Уйдя по своим делам, Василий Павлович начал возвращать себе полный доступ к денежным счетам, благодаря чему к вечеру в доме Кризалиса неожиданно появился свет. Никто бы этого даже не заметил (все равно холодильник использовался как шкаф, еда испортиться не успевала), но в дверь постучал курьер, принесший новый сотовый. Связываться мысленно на расстоянии, конечно, прекрасно, но слишком энергозатратно, гораздо удобнее просто зарядить телефон. Кризалис под требовательным взглядом Поэта отыскал свой на ладан дышащий ксяоми с разбитым экраном и подзарядил его, ворча, что пора уже самому начать зарабатывать денежки, иначе так и останется на попечении горелого трупа.
В телефонной книжке было пусто, историю звонков Кризалис регулярно чистил, чтобы в случае чего никто не смог связать его с пушистыми собратьями. Идея снова связаться с ними якобы по поводу работы союзникам показалась отличной. Главное было получить разрешение на вход, а дальше уже — дело убеждения. Мысленно оборотень усмехнулся: настало время познакомить вампиреныша со своей новой родней.
Поэт никогда в жизни раньше не бывал в логове оборотней. И хотя ничего вокруг не напоминало африканские саванны, он этим разочарован не был. Пусть оборотни и пытаются казаться обычными людьми, так даже интереснее: в человеческих пабах он тоже никогда не появлялся. Как и в борделях, чем верхняя часть здания и является по ночам.
Напиться кровушки можно было и дома, ради состояния опьянения достаточно выпить кровь алкоголика, ради состояния эйфории — наркомана. В плотских утехах Поэт в последний раз заинтересован был, будучи еще зеленым мальчишкой, только-только вступившим в пору полового созревания. Вампирская же физиология была индивидуальна. Кто-то испытывал более яркие ощущения и сношался каждый день, кто-то не чувствовал ничего, действительно больше походя на ходячего трупа. А кто-то, как Поэт, предпочитал поэзию.
Поэт отчетливо ощущал себя куртизанкой, которую взяли с собой на мероприятие, чтобы послужила усладой для глаз. Он не мог сказать, что ему не нравилась идея явиться в логово оборотней в таком качестве, все равно новую одежку надо выгулять и самому развеяться. Да и шагать рядом с улыбчивым зверем, приковывая к себе внимание, очень даже приятно. Но все же не хотелось быть исключительно приложением к другому.
Тонкий вампирский нюх легко отличает людей от оборотней, вот только вампиром на этом празднике жизни он оказывается единственным, поэтому нет ничего удивительного в том, что у половины присутствующих из-за него морщатся носы. Какой все-таки некультурный народ! Вот он сдерживает гримасу отвращения, хотя их запах, усиленный многократно, точно также для него неприятен. С другой стороны… Из докторских пробирок воняло и похуже, а запах Кризалиса за месяцы заточения стал практически родным. Может, Поэт просто уже принюхался?
На первом этаже ирландского паба довольно светло, из-за чего бледную кожу слегка покалывает, а еще шумно — десятки посетителей говорят одновременно, производя мерный гул, но вампирский слух позволяет отделять одни голоса от других, игнорируя остальные. Этому тоже приходилось учиться, а сейчас Поэт этого даже не замечает. Паб набит битком — все столики уже заняты. Кризалис игнорирует их и уверенно поднимаются наверх по широкой винтовой лестнице, чтобы переговорить с тем, кто имеет власть, а Поэт идет за ним, не отставая ни на шаг. Конечно, он может с легкостью опередить его — оборотни быстрее вампиров только в обращении, — но все же лучше не нарываться, когда идешь в пасть ко льву.
Стоит им подняться, как к Кризалису тут же подходит здоровенный парень лихого вида, тоже весь в шрамах и с кулаками размером с голову Поэта. Вампир напрягается, приготовившись драться — уж слишком воинственно незнакомец выглядит, когда бросает на него настороженный взгляд. Но, повернувшись к Кризалису и игнорируя чужака, незнакомый зверь вдруг широко улыбается, ударив сородича в плечо, и начинает что-то говорить. Что именно, Поэт понимает не сразу. Умный Вампир любит перескакивать с языка на язык, но Жану из всех иностранных удалось в совершенстве освоить только один, да и то с огромными мучениями. Что и говорить, любовь к языкам у него отсутствовала напрочь. Но удивляет даже не это, а то, что Кризалис отвечает неожиданно уверенно, пусть и с таким зубодробительным русским акцентом, что даже у Поэта уши сворачиваются в трубочку:
— Донт кил хим, зыс ис май фрэнд.
— Ты знаешь английский?.. — удивления скрыть не удается.
Мысленно Поэт возвращается в прошлое, ко всей этой ругани в подвальных помещениях Исследовательского Центра, когда говорящий по-немецки Огонек намеренно выводил его из себя, пытаясь пробудить внутреннюю силу, а оборотню приходилось выслушивать много французской речи, на которой Поэт когда-то общался гораздо больше, чем на родном языке. Сейчас о французском пришлось забыть: Кризалис его не знает, а Огонек делает вид, что не знает. Но, оказывается, русский — не единственный возможный вариант для общения.
— Ну да, немного. И, в отличие от тебя, не выпячиваю это каждую свободную секунду. Ю кэн спик насынк нау, смол маус.
— I don't want to upset you, but I understand English.
— Черт.
Умный Вампир считал, что человек, называющий себя Поэтом, просто обязан говорить на языке Шекспира. Из всех названных сыновей только Стикс родился в Англии, но тот был не особо словоохотлив. Староанглийский, Поэт, что неудивительно, так и не освоил, хотя вампирам изучение нового дается куда проще. Просто ему не хотелось.
— Мой жена учить ми русский уже несколько годы, — улыбается здоровяк еще шире, переходя на такой же «хороший» русский, как у Кризалиса — английский. Он все еще принюхивается к Поэту, не скрывая этого, и вампир чувствует, как его вдруг слегка прикусывают за ухом, оставляя на чувствительной коже свой запах. Вампир с трудом заставляет себя не дергаться, чтобы не выдать себя; иначе львы почувствуют, что все это обман, и разорвут Поэта на месте. — Есть вампир твой жена тоже? Я не смеяться. Но он нельзя здесь. И ты нельзя здесь.
