***
Я даже не думал отказываться. Честно, это лучше, чем торчать на уже погасшей вечеринке с расстроенной Ибуки и вырубившим меня Мондо. Я надеюсь, что больше никогда его не встречу. У него странная реакция. Его так сильно простое желание обидело, что ли?***
— Когда мы уже со всем этим завяжем? Его голос отдавался эхом для меня, будто услышал что-то страшное, будоражащее до глубины души. — С чем? — решил уточнить я. — Ну, я про алкоголь, сигареты и вечеринки, — Хаджиме сделал паузу, чтобы вдохнуть дым. — Мы только и тратим свое время на это, убивая здоровье и надежду на нормальную жизнь. Тебе не кажется это неправильным? Он прав. Чертовски прав. Я думал обо всем этом пару раз, но так и не пришел к тому, чтобы отказаться от нездоровых привычек. Зачем мне пытаться, если я в любой момент могу сдохнуть от своих диагнозов. В чем смысл? Я ведь даже не рассчитываю на нормальную жизнь. — И ты говоришь об этом, держа сигарету в руке? Хината грустно усмехнулся, положил окурок и начал сверлить его взглядом. — Глупо выглядит, наверное. Но если серьезно, я уже настроен на то, чтобы прекратить это. На секунду я подумал, что он имеет в виду свести счеты с жизнью, но это же Хаджиме, он не такой. — На всех этих вечеринках мы только пьем, а заканчивается тем, что кто-то кого-то избил или трахнул. Вдруг все дойдет до убийства. Слишком опасно и бездумно. Я понимаю, что в нашем положении думать так — странно и немного лицемерно, но пора заканчивать. Ты со мной? Он одарил меня смеренным взглядом зеленых глаз, пытаясь найти тот самый огонек, значащий, что его друг поддерживает затею. А вот я смотрел на него в оцепенении, разрываясь от противоречивости своих чувств. — Знаю, но не могу. Ты очень правильно рассуждаешь и я рад, что ты хочешь меняться, но у меня не выйдет. Я просто не хочу. Хаджиме внезапно встал и грозно посмотрел на мое лицо. — Ты хоть понимаешь, как мне грустно видеть тебя, — он резко развел перед собой руками, — таким? Ты почти ничего не ешь, только куришь и пьешь без остановки. Я знаю, что не лучше, но хотя бы вижу смысл в своей жизни. Ты же ведёшь себя как бедная маленькая девочка, что только и умеет страдать. Раньше ты был хоть живее, особенно, когда тусовался со мной и Ибуки. Что, блять, происходит с тобой? — его голос начал дрожать от гнева, заставляя меня вздрогнуть. Что мне сказать? Признаться, что у меня дофига заболеваний? Да черта с два! Все будет только хуже. — Давай закончим разговор. Я приподнялся, чтобы затушить сигарету о пепельницу. — Да боже мой... — выдохнул Хината и направился в другую комнату. Я уж подумал, что снова остался наедине со своими мыслями, но он вернулся, чтобы добавить: — Сегодня ты спишь один, я буду в комнате отца. Если что-то нужно, то говори, — Хаджиме сделал паузу, вздохнул, усмиряя, как я понял, свой пыл, и сказал напоследок. — Спокойной ночи, Нагито. Дверь громко захлопнулась. Снова я его разозлил тем, что не рассказываю. Такое уже третий раз происходит, и Хаджиме все ещё рядом. Он идиот или просто слишком добрый? Я зашёл в ванную, чтобы умыться. Ущипнув себя, убедившись, что все происходящее не сон, мне оставалось только вернуться и лечь на кровать. Я не так часто сплю один, мне некого обнять и успокоиться, утонуть в реальности, где все замечательно. Хината это знал, но все-равно оставил меня одного. Видимо, в этот раз он разозлился сильнее, чем в прошлый. Утопая в слабо различимом свете луны, кое-как пробивавшемся через занавески, я наконец начал смыкать веки, погружаясь в сон. Летние ночи всегда кажутся мне одинокими. Такие пустые. Тишину лишь иногда прерывают алкоголики под окнами и проезжающие изредка мимо машины. Я потерялся. Чёрно-белое пространство, я стою посередине своей комнаты. Ощущение, будто скоро упаду. Колени ноют от боли, глаза слезятся и чешутся, руки в чем-то липком, металлический запах. Как не завязнуть в пустоте собственной души? Я не могу понять, чего не хватает в моем доме, будто забыл, что жил здесь семнадцать лет. Чей-то смех заполняет место, становится невыносимо это слушать. Дверь медленно открывается и скрипит, давя по ушам. Я приоткрываю глаза и вижу, как чье-то лицо склоняется передо мной. — Нагито, просыпайся. У тебя снова кровь из носа, — голос говорит тихо, но довольно различимо. Когда я протираю