Вампиры не едят сладкое

Размыкается поцелуй — тянется между обкусанными губами тонкая ниточка слюны. Рыжие и черные волосы на мгновение путаются от острого желания оказаться ближе, впечатать в себя другого. Бледные руки вцепляются в мощные плечи, оставляя на и так истерзанной коже следы от когтей. Раздается гортанный стон, переходящий в рык, полный неутолимого голода и вожделения. Движения становятся быстрее и жестче, заставляя кровать надсадно скрипеть и елозить сбитыми ножками по полу. Мокнет мятая простынь, пропитываясь горячим потом, падают подушки, сбитые резким взмахом сцепленных рук. Громкие шлепки, трение кожи об кожу, всхлипы, неразборчивые бормотания, близость разрядки. Первозданная природа, страсть, которая не утихает с годами. Как не хочется ее прерывать, но, увы — его заметили. Подушек уже нет, но пистолет все так же чернеет на белых атласных простынях. Рыжий мужчина хватает его недрогнувшей рукой и стреляет — но, к его несчастью, незваный гость слишком быстр и мигом оказывается на другом конце комнаты, все так же смотря на него ярко-золотистыми, нечеловеческими глазами. Темноволосый быстро отыскивает источник опасности, но, в отличие от своего любовника, успокаивается. Стремительным движением натягивает на рыжего одеяло и занимает оборонительную позицию, готовясь отчаянно его защищать. Впрочем, он прекрасно знает, что сейчас в этом нет никакой необходимости. Просто привычка. — Блин, Серый! — говорит он полувозмущенно-полуустало. Все еще тяжело дышит, тело застывает в напряжении от так и не полученного оргазма и близости возможного противника. — Недавно же обои новые клеили, ну ё-моё. — Тебя только обои сейчас волнуют? — в голосе рыжего звучит сталь. Палец все еще лежит на спусковом крючке и готов вдавить его еще раз, если потребуется. — А не какая-то непонятная хрень, которая все это время наблюдала за тем, как мы трахаемся? — С твоей любовью к панорамным окнам уже весь город видел, как мы с тобой трахаемся, и ты не считал это проблемой. Реальная проблема — это найти обои, которые будут полностью соответствовать твоему изощренный вкусу. Сколько ты мне мозги ебал, что тебе нужны с орнаментом, как на картинах Густава Климта, а потом в последний момент поменял все на узор с ирисами? Он проговаривает это — и любовник успокаивается. Всегда нужно говорить как можно больше на отвлеченные темы. Как будто в комнате только они вдвоем. Как будто не происходит ничего необычного. Но третий не позволяет забыть о своем присутствии. — Климт сюда бы вписался лучше, — замечает незваный гость. В один момент он стоит у стены, а в другой уже невозмутимо устраивается в кресле, будто имеет полное право находиться здесь. Человеческий глаз не успел бы счесть это движение, взгляд же оборотня способен и не на такое. Вампир кажется расслабленным и не проявляет агрессии. Возможно, это обманчивое впечатление, а, возможно, он действительно не желает зла, иначе напал бы в самом процессе, а не стоял и дожидался, пока они закончат. — Я знаю, — печально соглашается Серый, а точнее, Сергей, найдя в собеседнике знатока средового дизайна. Поздно трястись, как грешница на исповеди, когда все сокровенное уже увидели, почему бы и не поддержать интеллектуальную беседу, показывая готовность к диалогу. Ну, или, по крайней мере, попытаться. — Но Олег бы не дал ничего поменять. — В этом паршивом магазинчике нельзя было заказать доставку, и ты заставил меня лично забирать чертовы рулоны, — не возмущение, констатация факта. — Просто повесим на этом месте картину. Олег одаривает его многозначительным взглядом. Про картины они уже говорили — в этом доме и шагу не ступишь, не уперевшись взглядом в чью-нибудь