Мужчина явно не намерен пропускать их дальше лестницы, хотя они и предупредили о своем приходе. Точнее, Кризалис не уточнял, что приведет с собой вампира… Речь шла просто о «друге», которому нужна помощь.
— Ему нельзя и тебе нельзя, — поправляет вдруг знакомого Кризалиса женский голос, и к говорящим подходит, слегка прихрамывая, ярко-рыжая девушка, тоже, судя по запаху, львица. Поэт переводит недоуменный взгляд с одного на другого. Все львы рыжие, что ли?.. — Джош, не позорь меня перед ними, иначе я ударю тебя толковым словарем и учебником по русскому.
— Толковый словарь тяжелый, — жалуется названный Джошем и потирает голову, как будто его действительно только что ударили. — Но твой рука больше тяжелый.
— Почему у тебя рука мужского рода? — продолжает девушка обучать, предположительно, американца.
— Потому что сильный.
— И жена?
— И жена сильный.
Девушка не сдерживает смеха, и здоровяк притягивает ее к себе, целуя. Поэт удивленно моргает — на его глазах не часто столь открыто проявляли чувства — и ловит на себе взгляд Кризалиса, который, кажется, хочет поступить точно так же. Вампир и так простил ему выходку с ухом, но поцелуй, да еще и при этих двоих — это уже слишком! Поэт быстро кладет ладонь на его губы:
— Нет.
И чувствует, как острые зубы впиваются в кожу, оставляя новую метку. Руку приходится отдернуть — вести себя так на публике попросту неприлично. Они же не звери, которые только-только вырвались из клетки. Хотя… Кого он обманывает. Все кончено; Поэт теперь другой и жизнь — тоже другая, и нужно играть по ее правилам, как бы не хотелось иного.
Вампир собирается с духом, перебарывая страх и толику неприязни, а затем целует зверя в щеку — достаточно неторопливо, чтобы оценили остальные, — и отворачивается, как будто ничего не случилось. Кризалис ошарашено застывает. Это что сейчас такое было?.. Слова девушки практически проходят мимо ушей:
— Вовчик, тебя же просили здесь не появляться. Зачем заходить сразу через главный вход? Да еще и с отреченным вампиром? Вас обоих прятать теперь поздно.
— Я говорил, что приду. Мердок здесь? — Кризалис оглядывается, как будто вожак может в любой момент выглянуть из-за угла. — Дело есть.
— Вы опоздали, они вместе с Финном уже давно уехали. Здесь сейчас только Кирк, а ты ведь знаешь, как он ненавидит…
— What's going on?
— …тебя.
От ворвавшегося в разговор пахнет львом, но не потому, что сам он лев. Это метки, причем метки вожака. Одна из них виднеется у незнакомца на шее — Поэт приковывается к ней взглядом, и человек (человек ли?) раздраженно поднимает воротник, скрывая ее. Корни волос седые — красится в русый, чтобы было не так заметно; глаза разного цвета, один голубой, другой зеленый, в общем, внешность очень необычная и запоминающаяся. Поэт может поклясться, что никогда в жизни его не видел, но этот человек и его запах… Он как будто встречался с ними очень и очень давно в своих собственных снах.
Эмоции напрягшегося Кризалиса ощущаются на подкорке, но не нужно быть с ним связанным, чтобы видеть неприязнь между этими двумя. Володя в целом любит прайд, но эта змея… Кирк был против Кризалиса от начала и до конца. Времена всегда нелегкие, нет смысла тратить силы и время на пустую благотворительность, обучая новую особь, которая в итоге все равно уйдет в свободное плавание.
Кризалису как будто ничего не было надо, хотя ему предлагали остаться среди львов навсегда, и это самое выгодное предложение, какое кому-либо делали. Не каждый удостаивается такой чести, и из-за чего? Из-за того, что какой-то левый чел с улицы приполз на костылях и умолял ему помочь? Подумаешь, один из львят обучался в той же спортивной секции и тренера, в целом, знали. Подумаешь, лев из Владимира обещал стать сильным, а это значит, что в случае необходимости он сможет встать на защиту и помочь отбить атаку любого противника. Все равно ему здесь не место!
После его появления все еще больше пошло по пизде. Выгоняй, не выгоняй — механизм запущен. Львенок слишком неосторожен, волкам это не нравится. Вампиры жалуются, что новая особь ходит за ними по пятам, мешая спокойно есть. Одна была радость — исчез на несколько месяцев, уже понадеялись, что сгинул с концами, а он вернулся. Еще и вампира с собой привел. И ладно вампира — того, кого выгнали с позором! Того, кто убивал детей! Да еще и смеет оставлять на нем свой запах, показывая, что враг находится под его защитой! Кирк с трудом борется с желанием вытащить нож и наколоть на него нарушителей.
— Убирайтесь!
— А ты, я посмотрю, избавился от акцента, пока меня не было, — ощеривается Кризалис. — Что еще скажешь?
— Иди нахуй. Твое место не здесь. Ты — это проблема. И Мердок имеет проблемы из-за тебя!
— Так он поэтому уехал, не встретившись со мной?
— Я не буду обсуждать дела прайда с чужаком.
— Охота на ведьм была тяжелым временем, верно? — невинно произносит Поэт, делая вид, что с интересом читает надпись на его черном худи. Он ожидал чего-то вроде «fuck you», но точно не «save nature». — Почему именно Россия? Почему не Ирландия?
Кирк замирает, глядя на него расширенными глазами. Поэт чувствует его поражение и гнев, улыбается мягко, все еще не сталкиваясь с ним взглядом, чтобы тот не подумал, что его гипнотизируют. А ведь гипнотизировать можно и голосом.