руками глаза, то понимаю, что это Хината. Он сидит напротив и внимательно смотрит на меня, держа бутылку воды и салфетки. Я беру второе, подношу к носу. Да блять, ну не снова. Хаджиме забирается на кровать, ложится рядом. В комнате стало намного светлее, вероятно, что сейчас утро, может, часов девять. Он протягивает бутылку и я пью совсем немного, просто чтобы смочить горло. Поставив ее на тумбу, ложусь поудобнее и снова закрываю глаза. Я чувствую, как Хината подвигается ближе и кладет руку мне на щеку. — Извини за то, что сказал раньше. Мне просто грустно, что я не знаю причин твоего поведения. — Хватит, пожалуйста. Меня разозлили эти слова и я отвернулся. То ли мне не нравится, что он слишком сильно за меня волнуется, то ли его попытки узнать правду. Я не понимаю сам себя. Хаджиме обнимает меня, сопротивляться нет смысла. Я и в самом деле хотел, чтобы он был рядом. Мне совершенно не нужно его сочувствие, только лишь движение его ладоней, перемежающихся с моими собственными. Его пальцы сейчас мягкие и легкие, совсем не мозолистые, как казалось раньше. Я вдыхаю и позволяю ему делать то, что он хочет. Руки скользят по моей спине, касаются волос на затылке. Становится по-странному грустно, что на глаза наворачиваются слезы. Подобное сейчас очень напрягло. Мне не нравится. — Что ты, блять, делаешь? — испуганно спрашиваю я. Хаджиме смеется. Кажется, он принимает это за шутку. Я чувствую его пальцы на своей майке, и меня охватывает паника. Я пытаюсь отодвинуться, и вдруг он отпускает меня. — Я понимаю, что тебе восемнадцать и хочется найти подружку, чтобы перепихнуться по-быстрому, но не надо на мне такое практиковать. Я тебе не шлюха. Он берет мое лицо и поворачивает к себе, чтобы я взглянул на него. С обеспокоенными глазами Хаджиме выдает: — Боже, Нагито, я и не думал! Ты сам говорил, что не против всего этого. Мы ведь всегда так засыпали, что теперь не так? Я бы никогда не сделал чего-то без твоего согласия, ты же сам знаешь.Что на меня нашло? Боже мой, я такое и правда сказал?
Я смотрю на него ещё минуту и пытаюсь подобрать слова. — Когда? Хаджиме в непонимании переспрашивает: — Что «когда»? — Когда я такое говорил? — Полгода назад, — он взглянул на мою руку и сплел наши пальцы. — мы тогда были у Ибуки и засыпали на диване. Ты не помнишь? — Нет. Оставшиеся пять минут он описывал тот день, заставляя меня напрягать мозг, чтобы воспроизвести в голове его слова. Но у меня не выходит. Будто такого никогда не происходило. Он слишком хорошо врёт или я просто забыл? Когда он заканчивает, то я молча киваю, делаю вид, что такое на самом деле было и с моей памятью все в порядке. Мы ложимся в прежнее положение, но Хината только меня обнимает и ничего больше не делает. А я не могу сомкнуть глаз и сверлю взглядом стену напротив. Слезы сами начинают литься. Я давно не плакал. Глупо ли сейчас грустить после того, как настраивался, что умру и забуду все? А что завтра? Я не смогу назвать имя собственной матери или друга? Мне очень трудно делать вид, что сейчас ничего не происходит и я просто лежу, не вытираю слезы, не всхлипываю. Черт возьми, как же я слаб. Всё теперь изменится. Ничего не будет. Ничего. И не придется смотреть на Хаджиме. Мне не нужно будет придумывать стратегию поведения, когда мать начнет на меня кричать. Блять. — Нагито, ты плачешь? Я не хочу показывать свое бессилие, это же сведёт его с ума. Отдал бы все, что имею, лишь бы прекратить рыдать. Да заткните мне кто-нибудь рот тряпкой, я не против, только остановите. — Нагито? Мне пришлось повернуться лицом к Хинате. Рука медленно стала вытирать мои горячие слезы, сердце стало биться в несколько раз чаще. Каждый вдох был неприятен и болезнен. Словно меня душили ремнем, не давая вырваться и вдохнуть сладостный и такой желанный поток воздуха, отравленного цианидом моего внутреннего мира. — Просто спи уже, — выдавливаю из себя. — Ладно.***