репродукцию или, того хуже, оригинал. Впрочем, в данный момент предмет их спора не имеет никакого значения и лишь отвлекает внимание от главного, давая возможность всем участникам разговора успокоиться и продумать стратегию для дальнейшего общения. Темноволосый мужчина быстро отыскивает глазами штаны и натягивает их на голое тело, не желая представать перед гостем в срамном виде. Рыжий же не шевелится, то ли желая превратить свою наготу в оружие, то ли действительно не предавая банальному этикету большого значения. Никто вампира не приглашал врываться в комнату во время жаркого секса, пусть сталкивается с последствиями. — С кем имею честь?.. Василий Палыч, если не изменяет память? — оборотень поворачивается к вампиру всем корпусом, принюхиваясь. Запах изменился — в него добавились горелые нотки, — но остается узнаваемым. Был бы неузнаваем — с вампиром бы никто церемониться не стал. Обратились бы оба, загнали бы кровососа в угол и загрызли бы сразу, без суда и следствия. — Кто это? Почему я его не знаю? — голос Сергея звучит недовольно, он приобнимает возлюбленного со спины, предупреждающе покачивая пистолетом. «Дернешься — убью», — читается в его незамысловатом жесте. Разумеется, пули в этом оружии способны сразить не только человека. — Бывший клиент, — Олег подавляет порыв дернуть плечом. Вот только простреленного колена ему еще не хватало. — Заказал защитить его, когда был еще человеком. Бывший клиент — это плохо. Как он его вообще нашел? Олег не оставлял ни своих контактов, ни нового адреса, желая навсегда порвать с прошлым. Строил новую жизнь, как умел, пусть это и было тяжело, а потом в его дом вошли без стука. Осталось только понять, что Василию Павловичу надо. Вряд ли он пришел предложить вновь взяться за охрану его персоны. — Став вампиром, я вновь попытался обратиться к Вашим услугам, — кивает Огонек. — Но Вы были заняты. Олег бросает быстрый взгляд на рыжего и поджимает губы. Да, был кое-кем занят. А потом был еще больше занят, восстанавливаясь в госпитале. О наемничестве пришлось забыть. Оказывается, пропустил столько интересного! Никогда такого не было, чтобы защищаемые им люди становились вампирами. На вампиров работать он точно не собирается, а деньги не нужны — Сергей головастый, знает, как можно быстро их достать. — Раз Вы пришли ко мне, то должны знать, что я больше не беру заказов. — И Ваше появление не заставит нас передумать, — добавляет Сергей, готовясь взашей выгонять гостя из собственного дома. Обычно приходили по его душу, дел он успел наворотить много, особенно во время... но Олег прославился разве что тем, что хорошо выполнял свою работу. Сергей поднимается — мелькает идеальная белоснежная кожа, достойная вампира, а не оборотня, — и быстро накидывает на себя тонкий полупрозрачный халат. Огонек слышит, как раздраженно стучит по полу лисий хвост — оборотень даже и не думает сдерживать свое обращение при нем. — Прошу прощения за свое неподобающее поведение. Мне пришлось застать Вас в уязвимом положении, иначе я бы не смог рассчитывать на скорейший разговор. Поверьте, нам есть, что обсудить. — Мы не заинтересованы, — Сергей подходит к окну, все так же обращаясь к гостю спиной, и скучающе разглядывает крыши домов напротив. Если вампир нападет, Олег отразит атаку. Незачем открыто демонстрировать свое недоверие. На подоконнике обнаруживается недопитый бокал с вином. Рядом с ним ложится пистолет, бокал же оказывается в руке Сергея и слегка покачивается. От тонкого стекла отражаются блики — солнечные зайчики гуляют по коже вампира, не причиняя ему никакого вреда. — Я знал, что в первую очередь мне придется уговаривать Вас, Сергей Разумовский, — обожженные