Крылья

Позади было уже больше половины отыгранных выступлений, а Курогане всё не мог привыкнуть к Фаю на сцене. Когда шли репетиции три недели до этой поездки, казалось, что они сработались так складно, будто недостающая деталь механизма вошла в пазы. Не то чтобы это изменилось на выступлениях — они отыгрывали так хорошо, что волосы на теле электризовались, а внутри пузырилось что-то весёлое. Но Курогане всё равно кидало в дрожь, стоило Фаю посмотреть на него лишний раз. На сцене тот становился совсем другим, и Курогане уже не казалось, что они с огненнокрылым фениксом так уж не подходят друг другу. Фай отпускал себя, а у Курогане внутри билось тонкой струной чувство, что всё это было только с ним. Фай всегда был живым на сцене — он смотрел записи с его выступлений — но таким настоящим был лишь здесь. Иногда Курогане думал, что это было похоже на флирт гораздо больше, чем все двусмысленные фразы, брошенные ему шутки ради. Иногда Фай в пылу выступления так близко подходил и так жадно смотрел, что Курогане был уверен: не лупи он по барабанам с животной дикостью — тот забрался бы к нему на колени прямо со своей чёртовой гитарой. К его сценическим нарядам он тоже не мог привыкнуть, они цепляли глаз, пусть и разнообразие их было невелико, а ту подранную майку Курогане запомнил уже до каждой рваной дырки. Но каждый раз в белом Фай представлялся ему слишком открытым, даже в строгой рубашке, которую он однажды надел. Казалось, Фай из кожи вон лез, примеряя на себя какой-то чужой образ, стараясь удивить. Они с Сакурой придумывали всё новые и новые детали, чтобы довести это безобразие до идеала и окунуть чистый белый в тёмные воды тяжелого рока. Однажды Фай даже напялил платье, купленное в секонд-хэнде, и спасло всю эту идею только то, что оно было на шнуровке, и потому Фай смог в него влезть. Правда платье оказалось слишком коротким, и пришлось выбирать: оголять задницу или грудь. Но первое было перебором, поэтому недоразумение с пышной юбкой стянули пониже, прикрыв срам, отчего при каждом резком движении то и дело оголялись соски. Курогане тогда был готов грубо высказаться матом насчёт этой удручающей клоунады, но только терпеливо сжал зубы и саркастично посоветовал Фаю ещё и ноги побрить. Однако когда он увидел его на сцене… Пожалуй, ничего более откровенного и развратного Курогане не видел в жизни. И волосатые ноги ничуть ситуацию не облегчали. Накрашенные голубые глаза тоже вымораживали. Курогане никогда не считал, что подводка может сделать мужчину красивее, он вообще к этому элементу относился сугубо утилитарно — сценический грим был и у KISS, и у Боуи, а уж у джей-рокеров без него вообще не обходилось. Конечно, у Сакуры и у Моконы всё было более основательно и эффектно, и это правда выглядело красиво, а для съемок порой и самого Курогане разрисовывали так, что мать родная бы не узнала, но всё это его мало волновало. У Фая же выходило иначе, и Курогане никак не мог понять, что притягивает взгляд больше: чёрные тени и стрелки, аккуратно нарисованные перед выступлением, или всё это драматически размазанное и поплывшее после. Наверное, дело было в цвете его глаз. Тёмные цвета придавали голубому непостижимые оттенки и глубину. Да и людей со светлыми глазами Курогане встречал не так уж часто, оттого, видимо, и не мог смириться с этим зрелищем. Оттого и бросал на Фая мимолётные взгляды, когда они сидели в баре модного клуба, отмечая очередное выступление. До следующего пункта назначения ехать было не так далеко, а потому им не нужно было вставать ни свет ни заря и можно было расслабиться вечером. Курогане неторопливо цедил свой напиток, сидя у стойки и поглядывая на танцпол, где под оглушающую долбёжку резвились Сакура и Фай. Выяснилось, что тот любит скакать, как белка, не только по