— Мой
друг ничего не знает, — продолжает Поэт, кладя Кризалису руку на плечо. С виду непринужденно, но на деле он цепляется за него, как за спасательный круг, боясь упасть. Вокруг слишком много врагов. Одно неверное слово... Володя осторожно кладет руку вампиру на спину и чувствует, как тот дрожит. — Зато я знаю. Не стоит говорить об этом здесь, может, пройдем в более подходящее место?
— Who the hell are you?!
Кирк напирает на него грудью, пытаясь казаться грознее, чем он есть. Его можно понять, он всего лишь хочет защитить то, что ему дорого. Джош встает между ним и Поэтом, предотвращая драку, и задумчиво переглядывается со своей женой. Она кивает на невысказанный вопрос.
— Вампир прав, — Джош слегка отталкивает драчунов друг от друга и награждается двумя злыми взглядами от змеи с мышью и одним благодарным — от собрата. — Мы не должны стоять здесь. Мы есть на виду. Неприятности появляться… — он косится на жену и исправляется: — …будут появляться.
Кирк недовольно отворачивается, но дорогу все-таки показывает, махнув рукой, чтобы следовали за ним. Джош тут же поравнялся с ним, держась рядом — они о чем-то переговариваются на английском так тихо и быстро, что не разобрать. Девушка же предпочитает держаться ближе к гостям, и хромота ее становится еще заметнее от того, как быстро идут мужчины.
— Простите мне мое любопытство и не сочтите за насмешку… — начинает Поэт разговор, желая немного разрядить обстановку — напряжение оборотней вполне осязаемо, и он принимает это на свой счет.
— Хочешь спросить, что у меня с ногами? — девушка слегка поводит плечами. — Меня, кстати, зовут Ника. Да-да, — прерывает она, когда видит, что он хочет представиться, — ты — Поэт, я знаю... Мне их оторвало. Джош знал, что иначе их не спасти, поэтому пошел на риск и обратил меня. Не все срослось удачно, но, — она мило улыбается, — это все еще
мои ноги.
Поэт выдерживает паузу, которую считает уместной в таком случае, и только затем продолжает:
— А оторвало их потому, что?..
Улыбка тут же пропадает.
— Я защищала права нелюдей. Во время «охоты на ведьм», раз ты ее упомянул. Это было... небезопасно.
— Но ведь Вы были обычным человеком, если я правильно понял. Почему же Вы вступились за нас?
— Думаешь, твоя жизнь не стоит того, чтобы за нее вступаться?
Поэт пораженно останавливается, и Кризалис вслед за ним, одаривая вампира вопросительным взглядом.
Люди, защищающие права детей ночи? Люди, теряющие из-за этого конечности? Охота на ведьм — кровавая война, о которой здесь, в России, практически ничего неизвестно. Считается, что люди, узнавшие о существовании подлунного мира, опасны, и должны либо быть подвергнуты уничтожению, либо тщательно контролироваться. А эта девушка…
— Нормально все? — Кризалис осторожно гладит его по тыльной стороне ладони. — Хорошо себя чувствуешь? Если хочешь, вернемся позже.
Поэт вымученно улыбается. «Моя жизнь стоит того», — проговаривает он про себя. И ему не нужно это доказывать. Ничего не говоря, он использует свою силу, чтобы за секунду догнать остальных. Кризалис не такой читер, так что ему приходится бежать, привлекая к себе внимание громким топотом. Услышав это, одна черноволосая девуля со смуглой кожей выглядывает из комнат для уединения, желая проверить, что происходит. И тут же безошибочно подходит к источнику шума.
— Хей, красавчик, — говорит она по-английски, обращаясь к Кризалису. — Давно тебя тут не видела, хочешь на мне прокатиться? Тебе — за счет заведения.
Кирк поджимает губы, неодобрительно смотря на нее. Она смотрит на него в ответ — с вызовом. А конфликтный человек этот Кирк, даже с местной проституткой что-то не поделил. Да и она, судя по выражению лица, еще та заноза в заднице.
Поэт быстро встает перед Кризалисом и замечает нейтральным тоном:
— Простите, мы не заинтересованы в Ваших услугах.
— А ты его гей что ли?.. — протягивает она слегка разочарованно. Но потом вновь воодушевляется: — Давайте тройничок!
— Джесс, Джесс, успокойся, — Ника неловко улыбается Поэту, отодвигая настырную девицу. — Они по делу.
— Так и я по делу! Хей, о чем это вы собрались говорить с вампирюгой за спиной у босса? И это тогда, когда вампиры обвиняют вас в… ммм, — Джесс пытает продолжить, но Кирк грубо затыкает ей рот ладонью и шипит ей в ухо: «Заткнись». У проститутки оказывается прекрасная боевая подготовка, и змей получает локтем в живот. Затем девушка выкручивает ему руку и шипит в ответ не менее злобно: — Не прерывай меня, О’Райли, я тебе не какая-нибудь тупая телка! Я знаю, когда можно говорить и что! Я работала на Хольта и выжила, черт возьми! — и поворачивается к вампиру, источая опасность. — Какого хуя тебе тут надо, прокаженный? Стало нечего есть, и решил перебежать на нашу сторону?
Если она пытается его обидеть, то может быть уверена — ее жестокие слова попадают в цель. Что еще можно подумать об изгнаннике? Естественно он просит о покровительстве, как иначе! Но даже если бы Поэт и думал о таком, он понимает: вряд ли кто-то добровольно пойдет на такой риск и возьмет под свое крыло того, против кого обернулся весь вампирский род. Зачем наживать себе врагов? Тем более ради «убийцы детей».
Кирк вырывается из захвата Джесс и раздраженно потирает руку. Что удивительно — больше не возражает, признавая ее правоту. Зато возражает Ника, привыкнув противостоять пацанке:
— Джессика! Потише, мы как раз идем разбираться, что он хо…
— Слушай, чувак, — девушка отмахивается от Ники и смотрит на Кризалиса. — Я не против ориентаций — би там, гей, я сама за разнообразие в постели. Но, в отличие от нашей святоши, — быстрый кивок на рыжую, — сильно против всяких кровососов. Они нас, типа, вытурить отсюда пытаются, а я только нашла местечко по душе. Так что идите-ка вы отсюда сибирским лесом, ладно? Пока пуль не наглотались. Серебряных.