губы трогает снисходительная улыбка. Олег одаривает его тяжелым взглядом, но не спешит заявлять, что вампир обознался. — Я всегда тщательно подбираю кадры, и, прежде, чем заключить контракт, выясняю всю подноготную. Господин Волков выполнял самые разные поручения за деньги, а Вы, Сергей, были охотником на вампиров. Людям Вы заявляли, что уничтожаете продажных тварей и боретесь за социальную справедливость, и в некотором роде так и было — не удивляйтесь, в то время я был на вашей стороне. Потом Вам доходчиво объяснили, что нельзя убивать всех, кого вздумается, посадив в тюрьму. Дважды. Не удивляйтесь, я и про HOLT International знаю. Однако Вам все же удалось сбежать и залечь на дно благодаря Вашему… другу. Сегодня я пришел сказать, что настало время вернуться. Вам обоим. Почему? Было еще кое-что, помимо вашей сути, что вы пытались скрыть от подлунного мира. Как вы знаете, оборотни-лисы зачастую — одиночки, и их крайне мало. От своих детей они избавляются, подкидывая их людям. Вы, Сергей, жили жизнью обычного человека, пока окружающие не осознали, кто Вы на самом деле. Вас отправили в детский дом для «ненормальных» детей — детей ночи, если Вам так угодно, где Вы и встретили Олега Волкова. Он никогда Вам не рассказывал, как оказался там? Ведь у волков не принято бросать своих детенышей, их воспитывают всей стаей. Почему же от него отказались? Сергей отпивает из бокала. Медленно, неторопливо, не позволяя тишине заполниться ответом. Он не знает, почему от Олега избавились, они никогда этого не обсуждали и считали, что это не важно. Сергея воспитывали, как человека — человеком он себя и чувствовал. Волчья натура его избранника проявлялась в подвывании во время оргазмов, любви к волчьей атрибутике и редких превращениях, которые с годами даются все тяжелее. Возможно, Олег сам не знал ничего о своем происхождении, хотя, как и каждый не ведающий своих корней сирота, пытался все о нем разузнать. — И Вы выяснили, почему, — голос Олега непреклонен и глух. Не так он себе представлял открытие правды для своего партнера. Точнее, вообще не представлял, ведь его родословная не имела для него никакого значения. — Разумеется. — Поделитесь догадками? — Это не догадки, молодой человек. Вы — сын прошлого вожака, который стал неугоден после, так скажем, «воцарения» нового. Вас должны были съесть, но поступили более гуманно. Управленчество у Вас в крови, не зря Вы сколотили банду оборотней, вот только Вы ее не сберегли. Какая жалость. Бокал с громким стуком опускается на подоконник. Руки теперь некуда деть, и лис скрещивает их на груди, чтобы не потянуться за пистолетом, и глядит на напряженную спину избранника через отражение в окне. Волков не сберег свою стаю, потому что бросился ему помогать. Эта тема была все еще слишком болезненной для них обоих. Прошло всего три года... Голос лиса, несмотря на внутреннее смятение, остается все таким же холодным и безучастным: — Это так? — Да, — Олег хмурится, зарываясь пальцами в отросшие волосы — нужно постричь. Сергей шутил, что вскоре они поменяются местами, и у волка будет такая же роскошная грива, как у лиса в годы студенчества. Сам же Сергей отрезал добрую половину волос после того, как они пропитались Олеговой кровью. — Но зачем говорить об этом сейчас? Все закончилось. Мой отец проиграл, и я никого в этом не виню. Принять это было тяжело, но таковы традиции. Его отцу тоже в свое время пришлось кого-то убить, чтобы занять свое место. Смерть вожака неизбежна. — Знаешь ли ты, почему он проиграл? — У Вас есть ответ и на этот вопрос? — горечь скрыть не удается. Мозг лихорадочно просчитывает варианты, может ли незваный гость ему солгать. Человеком