Вампиры не едят сладкое

Он вспоминал как, будучи маленьким, сидел на коленях у дядюшки и разглядывал книгу. Книга была огромная, едва ли не с него размером, и очень, очень старая — ее страницы практически разваливались в руках, но дядюшка перелистывал их крайне осторожно. Мальчик тогда уже умел читать, но книга была написана на незнакомом для него языке Древних, поэтому дядюшка, погладив его по волосам, зачитывал написанное, переводя: — …И было в подземном царстве пять рек: Ахерон, река Печали; Стикс, река Ужаса, Флегетон, огненная река; Коцит, река Плача и Лета, река Забвения… — Они называются, как мои кузены! — мальчик восторженно подскачил, и дядюшка придержал его, не давая ему свалиться. Ребенком Жан был очень шибутным: постоянно падал и обо что-нибудь ударялся, на его теле было не сосчитать синяков, и доброго дядюшку это очень беспокоило. Но что он мог поделать? Нянюшки бегали за Жаном и днем и ночью, а он то споткнется, то внезапно сознание потеряет... Что и говорить, слабый очень. Они все, когда только рождаются, сначала такие слабые… — Это твои кузены названы в честь рек, — поправил дядюшка. — Какой рекой хотел бы быть ты? Мальчик крепко задумался, прижав пальцы к подбородку — он видел такой жест у кого-то из взрослых и решил повторить. Дядюшка усиленно сдул спутанные черные локоны с его лба и замер, терпеливо ожидая ответа. — Ахерон очень веселый, он совсем не похож на реку Печали, — рассуждал мальчик. — И Стикс совсем не страшный, он принес мне конфеты! Флегетон научил меня просовывать палец в пламя так, чтобы не было больно. Но это скучно! Наверное, я был бы Коцитом, раз я все время плачу, но Коцит не плачет. Дядюшка, а я могу быть Летой? А то у нас ее нет. — Лета у нас есть, — покачал головой дядюшка. В словах его слышалось веселье: — Это твоя кузина, та женщина в черном, помнишь? — мальчик кивнул, радостно улыбаясь. Кузина ему понравилась, но она была такой печальной. А еще она ударила его своей палкой, когда он случайно чуть не сбил ее с ног, но он не обиделся. — Коцит, значит, — произнес дядюшка задумчиво. — Пусть будет так. Мальчик не обратил внимания, как атмосфера в комнате вдруг начала меняться. Резко потемнело, зашевевелились тени по углам, а огонь свечей заколебался, пусть в комнате и не было ни единого дуновения ветерка. Однако он заметил блик в ярко-оранжевых стеклах очков дядюшки, в которые можно было смотреться, как в зеркало, и спросил с любопытством: — Дядя, а зачем ты носишь очки? Дети, что с них взять. Наивны и прямолинейны. Ничего от них не скроешь. — У всего есть цена, мальчик мой, — загадочно ответил дядюшка... Наставник взмахнул рукой, и воспоминание исчезло, рассеиваясь. Поэт успел забыть о том, что тот все это время находился рядом — наблюдал и анализировал. Увиденное не показалось Поэту таким уж ценным, но наставник выглядел довольным и спросил менторским тоном: — Что ты, по-твоему, увидел? Поэт пожал плечами. Старая сказочка о подземных реках, он так и не понял до конца, что это значит, а видения молчали, ведь он не мог видеть прошлого. Когда его братья появились на свет, его и в планах-то не было, откуда ему знать, за что им были даны такие имена? Огонек вздохнул — не любят молодые думать, что вампиры, что люди. — Значит, их пятеро. — Да. Этого Огонек не знал. Женщина в черном, Лета… Он попросил показать ее и понял, что не ошибся: такая вампирша была всего одна. Прятала лицо за маской, одевалась в вечный траур, с неохотой присутствовала на общих собраниях… А не она ли подставила Поэта? Если подумать, и у того были дети, и у той. Чего ей стоило стравить их между собой, или, скажем, загипнотизировать, избавляясь от соперника? Василий Павлович слишком мало