Вампиры не едят сладкое

Звери хорошо чувствуют агрессию, поэтому он не стал предупреждать своих о возможной сваре. Серый Волк бы напал на львов, те напали бы на него в ответ, и волкам пришлось бы защищать его. Доказать, кто первый все это начал, было бы невозможно. Чистая работа, вампирам не пришлось бы вмешиваться в конфликт. Но дух соревнования Волка подвел… Отвлек от главного… Может, убить львов сейчас, не дожидаясь полнолуния? Нет, слишком много мороки. Вмешаются вампиры, как вмешались сейчас, а Волк не может быть уверен, что они будут на его стороне. Братьям нельзя доверять, выкрутят все так, будто не было никакого договора, и это Волк во всем виноват. Нет, ему это не надо. Все, что он хочет — это вырваться из этой ловушки. А львы… Львы пусть пока живут, что уж теперь. Волк никогда не обещал быть на побегушках у извращенных недобогов, он лишь согласился сотрудничать с ними, пока ему это выгодно. А сейчас никакой выгоды он не видит. Может, львы знают какой-нибудь способ унюхать артефакт, просто не говорят, а? Волчий Владыка раздраженно крутит в пальцах побрякушку-клык. Похожий был у предыдущего вожака: символ власти. Ты вырываешь клык из пасти своего противника и горделиво носишь его на себе, подчеркивая поражение своего врага. Волк этой традиции следовать не стал. Чужое украшение он с легкостью сломал двумя пальцами, а к мертвецу даже не притронулся. Сукины дети в количестве четырех штук заявили, что он должен убить всех отпрысков предыдущего вожака. Ну, он убил какого-то ребенка, что он, будет разбираться, кто чей сын? Волк не вглядывался, он вообще-то не любитель убивать детей. Но теперь думает: может, тогда он убил не того? Да нет, глупости. Этот волк-одиночка, воняющий лисом — жалкая подделка, как и его кулон. В нем нет жажды крови и власти, Волк такое прекрасно чует. Всего лишь наемник, выполняющий чужие приказы, Волк о нем слышал. Какой же мудила Волка опять заказал? Разумовский? Но разве тот не интересовался вампирами до своей поимки? Или это был кто-то из стаи? Некоторым не нравятся чересчур жесткие методы Волка… Он вырезал недовольных целыми семьями. Ему было все равно, это не его мир. И он был создан убийцей. Но волки предпочитают приходить сами, иногда по несколько штук за день. Видимо, и тот наемник пришел сам по себе. Странно, что ни разу не попытался убить. Неправильный какой-то. Волк откидывается на подушки, хищнически ухмыляясь. И оборачивается к дверному проему, разглядывая незваную гостью, пытавшуюся прокрасться незаметно. Блондинка в коротком топе и джинсовых шортиках, которые когда-то были штанами… Похожа на малышку Аспид, но та скончалась примерно полгода назад. Кажется, у той девчонки была сестричка. Сбежала еще раньше, эта свободолюбивая натура… А теперь стояла здесь, награждая хмурым взглядом и пряча руку за спиной. И как она только его нашла? Точно не с помощью нюха: Волк проспиртован так, что истинный его запах никто не знает. Если искать по алкоголю — наткнешься на тысячи пьяниц, поглощенных улицами Петербурга, но точно не на того, кто тебе нужен. Волк всегда пьет разное. — Меня обвиняют в чем угодно, кроме плохой памяти. Илва, детка, никак ты к нам вернулась? И первым делом заскочила ко мне, какая хорошая девочка. Твое здоровье, — Волк поднимает в ее честь бутылку, жидкости в которой осталось на самом дне, и выпивает залпом. Илва опасливо глядит на него из своего укрытия, не двигаясь с места. — Дай догадаюсь: твой кодекс чести требует, чтобы ты отомстила за свою сестру, но умирать тебе не так уж и хочется… Вы все приходите за одним и тем же: либо месть, либо власть. Ты помнишь, как я стал вожаком? Волк подкладывает под ноющую поясницу подушку, заваливаясь на бок, чтобы было удобнее следить за гостьей. Взгляд его глаз, прикрытых длинными седыми волосами, затуманен, скрюченные окольцованные пальцы задумчиво перебирают многочисленные подвески, которые он никогда с себя уже не снимает. Извечная шуба слегка сползает, обнажая плечо, покрытое шрамами: у Волка свои представления о соблазнении. Даже будучи в жопу пьяным он привлекает женское внимание, хотя и сам не имеет ни малейшего понятия, как у него это получается. Просто пользуется моментом. — Мне тогда было года два, — отвечает Илва бесстрастно, делая вид, что не замечает всех его манипуляций. Малышке и впрямь не хватало смелости, чтобы поднять на него оружие, она совсем не походила на свою безрассудную старшую сестру. Та как раз-таки хотела власти, поэтому била, не задумываясь. Такие уверенные женщины Волку нравятся, но увы, увы. Долго они не живут. — Тебе наверняка рассказывали. Я ведь убил всех из семьи старого вожака, а? Илва по сравнению с ним — совсем ребенок, — и