***
Финн тогда настолько сильно его недолюбливал, что представить их в сговоре было попросту невозможно. Да и держался-то только потому, что Мердок своей силой его сдерживал, иначе разозленный лев точно отстрелил бы вампиру полбашки. «Скоро полная луна», — сказал Поэт, обещавший раскрыть будущее, и Финна это ужасно рассмешило. Он принялся ёрничать: — Обосраться можно! Я тоже так могу. — Финн… — Мердок пытался его успокоить, хотя дело это было гиблое. Проще было выгнать кого-нибудь из этих двоих, но вожак хотел, чтобы его формальная правая рука тоже был в курсе договора. Состояние Финна становилось нестабильным, это грозило огромными проблемами в будущем. Если не давать ему работу, которой он всегда занимался, О’Каллахен попросту свихнется. Новую пару ему предлагать было уже поздно. — Завтра будет вторник! — не утихал Финн. — Меня тоже в прорицатели запишите? Подождите-ка, я же могу сейчас прогноз погоды посмотреть в интернете… Мантию и волшебную палочку мне за это дадите? — Завтра среда, — кровосос оставался самоуверенным и спокойным. Это вызывало уважение: он находился в логове своих кровных врагов, но, будучи значительно их слабее, не боялся, держась с достоинством, и не терял чувства юмора. — Так что волшебную палочку Вы пока не заслужили. — А ты заслужил что ли, волшебник херов?! — Финн! — последнее предупреждение, иначе, ей-богу, именно Финна Мердоку придется гнать взашей. — Дай ему сказать. Если что-то не понравится, сможешь его потом убить. — Правда, что ли? — слишком развязно и нагло, совсем страх потерял. Но говорит именно так, потому что понимает, что никто вампира ему не отдаст — Мердок уже показал, что хочет оставить себе этот лакомый кусочек, не выставляя на открытую продажу. Мердок запретил бы наливать Финну, если бы считал, что это хоть как-то поможет. Даже пьяный О’Каллахен неплохо справлялся со своей работой, но присутствие рядом вампиров заставляло его звереть. Те невольники из кровососов, что попадались ему в руки, мечтали еще раз оказаться под градом ударов дубинки Кирка, лишь бы больше не иметь дело с этим зверем — О’Райли хотя бы не трогал их больше положенного. Раньше Мердок считал Финна слишком мягким, пока не выяснилось, что все это время его сдерживала и смягчала Марина. Что делать с новым, озверевшим Финном — пока неясно, но это была не главная проблема, чтобы всерьез обдумывать ее решение. У Финна были любовь к выпивке и ненависть к вампирам, все это неплохо сочеталось и этого вполне ему хватало, пока Кризалис не выбрал кровососа. — Прошу меня простить, все мои предсказания в стихотворной форме и на русском языке. Это может быть тяжело для вашего понимания, — Поэт — сама любезность, хотя в тоне легко считывается насмешка. Пока не расскажет хотя бы половину того, что знает о своей ублюдочной семейке, может ни на что не рассчитывать. У Кризалиса не выйдет защищать его вечно. — Ну так переведи, — Мердок пожал плечами. Если вампир кратко перескажет суть своими словами, никто от этого не умрет. Какой вообще смысл в этих стихах? Они только запутывают. Наверное, Поэт не прибегает к прозе, потому что без очарования рифм его слова будут звучать как бред сумасшедшего. — Но как же!.. — Не тяни мое время, засранец, ты можешь сказать, что нас ждет, или нет?! Поэт закрыл глаза и надавил на веки пальцами, будто пытаясь увидеть будущее. Жест заправского обманщика — первый сигнал о том, что тебе вот-вот станут дурить голову. «Предсказатель» еще и раскачиваться начал, настраиваясь на волны вселенной, или как это еще всякие шарлатаны называли. Но Мердок был готов потерпеть этот цирк, если на сто слов лжи найдется хоть одно правдивое. Кровосос вдруг перестал актерствовать и посмотрел Мердоку прямо в глаза. Зверь внутри воспринял это как вызов. А это вызов и был. — Я знаю, зачем вы здесь. Вы пришли убить вампиров Главного дома. У Финна выработалась привычка: сначала бить, потом разбираться. Он взял — и