о ней знал, она скрывалась во тьме, желая остаться незамеченной. И была так похожа на него… — Тебе не стоило отвечать на вопрос Умного Вампира. — Почему? — Он был с подвохом. Коцит может быть всего один, верно? Или ты, или он, — мужчина кружил вокруг своего ученика, погружая общее пространство бессознательного во тьму. Сам он светился, как одна огромная спичка, которая разгоралась все сильнее, чтобы в конце концов бесславно погаснуть. Но до этого конца у него есть еще немного времени, и он потратит его с пользой. — Полагаю, Коцит воспринял это как угрозу своей жизни. Его не за что винить, выживает сильнейший. — Я бы не смог его победить, — не согласился Поэт. Теперь он припоминал, что во время большинства стычек с названными братьями он ругался в основном с Коцитом, но списывал это на его вспыльчивый характер. А может, не в характере тогда было дело? — Ему не о чем волноваться. — Кто знает, на что ты способен, — неопределенно заметил старший вампир. Давать ложную надежду воспитаннику не хотелось, но факт остается фактом: Поэта решили устранить, и это могла быть одна из причин. — Ты ведь такой же, как они. Не так ли? Поэт вздрогнул, отодвигаясь. Секунда — и они вновь оказались на кухне. Соль, рассыпанную Кризалисом, еще не успели убрать, и Василий Павлович бросил ее в Поэта, с любопытством наблюдая за тем, как тот отскочил, пытаясь избежать контакта с белой крошкой. — Вампиры не реагируют на соль, — заметил Василий Павлович и показательно взял в руку еще одну горсть. Соль не причиняла ему никакого вреда. Поэту, в целом, тоже, но она отпугивала его, заставляя отступать все дальше и дальше от наставника. — Ведьмы реагируют. — Может быть, — не стал отрицать старший вампир. Правда, мертвые ведьмы, преследующие своего убийцу, но чем вампир-предсказатель — не мертвая ведьма? — Тебе стоит обратить внимание на Флегетона. В библиотеке твоей приемной семьи хранится множество картин и фотографий… На одной из них третий из четырех братьев рыжий. Смею предположить, что нынешний Флегетон поглотил предыдущего. Это может сыграть тебе на руку.

***

— Я соблюдал исправно все законы, — спокойно говорит Поэт, стараясь устроиться в кресле как можно удобнее. Снова его заковали в цепи… Почему оборотни на этом настояли — понятно, боятся. Но почему это выгодно Флегетону? Старший брат хочет увидеть его униженным? — И против слова Твоего пойти не мог. Но снова Ты сослал меня в загоны, и я от подозрений занемог. Блондин посмеивается, прикрыв рот ладошкой, а затем без предупреждения шлепает его по губам. Жест получается предупреждающим и одновременно игривым, словно Флегетон все никак не может определиться, как ему относиться к названному брату. Раньше от братца пахло так вкусно, а теперь… Слишком много лишнего. Интересно, львенок уже успел на него залезть? — Знаешь, что говорил Платон? — тянет Флегетон по-французски. Широко улыбается, но взгляд из-за ярко-розовых очков метает молнии. — От поэтов необходимо избавляться, в их словах слишком много лжи. Никто тебе не поверит, дорогой мой. Так что помолчи. Флегетон облокачивается на стол, стреляя глазками в Финна. Широкоплечий, поджарый мужчина с белесым глазом напоминал скорее о Скандинавии, чем об Ирландии. Волосы его из-за обращения частично начали рыжеть, и теперь рыжие пряди перемешивались вместе с черными и седыми. Марине нравилось… У Кристофера то же самое, только седых волос пока нет, слишком мал еще. Хорошо, что Финн догадался не брать с собой ребенка, а то подставил бы его под удар. Нечего всяким кровососам на детей пялиться. — Финн, дорогуша, ты слишком быстро стареешь. Теряешь хватку. Кто тебя так? — Флегетон все еще говорит по-французски, подчеркивая свое