вряд ли может отличиться своими знаниями и мудростью. Однако она могла заметить то, что он когда-то упустил — и этим быть полезной. — Вы убили его сына, других детей у него не было, — голос у Илвы дрожит. Бедная девочка, совершенно не понимает, к чему весь этот спектакль. Только отчаянно отводит взгляд, заметив, как Волк начинает невозмутимо чесать яйца. Да подумаешь, как будто никогда такого не видела. — Убили его беременную сестру, потому что она могла родить мальчика. Его жена должна была стать вашей женой, но она попросила, чтобы вы похоронили ее рядом с ее мужем, и застрелилась. — Не произноси это с ТАКИМ выражением лица, а то я прямо монстром себя чувствую, — Волк фыркает. Вот значит, какие сказки о нем детям рассказывают? Наверное, запугивают, что если детишки будут плохо себя вести, к ним заявится Серый Волк и убьет их. А те и верят. — Между прочим, его волчица как раз могла и не умирать. Она бы никогда не полюбила меня, как и я ее, зачем мне чужая жена? Катилась бы на все четыре стороны, раз терпеть меня не может. Но она сама так захотела. Романтично, не могу не признать. В мое время женщины поступали так же, только тогда пистолетов не было. У Илвы неприлично вытягивается лицо, она даже дрожать перестает. Наверное, считает, что он свихнулся. Ему можно дать максимум пятьдесят, сам же он перестал считать на четвертой сотне. Глупцы не догадываются ни о реальном возрасте, ни о бессмертии. Волк даже не знает, что хуже: казаться всем чокнутым дедом или реально в такого превратиться. — Про сестру тебе напиздели, — продолжает он почти с жалостью и переводит взгляд на когти, из-под которых невозмутимо начинает доставать грязь. Вечно она непонятно откуда появляется, сколько ни чистись. Стоит все-таки попробовать меньше пить и падать в ямы. — Даже если бы она вообще существовала: зачем ее убивать, они там что, занимались инцестом? Если да, то достаточно было бы подождать, пока она родит, и убить ребенка. Она-то в чем виновата? Не ей место вожака занимать. Как видишь, я не такой уж и монстр. Илва явно с ним не согласна, но не он придумал эти правила. Волк вообще дает стае полную свободу, разве им так не лучше? Все, что он просит — вина и красивых женщин. Дальше они сами. Летом волки, например, любят устанавливать на полянах палаточные лагеря, чтобы быть ближе к природе. Сидят у костра, играют на гитаре, взывают к духам предков. Волк иногда даже может к ним присоединиться. Со львами, вон, он им дружить тоже не запрещает. Прошлый вожак все время сидел у сородичей в головах, указывал, что и как надо делать. Волк обращается к ним только тогда, когда нужно убить парочку зарвавшихся холопов. И все равно его считают главным чудовищем. — Вы не думаете, что то же самое случится с Вами? — прерывает Илва его размышления и делает шаг вперед. Смелеет девочка. — У Вас ведь есть сын… — Сын?.. — Волк напрягается, перебирая в уме всех женщин, с которыми сходился за последние три десятка лет. Он не считал себя цивилизованным парнем, но эти варвары предлагали ему покрыть чуть ли не половину своих женщин. Что, собственно, и послужило одной из причин, почему он решил остаться. — Ах да, сыыыын. Все время о нем забываю. — Но как же… — малышка Илва теряет последнюю иллюзию порядочности своего свирепого вожака. Ну да, вот такой он, Волк — само очаро… разочарование. Ей не стоило подходить к нему так близко. Его природная харизма, сдобренная львиной долей животного магнетизма, уже начинает свое воздействие. Теперь блондинка кажется просто любопытной девушкой, а не смелой воительницей, пришедшей мстить. И на что она только рассчитывала? Винить его в смерти своей сестры, по меньшей мере, глупо. Что ему тогда оставалось делать — самозабвенно упасть на нож, картинно раскинув лапки, и признать себя мертвым? Почему они все такие нетерпеливые? Понял он уже давно, что ему здесь не рады. И уйдет, как только получится, скинув бразды правления на какого-нибудь наивного идиота, считающего, что быть вожаком легко и весело. А до тех пор — будет убивать любого, кто покусится на его жизнь. Взявшие меч, мечом погибнут… — Знаешь, сколько у меня детей по всем мирам раскидано? Этого я хотя бы признал, — ворчит Волк, и правда, пытаясь прикинуть, как много их уже набралось. С учетом того, сколько Иванов встречалось у него на пути, и сколько детишек плодили уже они, по землям волочится по меньшей мере миллион его отпрысков. Жуткая история. — Он уже достаточно взрослый, чтобы бросить мне вызов, но что-то он не торопится. Наверное, самому придется его убить. Сынуля весь в папку — распиздяй последний. Только в барах Волк с ним и виделся. Ни хитрости, ни способностей, тупой, как валенок. Что-то пытается