выстрелил. Но Поэт оказался к этому готов и играючи увернулся от пули. Попасть в кровососа в принципе не так-то просто, если он знает, что в него стреляют — скорость, которую он может развить за мгновение, нередко оказывается выше, чем скорость летящего в него снаряда. Потому стрелять нужно неожиданно, с разных сторон одновременно, а на пистолетах должны стоять глушители. — Сделаю вид, что вы стреляли не в меня, — Поэт раздраженно стряхнул невидимую пыль с одежды, продолжая игнорировать присутствие Финна. Мердоку пришлось применить все свои способности вожака, чтобы насильно заставить товарища успокоиться — им обоим это будет стоить головной боли, но Финн хотя бы больше не будет позорить львиную выдержку при постороннем. — Расслабьтесь, не я один это знаю. Они тоже. Иначе, почему они нападают на вас? Но для них это — всего лишь игра. Они считали, что вы ничего не сможете им сделать. И были бы правы… не будь у вас меня. Мердок вглядывался в это тощее тело, в эти круги под глазами и утомленный взгляд, и не понимал, как этот доходяга, который и среди вампиров был самым слабым, может как-то им помочь. И что это вообще значит — они знают? Хорошо, что кровососы в курсе только про приказ «убить», пусть это и не главная цель. Но все-таки... откуда? Кто проговорился?! Или это хваленое умение влезать другим в голову? Черт, а ведь если он хоть раз подумал об этом при них… — Вы не верите мне — и не надо. Я могу солгать. Но вот вам правда, которую вы и сами знаете: высшие вампиры читают ваши мысли в тот момент, когда смотрят на вас. Если они поймут, что мы заодно, они не оставят вам шанса на спасение. Вы умрете. Договор не позволил бы вампирам без весомой причины вырезать целый прайд львов, это было бы слишком заметно, пришлось бы разбираться с людьми, да и не все вампиры поддержали бы эту резню. Проще было натравливать одиночек или пытаться столкнуть львов и волков лбами, чтобы последние сделали всю грязную работу. Но если у вампиров найдутся доказательства или повод… Они начнут играть по-крупному. — Что ты предлагаешь, кровосос? — Мердок старался выглядеть расслабленным и незаинтересованным, хотя у него все кипело внутри. Еще и Финн тяжело дышал над ухом, желая вцепиться сосунку в глотку, что немного отвлекало.— Восходит полная луна, Всем предвещая испытанья. Иного нет пути: она Меня отправит на заклание. И божий совершится суд: Вся правда вылезет наружу. Не будет больше пересуд О том, кому такой я нужен. Пока огонь сияет ярко, Пока вампиры, волки, львы Ругаются отнюдь не мягко, Все не закончится, увы. Да, я без страха и волнений Себя сгублю, спасая вас. Не нужно ваших возражений: То наступил расплаты час. Кто-то получит по заслугам, Кто — потеряет вдруг себя. Кто был врагом, тот станет другом, Иных без жалости рубя. Свобода будет только сниться. Хоть всех убей — не кончен бой: С богами вечность можно биться, Но не сейчас. Вернись домой.
Поэт поморщился и уже не наигранно схватился за голову. — В своих предсказаниях я видел, что вампиры отвлекутся на некий суд, но я не знаю точной причины, почему это произойдет, — расшифровывает он сказанное. — Главное не это: я смогу ослабить Главный дом изнутри, и вот тогда вы нападете. Все случится в полнолуние. Вы не говорите, но я вижу, что вы пытаетесь понять, в чем состоит обман, но помните, что я и так рассказал вам многое о том, как победить вампиров. И за это у меня к вам только одна маленькая просьба. Ну, конечно, вот в чем заключался подвох. Сейчас взамен каких-то жалких стишков попросит золотые горы, спасение своей шкуры или возможность расквитаться с каким-нибудь врагом лично. Мердок столько раз выслушивал эти «маленькие просьбы», что впору почувствовать себя крестным отцом. Но если кровосос по какой-то причине — личной мести или привязанности, не особо важно, — действительно помогает в убийстве своих ненастоящих братьев, то он заслуживает хотя бы того, чтобы его выслушали. — Какая? — вздохнул Мердок устало и крепко затянулся. А потом чуть по-дилетантски не подавился сигаретным дымом, когда услышал ответ.***