превосходство. Разглядывает собеседника издалека, не приближаясь. Лично на поле боя он не присутствовал, но разница между Мердоком и Финном заметна невооруженным глазом: второго порядочно потрепало. И снова никаких ниточек не вело к Главному дому. Вампирская верхушка тут как будто бы и не причем, вот почему оборотни смотрят на одного из отпрысков главы рода с такой ненавистью, но ничего не могут сделать. Даже понять не могут, о чем он говорит, неучи, только морщатся от его тона, понимая, что он сейчас нежным голосом может крыть их хуями. — Впрочем, не за этим я сюда пришел, — со вздохом признает Флегетон и резко переходит на неуверенный английский: — Я говорю по-гречески, по-итальянски, по-турецки и по-французски. Какой язык вы выберете? — Ты издеваешься? — злобно выплевывает Мердок, которому сопливо-ласковый тон не понравился с самого начала. — Я только арабский знаю, — Джош бессильно поднимает руки, показывая, что сдается. — Джееесс?.. — Я испанский, — откликается девушка, награждая гостя тяжелым взглядом, — без вариантов. Что бы они делали без простого русского мужика, а? — Чел, — не выдерживает бесстрашный Кризалис, которому море по колено и горы по плечо (хотя горы по плечо, скорее, Поэту): — ты при мне на русском говорил, ты че клоуна из себя строишь? Флегетон кривится, оборачиваясь к тому, кто посмел говорить с ним в такой наглой манере. В былые времена он любил носить с собой веер и бить им холопов по лицу, но сейчас не тот век, не так восприняли бы. — Что ты тут делаешь? — елейно спрашивает он. Быстро проводит пальчиками по бинтам, заставляя вздрогнуть и отстраниться. Рука у Флегетона такая же аккуратная и холодная, как у Поэта, но от всего его существа веет… злом. И силой. Когда Володя увидел его впервые, еще будучи человеком, он этого не замечал. В нынешнем состоянии один только запах Высшего вызывает желание оказаться от него как можно дальше. — Вы же говорили, что выгнали его. Дайте догадаюсь, ты, — холеный пальчик совершенно невежливо указывает на Мердока, — хочешь сделать его своим преемником? Какая жалость, ведь он этого не хочет! Кризалис ловит на себе хмурый взгляд Джошуа и незаметно ведет плечом, как бы пожимая. Что там вожак хотел, не особо важно, последнее слово было за Кризалисом. Финн, конечно, погрозился тогда, что лишних свидетелей принято убирать, да и как вообще можно довериться русскому — в общем, как и его женушка, разделял позицию Кирка. Но Джош тогда встал на его защиту, и Ника тоже. И Джесс. Володя не хотел делить прайд на два противоборствующих лагеря. В конце концов, единственное, за чем он к ним пришел, так это за возможностью уверенно стоять на ногах. Виноват он, что ли, что получился более сильным львом, чем Финн или Джош, если верить чутью вожака? Он ведь даже в битвах не участвовал, не про него это. Мердок настоял, чтобы на экстренном сборе присутствовали все (или почти все, Кирк как человек остался в стороне), хотя Флегетон и хотел обратного. Если вампирюга нападет, завалить его получится только всем вместе. В случае с Джесс полнолуние уже скоро, и она начинает заметно волноваться и звереть. Обратиться — не обратится, но физическая сила уже в человеческом облике у нее возрастает. Поможет, чем сможет. Флегетона забавляет их сплоченность, но он уже видит яблоко раздора. Что раньше, что сейчас им оказался Кризалис — вот больное место прайда, на которое легко можно надавить. — Ты сюда приперся меня обсуждать? — рычит Кризалис, вставая на защиту своей мышки. — Или к делу перейдешь? — Ах да, — Флегетон делает вид, что только сейчас об этом вспомнил. — Дело о нарушившем закон мальчике… — Высший подходит к Поэту, вонзив резко выросшие когти ему в ногу. Тот