сказать и в рот заглянуть, но Волк от него только отмахивается. Не пиздил его все детство — и ладно. Для некоторых отцов и это достижение. — Вы так спокойно об этом говорите, — Илва подкралась совсем близко, и теперь мнется, не зная, что предпринять. Волк смотрит на нее насмешливо, всезнающим взглядом человека, которому этот мир уже абсолютно понятен, и постукивает рукой по постели рядом с собой. От него чертовски несет перегаром, так что Илва предпочитает сесть на самый краешек, показательно положив нож перед собой. Бить исподтишка бесполезно — многие пробовали и не добились успеха. Вызывать на открытый бой тоже бесполезно: Волк перекусит смельчаку глотку и пойдет себе дальше бухать и трахаться. Волчий Владыка с усмешкой щелкает зубами, заставляя малышку Илву вздрогнуть. Рядом с ним многие волчицы превращаются в маленьких испуганных девочек. — Не он первый, не он последний. Все пытаются меня убить, родная кровь не исключение. Ты вон тоже за этим пришла. Меня все ненавидят. — Интересно, почему, — мрачно усмехается Илва, задумчиво водя пальцем по лезвию ножа. Волк отбрасывает ее оружие в сторону и вместо него подкладывает ей в руку еще не початую бутылку самодельного пойла. Если малышка пришла не убить — значит, ей нужно поговорить. Задать все эти глупые, банальные вопросы: зачем, за что, как так можно было поступить. К нему не раз приходили читать нотации. Или плакаться, надеясь, что он возьмет на душу чужие грехи. Но малышка ведь и так знает, что смерть сестры была неизбежной. Как и то, что сама Илва сюда придет. Должно быть, у нее остался только один-единственный вопрос: что делать дальше? И Волк никогда бы не смог на него ответить. Илва отвечает себе сама, делая крупный глоток шестидесятиградусной настойки, и закашливается, пытаясь удержать все это в себе. Закуску Волку, увы, не завезли. — Вы вините во всем меня, но лучше бы винили свои традиции. Я бы ребенка и пальцем не тронул, я не маньяк. — Значит, Вы просто следуете традициям? И ничего больше? — Конечно, детка. Дело только в них. Он внимательно наблюдает, как Илва, перебарывая себя, делает еще два крупных глотка. А затем прижимает руку к губам, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Слишком тяжело дышать. Слишком тяжело жить. Волк прекрасно понимает, что она сейчас чувствует. И непривычно мягко тянет ее вниз, укладывая рядом. Когда-то она была совсем крохой: бегала по палаточному лагерю в одних трусишках и звонко смеялась. Они с Аспид дрались деревянными мечами получше любых мальчишек. Волк сам вырезал для них игрушки, когда выпил лишнего и захотел занять чем-нибудь руки от скуки. Илва продолжает беззвучно плакать, и Волк тянется к ее волосам, успокаивающе поглаживая. Она неуверенно шевелится, пристраиваясь поудобнее, и устало заглядывает ему в лицо. — Какие у Вас на самом деле глаза? — внезапно интересуется она. — Вы их никому никогда не показываете. Волк усмехается. Все они думали, что он просто застрял в трансформации, хотя и видели, что он не такой, как они. Прошло слишком много лет, чтобы он смог вернуть себе прежний облик. Волк узнает себя прошлого лишь тогда, когда видит лицо своего сына. — Голубые, — признается он Илве. И хищно над ней нависает.

***

Существо, которое над ним нависло, не было ни человеком, ни вампиром. У него была бледная кожа, которой не вредил солнечный свет, слишком большой рот с выпирающей челюстью, непропорционально длинные пальцы, сжимающие пистолет. Волков такие пистолеты раньше видел — они стреляли дротиками со снотворным. Кем бы ни было это существо, оно не собиралось ему вредить. Волков заблокировал дверь и судорожно потянулся к бардачку, вытаскивая настоящее оружие. Непонятные существа окружили машину со всех сторон и начали стучать кулаками по боковым стеклам. Долго стекло такого натиска выдержать не могло, и сначала пошло трещинами, а затем посыпалось. Драться в ограниченном пространстве машины с таким большим количеством противников было слишком рискованно. Олег выстрелил в нескольких из них и попал. Вот только существа на боль не отреагировали. Сразу несколько рук схватили его, всаживая в тело дротики. Точно также поступили и с только-только начавшим приходить в сознание Сергеем. Лекарство действовало быстро. Волков успел обратиться до того, как оно окончательно его сразило, и вцепился в одно из существ зубами, не позволяя увести свою пару, но одних его усилий оказалось недостаточно. Глаза закрывались сами собой, пасть расслаблялась. Разум немного прояснился лишь тогда, когда Олег услышал знакомую телефонную трель. Одно из существ нашло мобильник и ответило на вызов. Олег тоскливо взвыл, когда услышал сонный голосок Леры: — Пап, вы там скоро?