— Ты опять привел этого чудака? Я ощущал, как слова ударяются о стены соседней комнаты, где сейчас находится Хината и его отец. Тот относился ко мне нормально, но иногда все же находил внешний вид лучшего друга своего сына грустным, сочувствующе оглядывая с ног до головы. Я проспал довольно много, раз его отец пришел. Не помешало бы подремать ещё пару часов, чтобы не вспоминать о серости реального мира. Меня мучают кошмары, но это гораздо лучше, правда. Несколько мучительных минут и Хаджиме приходит в свою комнату, чтобы сообщить: — Папа ждёт гостей сегодня, поэтому тебе стоит уйти. Тебя проводить? Я зачарованно смотрю в пол, разглядывая каждую трещинку, упорно пытаясь найти, чем занять беглые глаза. Уходить не хочется, но придется. — Не надо, сам дойду. Обуваюсь, прощаюсь с хозяином квартиры и его сыном, быстро выхожу в холодный подъезд. Лифт, как назло, не работает, придется топать с восьмого этажа на самый низ. Примерно на половине пути приходится остановиться, чтобы перевести дыхание. Неожиданно тут, почти перед моим лицом, открывается дверь, из которой, быстро бросив на меня взгляд, выбегает девочка лет пятнадцати, роняя куртку. Она оборачивается, всего на секунду медлит, но бежит дальше. Выглядит та рассерженной, вызывает жалость ее худоба. Я продолжаю свой путь, попутно захватив брошенную девочкой куртку: почему-то был уверен, что она далеко не убежала. Прошел пару метров и услышал, как из той квартиры начинают доноситься возмущенные возгласы родителей, как я понял. Я был прав: девочка сидела в старой металлической беседке, покрашенной очень давно, причем некачественно. Периодически виднеются искры зажигалки, она не работает, газа почти не осталось, однако особа не прекращала попыток. Усмехнувшись, я направился к беседке. — Помощь нужна? На улице было довольно темно, но я смог заметить, как она улыбнулась. — Да, — ее голос мягкий и спокойный. Я достал свою зажигалку, поджёг конец ее самокрутки, сел рядом, накинув на ее дрожащие плечи куртку. Сейчас, когда нахожусь в пятидесяти сантиметрах от нее, то вижу на шее отчётливые кровоподтеки. — Кто тебя так? — я указываю на следы от пальцев, и она начинает прикрывать больное место воротом куртки. Ее губы дрожат, она открывает и закрывает рот несколько раз, сомневаясь в том, рассказывать ли незнакомцу. Вдруг девочка резко поворачивается, осматривает меня и выдает: — Отец. Он снова, — она сделала затяжку. — напился. Я так и думал. Сейчас не так мало детей с похожими проблемами в семье. Меня это обнадежило. — Сожалею, — мой голос непроизвольно дернулся, а в нос ударил дурманящий запах, который я не спутаю ни с чем другим. Пришлось завязать с этим, ведь Хината меня чуть не убил, когда узнал, поэтому сейчас было сложнее всего не смотреть на самокрутку с коноплёй в руке девчонки. Я без понятия, где она ее купила. Видимо, заметив, как я пялюсь, она протянула косяк мне и, наплевав на обещание больше не курить всякую дрянь, кроме табака, я втянул дым. — Ну а ты почему на улице? — Почти та же ситуация, что и у тебя,. — коротко бросаю и расслабляюсь, меняя положение тела, — Тебя как зовут хоть? — Незачем тебе знать мое имя, мы никогда больше не встретимся, — она ответила уверенно и как-то грустно усмехнулась, проведя в воздухе пальцем воображаемую линию, якобы рассекая шею. — Я тебя понял. Не вижу смысла отговаривать: я не знаком с ней, не знаю всего, что происходит в ее жизни, не умею помогать. Без понятия, насколько легко девчонка приняла это решение. Главное — это то, что она определенно сильнее меня. Мы в два счета докурили самокрутку и сидели молча. Мне сильно дало в голову, и если бы не это, то я бы уже ушел. — Как ты думаешь: самоубийство для трусов или храбрецов? Я расслышал ее вопрос, но попросил повторить, ибо потерял смысл в словах. — Для храбрецов, — сделал паузу, пытаясь сформулировать мысль, — Я хочу быть как ты — решиться на смерть от собственных рук — но не выходит. Я слабак. Мне страшно. А вдруг не получится? Вдруг останусь жив? Боже, — мои руки опустились на колени, — как же всё сложно. — Ты не слабак. Самоубийство для таких как я — готовых сдаться при любой возникшей трудности. У меня были попытки все исправить, наладить жизнь, но ничего не увенчалось успехом. Заебало. Я слушал внимательно рассказ, пока она ходила по беседке вперёд-назад, оставляя темные следы грязи старыми кедами на тротуаре. Мне не было ее жаль, правда. Я был рад, что не единственный погряз в этом дерьме по уши. Эта девочка стала для меня кумиром за какие-то полчаса, пока мы разговаривали. Вот так всё просто. Она уйдет в лес, как я понял, и все закончится. Хотелось бы запомнить ее улыбающееся лицо навсегда. Запомнить.