Финн смотрит на Мердока, а Мердок смотрит на Финна. Между ними повисает молчание, которое таит в себе понимание. Они оба допустили это, и от осознания хочется хорошенько вмазать самому себе. Может, он бы так и сделал, но рядом Кирк, а тот понятия не имеет, что именно сейчас они вспомнили. О’Райли бесцеремонно хватает Финна за воротник и шипит не хуже любого обозленного вампира: — Как ты смеешь так разговаривать со своим вожаком?! Он слишком зол, чтобы остановиться и разобраться в происходящем, и ему не нужно сдерживать себя — в монстра он не превратится, а Финн не посмеет тронуть то, что принадлежит вожаку. Так что в Финна врезается кулак, заставляя его отскочить и злобно выплюнуть уже с безопасного расстояния: — Я ничего не знал, понятно? Он сказал, что отвлечет все внимание на себя, чтобы снова попасть к кровососам и уничтожить их! А его вампирский дружок на стороне как-то ему в этом поможет. У Мердока очень тяжелый проницательный взгляд, под которым Финн начинает сникать и отводить глаза. Всем в кабинете слышится отчетливый звук постукивания хвоста по полу, хотя никакого хвоста не видно. Финн врет. — Ты сам скажешь, или тебе помочь? — Мердок устало массирует виски. Не хватало ему разбираться еще и с этим. Покой ему в ближайшее время не будет даже сниться, так, вроде, предсказывал Поэт. Финн вспоминает о том, что он мужик, а не сопля, и ему не нужно оправдываться за то, что он сделал. Это было взвешенное решение — первое за те месяцы, когда он мог только исполнять приказы Мердока и ни во что не вмешиваться. Раньше власти у всех было поровну — и у Мердока, и у Финна, и у Марины, — все они мыслили одинаково и важное для прайда решение мог принять любой из них, не спрашивая остальных. Их доверие друг к другу было велико настолько, что, даже будь решение в итоге неверным, за это бы не осудили, потому что понимали: иначе все равно было нельзя. В настоящем прайде, в общем-то, не бывает четких вожаков, как у тех же волков, но и волки, и вампиры привыкли иметь дело с теми, у кого есть главарь. Его они и получили. Финн четко знал, что он — не последний лев в этом прайде и стелиться ни перед кем не будет. Заражаясь от Мердока упрямством, он скрещивает руки на груди и уже более твердо и уверенно замечает: — Реакция должна быть правдоподобной. Мы не знаем, в какой момент они полезли бы в голову и узнали, что это всего лишь провокация. Ты мог выдать себя, поэтому я ничего тебе не сказал. Всю ответственность я взял на себя. Можешь наказать меня за это, если хочешь. «Я расскажу одному из вас… Но не скажу, кому, иначе кое-кто узнает раньше времени, подслушав ваши мысли. Надеюсь, это ясно», — эхом вторит голос Поэта. Кровосос выбрал Финна. И тот согласился. Его мысли настолько спутаны, что ни один высший не воспримет их всерьез. Уж Мердок-то, как вожак, знает, сколько в них пьяного бреда и агрессии на всех и вся из-за страданий и потерь. Лезть в такое никому не захочется. Флегетон наверняка попытался и тут же вылетел из мозгов Финна, как пробка из бутылки шампанского. Поэт правильно все рассчитал. Финн справился! Охладил на время свой пыл, не набрасываясь на мелкую рыбешку, чтобы потом вцепиться в жабры рыбке покрупнее. Мердок не может его за это осуждать — это, и правда, лишь холодный расчет, которому он сам вечно всех учил. Когда Марина умерла, Финн перестал мыслить здраво и строить далеко идущие планы, его интересовала только сиюминутная драка с каким-нибудь вампиром — неважно, виновным или невиновным, лишь бы быстрее избавиться от боли и пустоты в душе. Но Поэт изменил его новые привычки, предложив свой план — иногда нужно потерять меньшее, чтобы получить большее. Это разумно, и с этой точки зрения Финн поступил правильно. Но никто не предупреждал Мердока о том, что Кристофер снова окажется в опасности. Даже