сцене. Знаменитая белая сценическая майка горела ярким пятном во вспышках стробоскопа, выхватывая его движения из толпы таких же одичавших. Курогане отчего-то был раздражён и хмур, как туча, и когда заметил, что Фай отделился от толпы и двинул в сторону курилки, пошёл за ним. Он толком не знал зачем, не поболтать же, в самом деле. Но когда он догнал Фая на выходе, поболтать с ним он уже не успел — кто-то другой опередил его. Молодой мужчина в дорогих шмотках стоял совсем близко в Фаю и пьяненько улыбался ему. Курогане уже хотел было уйти и не вмешиваться, но что-то привлекло его внимание. Фай лыбился вовсю как обычно и даже не выглядел напряжённым, мужчина, что бы он там ему ни говорил, не был агрессивен и разговаривал тихо, но то, как он вцепился своей клешнёй в и без того подранный рукав Фая, хлестнуло Курогане по нервам. Он был почти уверен, что даже если незадачливый кавалер клеился к Фаю, а тот был против — Фай справился бы и слинял юркой тенью, как он это умел. И даже если мужик предъявлял какие-то претензии, тоже бы за себя постоял. Тут охрана в клубе была, в конце концов. Но Курогане смотрел, как Фай держал в руке не зажжённую сигарету, которую ему мешала поднести ко рту бесцеремонная хватка незнакомца, и у него жгло под рёбрами. К тому же он и без того был зол. Ай, да какого чёрта! Курогане оказался рядом с мужчиной в два шага, будто возник прямо из земли, даже Фай вздрогнул от его появления. Курогане схватил незнакомца за плечо, буквально оттаскивая, и тот, неловко дёрнув Фая за рукав и увеличивая дырки на ткани, всё же отпустил его и возмущённо глянул на Курогане. — Проваливай, — велел Курогане. В ответ мужчина недовольно произнёс что-то уже на повышенных тонах, но из-за голоса, замыленного опьянением, и акцента Курогане ничего не понял. Да и ему было плевать. Абсолютно. Он молча ударил того в лицо. Мужчина свалился на землю, брызгая кровью из разбитого носа на ботинки Фая. Подняться после такого, да ещё под алкогольной пеленой тому теперь было бы непросто, но Курогане ему помог — вздёрнул за шиворот на ноги и вмазал ещё раз под дых, не давая и шанса защититься или ответить. Мужчина отлетел к стене с глухим стоном. Он ничего такого не сделал, подумал Курогане, потому больше не бил. Лишь ждал. Драки, возможные проблемы с полицией, имидж — вот это всё в самом разгаре тура немного охлаждало его горячую голову. Но вот если бы соперник попытался в драку влезть, то его бы отсюда точно выносили, а так Курогане лишь прорычал ему напутствие в дальнюю дорогу уже по-японски, и тот, с трудом отлепившись от стены, торопливо зашагал прочь. — Ого, Куро-сан, это было резко! — спустя пару минут в гробовом молчании выдохнул Фай за его спиной. — Скажи ещё, что я слишком вспыльчивый! — рявкнул Курогане, бросая на него взгляд. Фай пожал плечами и наконец прикурил свою сигарету, плавно выдохнул дым. — Зачем? Ты разве сам этого не знаешь? — Томоё всё время мне этим тычет! — Она просто заботится о тебе, — заступился за неё Фай. — Может, хочет, чтобы ты понял, что часто в жизни быть сдержанным полезней и безопасней. — Она хочет, чтобы я изменился. — Может, она хочет, чтобы ты чаще задумывался о других? — Мне плевать, — выплюнул Курогане зло, хотя чувствовал, что былая агрессия утекает сквозь пальцы. — Я не собираюсь меняться ради других, так что если тебе не нравится… — Я такого не говорил, — перебил его Фай. — И мысли не было? — Я, конечно, подумал, что это было слишком круто. Но это не имеет ничего общего с тем, нравишься ты мне или нет. Фай смотрел на него в упор какие-то минуты, и Курогане стало не по себе, оттого что он наезжал на него без особой причины. Фай вдруг выбросил недокуренную сигарету и устремился к выходу, бросив на ходу «пойдём». — Куда? — нахмурился Курогане, хотя сам уже