно идти. — Быстрее, — подгоняет Поэт, которому кажется, что он уже слышит вой сирен. Видя, что это не помогает, он заходит с другого конца и жалобно замечает, делая голос как можно плаксивее: — Все равно жжется… Кризалис, наконец, отмирает. Он тут сейчас самый сильный и здоровый, солнце на него никак не действует, значит, настала его очередь принимать решения и брать на себя ответственность. — Хочешь, завернешься, и я на спине тебя понесу? — с неохотой предлагает он Огоньку, поудобнее перехватывая свое вампирское сокровище. Двоих он вполне может поднять, пусть и тяжеловато будет. Другой вопрос — как далеко он с ними уйдет. Огонек на его щедрое предложение только покачивает головой, накинув простынь на манер панчо, и... встает со львом рядом. — Ты че? — поражается Кризалис и отскакивает в сторону, не желая стоять слишком близко к будущему живому факелу. В прошлый раз этот чудик всю шерсть ему подпалил, неделю потом воняло. Самое запоминающееся знакомство в его жизни — во второй раз испытывать такое сомнительное удовольствие оборотень не решается. С другой стороны, если бы лев не вытащил тогда самоубийцу из-под солнечных лучей, спасать попавшего в Центр оборотня сейчас было бы некому. Так что квиты, получается. С вампиром, на удивление, ничего особенного не происходит. Да, от кожи на лице и ногах начинает исходить подозрительное шипение, но застарелые ожоги и рубцы не увеличиваются, и огонь не вспыхивает. Это походит на чудо. Как и то, что Огонек когда-то остался жив. — Кажется, я не могу обгореть еще сильнее после того, как ты меня навылизывал, — задумчиво замечает он. — Может, с Ванькой тоже так сделать? — радуется лев и шутливо покачивает свертком, как будто намеревается вытряхнуть оттуда Поэта, но тот вдруг гаркает низким голосом: — СТОЙ! — и желание веселиться тут же пропадает. Воспользовался гипнозом, и это сработало даже без контакта глаза в глаза. У слабого вампира такое может получиться только благодаря очень сильному отчаянию. Или страху. — Ладно, ладно, успокойся, не сделаю я ничего, — лев тыкается мордой куда-то в область его ключицы, пытаясь успокоить. И, наконец, вспоминает о деле: — Куда сейчас? Ко мне в ночлежку? — НЕТ, — снова припечатывает Поэт. — Ты на крыше спал, чтобы от меня быть подальше. — Не от тебя, а от вампиров, — поправляет Кризалис, быстро идя за Огоньком, который за время их спора успел уйти на вампирской скорости и вернуться с отобранными у кого-то из персонала ключами от автомобиля. — Короче, есть у меня подвал один… — А что-нибудь получше? — Ладно, — сдается Володя, борясь с желанием почесать себя за ухом. Лишний раз шевельнется — и вампиренышу каюк, так что приходится терпеть. — На хату тогда рванем, отсидимся там, а дальше решим… Вообще, на второго вампира приглашение не распространялось, оборотню вполне хватит и одного. Но не бросить же теперь Палыча, он все-таки помог выбраться... Огонек спор между выгодой и совестью не замечает — ему плевать, что там Кризалис о нем думает. Оказаться как можно дальше от ученых-палачей сейчас важнее. Будь у вампира выбор, он предпочел бы наземному транспорту метро. Там темно и спокойно, а если не успеваешь вернуться до восхода солнца — можно прикорнуть, устроившись на потолке в туннеле для поездов. Но ехать на машине все же лучше, чем идти пешком по солнцу, да еще и с постоянной угрозой быть пойманными. Не работниками Центра, с ними он разобрался. Но мало ли, кому троица еле плетущихся оборванцев покажется подозрительными. Сил хватает только на то, чтобы нажать на брелок, найти по звуку нужное авто и открыть дверь. Дальше вампир валится в просвет между передним и задним сиденьями, скрючившись на полу и с головой накрывшись простыней. Поэта Кризалис укладывает на самом сиденье — тот пытается распрямиться, но ноги не помещаются. Оба вампира, очутившись в относительной безопасности, затихают и, кажется, впадают в спячку. Володя растерянно переводит взгляд с одного на другого, осознав, что остался один. — Ванька, Васька, ау?.. Я, вообще-то, в последний раз машину у деда в деревне гонял, а потом зарекся за руль садиться, когда курятник чуть не снес... Эй! Но никто ему не отвечает. Делать нечего, приходится отобрать ключи у «окуклившегося» Огонька и сесть на место водителя. Можно, конечно, закрыться и остаться здесь, надеясь, что никто не заметит пассажиров и начнет искать их где-нибудь подальше, но камеры видеонаблюдения наверняка их сдадут. А значит, прятаться на видном месте — не вариант. — Так... — не с первого раза, но машину удается завести. Индикатор показывает полный бак, значит, уехать можно хоть в другой город. Кризалис пристегивается трясущимися руками и снимает