если никто не собирался всерьез ему вредить. Поэт обставил все так, чтобы МакАлистер-младший согласился на все добровольно, в качестве наказания за проигрыш в пари. Укусил для того, чтобы были видны раны, но залил кровью животных. Все равно Крис так и так ею пропах во время охоты, а львы не подпускали кровососов настолько близко, чтобы те смогли что-то разглядеть и заподозрить обман. К тому же, прайд волновался за львеныша по-настоящему, подтверждая, что это не подстава. Даже Кризалис не сдерживал сил, когда драл Поэта, веря, что его обманули. Чистая работа. Мердок, конечно, все еще задается вопросами, как Поэт приманил вампиров и причем здесь вообще Разумовский, но если это было использовано исключительно во вред самому Поэту и на пользу прайду, то МакАлистер в подробности вдаваться не будет. Всего этого могло бы не получиться, если бы Мердок заранее обо всем знал, поэтому, будь он на месте Финна, поступил бы точно так же. У самого него, как вожака и дяди, могло не хватить яиц, чтобы поставить на кон жизнь собственного племянника. Разговор ведется больше мысленно, чем вслух, поэтому все еще воинственно настроенный Кирк удивленно замирает, видя, как Мердок в качестве примирения протягивает Финну руку, а когда тот подходит ближе, сгребает его в медвежьи объятья. — Ты стал лучше соображать, хотя прошло не так много времени после… Черт побери, Грязный Финн снова в деле. Долго же ты отдыхал! Но в следующий раз хотя бы намекай, что что-то задумал. Если бы Крис пострадал... Сам понимаешь, что бы я с тобой сделал. Финн кивает. На секунду он подумал, что Мердок со своим ручным человеком и правда его прибьют! В последнее время старый лев вел себя… не самым лучшим образом и умудрился настроить против себя даже своих. Нельзя вечно прикрываться смертью жены, давно пора было взять себя в руки. Неприятно, конечно, что для этого пришлось сговориться с кровососом, но на войне все средства хороши. Мердок снова смотрит на него с безграничным доверием, как не смотрел уже давно, и Финн решает не уточнять, что Поэт не обещал ему не убивать львеныша. О’Каллахен принял это, потому что Кристофер — не самая большая плата за будущую победу; у Мердока хотя бы есть еще Кирк. Кто ж знал, что кровосос окажется честным парнем и действительно не станет Кристоферу вредить? А если бы все-таки убил его, Финн бы заявил, что его обманули, и Мердок ему бы поверил, потому что захотел бы поверить. Ведь вампиров принято обвинять в собственных неудачах. — Я рад, что ты меня понял, — Финн расплывается в улыбке, в которой Мердок улавливает что-то неправильное, но предпочитает это проигнорировать, чтобы не испортить восстановленные отношения. Львы ценят свою семью, какой бы она ни была. — Я не хотел подрывать твое доверие, но поступил так, как посчитал нужным. Для общего блага. Кирк закатывает глаза, наблюдая за слезливым примирением, достойным какой-нибудь мыльной оперы. Злиться дальше уже как-то несолидно, раз они во всем разобрались, продолжать Финна в чем-то подозревать — не по-мужски, и вообще, надо успокоиться. Человек прицельно ударяет в стену — в ту часть, на которой один из львов уже давно оставил вмятину. Сил не жалеет, потому болезненно вскрикивает и трясет травмированной рукой, пытаясь утихомирить вспышку боли, невольно привлекая к себе внимание соратников. — Все нормально, — говорит он, и ударяет еще раз, чтоб наверняка. Лучше так, чем раздавать люлей Финну, который, оказывается, ни в чем не виноват и вообще большой молодец, «ты на эмоциях, не лезь». Кирк почти слышит это, хотя Мердок не издает ни звука. Справляться с эмоциями не физическим путем ему еще учиться и учиться. А если учесть, что его регенерация не так хороша, как у львов, этот поступок вообще следует назвать глупым. Но Кирк и раньше абсолютно наплевательски относился к своему физическому здоровью, разгуливая со сломанными ребрами и глуша боль алкоголем, а сейчас, когда связь с львиным вожаком улучшила его восстановительные процессы, вообще перестал париться по этому поводу. Он же не слюнтяй, чтобы плакать как маленькая девочка от малейшей царапины. — Дядя Кирк?.. — О’Райли поворачивается на удивленные интонации и замечает Кристофера, застывшего у двери.***