Василий Павлович был порядочным, поэтому взгляд Разумовского на него не упал. Конечно, не всегда вел бизнес честно, без этого никак, но полностью отдавался своему делу. Конкуренты повадились подсылать к нему киллеров одного за другим, а бизнесмен не растерялся и нанял Волкова. Когда же он превратился в вампира? Значит, сразу после того, как Олег прекратил на него работать. Очередной киллер оказался созданием ночи… Чтобы стать вампиром, нужно умереть. Василия Павловича больше нет — на его месте лишь кровосос, называющий себя его именем. Но это не значит, что, сменив сущность, Василий Павлович изменился как личность. Олег предпочитает довериться бывшему работодателю. — Общество петербургских вампиров раскололось, но он отказался это признавать. Как и его предки, он был готов доверять Умному Вампиру, но не его сыновьям… Они нашли того, кто окажется для них более удобным союзником. — И что Вы теперь предлагаете? Один вампир посчитал, что лучше Серого Волка союзника не найти, а другой с той же самой мыслью сунулся к Олегу Волкову. Не зря Волковы-Разумовские недолюбливали кровососов. — Месть, — сухо отвечает Василий Павлович. — И место вожака, если захотите. Олег не хочет. Ни мести, ни власти. Ему вполне хватает его маленькой стаи, и он не понимает, зачем желать большего. Но Василий Павлович — тот еще лис, пусть и вампир. Он смотрит только на Сергея. Разумовский не может пройти мимо столь заманчивого предложения. Он привык жить на широкую ногу, с огромным трудом добившись когда-то высокого положения в обществе. Ему не нравится прятаться под чужим именем, не нравится сдерживать себя в средствах и добывать деньги, похищая их с чужих банковских счетов. Также он… не может отказаться от идеи очистить общество от особо опасных для людей вампиров. Особенно, если речь идет о сыновьях главы клана. Сергей садится рядом со своим возлюбленным — их руки находят друг друга и по инерции переплетаются. — Я… мы Вас слушаем. Знакомый наемник, который оказывается сыном бывшего вожака стаи — лучше и не придумаешь. Впору верить в свою удачу, но Огонек знает, что существует кое-что куда важнее удачи — тщательно спланированный расчет. Как человек, который всегда видел больше, чем остальные, Василий Павлович знал о том, что под боком у людей соседствует совершенно иной мир. И сущности, которые настигали его, приходили именно оттуда. Логичнее всего было бороться с чудовищами их же методами, и он выбрал в свои защитники Олега Волкова. С самого начала само пребывание волка в детском доме для «не таких, как все», показалось Василию Павловичу подозрительным. Олег был единственным волком, и год его попадания в детский дом совпал с годом прихода к власти нового вожака. Василий Павлович начинает свою историю издалека, втягивая двух оборотней в паутину интриг. У них нет никаких причин доверять ему, но желание проявить себя в этой войне уже не потушить в их глазах. Вероломные чудовища, уничтожившие возлюбленную одного весьма романтичного вампира… Попытки сместить власть, уничтожив нынешнего властителя петербургских земель… При Умном Вампире люди чувствуют себя хорошо, но что случится, когда власть перейдет к его сыновьям? Они несдержанны и опасны, город утонет в крови и оборотней, и людей, и остановить четырех братьев можно лишь общими усилиями. — Подумайте об этом, — предлагает Огонек, подводя итоги своей небольшой речи, и именно этот момент выбирает неизвестный, чтобы заставить его телефон надсадно заверещать вшитой в исходную программу мелодией. — Прошу прощения, важный звонок. Других и не может быть — номер знает всего несколько чудовищ, и одному из них, вероятно, срочно нужна помощь. Огонек не успевает поднести