машину с ручника. Теперь коробка передач... Ногу с тормоза пока не убираем, а то протаранить соседей по парковке не хотелось бы... Кризалис быстро крестится, пока никто не видит, и предупреждает: — Если далеко не уедем — меня потом не вините. Вампиры отвечают согласным молчанием, и Кризалис поворачивает руль. Машина трогается. За ней, к счастью, пока никто с мигалками не едет, и оборотень позволяет себе немного расслабиться. Ехать по городу — не то же самое, что по проселочной дороге. Слишком много полос движения, слишком много знаков и правил, которые давным-давно вылетели из памяти, если вообще там когда-то были. Машина оказывается автоматом, и хотя ехать на ней проще — не надо думать о переключении передач, — нога все равно по инерции пытается нащупать третью педаль, и тормозить выходит с огромным опозданием. Но все, вроде, получается. Лихачит Володя — мама не горюй, желая, с одной стороны, избежать погони, и с другой, банально не умея нормально регулировать скорость. Та часть мозга, которая отвечает за рациональность, намекает, что сейчас для полного счастья не хватает только ментов на хвост подхватить, но то ли Володя родился под счастливой звездой, то ли в этот день доблестные ДПС-ники решили взять себе выходной, только никто его не останавливает, да и аварий удается избежать. Видимо, чему-то дед обучить его успел, пока курей не стало жалко. Время от времени Владимир посматривает назад, проверяя, как там поживают любители соснуть. Перед ним предстает ужасная картина разодранной Ваней обивки, в которую тот выпустил когти, пока пытался удержать свое тело на сиденье на особенно резких поворотах. Будь это машина Кризалиса, он бы за такое покусал как минимум, а так… Обидно, конечно, но тачку все равно придется где-нибудь бросить. Слишком уж она приметная и приведет тех, кто будет искать беглецов, к нему домой. Вот поэтому и не хотел везти на хату… Небезопасно это, лучше не палить, но оборотень тут же представляет себе в красках, как вампиреныш хватается всеми руками и ногами за машину, двери, стены, не давая себя занести в звериную «берлогу». Меньше шума будет, если отвезет к себе, к тому же, так ближе. Идея бросить вампирюг приходит в голову несколько раз. Когда Володя просит у консьержа запасные ключи — «Опять я свои где-то посеял, Семеныч, как бы я без тебя жил…»; когда взваливает каменные туши на оба плеча, хотя мог бы сжечь кровососов к чертям вместе с машиной — «Не обращай внимания, Семеныч, кореша мои так нажрались, что спят без задних ног, видишь, вон, с одеялками оба»; и когда заносит два тела к себе на хату, складывая их обоих на кровать. Можно же оставить их здесь и уйти… И больше не возвращаться… Но Ванюха пристраивается под бок Василия Палыча, и Володе это не нравится. Палыча он переносит в кресло, и Ваня тут же разваливается с удобством, раскинув в сторону руки и ноги. Из-под покрывала выглядывает только макушка — вся эта сцена так походит на один из Володиных снов, в которых вампир и оборотень были обычными людьми и жили вместе... Глядя на все это, Володя забывает о том, что подумывал бросить обоих кровопийц. Ладно уж. Мечту нужно хватать за хвост, когда видишь, что она начинает исполняться. Оборотень переводит взгляд на горелого и все-таки морщится. Слишком много вампиров на квадратный метр! Все ими провоняет… Запах, конечно, терпимый, но в гости нормальных пацанов не приведешь: будут шутить, что у него тут дед сдох. Хотя, глядя на Палыча, можно подумать, что и правда сдох. На Уголька падает свет из окна, и, хотя видимых проблем ему это не доставляет, Володя все равно заботливо задвигает шторы, чихая от пыли. Шторы плотные, основательные, не пропускают ни одного лучика, поэтому обоим вампирам должно быть комфортно. Вот только с улицы нужную квартиру теперь легко вычислить: у подавляющего большинства людей окна днем расшторены. Куда и как бежать, если за подопытными все-таки следили? Вампиров придется оставить одних, чтобы успеть уничтожить хотя бы самые очевидные следы. Нагрянет кто-то — будут отбиваться сами. Ваня что-то бормочет, переворачивается — бледная рука выглядывает из-под простыни, — но так и не открывает глаза. Душа противится тому, чтобы бросить его здесь без защиты, но ничего не поделать. Владимир наскоро переодевается в то, что находит на спинке кресла — Палыч никак не реагирует на то, как из-под его спины вытягивают одежду. Затем оборотень спускается вниз, в который раз проходя мимо Семеныча — вот кто не сдаст его даже под пытками, он и про львов в курсе, — и вновь садится за руль. Адреналин, стоило побегу закончиться удачно, наконец, схлынул. И Кризалиса внезапно накрывает воспоминанием о только что пережитом.