Врач обследовал Криса вдоль и поперек. Пацан вертелся весь осмотр, постоянно прижимая руку к шее и ощущая себя так, будто кровосос откусил от него кусок. Но его подозрения, к счастью, не подтвердились. Врач только развел руками, с удивлением заметив, что с Крисом все в порядке. И теперь нужно было обязательно убедить в этом дядю, он же волнуется! Как только врач разрешает уйти (настоятельно рекомендуя поспать), Кристофер тут же рвется в кабинет, в котором старший МакАлистер всегда организовывал собрания. Влетает туда младший без стука, нисколько не заботясь, что мог прервать что-то важное, и тут же с порога выдает, быстро оценив накаленную обстановку: — Дядя Кирк, это ты из-за меня? Вы на меня злитесь? Все присутствующие поворачиваются к нему, и подросток тут же чувствует себя неловко от такого усиленного внимания. Но отступать было поздно. Как известно, the best offense is a good defense, так что Крис решает вещать так, чтобы львиная братия не смогла вставить и слова: — Да, я с ним поспорил! И проиграл! Ну и что! Я сделал это все сам и сам виноват! Если вам что-то не нравится, отправляйте меня назад, в Ирландию. Так даже лучше будет. Разве я просил отправлять меня сюда? Зачем вы меня с собой взяли, если не давали ничего самому делать? Там меня бы никто не трогал, а здесь вы вечно меня запираете. Мне это надоело! И вообще! Все русские — идиоты! И Россия — идиотская страна! Все говорят на этом дурацком языке и меня не понимают, мне тут даже дружить не с кем. Вечно приставляете ко мне эту курицу Нику, а я не хочу учить русский, я домой хочу! Кристофера всего трясет — последствия пережитого шока, как заверил врач. Когда львеныша кусали, он едва успел испугаться, но потом он пришел в себя, залитый кровью, и его везли в машине, где были одни только вооруженные до зубов охранники, которые ничего ему не объясняли. Во всем теле ощущалась жуткая слабость — то ли от волнения и усталости, то ли от нехватки крови, и Кристофер чуть со стыда не сгорел, когда дядя потащил его на руках, показывая всем, какой у него никчемный племянник, не способный устоять на ногах после столкновения с безобиднейшим из вампиров. Да если бы он вступил в драку, он бы этого Поэта на лоскуты порвал! Но Поэт наловил больше животных и честно победил. Хотя непонятно, конечно, кто в здравом уме стал бы есть его летучих мышей. Надо было оспорить его выигрыш, но Кристофер не успел. Поначалу ему было стыдно и противно от того, что его позор увидели все, но он почти ничего не почувствовал и не запомнил, поэтому с легкостью выбросил это из головы. С легкостью куда бо́льшей, чем вытеснил из памяти те дни, которые провел в тюрьме, ежедневно подвергаясь истязаниям ученых. Сейчас его волнует только одно: никто ж его теперь точно всерьез не воспримет, что бы он не сделал! И вожаком ему теперь точно не стать — вон как все смотрят. Дядя драться все равно с вампирами не даст, так что лучше Кристоферу убраться отсюда подальше. Он все уже для себя решил. Взрослые, правда, к подобным выкрикам привыкли и тоже уже для себя все решили. — Следи за языком, Кристофер МакАлистер, — глаза дяди Мердока предупреждающе сужаются. Дядя Финн ему поддакивает: — Отставить истерику, боец! — Кто так со взрослыми разговаривает? Вырос тоже! — цедит Кирк сквозь зубы, потирая кулак. А затем подхватывает упирающегося Криса за шкирку и тянет к Мердоку. Кристофер смачно приземляется на стул для посетителей, слегка отбивая себе пятую точку. Дядя Кирк хоть и человек, но силы ему не занимать. Он встает рядом, как будто хочет проследить, чтобы Крис не сбежал, и Крис насупливается. Подросток не любит, когда Кирк превращается в надзирателя. Неприятные воспоминания.***