послушно шагал следом. — Лучше свалить, — ответил Фай. — Вдруг этот хрен нажалуется охране или, не дай бог, полиции, не хотелось бы разбираться. Курогане поморщился, но не согласиться с Фаем не мог. Они покинули клуб и уехали в отель на такси. Не разговаривали всю дорогу, и Курогане полностью успокоился, пока ехал рядом с Фаем на заднем сидении и рассматривал в окно пролетающие мимо ночные пейзажи. Они вернулись вдвоём в тёмный номер на троих, который делили ещё с Шаораном, и оттого что ни в номере, ни в отеле никого не было из их команды, и оттого что Фай задумчиво молчал, ощущение было такое, будто они слишком рано покинули вечеринку. Душила какая-то досада. Курогане завалился на кровать и полез в телефон, хотя и знал, что каких-то новостей или сообщений там не найдёт. Фай направился сразу в ванную, чтобы смыть наконец косметику с глаз, и не закрыл дверь. Наверняка, чтобы Курогане слышал, как он причитал про уставшие от танцев ноги и порванный приставучим незнакомцем рукав. Ну хоть про забрызганные кровью ботинки промолчал. Курогане посмотрел на них, небрежно сброшенные на пороге номера, и нахмурился. — Прости, — бросил он, когда Фай вышел из ванной, растирая покрасневшее лицо полотенцем, — что испортил тебе вечер. — Пустяки, — отмахнулся Фай. — Просто сводишь меня в бар как-нибудь. — Ладно, — согласился Курогане с толикой недовольства. Но раз накосячил, нужно отвечать. Фай отшвырнул полотенце на кровать и убрал с лица мокрые пряди. — Ох, Куро-пу, как же ты неосмотрительно копишь долги! — подмигнул он и, видя непонимающий взгляд Курогане, пояснил: — Ты ведь задолжал мне ещё купание голышом. Курогане лишь хмыкнул и отвернулся. Глянул на Фая из-за плеча, потом в телефон, чтобы уточнить время, и, бросив его на подушку, поднялся с кровати. — Пошли, — произнёс он. — Куда? — удивился Фай. Теперь они поменялись ролями, и это он последовал за Курогане, быстро всовывая ноги в растоптанные кроссовки на выходе. Они покинули номер, спустились на первый этаж и вышли с заднего входа во двор. Было уже достаточно поздно, даже в баре отеля на втором этаже не играла музыка и, насколько Курогане успел заметить, на ресепшене никого не было. Задний двор отеля едва освещался маленькими наземными светильниками, спрятанными в низких кустах по периметру, пара столиков с пластиковыми стульями под ротанг, конечно, пустовали, как и шезлонги у маленького бассейна с приятной голубой подсветкой, поднимавшейся со дна мягким шёлком. Курогане стянул с себя футболку и кинул её на землю. — Раздевайся, — велел он Фаю, даже не глядя на него. — Что? — не понял тот, округлёнными глазами глядя, как Курогане расстегивал джинсы. — Мы что, и правда полезем в бассейн? — Ты ж сам хотел. — Вообще-то этого делать нельзя, — сказал Фай, указывая на предупреждающую табличку, где было написано о запрете ночных купаний в бассейне. — Я умею читать, — Курогане бросил на него снисходительный взгляд. — Поэтому тебе лучше так не орать. Лезь уже в воду. Фай рассмеялся, прикрывая рот рукой, а затем сбросил свои кроссовки и быстро вылез из штанов. — Никогда бы не подумал, что Куро-тан способен на подобное. — Ещё одна дурацкая кличка и я тебя утоплю, — пообещал Курогане и, сняв трусы, сполз в бассейн, стараясь не создавать лишнего шума. Он проплыл туда-сюда, пока Фай раздевался и тоже залезал в воду. Вода была прохладной; если торчать в ней просто так, начнёшь стучать зубами через несколько минут, поэтому лучше было двигаться, но Фай плескался едва-едва, больше барахтаясь на месте. А Курогане хотелось размаха. Ему нравилось плавать, и морские волны подходили для него лучше всего, но и хороший спортивный бассейн тоже сойдёт. Жаль, что эта крошечная лужа не была ни тем, ни другим. Здесь даже стоять можно было, касаясь дна, в любом месте. Но