телефон к уху, как в динамике тут же раздается истеричное: — Ва… Павлович… Я умру??? Час от часу не легче. Оставил дураков одних! Из звереныша должен был выйти вполне сносный защитник, почему тогда у младшего вампира голос человека, находящегося при смерти? — Что случилось? — медленно проговаривает Огонек, намекая собеседнику, что тому надо успокоиться. Если Жан еще способен говорить, значит, не произошло ничего непоправимого. Зверенышу же следует надрать уши, в случившемся явно есть его вина. — Мы со зверем… проверить, станет ли плохо, если… — Поэт замолкает. То ли ему тяжело говорить, то ли стыдно, то ли все вместе. Стыд здесь абсолютно лишний: Огонек этих двоих уже много раз видел в компрометирующем положении. А вот знать, что именно произошло — лобзание или соитие — действительно важно, чтобы оценить масштабы катастрофы. Но, как бы то ни было, вряд ли речь идет о соитии: младший вампир не настолько самоотвержен, чтобы отдаться зверю так быстро. — …Конфуз, кабинет вожака… ковер теперь… не бежевый. Значит, все идет по плану, и они посетили обитель Мердока МакАлистера. Это хорошо, даже отлично. Осталось понять, почему эти неугомонные чудовища решили распылаться страстью именно в кабинете главного льва. Звонит ли мальчик потому, что попал за свою провинность под горячую лапу? Если так, то на договор со львами можно будет не рассчитывать, а вот это в планы Огонька уже не входит. — Что ты сделал? Поэт едва его слышит, погребенный под лавиной собственных переживаний и боли. Речь его слишком прерывистая, каждое слово дается с трудом, мысли путаются. Единственная цель, на которой еще удается сосредоточиться — необходимость описать свое состояние как можно точнее. — Вся кровь… вышла. К счастью… через рот, хотя я морально… и к другому отверстию. У меня так живот не болел… когда человек с гастритом… — Oh, du bist ein ungezogenes kleines Kind! — не сдерживается Василий Павлович, предварительно, разумеется, прикрыв динамик рукой. Неужели все же соитие?! Да, поцелуй может навредить вампиру, но не до такой степени, что расписал мальчик. Дуралей и впрямь умирает! — Понимаю няню… забеременела тройней. Беременные — самые сильные существа на планете… Базиль, что делать? По-хорошему — надавать по заднице смоченными в чесночном соке осиновыми прутьями, но Василий Павлович никогда не был сторонником физических наказаний. К тому же, мальчик уже наказан собственной глупостью. Единственное, что Огонек может сделать для его воспитания — это не мчаться к нему сию секунду в попытке исправить чужие ошибки. — Тебе нужна срочная очистка всего организма. Сколько времени вы, с позволения сказать, «экспериментировали»? — Всю… ночь? Огонек закрывает лицо рукой, приказывая себе не вспыхивать. Теперь понятно, в чем дело. Отравление в мизерных дозах не так опасно и вызывает лишь легкое головокружение и ощущение слабости. Но двум неразумным, разумеется, этого показалось мало. Они решили добиться определенного результата! Поэт только подтверждает его догадки: — Сначала… эффекта не было… оборотни настояли… пока не получится… Оборотни. МакАлистер. Что ж, он имеет полное право на получение подтверждения сказанных вампиром слов. Entschuldigung, Жан, но кто-то должен был стать жертвой. Значит, план все-таки удался. — А своя голова у тебя на плечах есть? — интересуется Огонек для вида. Поэт затихает, вывернувшись в последний раз. Огонек сосредотачивается, проникая в чужое сознание — в голове тут же отдает чужой болью. На мгновение Огонек видит распластанного на почему-то теплом кафельном полу Поэта, а затем видение исчезает. Обезвоживание, или, что более вероятно — слишком большая потеря крови. Как Поэт продолжает