Мердок смотрит на сбитые костяшки, будто хочет вылечить их одним только взглядом или прикосновением, и О’Райли прячет руку за спину. Раньше они были не настолько внимательны к травмам друг друга, считая это самим собой разумеющимся. Бытность любовниками сделала их сентиментальными развалюхами. Эх, Марина б сейчас всем раздала одинаковое количество целебных пиздюлей, чтобы никому обидно не было. То же самое, в целом, может сделать и Родригез, причем с превеликим удовольствием, только попроси — но ощущения не те будут. Марину заменить невозможно, а без нее трем мужчинам и одному подростку не так просто скоординироваться и перестать бросаться претензиями друг в друга. Старшее поколение все еще понятия не имело, как ладить с детьми, при том, что Кристофер свалился на них уже давно и успел заметно подрасти. Финн, вернувший к себе доверие вожака и присутствие духа, решает сыграть в хорошего полицейского, хотя полиция — это по части Кирка: — Как себя чувствуешь-то? Ничего не болит? Кристофер морщится, дотрагиваясь до здоровенного пластыря, закрывающего шею. Ему еще и забинтовать все это хотели, но львенок наотрез отказался: бинты будут привлекать слишком много внимания! — Спать хочу, — бурчит Кристофер. Стоило ему распластаться на стуле, как глаза начали сами собой закрываться, и теперь ему приходится придерживать их руками, чтобы позорно не захрапеть прямо на месте. — И есть. И уехать отсюда, надоело все. Вы говорили, что это на год максимум, а потом мы вернемся! — Лично я такого не говорил, — Мердок пожимает плечами, ни сколько, в целом, не злясь на то, что племянник вспылил. Они все сейчас на взводе: нападение, луна, Крис имеет право возмущаться. А за свои слова львиный вожак отвечает точно: ложных надежд он не дает никому, ни друзьям, ни врагам. Да и когда он мог успеть что-то наобещать, если воспитание племянника почти полностью свалил на Финна и Марину — как-то не до того было со всеми его обязанностями. Теперь даже непонятно, как правильно с Кристофером разговаривать. Кирк, к счастью, не теряется. — Чего разнылся, салага? — снисходительно интересуется он, и Кристоферу приходится поднять голову, чтобы посмотреть на него. Зеленый глаз буравит его как будто бы презрительно, а голубой — сочувствующе. — Планы постоянно идут по… не тому пути, что нам хотелось бы. Я тоже проклятых русских на дух не переношу. Зато у них много интересных книг и старого кино. Еще на разводные мосты можно смотреть, сколько влезет, на пароходе кататься и шаверму жрать. Не так уж и легко было найти плюсы, которые не были бы связаны с количеством доходов от полулегального бизнеса или удовольствия от драк и понравились бы Крису, но Кирк пытался. Голос у него выходит немного фальшивым от едва скрываемой злости, но злится он не на Кристофера или Финна, а скорее, на себя. За то, что не открыл слабости вампиров раньше, несмотря на поставки кровососных невольников, за то, что не замечал, насколько Кристоферу здесь одиноко и неприятно, что он, забыв обо всех предосторожностях, заговорил с незнакомцем и поплатился за это. Так уж получилось, что Кристофер является племянником человека, которого Кирк любит, и любовь к старшему МакАлистеру сама собой распространяется и на младшего. Поворачивая голову к Мердоку, О’Райли сталкивается с ним взглядом: львиный вожак явно думает о том, как много в воспитании мелкого он упустил. Кристофер приплел нелюбовь к России просто для красного словца, ему бывало одиноко и раньше — запирали его одинаково, что в России, что в Ирландии. Когда он только-только потерял мать, едва оправившись от смерти отца, он тянулся ко всем подряд и даже залезал к Кирку на колени, когда тот приходил в гости. Сейчас он слишком взрослый, чтобы себе это позволить, но за внешней колючестью все также прячется ранимость. Кирк не удерживается и лохматит Кристоферу волосы, выбивая из него нечто среднее между