Поэт даже не думает уходить, что только сильнее ее злит. И это заставляет его как следует к ней приглядеться: сначала скандалистка может показаться обычным человеком, но стоит ей хоть на секунду потерять над собой контроль, сверкая нечеловечески острыми зубами...
— Что среди львов делает волчица?
— Тебя забыть спросила!
— Волки ведь тоже мешают львам жить, верно? — давит Поэт. — Но тебя они не прогоняют. Значит, ты — неправильная волчица. А я — неправильный вампир.
Она закатывает глаза и говорит что-то то ли по-испански, то ли по-итальянски.
— Я стала волчицей, уже будучи среди этих людей, сосунок, а ты стал вампиром в доме Умного Вампира. Не сравнивай нас, мы разные. Но, так уж и быть, не убью тебя сразу, неправильный вампир, — сдается она. — Послушаю сначала, что ты скажешь. Но я буду присутствовать при разговоре. И это не обсуждается, Кирк! Вы с Мердоком оба мне уже по горло, если за вами не следить, то вас перебьют по одному. Мне деньги не за это платят.
— Ага, за еблю, — бурчит Кирк и получает от нее подзатыльник.
Эти двое не стесняются идти, переругиваясь так, что слышит весь бордель. К счастью, на верхних этажах никто не обращает на них внимания — не до этого. Когда они, наконец, доходят до кабинета, Джессика падает в огромное кресло — Кирк пытается ее оттуда согнать, но безуспешно. Тогда он встает рядом с ней, ворча, что обязательно расскажет обо всем Мердоку. Она в ответ говорит, что скрутит Мердоку яйца, если тот что-то скажет в ее сторону, и их ругань идет по новому кругу.
Поэт чувствует себя Огоньком, который следил за перебранкой двух соседей и жалел об отсутствии попкорна.
— Вы как, справитесь тут без нас? — заглядывает Ника в приоткрытую дверь. Улыбающийся Джош пристраивает голову у нее на плече.
— У вас своей работы нет? — тут же откликается Кирк, легко переключаясь с одного разговора на другой.
— Идите уже, — Джессика отмахивается от непрошенных «помощников» обеими руками. — Мамочка разберется.
Джош ловит взгляд Кризалиса и, подмигнув ему, щелкает себя по шее, как бы говоря, что им стоит как-нибудь вместе выпить. Жена наигранно бодает его головой в плечо и, вытянув его в коридор, плотно закрывает дверь.
Кризалис не хотел, чтобы Ника уходила, потому что она, вообще-то, работает переводчиком. Джессика, например, принципиально не говорит по-русски, и может вставить такое словечко, которое и американец не поймет. Кирк русский понимает очень даже неплохо, но из-за Джессики будет говорить на английском.
Володя с мольбой переводит взгляд на вампира, намекая, что из них двоих только он сможет поддержать беседу на достойном уровне, а не из разряда «моя твоя не понимать».
— Я Мердока подожду, — отнекивается Кризалис на русском, когда Кирк и Джессика настойчиво глядят на него. — Давно мы с ним не виделись, пивка бы попили, побазарили, а пока… Пусть он говорит, — и указывает на Поэта. — У него лучше получается.
Эх, закурить бы… Да сигарет, как назло, нет. В целом, Кризалис чувствует себя в компании старых знакомых не так нервозно, как Поэт, пытающийся скрыть свои чувства. Володя был рад повидать и Нику, и Джоша, и даже Джессику, с которой, не стоит скрывать, разок у него было. Кирку он уже не так радуется, но засранец привычен.
Когда-то Володя стоял в этом самом кабинете с выходом на балкон и запросто говорил с Мердоком о жизни. Главный лев промышлял торговлей оружия, паб-бордель, вон, устроил. Вампиры этого места сторонились, зато волки здесь бывали часто. Если упыри смешиваются с вампирами, почему и львам не смешаться с волками? Своим надо держаться вместе. Да и присутствие Джессики располагало к себе — к ней захаживали часто. Она здорово вынюхивает информацию, поэтому всегда одной из первых оказывается в курсе всех дел.
Кризалис подпирает спиной стенку, скрестив руки на груди, и скучающе всовывает и высовывает кончик языка в пустоту между зубами. Дай Поэту волю — три часа будет вещать, не переставая. Это им сейчас и нужно. «
Что радость? — Бабочка вдали, вблизи лягушка... Тьфу, теперь стихи в голову лезут».
— Прежде всего, хочу заметить, что Умный Вампир не виноват, — отстраненно начинает Поэт и ловит на себе два солидарных друг с другом насмешливых взгляда. Вроде ирландец с мулаткой и ненавидят друг друга, а вроде так схожи характерами, что впору называть их братом и сестрой. — Я не знаю точно, что сейчас творится в мое… в обществе вампиров, но знаю, что ему доносят на вас неверные сведения, чтобы от вас избавиться.
— Это мы и так знаем, умник, — фыркает Кирк. Но заметно, что несколько успокаивается, видя, что вампир не на противоположной стороне. — Когда от нас вообще не пытались избавиться? Все договоры эти — фуфло. Тебя слишком долго не было, — он сужает глаза, смотря на Кризалиса с осуждением, хотя сам же несколько минут назад активно его выгонял. — Вампиры…
— Начали нападать на нашу стаю… То есть, прайд, — встревает Джессика. — А, к черту, мы же все были людьми. Вырезают нас по одному, а если к ним обратиться — то они тут и не причем!
— Почему ты заговорил об охоте на ведьм? — возвращается Кирк к интересующей его теме. — И какое тебе дело до того, где мы живем? Что-то не нравится?
Кирк вновь начинает быковать, но бросает взгляд на опасно ухмыляющегося Кризалиса и передумывает. Поэт щелкает пальцами, вставая в театральную позу, и пафосно замечает:
— Насчет охоты на ведьм все просто. Я ее предсказал!