разговаривать при этом — непонятно, но двигаться он теперь практически неспособен, и с каждой секундой слабеет все сильнее. В видении мальчик был один — сбежал, забился в угол, чтобы никому не показать свою слабость. Глупец! Как тогда оборотни убедятся, что эта слабость действительно есть? Еще и тратит время на пустые разговоры, когда должен звать на помощь тех, кто рядом! — Но мы… долж… …нать! — Ты и так знал, dummer Junge! Огонек сжимает кулак — удлинившиеся когти рассекают кожу. Не терять самообладания. Это Поэт умирает, а не он. Смерть вампиренка всегда можно обернуть в свою пользу, пусть сейчас и не время. Если мыслить рационально, любой исход можно считать приемлемым. Все зависит от случая. — Ты должен был предсказать это! — слышится вдруг словно издалека знакомый голос льва, который за насмешкой безуспешно пытается спрятать обеспокоенность. А вот и случай. Вероятнее всего, двух идиотов разделяет лишь дверь, снести которую лев вполне способен. Надо лишь показать ему, что это единственный выход. Но Жан слишком упрям… — Криз… прошу… не… сейчас! — голос Жана то затихает, то срывается на фальцет. — Ва… Па… Базиль… — Включи громкую связь и помолчи. — Зач...? — Не перечь мне и делай, как я сказал, — Огонек не кричит, но в голосе его бушует рев стихии, способной уничтожить целый город. Звук падения — ослабевший Поэт уже не может удерживать телефон. Главное, что перед этим он успел переключить на громкую. Василий Павлович говорил бы и так, но при всем своем хорошем слухе зверь может не расслышать важных деталей. — …ключил. Умница, мальчик, умница. Теперь все зависит от тупоголового оборотня и его умения понимать простые инструкции. — Владимир, ты слышишь меня? Кризалис удивляется голосу Огонька и сразу же осознает: случилось что-то действительно серьезное. Фонтан крови, выходящий из горла Поэта — зрелище, конечно, нелицеприятное, но разглядеть что-либо и расспросить вампира о его состоянии не получилось: тот так быстро куда-то рванул, что все предметы, находящиеся поблизости, снесло воздушной волной. Кризалис вообще еле его нашел: на такой большой скорости запах просто не успевает распространиться и осесть в пространстве. — Прекрасно слышу, Палка Палкович. Первые слова старшего вампира заставляют оборотня напрячься, последующие — замереть с бешено колотящимся от тревоги сердцем. — Тогда запоминай, Владимир. Первое, что ты должен сделать — ОТОЙДИ ОТ ДВЕРИ. Так, чтобы наш друг не смог тебя почуять. Ты понял меня? Да как Володю не почуять, если он пол борделя оббегал, лишь бы только Поэтушку своего непутевого отыскать? Вспотел так, будто только что из бани вышел. Но ладно, пот — это не страшно. Страшно — это кровь. Кризалис, отступив к стене напротив двери, быстро проверяет себя на наличие открытых ран. Тыкает себя изнутри в щеку: как хорошо, что все уже зажило. Повезло. — Отошел, Василий Палыч. — Хорошо, тогда слушай дальше. Наш друг сейчас не в состоянии сам открыть дверь, поэтому тебе придется ее выломать. Даже не думай делать это сразу, иначе он набросится на тебя и выпьет досуха. Отставь самоубийственные порывы: увы, вас обоих это не спасет. Ты умрешь от кровопотери, а его вновь начнет тошнить, и вся твоя кровь окажется, извините за подробности, смыта в унитаз. — Так что делать-то тогда? — Подготовь укрепляющий чай. Иван-чай, чай из ромашки или мяты, просто зеленый чай — любой, какой найдешь. Желательно, листовой. Добавь имбирь — опять же, если найдешь. Дай чаю настояться, затем добавь свежей крови: на 400 мл кружки — две чайные ложки в первую порцию и по одной во все последующие. Следи, чтобы все не вышло наружу. Когда вернешься с готовым чаем, перебей свой запах. Вылей