это не остановило его, и он плавал от борта к борту, пока дыхание не участилось, бросая быстрые взгляды на Фая, когда проплывал мимо. Что ещё, в конце концов, можно было делать в бассейне? Не зависнуть же напротив белобрысого балбеса, который выглядел так, будто получил, что хотел, но теперь не знал, что с этим делать. Не знал, но расслабленная улыбка всё равно играла на губах. Курогане остановился возле него. — Ну что, уже достаточно или ещё помокнем? — спросил он. Они стояли близко друг другу, и вода тихо плескалась, отталкиваясь от груди Фая и возвращаясь к нему, а потом обратно. Глаза напротив вновь стали магического какого-то цвета от освещения в бассейне, а лицо казалось мечтательным и рассеянным. — Это то, чего ты хотел, или нужно что-то ещё? — Курогане шагнул ближе и в воде было очень сложно угадать правильное расстояние и остановиться прежде, чем станет слишком. Фай моргнул и улыбнулся шире. — После того, что я уже видел, — его взгляд мимолётно скользнул вниз, — мне больше нечего желать. От покрова фальши в этой фразе Курогане сделалось неприятно. А от тщательно скрываемой дрожи в голосе даже больно. Он закатил глаза и отплыл прочь, собираясь уже вылезти из бассейна, и плевать ему, если придурок решит остаться. Фай тоже скользнул к краю, поворачиваясь к Курогане спиной, но вылезать не спешил, просто сложил руки на мокрую плитку и оперся грудью на бортик, выпуская из под воды своего тёмного феникса. Курогане смотрел на него со своего края бассейна и как-то привычно наливался раздражением. А ещё чувством тоски, вновь рассматривая татуировку. Он решительно собирался уйти, но всё равно оттолкнулся и медленно подплыл к Фаю. Тот даже не шелохнулся. Курогане коснулся его спины там, где её украшала широкая полоса, провёл по ней пальцами до плеча и вернулся назад к позвоночнику. На ощупь линии татуировки никак не отличались от чистой кожи, но Курогане казалось, что его пальцы горели. Не раз он представлял себе, каково было бы касаться этого вожделенного рисунка, но ощущения были даже сильнее. Ему стало жарко в холодной воде, руки напряглись, будто жилы и вены внутри перекручивались в тугой канат, рискуя лопнуть и прорваться наружу, а камень, что застрял за грудиной, медленно потянулся вниз, давя на рёбра, и тяжело ухнул внизу живота. Курогане гладил феникса вдоль позвоночника, вдавливая пальцы почти до самых позвонков, и едва касался, прослеживая его перья на плечах. Он водил руками вверх и вниз, не упуская ни одного сантиметра, а Фай ничего не говорил, просто лежал щекой на сложенных на бортике руках, прикрыв глаза. Курогане скользнул под воду, касаясь длинного хвоста птицы и прочерчивая обжигающую линию до самого копчика и чуть ниже, хотя и не знал наверняка, где заканчивался рисунок. Он погрузился обеими руками в воду и там, где раскинувшиеся перья опоясывали рёбра, захватил их ладонями, провёл по бокам Фая, стискивая под грудью, а сам почти прижался со спины. Курогане смотрел на его шею, где тоже были тонкие линии, которые он не успел исследовать, но ладони от тяжело вздымающейся груди отрывать не хотелось и потому он только смотрел. Можно было коснуться линий на бледной шее губами… Курогане наклонился ближе. — Весь твой идиотский флирт порядком надоел, — выдохнул он Фаю в ухо и почувствовал, как тот весь сжался в его руках. — Если хочешь чего-то, скажи. — Я… — хрипло пробормотал Фай, едва разлепляя губы. — Если собираешься опять нести чушь, лучше заткнись, — оборвал его Курогане. Фай усмехнулся, открывая свои грустные глаза и глядя ими куда-то в пустоту. — Я тебя не понимаю! — Курогане отпрянул, выпуская его из своих рук. Он быстро вылез из бассейна, отталкиваясь от борта, натянул штаны прямо на мокрое тело и, подхватив свои вещи, пошлёпал босыми ногами назад в отель.