Наставник в него верит, как Умный Вампир не верил. Впервые стихи-предсказания могут послужить высшей цели. Впервые Жан действительно может добиться признания — пусть и среди кучки беглецов, попытавшихся найти в чужой стране свое пристанище.
Джессика, что, в общем-то, ожидаемо, от его слов начинает смеяться. Кирк же сжимает пальцами переносицу, словно у него внезапно ужасно разболелась голова.
— Что, прости? Предсказал?
Поэт кивает и, не меняя позы и тона, так же пафосно читает стихотворение, которое Кризалису было уже знакомо. Читает на русском — на английском писать не привык. Кирк и так понимает, Джессике приходится пересказывать общий смысл.
Эффект совсем не такой, как от чтения Огонька. Пал Палыч не просто так получил от оборотня прозвище Уголек — интонации у него всегда бедные и сухие, Поэт же читает с придыханием и чувством. Но, закончив одно стихотворение, он без предупреждения начинает другое:
— Два преданных врага, два верных друга
На поле боя встретились в ночи.
Один на помощь бросился к супругу,
Другая слышала, как тот кричит.
За деньги палачу служила.
Узнав всю правду, поспешила
Дурную участь избежать —
Злодейским планам помешать.
И двое отворили клетку —
На Божий свет явился зверь.
На них оставил свою метку
И вышиб страшной лапой дверь.
От зверя дева убегала,
Ругалась матом, верещала
И встретилась глазами с волком —
Не разглядела его толком…
— Как ты можешь знать то, чего не видел? — прерывает его Кирк. Все еще смотрит неверяще, но Поэт понимает — попался. Заболтай приближенных — и главный тебе поверит.
Память услужливо свертывает стихотворение в толстый свиток, не позволяя его закончить. Он придумал его когда-то давно, в один из длинных, одиноких дней, и совсем его позабыл. Тысячи стихотворений пылились на дне его разума, и не всегда их можно было вытянуть наружу. Момент упущен, но ирландца не интересует стихотворение. Его интересует Поэт.
— Я видел тебя, — признается вампир. Тысячи незнакомых лиц стояли перед его глазами, смутные, растворяющиеся во тьме вечности. Долгое время он думал, что у него просто очень хорошо развито воображение. А затем львы появились в городе. — В моменты вдохновения, когда еще не знал, что это такое. Но тогда у тебя оба глаза были голубые.
— Я носил линзу, — кивает О'Райли. Как вампирское отродье могло его видеть? — Чтобы меня не узнали. Я пришел выпустить Мердока, и Джессика мне помогла. Кризалис не мог рассказать тебе об этом, потому что он ничего не знал.
— Вот именно! — вскипает Джесс. — Значит, кровосос залез в голову одного из нас!
— Он может прочитать мысли только того, чью кровь пил, или кому смотрел в глаза, — качает головой Кирк, поджимая губы.
Ему тоже хочется обвинить во всем чужака, не разбираясь, но кто-то же должен играть роль доброго полицейского. Ничего, в следующий раз они с волчицей поменяются.
— О, точно, ты ж у нас специалист по нечисти, — подключается Кризалис, уловив знакомые слова. — Скажи, Поэт вылитый упырь?
Кирк на него никак не реагирует и требовательно обращается к соратнице:
— Поэт смотрел тебе в глаза?
— Да!!!
От полноты чувств она вскакивает с кресла, и Кирк тут же его занимает; его голова со злобным прожигающим взглядом едва выглядывает из-за столещницы. Волчица же вплотную подходит к Поэту, пытаясь его запугать, но он остается невозмутим. Что ему может сделать такая слабая особь? Он даже не уверен, что она умеет превращаться. В кой-то веки он встретил представителя подлунного мира, который оказался слабее, чем он!
— О чем ты думала в тот момент, когда он на тебя смотрел? — продолжает допрос О'Райли.
— Э… — Джессика теряется. — О том, что, не будь этот красавчик вампиром, я бы его оттрахала.
Ее чрезмерная, даже вульгарная честность поражает Поэта и приводит в ступор. ТАКОГО даже Кризалис себе не позволял.
— Если бы он читал твои мысли, то только это бы и услышал... — подводит Кирк неутешительный итог.
— А что, если он загипнотизировал тебя, а, красавчик? — поворачивается к Кризалису Джесс, которая не была бы собой, если бы сдалась так просто. — Чтобы ты привел его к нам, раскрыл все наши тайны?
Поэт от такой наглой клеветы принимает обиженный вид.
— Вообще-то... я не настолько силен, чтобы долго удерживать оборотня под своим контролем, — кривится он. Признавать свою слабость всегда неприятно.
— А сколько ты сможешь? — подается вперед Кризалис, интересуясь чисто из спортивного интереса.
Так как Кирк с Джессикой тоже требуют небольшой демонстрации, Поэт подчиняется, вглядываясь льву в глаза и пытаясь что-нибудь приказать. У Володи едва заметно дергается ладонь, как будто он не уверен, хочет он ее протянуть кому-нибудь для рукопожатия или нет, но он быстро возвращает себе контроль, просто отведя взгляд.
— Секунды две, — с сожалением отвечает вампир.
Но они оба понимают, что это не совсем правда. И оба вспоминают один и тот же день.
***
Если бы вампиры могли обращаться в летучих мышей, то они были бы всего лишь разновидностью оборотней. Иногда Кризалис думал об этом, когда смотрел на сжавшегося в комок Поэта. Черные вьющиеся волосы вампира были разбросаны по подушке; за них хотелось ухватиться, поднимая голову и оголяя белую шею, на которой темнела тонкая полоска электрического ошейника. Если у оборотня возникало желание вцепиться в чью-то шею — то он, вполне возможно, когда-то был в родстве с вампирами. Эта мысль тоже не давала Владимиру покоя.
Для оборотней вампиры на вкус были абсолютно несъедобны и даже могли вызвать несварение желудка. Стоило только окончательно прекратить их «жизнедеятельность», как они начинали стремительно разлагаться и ужасно вонять — вот почему Кризалис не попытался напасть на вампиреныша, запах которого преследовал его постоянно. Конечно, он скрывал, что знает о своем преследователе, и даже специально оставлял тому тушки повкуснее, с любопытством наблюдая издалека, как высокомерный юноша кривился, припадая зубами к очередной жертве.