на себя одеколон или бутылку алкоголя, неважно. На руки надень толстые перчатки. Жан должен чувствовать только запах чая, и ничего больше. Не подходи близко, когда он будет его пить. Закрой его снова так, чтобы он не смог выбраться. Возвращайся каждые два часа с новой порцией чая. Никого больше к нему не подпускай, это опасно. Когда Поэт сможет связно мыслить, и ты будешь уверен, что он на тебя не накинется, можешь его выпустить. Чуть не забыл, принеси ему солнечные очки, сейчас любой свет причиняет ему боль. Все понятно, или нужно что-то повторить? Кризалис жалеет, что у него нет с собой блокнота и ручки. Ромашку он запомнил, Иван-чай, в целом, тоже — прямо будто в честь Вани назвали. Сколько там ложек крови надо добавить? Ай, ладно, на глаз всегда срабатывает. Нельзя терять время! А то сколько этот чай настаиваться будет, а Ваньку совсем не слышно уже, не откликается… Вдруг умрет? По-настоящему?! — Я все понял, Палыч, я побежал. — Перчатки, молодой человек! — Да-да, и водкой облиться, я понял. Зверь больше не отвечает — значит, действительно ушел. Огонек отключается и долго смотрит перед собой, приводя в порядок мысли. А затем невозмутимо возвращаются в комнату, в которой волк и лис уже успели закончить прерванное им. Вампир умеет быть незаметным, когда это нужно, сам он считает это, говоря языком молодежи, своей главной суперспособностью. Сколько существ сходились в сладострастных танцах, не стесняясь его присутствия — а он лишь наблюдал, не испытывая ничего, кроме эстетического удовлетворения от разворачивающихся картин бурлящей жизни. Некоторые соития действительно давали начало новой жизни, но не в случае двух мужчин — они лежат, вновь обнаженные и довольные, и капли семени, так и не найдя матку, стекают на простыни, смешиваясь с потом. Сергей задумчиво водит по волосам своего избранника, доверчиво прижимаясь к нему спиной, и замечает в пустоту: — Не знал, что вампиры могут иметь детей. Значит, лис не только имеет хороший слух, но и понимает по-немецки. — Не могут, — признает Огонек. — Но дети сами сваливаются на их голову. Олег понимающе фыркает. А затем резко меняется в лице. — Черт! — он подскакивает и начинает рыскать по комнате в поисках своих и Сережиных вещей. — Дети! Детей забрать забыли! Глаза Сергея широко распахиваются — он пулей летит в душ, крича на ходу: — Чур, за Лерой заеду я! — Чего это ты за Лерой? — кричит Олег в ответ и так же бежит за возлюбленным в душ, таща на себе ворох одежды. — Ты ее уже забирал, Кирилл жалуется, что ты его не любишь! — Я не помню адрес его садика! Надо было отдавать его туда же, куда и Леру! — Ты сам говорил, что ее садик дерьмо! — И правильно говорил! Их голоса становятся менее разборчивыми из-за звука включенной воды, но Огоньку и так неинтересно их слушать. Он задумчиво, словно из желания чем-то занять руки, приближается к прикроватной тумбочке. В непристойно широко выдвинутом ящике — пачка невовремя закончившихся презервативов, а на самой тумбочке — фотография в рамке. Гордые родители держат на руках детей, явно усыновленных: лис не очень аккуратно прижимает к себе голубоглазую и светловолосую девочку лет семи, волк же удерживает на широких плечах кареглазого темноволосого мальчишку, сжимающего крохотными пальчиками погремушку. Огонек слишком сильно сжимает рамку — по стеклу ползут уродливые трещины, а затем оно лопается, осыпаясь множеством осколков. Вампир брезгливо смахивает прозрачное крошево, а затем, неестественно улыбаясь, подушечками пальцев тушит ароматическую свечу, скромно стоявшую неподалеку. Когда мокрая рыжая макушка выглядывает из-за угла, пытаясь определить, что разбилось, в комнате уже никого нет.