вздрагивает, но не пытается вырваться. Поэт вообще словно находится в трансе, и свечение его глаз становится слишком заметным даже сквозь солнечные очки. Флегетон аккуратно вытаскивает когти один за другим и пробует кровь на вкус. Слишком много примесей… И конечно же, кровь льва… — И об оборотнях, которые его прикрывают. На ловца и зверь бежит, правда? Мы только получили ваши жалобы о том, что представители моего клана нарушают закон, как вы сами… — И какой закон он нарушил? — перебивает Кризалис. С одной стороны Джесс со всей силы наступает ему на ногу, с другой Джош пихает его в бок, мол, не вмешивайся, но он не может смотреть на весь этот цирк молча. Поэт после предостережения Флегетона нем, как рыба, и кто-то обязан выступить в его защиту. Даже если самому от этого станет хуже. — Закон об охоте на клановых территориях. Все здесь, — Флегетон широко расставляет руки в стороны, — принадлежит моему роду, даже вы. Он пил твою кровь, Владимир, даже не отрицай… — не давая опомниться и удивиться тому, что Флегетон запомнил его имя, чудовище легко поддевает когтем бинты, медленно их разматывая. Лев пытается придержать их, да куда там. Вскоре длинные росчерки от ножа и синяки становятся видны всем, но Высший не находит на коже того, что ищет — следов укусов. Кризалис крепко сжимает кулаки, не позволяя разглядеть единственную свою ошибку, которая могла стоить ему жизни. Больше у вампиреныша прокусить толстую кожу не получилось, потому и следов никаких не осталось. — Я резаться люблю, — замечает Кризалис, не моргнув и глазом. — Беды с башкой, бывает такое… — из холодных лап хочется вырваться поскорее, но он терпит. Стоит только Флегетону добраться до сгиба локтя, лев все-таки отдергивается, изогнув куцую рыжую бровь: — А донорство — дело добровольное. Его никто не запрещал. В законе не сказано, что с изгнанником нельзя делиться кровью по своей воле. Вампиру нельзя лишь убивать ради пищи и принуждать. Флегетон попал впросак, впервые за многие годы, а чувство это довольно неприятное. Выставить себя дураком! Разумеется, он направит сюда более тщательную проверку и заставит ее сказать что угодно — Поэт уже давно у всех как кость в горле, и если малыш думает, что сможет спрятаться за чужими спинами… Флегетон победно улыбается, вновь повернувшись к Мердоку и Финну: — Представителям моего клана и тем, кто заключил с ним дружеский договор, запрещено покрывать преступников! Это карается… — По закону мы не обязаны выдавать пару одного из львов прайда, — с неохотой замечает Мердок, закурив. Нервы не к черту, то одна проблема, то другая. Не дают отдохнуть! — Напомню, если вы не забыли: вы сами изгнали Владимира, он же Кризалис, из прайда! — все не унимается блондинчик. Мердок переглядывается с Финном, тот обреченно кивает на невысказанную мысль, и Мердок оборачивается к Кризалису, делая вид, что Флегетона в комнате нет. — Хочешь вернуться в прайд? — и протягивает ему руку. Кризалис не успевает подумать, взгляд пожелтевших глаз и усилившийся запах вожака подавляет волю. Рука сама тянется к нему на встречу, и Мердок без промедлений ее пожимает. — Вот и прекрасно, ты принят. Рукопожатие получается тяжелым, неуютным. Мердок как бы говорит: только попробуй отказаться, если тебе дорога жизнь твоего кровососа. Львы привыкли решать проблемы внутри семьи, не впутывая в это посторонних. Конечно, ему не нравится, что придется самому разбираться с вампиром, проще отдать его таким же кровососам, но уж больно мерзкий тип этот Флегетон. И просто так дети Старика друг от друга не избавляются, на то должна быть веская причина. Поэт, если он не врет, им еще нужен, и пока Мердок не выяснит все до конца, он не позволит блондинчику увести