Однажды они уже виделись на собрании родов, стай и прайда, когда оборотни и вампиры подписывали очередной мирный договор, очерчивая границы своих территорий. Петербург, как культурная столица, был поделен между всеми поровну, и что-то даже досталось людям. Здесь царила куда большая терпимость к представителям разных рас, чем в других городах России. На том же собрании Поэт был публично отлучен от рода, хотя обычно это делали на внутренних мероприятиях, допуск к которым был только у «своих».
Поэт слишком заигрался с человеческими детьми, устраивая им квесты и проверяя их на прочность. Очарованные им, одни сходили с ума, другие разбивались насмерть, прыгая с высоток по его приказу. Даже положительно настроенный к нему глава клана был выведен его поступком из себя. Отлучение должно было научить Поэта быть осторожным — вряд ли его выгоняли навсегда. Но получилось, как получилось — вампир сел оборотню на хвост и был пойман вместе с ним.
Иногда Поэт лежал настолько неподвижно, что, казалось, был мертв. Кризалиса это раздражало — он хотел хоть с кем-нибудь поговорить, но «мертвый» Поэт не откликался. Однако стоило льву пустить себе кровь, как труп «ожил», громко вдыхая запах.
Оборотень дразнился, бередя рану. Плевать на боль — заживет быстро, но как же было приятно смотреть за метаниями голодного Ванюши, который чуть ли не на стену лез, когда чуял кровь. Пал Палычу, вон, все равно — эта сожженная мумия может вообще ничего не пить и при этом почему-то продолжать оставаться в живых. Его дразни, не дразни — все по боку. Это даже не интересно.
— Не дай мне бог сойти с ума… — застонал Поэт, который, кажется, еще сильнее побледнел. Или, скорее, посинел. — Прекрати! Иначе я точно выберусь отсюда и выпью твою кровь.
— Мм… звучит как обещание, — засмеялся Кризалис. — Попробуй.
Поэт безуспешно попытался раздвинуть прутья, но силенок ему не хватило. Тогда он протянул оборотню руку, на которой вдруг выросли когти, и приказал низким голосом:
— Дай испить тебя.
Поэт не бахвалился, когда рассказывал своим соседям, что может управлять целой толпой. Он не уточнял, что это была толпа слабых, доверчивых и легко поддающихся гипнозу детей. Подчинить себе существо высшего порядка гораздо сложнее, и раньше он даже не смел этого пробовать. Эксперименты над телом забирали у него силы, но дух, запертый в вампирской оболочке, был все еще силен.
Выбор слов заставил Кризалиса ухмыльнуться еще шире. Он не знал, что задумал своенравный вампиреныш, и все же протянул ему надкушенную руку. Поэт вонзил в нее коготь, практически проткнув ладонь насквозь — Кризалис не моргнул и глазом, словно не почувствовал боли, — а затем крепко ее сжал, заглядывая в насмешливые глаза, взгляд которых начал стекленеть после короткого приказа:
— Вырвись из клетки, лев.
И лев вырвался.
***
— Что ж, резонно, — с неохотой признает Кирк. Ему не раз и не два приходилось иметь дело с вампирами и их силой, и слабачков можно было увидеть за милю. Будь Поэт хорошим гипнотизером, ни у кого даже вопроса о доверии не возникло бы. Более того, вампир не заявился бы просить о помощи у
львов. — Значит, ты хочешь сказать, что предсказал что-то, связанное с нашим прайдом, и решил обменять эту информацию на наше покровительство? Скажу сразу — нет. Назначь другую цену, покрывать вампира мы не мож...
— А это мы уже решим вместе, — внезапно перебивает его громкий, зычный голос, заставивший Поэта невольно вжать голову в плечи.
За широко распахнутой дверью вырастает великан. Нет, ВЕЛИКАН. Такой знакомый и незнакомый одновременно: рыжие волосы его стали заметно короче и частично потемнели, предвещая раннюю седину, лицо стало более заостренное, чем в тех образах, которые посещали Поэта, усы и небольшая бородка исчезли, но это все же был он. Ни с кем не перепутаешь. Запах — свежая кровь вперемежку с потом, взгляд — убийцы. Поэт закрывает лицо ладонью, не давая запаху просочиться в ноздри и пытаясь скрыть выступившие клыки. Отступает, наткнувшись на Кризалиса, да так и застывает. Спиной чувствует чужое напряжение — Кризалис так реагирует на своего вожака? Или на реакцию Поэта на его вожака? Чувствует, как горячая ладонь обхватывает его тонкую талию и прижимает к себе, чужое дыхание успокаивающе касается шеи. Одно-единственное слово — «мой» — на грани слышимости. Вторая рука льва осторожно убирает ладонь Поэта со рта.
Клыков нет.
Поэт чувствует, как его трясет. Причина может быть только одна — так реагирует слабый при встрече с сильным. Смешно, Мердок — всего лишь оборотень. Поэт жил бок о бок с Умным Вампиром, отдавая себе отчет, как много лет тот прожил, сколько тайных знаний скрывал. Маленький Жан был уверен, что Дядюшка следит за каждым его шагом, и поэтому боялся шкодить. Умный Вампир был для него Богом, а вожак львов что?
Нет, дело не в страхе и в остром ощущении опасности, точнее, не только в нем. Поэт
видел его, но никогда с ним не встречался. Видел его и захотел познакомиться со львом. Кризалис встретился на его пути раньше. А теперь Поэт — здесь, и это больше не игры его воспаленного разума, пытающегося заполнить пустоту выдуманными (или все же реальными?) героями.
Поэт высокий, но Мердок еще выше. На Поэта с юности никто не смотрел сверху вниз, одаривая таким быстрым и ничего не выражающим взглядом. Великан направляется к креслу — Кирк тут же подскакивает и спешит к шкафчику, откуда достает бинты и обеззараживающие, кровоостанавливающие средства. Тревога на лице змеи отпечатывается довольно четко, и он не спешит ее скрывать.