рыком и писком. Кристофер втягивает голову в плечи и начинает казаться еще более обиженным, чем до этого. Но видит, что никто его не собирается ругать, и чутка подуспокаивается. — Вы меня теперь запрете, а я с кровососами уже дрался, между прочим, — замечает подросток уже не так уверенно. Весь его энтузиазм закончился на первом монологе, и теперь он беспокойно ёрзает на стуле, ища, куда деться. — Помните, когда на меня покушение было, я был дома совсем один, как Кевин Маккаллистер! Я не успевал даже позвонить, а они кааак напали! Но мне было скучно, я наставил ловушек как раз на такой случай. А когда они в них попались, я их хряяяясь по горлу! — Кристофер показательно проводит острым когтем у шеи. Мердок прекрасно помнит тот случай: он тогда чуть полностью не поседел. На Мико, сестру Августа, покушались гораздо чаще, и стоило бы быть к этому готовым, но по Мердоку это било каждый раз. Хорошо, что Крис действительно мог за себя постоять. — Волчата в моем возрасте уже территорию защищают. Я не слабый! Просто честный. Кристофер частично оборачивается — обе руки становятся лапами, лицо покрывается шерстью, глаза желтеют, но мозги и речевой аппарат остаются человеческими. Львенышу ужиться со своей новой ипостасью оказалось куда легче, чем его старшим собратьям. Все этому удивлялись еще в тюрьме, в которой пацана держали и испытывали: ни одного срыва или неправильного обращения, он будто родился львом и неплохо балансировал между двумя своими сущностями. Несмотря на то, что он молод, шкура у него такая же плотная и непрокусываемая, так что Поэту ничего не удалось бы сделать, обратись Кристофер вовремя. — Я ведь тебе уже говорил: твои враги не будут биться честно, — Мердок наклоняется к нему и полощет когтями по лапе. Несильно, но ощутимо. Бедный львенок подпрыгивает аж, но в ответ не ударяет. Определенно, вожак из него не вырастет — Кризалис на его месте в долгу бы не остался. Кирк на все это только головой качает: он еще помнил то время, когда Мердок притворялся бесконечно добрым и безобидным дядюшкой, который не выставлял мир, как опасное место, и не пытался чему-то научить Криса, награждая его внезапными ударами. Но, как и Финн, он остается в стороне, наблюдая за подобными воспитательными моментами. — Ты выжил только потому, что вампир тебя пожалел. Даже если мы отправим тебя обратно — они и там тебя найдут. Хочешь больше свободы? Ладно. — Надо же ребенка, в конце концов, хоть как-то утешить. Слишком много камней в него летит: мальчика лишили детства и спокойной жизни — ждать, пока он повзрослеет, просто нет времени. — Я больше не буду тебя запирать, но при условии, что ты пройдешь полную боевую подготовку с львами нашего отряда. — Мердок переводит взгляд на Финна и командует: — Отведи его к Джошу и разыщи Джессику. У нас есть еще одно неотложное дело. — Боевая подготовка? — глаза у Кристофера светятся от счастья, и он тут же забывает о боли в лапе. Как есть, ребенок! Знает, что его точно не накажут за проигрыш и даже не запрут, чтоб неповадно было, и готов простить единственному кровному родственнику все на свете. Малец подскакивает с места, начиная виться вокруг Финна и мешая ему пройти, а тот только посмеивается: сколько лет проходит, а Кристофер все не меняется. — Мистер Донато будет меня всему учить? Честное слово, я больше ни слова плохого не скажу против миссис Донато, если он мне покажет, как сделать бомбу! — Лучше бы ты его отчитал, — замечает Финн напоследок перед тем, как радостный Кристофер утаскивает его из кабинета. Ну кто так делает, настырный ребенок не получил даже маломальской взбучки! То носом сидел клевал, а теперь вдруг открыл в себе второе дыхание и явно планирует донимать Джошуа, лишая законного отдыха. — Это он тренировок Джоша еще не видел, — Мердок усмехается, многозначительно переглядываясь с Кирком. — Даже когда он их просыпает… — Почти всегда… — напоминает Кирк. — …мало никому не кажется.