предсказателя на эшафот. — Ты попасть в плохой положение, — шепчет Кризалису на ухо Джош и сочувственно постукивает его по спине. А он и правда попал. Уйти из прайда снова будет не так легко. В прошлый раз ему пришлось сразиться с МакАлистером, позволив тому себя расцарапать, что было весьма болезненно, между прочим. Никто Кризалиса не предупреждал, что после этого останутся такие уродливые шрамы... Но с лица воду не пить, как говорится. Было и было, забыли. После повторного возвращения по всем законам выйти из прайда он может только вперед ногами, точнее, лапами. Или сбежать и скрываться вечно, не поддерживая никаких контактов. Кризалис быстро бросает взгляд на Поэта и тут же отводит. Нет, тот не должен об этом знать. Разберемся с этой проблемой позже. — Пару можно и поменять, — лениво замечает Флегетон, который все не устает искать брешь в их защите. — Эта ваша связь между… особями, — он морщится, — вполне разрушима. Не так ли, Мердок? Мердок на выпад никак не реагирует. Можно разрушить, и слава Богу! Не всегда тянет к тому, к кому нужно… Правда, разрыв происходит крайне болезненно, он такого никому не посоветует. Пусть мелочь решает сам, в этом плане Мердок довольно демократичен. — А что, — меж тем ухмыляется Кризалис, подходя к Поэту и обнимая его, но смотрит при этом на Высшего: — Хочешь занять его место? Я тебе уже давно приглянулся, да? Флегетон приспускает очки, бросая на Кризалиса оценивающий взгляд. Он никогда не был так сильно настроен против оборотней и людей, как Коцит. В конце концов, с ними так здорово можно было развлечься… Но нет, этот мальчик уже занят. С ним играть неинтересно. — Вы не можете гарантировать, что сдержите преступника, — словно с сожалением замечает Высший. Взгляд его останавливается на Финне, который меньше всех из присутствующих расположен терпеть под боком вампира. Голос Флегетона становится громче, подавляя всех присутствующих и заставляя испытывать тревогу. Что-то притаилось на дне его глаз и в глубине широко раскрытого рта, желая вырваться наружу. — Это возможно только в том случае, если он… — Флегетон ставит на Поэта ногу и склоняется над ним, едва сдерживаясь, чтобы не коснуться зубами его открытой шеи — старые привычки, — …признает себя вашим рабом. Поэт дергает руками, хотя и понимает, что не сможет вот так просто избавиться от цепей, которые способны удержать нестабильных оборотней при неудачном обращении. Но ему это и не нужно. Он движется навстречу, принюхиваясь к запаху брата и позволяя лучше почуять себя. — Tu l'as mangé, — шепчет Поэт. — Tu fais partie de la famille. Dis-moi, c’était bien? — Tu deviens de plus en plus forte quand tu absorbes les capacités des autres, — Флегетон подмигивает. — Единственная причина, почему я не могу съесть тебя — ты выбрал не меня. «Твое тело легкое, — стоят в ушах слова наставника. — Силы притяжения не существует. Что для тебя гравитация? Ты ведь ведьма». Волосы на голове Поэта начинают шевелиться, напоминая Флегетону змей Медузы Горгоны. Резко распахиваются все окна, в помещение врывается сильный ветер, взметающий вверх все, что плохо лежит. Флегетон отступает, наблюдая, как братец приподнимается над полом вместе со стулом, ставя точку в их разговоре:

— Пускай не бьется сердце, пускай дыханья нет, Тебе придется выслушать, что говорит Поэт: Пока я жить не перестану, Ничьим рабом я никогда не стану!

Джессика хватается за край стола, чтобы удержаться на месте. Оглядывает ошарашенные лица присутствующих, которым не нужно иного доказательства принадлежности Поэта к ведьмовскому роду. Выдержав небольшую паузу в ожидании хоть как-то реакции остальных, она не выдерживает: — Раунд! И начинает жиденько аплодировать.