— Scat! — шипит О’Райли на Джессику.
Поэт ждет, что волчица захочет возразить, но она, наоборот, спешит ретироваться, ворча, что и сама не перенесет общество «этого ебучего МакАлистера». Стоит двери за ней закрыться, как в кабинете повисает почти идеальная тишина, которая нарушается только звуком разрывающегося пакетика с бинтом.
— Опять ты… — ворчит Кирк, всеми силами пытаясь сделать так, чтобы голос звучал раздраженным, а не заботливым. Говори он по-русски, так бы, наверное, и вышло, но английский выходил куда нежнее. Наверное, он рассчитывает, что половину его русские гости не поймут. — Твои раны…
— Пустяки, — вожак отмахивается и, стянув футболку, отбирает у подчиненного и по совместительству любовника бинт, явно намереваясь заняться перевязкой самостоятельно. — Финну больше досталось.
— Где он?
— К себе вылизываться ушел. Ах, к черту… — Мердок тянется к ящику стола, откуда достает пачку сигарет, и позволяет Кирку продолжить перевязку. Пальцем он манит гостей — Поэт чувствует, как в ответ на этот жест его легонько подталкивают в спину.
— Кровь, — морщится он. — Я не могу…
Если вожак увидит обнаженные клыки, он может расценить это как проявление агрессии, что не входит в планы Поэта. Он бы и рад никак не реагировать, все-таки, кровь оборотней, как и сами оборотни, пахнет неприятно, но едва может себя контролировать. Горло болит — ужасно хочется пить, а в комнате всего три потенциальные жертвы. К вожаку приближаться нельзя, к человеку тоже, а если притронется к Кризалису на глазах у других, то опозорит его. Поэт знает свое место прекрасно, а вот Кризалис слишком беззаботен и как будто не видит во всей этой ситуации никакой проблемы. Лучше, конечно, уйти на свежий воздух и дождаться, когда кровь прекратит течь. Но выйти без разрешения вампир тоже не может, если не хочет все испортить.
Кризалис развязным шагом направляется к столу и самым наглым образом спрашивает:
— Угостишь сигареткой моего
Anam Cara?
Действительно, беззаботный идиот. А Мердок даже ухом не ведет — протягивает ему пачку, из которой наглый зверь вытаскивает сразу две сигареты. Поджигает обе от зажигалки Мердока и протягивает одну Поэту. Мозги, стоит признать, у оборотня все-таки есть — никотин здорово отвлекает от любых запахов, и это одна из причин, почему вампиры часто курят в присутствии оборотней и людей. Кризалис догадался об этом сам, когда увидел, с какой тщательностью Огонек начал окуривать квартиру, в которой из каждого угла воняло львом.
Поэт предпочитает сильно надушиваться одеколоном, от которого у него отбивает нюх, а простых людей от него — отпугивает, но это работает не всегда, поэтому сейчас он с огромным облегчением присасывается к сигарете. Тонкие, холеные пальцы, аккуратно сжимающие сигарету самыми кончиками, не могут не привлечь внимание, и Кризалис ловит себя на том, что заворожено разглядывает их и думает о том, как они смыкаются на его…
— Он выбрал своим
Anam Cara вампира, — тянет Мердок как будто бы удивленно, делая вид, что в помещении один только О'Райли. — Причем такого, которого другие вампиры ненавидят еще больше, чем нас. Что я про него могу сказать? Кирк, подскажи?
— Он долбоеб, — охотно откликается Кирк, застрявший на перевязке плеча.
— Ты долбоеб, — соглашается Мердок, уже не в силах игнорировать Кризалиса и поворачиваясь к нему всем корпусом. — Причем уже все знают, что ты у нас, а это значит, что ты — долбоеб вдвойне. Ты чертовски облажался, и у тебя минута, прежде чем я выкину тебя из окна. Починку которого ты, к слову, оплатишь. Работу, так и быть, дам.
Поэт едва сдерживает фантомный порыв закашляться. Дышать ему, по сути, не надо, и подавиться дымом в его случае попросту невозможно, но иногда мозг забывает о том, что тело принадлежит не человеку, и способно выдать вот такие вот выверты. Кризалис от своего вожака, оказывается, недалеко ушел, поэтому они друг другу и понравились. Угроза Кризалиса ничуть не испугала, наоборот, будто придала сил.
— Любовь не выбирают, начальник, — подмигивает наглый львеныш, косясь на Поэта. Тот предпочел бы, чтобы при нем не произносили столь громкого слова, но его никто не спрашивал. — А особенно запечатление. Да, да, я с Никой и Джошем глянул пару частей той слезливой саги, вы же сами нормально инфы не давали нифига. А со входом проебался, виноват, хотел мышке все по красоте показать…
— Время, — морщится вожак, глядя на кончик тлеющей сигареты.
— Кровосос якобы предсказывает будущее и видит прошлое, — «сдает» Кирк и отходит от Мердока не небольшое расстояние, гордо глядя на дело рук своих.
Поэт во время перевязки старался не пялиться, но раны от вампирских когтей — более узких, чем от звериных, — не могли не притянуть взгляд. Только что Мердок драл его собратьев… Интересно, кого из них? И выжил ли противник?
— Я не вижу прошлое, — поправляет вампир. Голос хрипит от волнения, но он заставляет себя улыбнуться. Глаза Мердока тоже зеленые, как и его, но заметно светлее. От столь пристального недоброго взгляда становится неуютно. Но не зря говорили, что Кризалис тоже сильный. Если они сцепятся — кто победит? — Только будущее. В стихах.
— Поздравляю. Я тут причем?
Мердок резкими движениями накидывает на плечи клетчатую рубашку, застегивая ее на несколько нижних пуговиц. Сигарета скачет у него между зубами, но докуривать ее он не торопится. Главарь львов не выглядит особенно заинтересованным в разговоре — кажется, Поэта намереваются выкинуть следом за Кризалисом.
— Если вы не выслушаете меня, Вас убьют вампиры.
— Попытка не засчитана.
— Он и правда что-то может знать, — признает Кирк. — Он же названный сын Старика.
— Племянник, — вклинивается Поэт, но от него отмахиваются.
— Значит, просто мутит воду, — Мердок бросает на вампира короткий оценивающий взгляд. — Даю еще две минуты. Если это очередная попытка вампиров нас запугать, то твоя голова будет сегодня же висеть на заборе напротив особняка Старика. И твоя тоже, — добавляет он, когда Кризалис издает негромкий предупреждающий рык. — Начинаю понимать Хольта, — хмыкает оборотень, вспоминая о чем-то не очень приятном. — Раньше я его из задницы вытаскивал, а теперь прочувствовал все покушения на собственной шкуре.
— Не поминай дьявола к ночи, — фыркает Кирк. — А то приснится.
— И то верно.
— Вампиры на вас из-за чего-то очень взъелись именно сейчас, верно? — Поэт не знает, куда деть свой бычок, поэтому прячет его в ладони. Жжется, но боль отрезвляет. Ожог от солнца гораздо страшнее и болезненнее. — Мы с Кризалисом несколько месяцев провели в Исследовательском Центре имени Рубинштейна. Официально там изучают людей с психическими отклонениями и необычными способностями, но в реальности — …
— Я в курсе. Ближе к делу.
Поэт припоминает все, о чем поведал ему Василий Павлович. Делиться подобной тайной — очень рискованно. Он долго размышлял обо всем, пока шел сюда: стоит ли столь ценную информацию отдавать врагам? С волками он таким делиться точно бы не стал, но львы… Если так подумать, обвинения против них действительно несправедливы.
— Док выяснил много интересного, например, что слюна оборотней может ослабить вампиров. А еще он предположил, что именно это сейчас и происходит с одним из заказчиков исследования…
— А заказчик — это Умный Вампир, — МакАлистер ловит мысль на лету. — Где доказательства?
— Вы можете связаться с доктором Рубинштейном или с одним моим знакомым вампиром…
— Опять вампиры? — Мердок ударяет лапой — самой настоящей, трансформировавшейся лапой! — по столу. Когти при этом не выпускает — пока. Кризалис невозмутимо вытаскивает из его рта изжеванную, уже ни на что негодную сигарету и всовывает новую. Кирк от этого действия злится на львеныша сильнее, а Поэт его в этом поддерживает. Слишком уж Кризалис фамильярен со своим вожаком. Впрочем, если бы не маленькая разница в возрасте, можно было бы подумать, что Владимир — его сын. — Если бы не Кризалис, я бы тебя на месте разорвал, кровосос, ты выбрал не лучший день, чтобы прийти сюда.
— Лучше подумайте о том, кто может поставлять слюну оборотня? — Поэт пытается аккуратно подвести вожака львов к определенной мысли. До нее дошел Базиль и сказал ему. Сам Поэт это сейчас никак не проверит, но Мердок МакАлистер может попытаться.
Лапа вновь становится обычной, человеческой рукой. Но Поэт успевает заметить, что она отнюдь не была похожа на ту, что он видел у Кризалиса. Мердок в обращении вряд ли действительно является львом, но проверять это нет желания.
Зубы оборотня заостряются, и улыбка Мердока становится слишком широкой для человеческого лица.
— Намекаешь, что у нас завелись крысы?
— Ну что Вы! Вряд ли кто-то из прайда вообще знал о свойствах слюны. Но Вы ведь не одни оборотни в городе…
— На Волка пиздеть я не дам, — припечатывает Мердок. — Но проверю. Скажи-ка мне лучше вот что, кровосос: какая у
тебя во всем этом выгода? Хочешь выслужиться и вернуться назад?
Мердок припер его к стенке. О своих мотивах Поэту говорить не хочется — особенно в присутствии Кризалиса. Все и должно выглядеть так, будто он хочет вернуться, но…
— Кто ж его отпустит? — хмыкает Кризалис, вновь прижимая Поэта к себе, и кладет голову ему на плечо, копируя Джоша. Столько фривольных жестов за один вечер… Поэт протестующе пытается его отпихнуть, но звереныш не позволяет себя сбросить, держит крепко, как будто боится, что вампир прямо сейчас исчезнет.
— Если слюна оборотней действительно ослабляет вампиров… — задумчиво тянет Кирк, довольно взъерошивая волосы и предвещая захватывающее представление. — То давайте это проверим. Вы уже целовались?
Поэт напрягается. Одно дело — говорить об этом, другое — проверять на практике. Наставник всячески его от этого предостерегал. От слюны Кризалиса все чесалось, это так, но больше ничего особенного Поэт не заметил. Какова же должна быть концентрация вещества? И что он при этом почувствует? Проверять это слишком опасно.
Кризалис осторожно берет его за подбородок, словно боясь, что Поэт сейчас его укусит. Мыслит он, в целом, в правильном направлении. Поэт ему голову готов оторвать, о чем Кризалису и говорит его красноречивый взгляд. Удивительно, только сейчас Кризалис замечает, насколько Поэт выше и как далеко находятся его губы. Чтобы встретиться с ними своими, надо еще постараться.
Принятие своего влечения к мужчине у Кризалиса прошло куда легче, чем он думал. Он и раньше за собой замечал, что засматривается не только на прекрасный пол, но осознание пришло только тогда, когда он зацепился взглядом за спутанные иссиня-черные волосы на желтоватой, сильно помятой подушке. Ему захотелось каждый день видеть такую картину по утрам. Глупо, вампир не будет просыпаться с ним в одной постели. Вампирам вообще не нужно спать.
Поэт настойчиво сжимает губы и отворачивает лицо. Пусть найдут другой способ доказать это, он отказывается!
— Тише, мышка, — Кризалис слегка чешет вампира за ухом. А что, ему это обычно помогает успокоиться. — Я тебе найду самой вкусной крови для восстановления!
— Как ты определишь, что она вку… — пытается возразить Поэт, и вот тут-то Кризалис на него и набрасывается.
В зверином слюнявом поцелуе меркнет все.
